Не все птицы вьют гнезда

Елена Карплюк

История начинается в поселке Языково (90-е годы). Главная героиня Саша, родители которой уехали на заработки, остается в поселке оканчивать 11 класс. Затем происходит ситуация, повлиявшая на всю ее жизнь. Спустя 20 лет Саша мистическим образом попадает за пределы реального мира, откуда она отчаянно начнет искать выход. И ей не избежать встречи с прошлым.

Глава 5

Через пару часов Саша проснулась от громких ударов. Она приподняла голову, встала и вышла в прихожую. Потом поняла, что стучат в окно. Тот, кто это делал, забежал в подъезд и начал колотить уже в дверь. Саша, держась одной рукой об косяк, другой толкнула дверь, та резко распахнулась. Чуть не сбив ее, в комнату забежала Надя и тревожно уставилась на бледную подругу.

— Стучу тебе, стучу, — заговорила она возбужденно. — Сашка, представляешь, а? Вернулись из леса Валерка с евонным отцом, притащили медвежонка. Мертвого, конечно. Ох, душегубы. Я их спрашиваю, мол, зачем он вам? Ни шкуры, ни мяса с него нету. Да еще и медведицу без ребенка оставили. А они мне говорят, что их там было двое, медвежат-то, ей хватит. Если бы не мы его, то он бы нас сдал своей мамаше, говорят. И щас, говорят, ты нас бы искала уже.

Надя взволнованно смотрела на подругу, обратив внимание на живот, спустившийся, словно шар. Она размахивала в стороны рукой, а Саша безучастно молчала.

— Спрашивают у меня, виноваты ли они, — быстро продолжила Надя, — что он вышел к ним. Мать-то неслышно было, вот они его и торкнули. Вышел к ним и второй, но они уже этого погрузили на машину и поехали. Наверно, за ним и медведица вышла, но им это уже не известно. Славьте тебе Господи, не догнала нас, говорят.

Она перекрестилась и наигранно засмеялась.

— И еще смеются, душегубы, — не останавливалась Надя. — Представляешь? Саш, Саш, ты чего родила, что ли? Я как чуяла, прибежала. Думаю, почему тебя целый день нет дома. Я ведь приходила уже. Господи, куда же ты его дела? Саш, убила, что ль, его-о?

Надя зажала рот рукой и протяжно произнесла последнее слово, покосившись по сторонам. Затем она, почти не моргая, около минуты разглядывала Сашу своими раскосыми глазами. У Саши покатились слезы, и она молча развернулась, держась за низ живота, подошла к кровати. Села на нее, оперлась на локоть и, тяжело дыша, закинула ноги на матрац.

— Они говорят, что шкурку оставят нашему будущему ребенку — продолжила Надя. — На пол, сказали, бросят. Зачем мне дома мертвечина такая на полу? Саша, как быть? Надо позвать врача. Саш, слышишь?

Саша продолжала смотреть не на Надю, не произносила ни слова. Надя быстро прошла из комнаты в комнату. Не увидела никаких напоминаний о родах. Только бледная и измученная Саша, у которой больше не было ненавистного живота. Надя постояла еще минут пятнадцать и вышла из дома, плотно закрыв за собой дверь.

Все вокруг поглотила тьма. В лесу слышался шум взлетающих птиц, уханье совы и глухое ворчание. На простыне шевелился ребенок и беспрестанно плакал. Недалеко от него послышался треск веток. Показалась медведица. Она целенаправленно двигалась на привлекающий ее звук. Медведица остановилась в двух метрах от плачущего комка, который явно был голоден. Рядом утыкался носом в мать медвежонок. Медведица обнюхала младенца и тихонько тронула его лапой. Затем она прильнула теплой мордой к его головке. Вскоре по лесу эхом раздался медвежий рык. Следом за рыком послышался взмах крыльев большой птицы.

Утром Саша не смогла встать с кровати. Лежала и смотрела в потолок, вспоминая о ребенке. Она подумала о том, что ее отец вместо нее хотел сына, а потом мечтал о внуке. «Мальчик. Что же с ним? Как же теперь жить?» — с болью подумала Саша и снова проваливалась в сон.

В незапертую дверь зашла Надя, за ней неторопливо следовала бабка Настя, приятная женщина семидесяти пяти лет, с седой головой и мудрым взглядом на жизнь. Та самая бабка, с которой Саша говорила о родах. Надя открыла окно в комнате, так как было душно. Настя подошла к Саше, отодвинув одеяло, затем поджала синюшные губы и вскинула брови.

— Девка, — строго сказала бабка. — Ты че это удумала? Нукась, вставай-ко. Ходить надо, а она лежит. Живая? Живая. Поди, на дворе утро, надо подниматься. Лежанка тебе не поможет, а угробит запросто.

