Медвежье молоко

Елена Ершова, 2023

Больше всего на свете Оксана ненавидит мать и однажды решается на побег, прихватив с собой дочку. Она не знает, что за ними начинается охота, в округе пропадают дети, а в карельских лесах находят трупы девочек с набитыми рябиной ртами.Оборотень по прозвищу Белый приглашен в качестве криминалиста-одоролога – специалиста по запаховому следу. Ему предстоит выяснить, как связаны убийства детей с легендами о белоглазой чуди.Когда по следу беглянки пускается Великая Медведица, пожирающая души, вода становится отравленной Болотным царем и начинается война между звериным и птичьим царством. Оксане и Белому придется войти в таинственный Лес, чтобы остановить убийства и исцелить умирающий мир.В оформлении обложки использована авторская иллюстрация Елены Ершовой.

9. Простые решения

Волонтеры прочесывали парк небольшими группками, передавали распечатанные со слов Оксаны ориентировки. Она не винила тех, кто отказался тратить единственный выходной на поиски девочки, которая, возможно, и не жила никогда. Тоска заключила Оксану в непроницаемый пузырь, за которым не существовало большого мира — тот мир был враждебным, чуждым, в нем люди глядели недоверчиво, а то и с жалостью, будто на душевнобольную. В нем жил отец, так и не ставший родным. Он неумело обнимал за плечи и говорил ничего не значащие слова утешения — что толку с этих слов? Очередная попытка убедить, что Альбина — плод расстроенного воображения, закончилась истерикой и вызовом скорой помощи. Оксане померили давление, поставили укол и уехали, оставив ее наедине с одиночеством и горем.

— Как же не было, когда вот — ее рисунок? — говорила она себе, разглаживая альбомный листок. Снегирь издевательски подмигивал и молчал. Тогда Оксане казалось, что она действительно сходит с ума.

Лекарства, названия которых она не запомнила, помогли погрузиться в недолгий, полный беспокойных образов сон.

Снились бескрайние леса. Ветки, усыпанные снегирями, как яблоками. Кровавые озера, поросшие бледными пальцами мертвецов. Снилось чернильное небо, в котором мерцали чужие звезды в незнакомых созвездиях: засмотришься — лишишься рассудка. По лесу брела бесконечная вереница людей в низко надвинутых капюшонах, и в руках у каждого мерцал крохотный огонек. Люди двигались к каменному кругу на вершине холма, выжженного молнией, и один за другим исчезали, едва вступив в центр этого круга. Последний из них обернулся, из-под капюшона тускло блеснули белые-белые, фосфоресцирующие глубоководным светом глаза, и Оксана, проснувшись, долго плакала в подушку от неясного страха.

Отец больше не приставал с утешениями. Безмолвный, точно призрак, бродил по дому, подолгу стоял у окна, сгорбившись, почти касаясь стекла длинным носом. Находиться в одном помещении с ним было невыносимо, и Оксана впервые пожалела о своем решении приехать в эту забытую богом глушь, в этот городок, пойманный лесами в капкан.

Она и сама оказалась в капкане: уехать одной значило поверить в то, что Альбины никогда не было. А если была — как бросить потерявшуюся дочь? Она ведь такая маленькая и глупая, она не выживет одна холодными осенними ночами, когда траву прихватывает иней и время от времени заряжают дожди. Она не выживет и днем — доверится незнакомцу, побежит за собачьей сворой, попадет под машину, утонет…

Воображение рисовало картины одну страшнее другой.

Нет, нет. Вина за все случившееся лежала на ней, Оксане. Может, права была мать, называя ее никчемной пустышкой. Может, правы все…

На завтрак она без аппетита проглотила яичницу, запила безвкусным кофе. Ей дважды звонили координаторы «Лизы Алерт», но новостей не было, не было и свидетелей. Оксана решила послать запрос в родильный дом, но сеть брала из рук вон плохо, страницы висли и не хотели прогружаться.

— Знаешь, это ведь не первый раз, когда ты удивляешь меня своей фантазией, — подал голос отец.

