Мой мальчик

Елена Истомина, 2022

В мой день рождения благополучная и богатая жизнь пошла под откос. Я узнала, что муж изменяет. Меня попытались убить, я попала в аварию и в довершение всего, в отчаянье, я отдалась незнакомому парню много моложе себя. Хотела лишь отомстить и забыть. Не вышло.. И оказалось, что это лишь начало моих злоключений. Но я не сдамся! Ведь теперь мне есть ради чего жить!

Глава 10

— Ты че побледнела, Верунь?

Я вздрогнула от голоса подруги, совсем о ней уже забыла.

— Что?

— Побледнела чего, говорю?

— Да так, одному сотруднику нашей фабрики деньги нужны на санаторий для тяжело больной сестренки, вот сбор объявил, случайно наткнулась.

— Сколько собрать надо?

— Сто тридцать еще, — я дрожащими пальцами сделала репост записи и закрепила, подписав личное обращение. У меня более семи тысяч друзей и десяти тысяч подписчиков. Точно что-нибудь насобираем.

— Так, я прям щас трешку могу кинуть. С Пети вечером пятерочку стрясу. Давай номер счета.

— Спасибо!

Я и сама скинула семь. И решив порадовать Егора, заказала ему ноутбук.

— Привет! У тебя какой адрес? — спросила в первом же сообщение.

— Привет! А ты, что в гости хочешь???!!!

Ого, сколько восклицательных! Интересно, это он так напугался или обрадовался?

— Может, и хочу, — улыбка. — Так какой?

— Вторая Северная, дом два, второй подъезд, квартира девять.

Я вбила адрес в графе доставка, ближайший магазин этой сети, оказался совсем рядом от Егора, через две улицы.

— Ты дома сейчас?

— Да. Только что пришел из автосервиса. До вечера буду дома.

— Отлично. Ближайший час никуда не уходи, пожалуйста. Я отправила тебе подарок, — улыбка.

— Мне?? Это неудобно очень. Не надо!

— Поздно, — смех, — уже оплатила, пользуйся.

— Спасибо, а что это?

— Увидишь, почему не рассказал о сестре?

— Спасибо за денежку и репост, кстати! Да как-то, к слову не пришлось. Она к сожалению, тяжело больна и живет в интернате. Я не могу за ней полноценно ухаживать, к сожалению. Но я ее регулярно навещаю. Дважды в неделю. Мать от нее отказалась еще в роддоме, узнав, что девочка неполноценна. Хотя сама и виновата в этом. Таскалась где-то беременная, избили пьяную.

— А откуда ты узнал о сестре, если мать вас бросила?

— Так у меня бабушка всю жизнь в роддоме акушеркой работала, только в последние полгода перед смертью, уже не в силу стало, ушла.

Меня прошибло холодным потом и затряслись руки, а ведь и точно, фамилия акушерки, принимавшей мои последние роды тоже — Сорокина.

— Отсюда мы про Вероничку и знаем, — писал Егор, — и всегда ей помогали, что ж поделать, если не повезло нам с мамкой? Перед смертью бабуля рассказала, что есть еще одна девочка, ей семь лет сейчас уже. Ей больше повезло, надеюсь, хоть она родилась и здоровой, мамаша уже отказ написала, но потом, просто отдала соседке по палате, у которой ребенок умер. Сама предложила, несчастная мать с горя согласилась, а бабуля поменяла выписки и бирки. И каждый день говорит, бога благодарю, что семья та хорошей оказалась, благополучной. Видать, знает их бабуля, но мне так и не открыла кто это. Не надо говорит туда лезть. Люди не простые. Мне жутко любопытно, кто это. Родная кровь все же, но, если все хорошо действительно, я только рад за девочку.

Нахлынувшие воспоминания откинули меня на семь лет назад.

Вспомнилось, как я сидела безумно счастливая в ожидание того, когда мне принесут Любочку с прививок и обалдевшими глазами смотрела на соседку по палате, совершенно равнодушно и спокойно пишущею отказ от своего чада.

— Может, подумаешь еще, а? — умоляюще попросила я.