Саша открыла глаза и застонала. Бабка Настя начала ее придерживать за плечи, а Надя потянула за руки. Саша, застонав громче, смогла спустить ноги с кровати и поднялась. Пол залило кровью.

— Надька, — скомандовала бабка, — таши тряпки какие-то, да поболее. Вытирай. Ох, девка, девка. Налупить бы тебя, да поздно.

Надя отняла руки от сидящей подруги, торопливым шагом подошла к шкафу, открыла дверцу и начала брать с полки полотенца и простыни. Бросив полотенце, придавила его ногой к испачканному полу. Потом женщины помогли Саше переодеться и снова уложили ее на постель. Бабка Настя пошла топить баню, а Надя осталась сидеть рядом с подругой. Саша еще поспала. Вернувшись к женщинам, бабка оперлась на дверной косяк, сняла один сапог и посмотрела на Надю.

— Баню затопила, — сказала она. — Надь, через часа два приходь снова. Поведем Сашку туда, ладить ее буду неладную. А пока иди отсель да отдыхай. Не дело тебе тут сидеть, глаза насматривать. Вот родишь, тоды будешь и ты все знать.

— Ладно вам, баб Насть, — отмахнулась Надя. — Вы думаете, я глупая? Не древний век же, без слов все понятно. Ну да ладно. Если что, зовите, я дома.

— Надь, — неожиданно окликнула Саша.

Надя обернулась.

— Слышь, грех какой на мне. Убила же я ребенка своего, родное дитя на съедение волкам отдала.

— Куда дела-то? — с тревогой в голосе спросила Надя.

Саша закрыла глаза и ничего не ответила.

— Понятно ей, — пробурчала бабка. — Вижу уж, как вам понятно.

Перед тем как уйти, Надя подвинула ногой испачканное кровью полотенце к выходу.

— Потом в бане замочу, — сказала она, — постираю, покамест тута полежит.

Бабка Настя заварила крапиву и поставила кружку с настоем остужаться. Туго связала Сашу простыней, словно младенца, и накрыла одеялом. Когда баня была затоплена, Саша уже могла передвигаться. Она надела цветной халат, который подарила ей мать.

Открыв тугую дверь, снова появилась Надя.

— Ох, Валерка, — недовольно произнесла она. — Обещанного три года ждут. Сегодня же скажу ему. Саш, ты не переживай, сегодня же сделает твою дверь, как миленький.

Женщина увидела ослабленную Сашу, которая стояла, держась за спинку стула.

— О, — подбадривающим голосом произнесла Надя. — А ты уже сама стоишь. Ну, пойдем в баньку, полегчает может. Вишь, как тело твое ослабло.

— Тело ослабло, — словно эхом повторила Саша, — а душа померла.

Саша крепко схватилась за Надю и прильнула к ее уху. Надя испуганно вцепилась в локти подруги.

— Надя, — прошептала с волнением Саша, — слышала я, как Сирин поет. Точно, Сирин. Слышала и не могу забыть. Так и стоит в ушах пение. Я тоже хочу свободной быть, но не могу. Будто крыльев у меня нет. Нет у меня ни цели, ни воли, словно меня лишили жизни. Кто это сделал? Плачет душа моя. А у души нет рассудка. Уходи, Надя, скоро смерть придет на землю. Птицей взлечу на небеса. Птицей…

Саша уронила голову на Надино плечо. Надя переглянулись с бабкой Настей.

— Саша, Саша.

— Не дрейфь, Надя, — произнесла бабка Настя, — бредит она. Температура, что ль, поднялась? Градусник есть?

Она подошла и прикоснулась губами ко лбу Саши.

— Нет, вроде нету. Айда в баню. Сашка, можешь идти?

Саша кивнула. Надя взяла под руку подругу и помогла выйти из квартиры. По тропинке, выложенной досками, они дошли до бани. Женщины помогли Саше раздеться. Бабка Настя, плеснув на полку кипяток, опустила веник в таз с горячей водой, что стоял на полу. Она привычно вылила на каменку кипящей воды из ковша. Раздалось ворчливое шипение, и тело женщин обожгло паром. Бабка помогла Саше лечь на полку. Надя к тому времени вышла и направилась в Сашину квартиру, чтобы забрать испачканное белье, что оставила в комнате.

— Эй, Надька! — неожиданно окрикнул ее женский голос.

Вздрогнув, Надя остановилась и обернулась. Недалеко стояла Райка в затянутом халате и тапках, крепко держала на поводке пятнистую маленькую собаку, которая начала лаять и рваться с поводка. Собака тянула то к одному рядом стоящему дереву, то к другому.

— Ау? — ответила Надя.

— Привет.