Оксана было взвилась, но задумчивый взгляд темных глаз заставил ее остаться на месте и промолчать.

— В детстве ты часто болела, — продолжил отец. — Задыхалась во сне. Мы обегали всех докторов в округе, грешили на астму, аллергию и бог знает что еще. Потом ты стала садиться на кровати и внимательно смотреть в угол комнаты, и, хотя не говорила толком, повторяла несколько раз «Дядя! Дядя!». Потом начала его рисовать. Просто фигуру, без лица и рук — в альбомах, на обоях, на асфальте мелками. Просто темную фигуру с белыми глазами.

Оксана вздрогнула, уж слишком точно этот образ повторял ее ночной кошмар. Она стала слушать внимательно.

— Тогда мы и начали ссориться с Машей. Я настаивал, что это просто детские фантазии, она же стала возить тебя по шарлатанам. Считала, к тебе привязался злой дух или демон. А уж если Маше что-то взбрело в голову… — он махнул рукой и усмехнулся, — сама знаешь. Так продолжалось, пока ты не пропала.

— Как пропала? — встрепенулась Оксана.

— По-дурацки получилось. Вот только что ссадил тебя с коляски, отвернулся, чтобы забрать игрушку, а когда повернулся, тебя уже не было рядом. Я звал и звал, обыскал весь двор, оббежал вокруг дома — да разве мог трехлетний ребенок за столь короткое время так далеко уйти? Тебя не было пятнадцать минут, за это время мы разругались с Машей в пух и прах. Думаю, тогда она и стала такой… — он запнулся, — такой нервной. Она просто боялась тебя потерять.

— Да, — шепотом произнесла Оксана. — Мама всегда ругалась, когда я задерживалась в школе или уходила к подруге с ночевкой.

И замолчала, с тоской глядя в окно.

— Ты нашлась так же внезапно, как и пропала. Мы с Машей высказали друг другу все, собрались уже звонить в милицию, а ты сидела в трех метрах от нас, в песочнице, и увлеченно лепила куличики.

— Может, не заметили? — предположила Оксана.

Отец поджал губы.

— Может. Хотя обыскали каждый квадратный сантиметр двора. Маша тогда очень кричала, а ты не понимала, почему, и заплакала. А потом как-то все прекратилось. Я имею в виду, все эти ночные приступы и странные фантазии. О дяде ты больше не вспоминала, здоровье наладилось. Доктора сказали: переросла. А мы не знали, что и думать, и поэтому тоже предпочли об этом не вспоминать.

— А потом ты ушел.

— Ты ведь понимаешь, насколько Маша тяжелый человек. А после этого случая…

— Ты бросил меня, свою дочь! — перебила Оксана. — Ушел от больного ребенка со странными фантазиями и ее истеричной мамаши, так?

— Медвежонок, ты не совсем правильно поняла…

— Я поняла, — она поднялась, с грохотом отодвинув стул. — Когда мама доверила меня тебе, она не предполагала, что так легко можно потерять трехлетнего ребенка! Она переволновалась, едва не сошла с ума! Потому что ее — ваша! — дочь могла погибнуть! А что сделал ты? Свалил при первом удобном случае!

Она задохнулась, сжала ладонями виски. В них тяжело колотился пульс.

— Мужикам не нужны ни больные жены, ни проблемные дети, — вытолкнула с горечью давно покалывающие язык слова, в которых была и злость на Артура, и обида на родителей, и страх за Альбину. — Так просто отстраниться, забыть, забиться в медвежий угол, лишь бы ничего не связывало с прошлым! Не приезжать даже на праздники, откупиться мизерными алиментами! А теперь ворвался в мою… в нашу! жизнь! Убедился, что я такая же ненормальная, как и раньше? Такая же больная, как мать?

Схватив куртку, рывком застегнула молнию.

— Малышка, я вовсе не хотел…

— Ты хотел, папа, — устало сказала Оксана. — Конечно, вы все хотели обеспечить себя комфортом и вычеркнуть из жизни все лишнее, все мешающее, даже собственных детей. Пусть я ненормальная. Но я верю, что Альбина существует, что она жива, и сделаю все, чтобы найти ее. Прости меня, папа.