— Да бросил он меня, говорю же, бросил, — спокойно ответила мамаша, снисходительно улыбаясь. — Квартиру мне тоже он снимал, а двадцать пятого числа меня и из нее попросят. Ну, куда я с ней попрусь? На улицу? Да и вообще, не создана я объективно для материнства, не мое это!

Мамашка еще и улыбалась вполне счастливо!

Я только открыла рот, чтобы спросить, а нафига тогда беременеть вообще? Как в палату вошли Олег и Лидия Петровна. На обоих лица не было. На муже особенно.

— Что случилось? — тут же встрепенулась я.

— Давай-ка я тебе укольчик сделаю, моя хорошая, — дрожащим голосом пропела акушерка. Шприц уже был приготовлен.

— Что случилось?! Где Люба? — закричала я, смотря в полные слез, глаза мужа, никогда его таким не видела.

— У девочки, индивидуальная непереносимость препарата. Анафилактический шок. Мне жаль! — отчеканила акушерка, вкалывая успокоительное мне прямо в плечо, без подготовки.

Дальнейшее помню, лишь как далекий, страшный сон. Как орала на весь роддом, как чуть из окна не сиганула. Как в отчаянье била мужа, как вместе рыдали в объятиях друг друга.

Как умоляла неизвестно кого, тихо и отчаянно, по-собачьи скуля:

— Верните мне мою дочь! Ну, пожалуйста! Верните мне мою девочку! Пожалуйста. Ну, ты же все можешь, Олег! Ну, оживи ее! Верни! Ты ведь можешь!

Теперь, даже страшно было представить, что в те минуты переживал муж, смотря в мои глаза полные отчаянной, безумной надежды. Он ничего не мог сказать тогда, лишь в ужасе качал головой, глотая слезы.

— Он не может Вера, я могу! — заговорила присевшая рядом соседка по палате, — Забери мою и будьте счастливы. Я все равно отказ пишу. Моя тоже черненькая, лупоглазая такая. Разница меж ними, полтора часа всего. Петровна вон, бирки поменяет и все. Поменяешь ведь?

Я тогда ни малейшего понятия не имела о том, что роженица обращается к своей бывшей свекрови.

— Сходить? — с затаенной надеждой спросила акушерка.

— Принесите мне МОЮ девочку! — всхлипывая, требовала я.

И Лидия Петровна принесла. Живую, здоровую, крепенькую, черноволосую малышку, уже с длинной, забавной челкой. Она так умильно насасывала палец и очень внимательно смотрела на нас своими огромными, голубыми глазенками, что даже Олег, утерев слезы, заулыбался чуду.

Из нашей семьи о трагедии никто не узнал. Меня в тот же день перевели в отдельную палату. И я навсегда вычеркнула из памяти те ужасные часы. Я только сейчас поняла, что даже не знаю, что сталось с телом той моей дочери. Я ей даже не интересовалась. Вот она, моя Любочка! У меня на руках. Прочего не было!

Быть может, случившееся расплата мне и за это тоже? За то, что предала родную дочь? Даже не похоронила, не оплакала, просто вычеркнула из жизни?

— У-у-у! Козлина все-таки довел до срыва! — донеслось до меня Валькино негодование.

— Это не из-за него Валюш, — наконец опомнилась я, утирая слезы. — Мне срочно нужно в храм! Подбросишь?

— Ты на вечернею службу хочешь? — удивилась подруга.

Хлопнула входная дверь, из прихожей послышалось привычное Олежкино:

— Я дома! Кто тоже?

— Поедем? Или мне уйти? — шепотом спросила Валя.

— Иди. Все хорошо, — так же шепотом ответила я, спешно вытирая слезы.

Подруга тут же испарилась. С мужем даже не поздоровалась.

Олег вошел в гостиную, держа в руках огромную коробку.

— Вот, Свирский торт выслал! Мы ж его оплатили, но до него, дело так и не дошло, — как ни в чем не бывало, пел муж. — Где дети? Зови к чаю.

— Я хочу взять под опеку сестру Любы, — сходу выдала я.