Райка махнула рукой.

— Здрасьте, тетя Рая.

— Че вы сегодня за беготню устроили? Туда-сюда бегают. Бабка Настя с ними. Только хлоп дверью. Я к окну. Чего случилось-то?

— Все нормально, теть Рай, — ответила Надя. — В баньке моемся. Сейчас Сашку парят, потом я зайду.

— О, у бабки Насти банька? Может, и мы сходим? Жарко топила-то?

— Да, нет, жару на пару человек.

Надя забеспокоилась. Мимо проезжающая машина отвлекла внимание Райки. Она улыбнулась водителю, тот кивнул ей в знак приветствия.

— Ладно, теть Рай, побегу.

Надя стремительно зашагала. Райка дернула поводок и подтащила собаку на траву.

— Ты слышала, Надь, как стекла ночью на первом этаже у Машки кто-то выбил?

Надя, вздохнув, снова остановилась. Пошевелив стопой, обнаружила, что в тапке что-то мешается. Опершись на дерево и сняв тапок, она потрясла им.

— Нет, а кто?

— Не знаю. Треск стоял и крик. Думаю, кто-то своего у Машки обнаружил. Пьяные, что ли, были? Мат стоял. Я глядела в окно, не поняла, кто орет. Но бегала под окнами точно баба в юбке такой короткой, каблуки стучали.

Райка провела выше колена. Надя, улыбнувшись, пожала плечами, снова пошла вперед. Женщина подтянула к себе собачку, та зарычала.

— Да, чего ты тянешь все? Чего тебе не имеется, а? Моська, блин.

Вернувшись в баню, Надя прислонилась к дверям, прислушалась. Оттуда раздавался хлесткий звук удара веником, слышалось дыхание бабки, которая вскоре высунула голову из дверей.

— Надь! — крикнула она. — Принести пояс, что в дому у меня. Он там брошен на спинку кресла. Вот голова, два уха. Совсем старая стала, памяти никакой.

Надя, отдав пакет с бельем, побежала за поясом. Уже после бани все трое зашли в дом бабки Насти. Она из старой бутылки налила Саше полный стакан красного вина.

— Пей, девка, — попросила бабка, — поможет силы восстановить. Пей, свое оно, без дрожжей.

Саша взяла стакан с вином и, отхлебнув глоток, поставила его на стол. Она все время сидела, прислонившись к стене. Ее черные распущенные волосы висели сосульками и придавали ей еще большую трагичность.

— Ты, девка, завтра перевяжись, — вдруг строже произнесла бабка. — Я тебе вона положила полотенце на тумбу. Оно чистое, шептанное. Заберешь.

Она направила указательный палец на расшитое петухами полотенце и пошлепала себя по груди морщинистой рукой.

— Бери его, — продолжила бабка. — И опоясывай титьки-то, словно поясом вяжешь. А то к утру, может, и молоко придет, а оно тебе ни к чему.

Саша опустила голову, кивнула.

— Да, — ответила она. — Спасибо вам большое, завяжусь. Спасибо вам, баб Насть. Устала я, пойду домой да лягу.

Надя проводила подругу. Уходя от нее, выключила свет и закрыла за собой дверь на ключ.

Ночь, казалось, тянулась целую вечность, Саше не спалось. Она прокручивала свою жизнь за последний год, в голове повторялась картина родов. Иногда за окном ей слышался плач ребенка. Спустя время, Саша все же провалилась в сон. Ей снилось, что она стоит в болоте и ее затягивает трясина. Рядом появляется большая жаба. По болоту разбросаны куклы, одна из них беспрестанно зовет маму. Сашу засасывает трясина по самые плечи, грудь сильно ноет, становится трудно дышать. Она отчаянно пытается высвободиться, но все попытки только тянут ее вниз. Вдруг Саша ухватилась за ветку, которая больно хлестала ее по лицу. «Мамочка!» — простонала она и заплакала. Ей снова послышалось, что где-то плачет ребенок. Она резко подняла голову и увидела лишь утренний свет, который пробивался в комнату сквозь закрытые шторы. Грудь болела и тянула камнем. Саша встала с кровати, по груди каплями стекало молоко. Она потянулась за полотенцем, нашептанным бабкой Настей.

Через пару месяцев после случившегося Саша переехала в небольшой город. Там она по добору поступила в медицинский институт на лечебный факультет, затем продолжила учиться в ординатуре по специальности «Психотерапия». Затем она поступила в университет на факультет общей и клинической психологии.

В поселок больше не возвращалась. С подружкой Надей связь оборвалась сама собой. Саша тщательно избегала всех разговоров с новыми друзьями о своем прошлом. Через какое-то время ей и самой показалось, что она ничего оттуда не помнит.