Она взяла ключи и вышла из дома, не озаботившись запереть дверь.

Какое-то время боялась, что отец пойдет следом, чтобы остановить, вернуть, и нарочно ускорила шаг, вслушиваясь в звуки из коридора. Но дом беспрепятственно выпустил ее, деревянные полы не заскрипели под тяжестью чужих шагов, никто не окликнул, не попросил вернуться.

Вздохнув, она опустила подбородок в шарф и уже медленнее побрела по улице, стараясь не думать ни об отце, ни об Артуре, а только об Альбине. Да, вот что было важно! Только маленькая девочка, блуждающая по чужому городу. Только она.

Случается, простые решения требуют большого мужества.

Артур настаивал на аборте, Оксана отказалась. Родив, ревела бесконечно долгими ночами. Она могла бы оставить Альбину в Доме малютки, но крохотные глазки смотрели из кулька так доверчиво, что Оксана не смогла отказаться от дочери. На счастье, Альбина оказалась спокойным ребенком и не доставляла лишних хлопот сверх тех, что следовали из диагноза.

Очнулась от воспоминаний, когда воздух стал сырым и холодным, кроссовки зашуршали по мелкой гальке, и Оксана вышла к Онежскому озеру.

Его точнее было бы назвать морем, настолько величавой и бескрайней казалась водная гладь, подсвеченная солнцем. Вдалеке с пронзительными криками кружили черноголовые чайки. Мягко колыхалась от ветра высохшая осока. Справа виднелись изломанные шеи портовых кранов, слева тянулся изрезанный каменистый берег Большой Онежской губы.

Оксана опустилась на корточки недалеко от воды, положив голову на переплетенные руки. Слез не осталось — их высушил ветер, а на новые не хватало сил. Вот бы оказалось, что прошлый день — просто очередной кошмар, и по возвращению домой ее бы поджидала Альбина. Они обязательно посетят парк, купят самое вкусное мороженое, а еще Оксана извинится перед отцом — колкая вина зудела под ребрами, не давая успокоиться, довериться безмятежной тишине.

Где-то плеснула рыба, по воде поплыли круги. Оксана подобрала плоский камешек и пустила его блинчиком, как в детстве — камень упал рядом с берегом, не подпрыгнув ни разу. Вздохнув, попробовала снова, и снова ничего не вышло. Зато рыбина плюхнулась совсем близко, а вслед за плеском раздалось негромкое всхлипывание.

Оксана подскочила, озираясь, позвала:

— Альбина!

Застыла, ожидая ответ. Слева уже в голос заплакали, и Оксана прыжками помчалась по берегу, не переставая звать дочь. Плач совершенно точно принадлежал обиженному ребенку и звучал совсем рядом, за зарослями осоки.

Чертыхаясь про себя и уже не боясь замочить ноги, Оксана раздвигала сухие и ломкие стебли, сердце заходилось в галопе. Вот мелькнуло голое плечо, облепленное мокрыми светлыми волосами. Маленькая рука смахнула их за спину и бессильно упала вниз с негромким всплеском.

— Альбина! Куда же ты забралась?! Я так долго…

Оксана умолкла, остановившись. Всколыхнувшаяся было радость умерла вместе со словами.

В осоке плакала совсем не Альбина, хотя по возрасту была не сильно старше нее. Подняв мокрое не то от слез, не то от воды личико с огромными зелеными глазами, девочка простонала:

— Помоги…

И мешком осела в воду, издав тот самый рыбий всплеск.

Оксана рванула вперед.

Альбина или нет, этой девочке тоже нужна помощь. Она тоже оказалась здесь одна, и была совершенно обнаженной: длинные волосы едва прикрывали маленькие груди и плоский живот, колени сбиты до черноты, а ноги до середины икр застряли в озерном иле, где пахло стоялой водой и тухлой рыбой.

— Помоги, — повторила девочка, умоляюще протягивая руки с тонкой, почти полупрозрачной кожей. — Я не могу выбраться сама.

И зарыдала крупными слезами.

