Детский альбом. Дневник старородящей матери Ирины Лакшиной

Елена Катишонок, 2021

Дневник – особый жанр: это человеческий документ и вместе с тем интимный, личный текст. Многие легко узнают приметы времени и места – «застой» восьмидесятых годов, СССР. Как купить подарки родным в эпоху тотального дефицита, воспитывать двух маленьких детей (без айпада и компьютерных игр), ухитряясь работать, и что приготовить на обед, если в холодильнике пусто, а в кошельке четыре рубля с мелочью. Как справляться с ежедневной рутиной, когда на работе аврал, бабушка заболела, у детей насморк, а у кошки глисты? Помогают только юмор, ирония и… Дед Мороз, ведь ему можно отправить письмо Волшебной Почтой прямо через холодильник. Нет никакой науки педагогики, уверяет автор дневника, – есть только набор маленьких хитростей. И честность, чтобы говорить с детьми на самые трудные темы. «Детский альбом» – это кукла и солдатики, Баба Яга и стихи, рисунки и Бармалей, мама и папа. Жизнь и смерть. …А знаете ли вы, что в Персии растут персики, манекен – это памятник женщине, а снег скрипит, потому что снежинки ломаются?

Художник — Валерий Калныньш

© Елена Катишонок, 2021

© «Время», 2021

* * *

Посвящается Саше и Марусе

Предисловие редактора

Иван Петрович был росту среднего, глаза имел серые, волоса русые, нос прямой; лицом был бел и худощав.

А. С. Пушкин. «Повести покойного Ивана Петровича Белкина»

Чего только не встретишь на дворовой распродаже (yard sale) в Америке, будь это гигантский город или скромный поселок, не так давно получивший звание города и собственную мэрию! На всем пространстве двора расставлена, разложена и развешана всякая всячина. На траве стоит разрозненная мебель — не чиппендейл, но крепкая, — на комоде и кресле уже наклеены листки «Продано». Тут же рядом — вешалки с одеждой, под ними туфли, кроссовки; некоторые в гостеприимно распахнутых коробках. Стоят или лежат лампы — без абажуров они выглядят обезглавленными. На столах расставлена хозяйственная утварь и посуда, в ящиках — одеяла, постельное белье, по какой-то причине разлюбленное хозяевами. Можно наткнуться на раритет: телефон с дисковым набором — он кажется сегодня невероятно громоздким. Ближе к гаражу сложен спортивный инвентарь: клюшки для гольфа, теннисная ракетка, коньки.

Картонные коробки с книгами, дисками, кассетами выставлены к забору. Цены на все это символические: кассеты умерли, диски на пути туда же. Отдельно собраны старые виниловые пластинки в квадратных конвертах — они сейчас популярны.

Книги — настоящие, напечатанные на бумаге, в суперобложках или без — бурного интереса не вызывают, однако то один то другой покупатель нет-нет да и задержится, начнет рассматривать корешки, перелистывать страницы.

Такие распродажи проводят обычно в выходные. Проезжающие машины тормозят, останавливаются, и люди подходят, рассматривают, трогают, прицениваются; кто-то переходит в разряд покупателей. Вот женщина несет пышный ворох занавесок, еще одна присаживается мерить сапоги, мужчины нагибаются, чтобы получше рассмотреть запасные покрышки — вещь безусловно нужную.

Я прочно застреваю у забора — сижу на корточках, перебирая книги. Большинство, конечно, на английском, но встречаются и другие языки — китайский, испанский, французский. Однажды я наткнулась на потертый, многажды читанный томик Бунина на русском языке, сборник стихов Д. Самойлова в мягкой обложке и миниатюрный путеводитель по Москве с золотым тиснением, похожий на маленькую иконку. В эту же коробку попали канцелярские принадлежности: чистые конверты, дырокол, скрепки, пересохшие фломастеры и почти чистые тетради, с редкими записями на первых страницах — вырви и пиши что хочешь, но кто сейчас пишет от руки? Разве что записку на холодильник — напоминание себе же «Купить молоко!». В банке собраны в пучок мертвые шариковые ручки, пыльные карандаши с обгрызенными резинками. На дне коробки нахожу блокнот и тетрадки разного формата, они как раз исписаны, причем по-русски, четким, ровным почерком. Я присаживаюсь на ближайший стул и листаю. Это дневник, написанный женщиной из прошлого — совсем еще близкого — века. Прочитываю первую страницу, следующую… Коробки с книгами громоздятся рядом одна на другой, но мне не терпится приехать домой и сосредоточиться на находке. Пытаюсь найти другие записи, но не нахожу.

Хозяева радушны, но ничем помочь не могут. Тетради? Да, в коробке у забора. Вот эти? Вы там их нашли? Окей. Манускрипт на русском языке, really? Wow! Нет, они не помнят. Или… возможно, забыла та пожилая леди, которая снимала подвал? Она давно переехала. Куда, в Нью-Йорк? Или нет; в Коннектикут, кажется. Года три назад. Или раньше? Телефон она не оставила, нет. Адреса тоже. Мы, кстати, тоже готовимся к переезду, столько лишних вещей…

Я купила все три русские книжки. Тетради мне отдали бесплатно. За пятьдесят центов я прихватила первую попавшуюся наволочку, в которую и засунула трофей.

К сожалению, я не знакома с автором дневника, но издательство заинтересовалось моей экзотической находкой, и вот уже второй год поисковые системы обрабатывают запрос, однако пока не могут найти Ирину Лакшину — ту самую «пожилую леди», которая некогда снимала жилье в маленьком американском городке. Хочется думать, что автор в добром здравии, где бы он ни обретался, в Нью-Йорке или Коннектикуте.

Мне, в свою очередь, поручено было подготовить к печати текст, присовокупив «несколько слов об авторе». Поскольку ни биографией, ни описанием внешности и характера, повторяю, я не располагаю, то остается надеяться, что лучше всего расскажет об авторе сам текст: дневниковые записи говорят о человеке намного больше, чем анкета. Цветные вклейки, упоминаемые автором, сохранились только частично: одни обесцветились от времени, другие отсутствуют.

Возможно, сама Ирина Лакшина или ее дочери увидят этот дневник на прилавке книжного магазина и позвонят в издательство. В этом случае они смогут убедиться, что редакторские правки сделаны в самом щадящем режиме, и я с радостью верну тетради.

Елена Катишонок

СПАСИБО

Моему другу Вадиму Тёмкину за тщательную и кропотливую работу — подготовку к печати детских рисунков.