— Сейчас, — Оксана погрузила руки в воду, и они сразу окоченели. — Что там? Камни?

— Не знаю, — жалобно ответила девочка. — Оно режет и жжет. Мне больно и страшно!

— Как тебя зовут?

— Добрава.

— Красиво, — улыбнулась Оксана, шаря в мутной воде.

Девочка всхлипнула.

— Ты ведь поможешь, правда? Солнце дважды всходило и закатывалось, а мне все еще больно и страшно… Вытащи меня скорее!

— Погоди, я ничего не вижу…

Оксана вскрикнула, когда ладонь пронзила острая боль. Отдернув руку, с удивлением смотрела, как расходится кожа, как из раны начинает бежать кровь. Показалось — Добрава приоткрыла губы и лихорадочно лизнула их розовым язычком.

— Умоляю, скорее! — задыхаясь, заговорила она, словно испугалась, что долгожданная помощь сейчас уйдет. — Я почти расшатала эту штуку! Она легко выйдет из камней и ила! Помоги!

Стиснув зубы, Оксана склонилась к воде. Теперь уже осторожно, по сантиметру, ощупывала дно. Пальцы наткнулись на округлый железный бок, пробежали выше, к острым зубцам на крышке.

— Это банка, — сказала с облегчением. — Просто большая консервная банка. Как ты умудрилась в ней застрять?

— Я почти расшатала ее! — возбужденно повторила Добрава. — Давай вместе! На счет три!

— Раз!

Оксана подрыла банку снизу, толкнула в бок.

— Два!

Покачнула снова, понемногу вытягивая со дна.

— Три!

Банка вывернула ржавое брюхо и, выдув водяной пузырь, ушла на дно. Добрава с радостным визгом повисла на Оксаниной шее, пачкая ее слезами и грязью.

— Ну, успокойся, успокойся, — Оксана погладила ее по спутанным волосам. — Тебе холодно? Вот, держи мою куртку. И надо осмотреть ногу, банка совсем ржавая, может начаться заражение. Вдруг тебя…

Она замерла, держа куртку в одной руке, второй в панике ощупывая спину Добравы. Четко проступали позвонки и лопатки. Пальцы, не встречая сопротивления, погрузились глубоко меж костей. Девочка улыбнулась, обнажив заостренные зубы.

— Прости, что не сказала раньше.

И перехватила руку.

Оксана издала истошный визг попавшей в капкан добычи, дернулась — поздно. Припав влажными губами к ране, Добрава сосала кровь, выгнув спину дугой так, что стали видны голые кости. Почему-то было совсем не больно, рука онемела, словно от укола новокаина, по телу разливалась приятная слабость. Протяжно выдохнув, Оксана медленно осела в осоку, и вместе с ней опустилась на колени Добрава и отняла, наконец, перепачканное кровью лицо.

— Холодное железо отнимает силы, — по-кошачьи промурлыкала она. — Горячая кровь возвращает. Я могла бы испить тебя досуха, но не стану. Ты помогла. А навки умеют благодарить.

Оксана хотела ответить, но опухший язык едва ворочался во рту. Омутные глаза девочки завораживали, слова текли журчанием ручейка:

— Я видела ее. Когда солнце заходило во второй раз, она шла берегом Онеги. У нее были светлые волосы и красная одежда. Красная, как кровь, как рябина, как грудь снегиря. Снегири летели впереди, прокладывая дорогу, поэтому ее никто не видел. Видела только я, я одна. Видела, как она пересекла черту и вошла в Лес. И ты, если хочешь найти ее, тоже туда войдешь. А когда войдешь — не оборачивайся.

Она толкнула Оксану в грудь. Воздух разом вышибло из легких, голову повело.

Падая, Оксана видела, как расступается осока, как озеро прорастает крестами, как наступают сосны. Небо стремительно чернело, выкатывая крупные, злые звезды в незнакомых созвездиях. Когда на расстоянии вытянутой руки рядом с ней оказался смутно знакомый человек с белыми волосами, она все-таки обернулась и увидела того, кто стоит за спиной. И только тогда нашла силы закричать.