Полюбить Ареса

Елена Дженкинз, 2018

Саня Прохорова, падчерица известного дипломата, точно знает, чего хочет от жизни: стабильности. Но что делать, если сердце предает при мысли о собственном телохранителе с темным прошлым, которого она в шутку прозвала Аресом? Стас Архипов прошел путь от избалованного богатого наследника до изгоя. Он просыпается по утрам по одной-единственной причине, и имя ей – Саша Прохорова. Но он никогда не посмеет очернить собой жизнь этой светлой девочки. Вот только… Можно ли контролировать любовь? Самостоятельный сюжет, второй в цикле "Любовь вопреки себе".

Глава 4

Весной на первом курсе, когда Сане только-только исполнилось восемнадцать, в ее жизни появился Павел Василевский.

Они познакомились в конце апреля — случайно, на чемпионате по дзюдо для юниоров в Питере, куда Саня отправилась поддержать знакомых. Она в соревнованиях больше не выступала, ограничившись поясом чемпионки области среди кадетов, но уже почти год вела курс самообороны для подростков в спортивном клубе.

Паша к дзюдо не имел никакого отношения, но пришел ради своей племянницы, которая участвовала в состязании.

Они столкнулись на проходе между трибунами, и Саня расплескала кофе на рубашку незнакомого парня. Роковое мгновение… Он был темноволосым, смуглым красавцем с татуировкой крыльев на предплечье, а взгляд такой опасный, что сердце бьется быстрее.

На вид ему было лет двадцать пять. Он улыбнулся и попросил номер телефона, чтобы прислать счет за химчистку. Саня похвалила его за остроумие и оставила номер. Через три дня он появился в Москве. Позвонил, когда она выходила из универа, и пригласил в ресторан; они встретились — и завертелось…

Паша был как ураган, ворвался в ее жизнь и смел напором все барьеры. Саня понимала, что влюбилась, но чувствовала себя неуютно, как будто предвидела…

Василевский был деспотом. По сравнению с ним, Володя — ангел во плоти. И даже Стас кажется ягненочком.

Паша любил доминировать в сексе, в мыслях… Он словно выбрал Саню, как оборотень — истинную пару. Он хотел — он брал, а Саня млела от острых ощущений, которые пьянили новизной. Все влюбленные дуры одинаковые, ей богу.

Павел не был у Сани первым: в старшей школе она встречалась с одноклассником, с которым переспала после выпускного. Тот парень был неопытным, нежным, добрым… и его оказалось очень легко забыть. Полная противоположность Василевскому.

Саня была оптимисткой до мозга костей, но легкомысленной не являлась. Она со школьных лет научилась не плыть по течению, а строить планы, держать в ежовых рукавицах собственное будущее. Это был единственный путь наверх из беспросветности и бедности, которые у нее на глазах сломали немало людей. Саня старалась, как могла. Просто иногда ее, увы, заносило — дефект несгибаемых оптимистов.

Она всегда пылала энергией, всегда сама принимала решения. Мама Таня никогда не контролировала Саню, полностью ей доверяя. Они были скорее подругами, соратницами, которые пытались выстоять в одиночку против деградации.

Единственная истина, которую мама настойчиво вбивала в сознание Сани, была простой и понятной: ни в коем случае, никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя навязываться людям. Выстрадай, вытерпи, но не унижай себя и других, потому как это низко и недостойно.

А тем более девушка не должна первой подходить к понравившемуся парню или навязывать ему свои чувства, потому что настоящий, любящий мужчина в этом не нуждается. Он должен уважать свою спутницу. Самоуважение для девушки — главное. Пирамида потребностей человека согласно Татьяне Валеевой.

Эту истину мама Таня выстрадала на собственном примере. Она забеременела Саней на втором курсе, влюбившись в недостойного человека, который соврал, что не женат. Таня первой подошла к нему познакомиться, а в итоге, беременная и опозоренная, вынуждена была бросить университет и вернуться домой, в Звенигород. Мамины родители были в разводе. Дедушка Сани жил в восточной части России, навещал раз в несколько лет. Бабушка болела, и когда Саньке было три года, та умерла. Они с мамой Таней остались одни в старой однокомнатной квартире. Мама хотела стать учителем, а в итоге работала в школе секретарем. Надо сказать, дети ее обожали.

Что до кровного отца Саньки, то он не желал о ней слышать, сказал, что это не его ребенок. Больше с ним и не связывались.

Они годами существовали на одну зарплату, постоянно испытывая нужду, но гордость не продается. Мама — романтик, никогда не связалась бы с кем-то из корысти. Она вся такая… даже сложно подобрать определение. Мама Таня — как мечта, которая так и не нашла, кому принадлежит. Красивая, трудолюбивая, способная посвящать себя без остатка.

Когда Сане исполнилось двенадцать, Таня вдруг влюбилась и вышла замуж. Отчим был человеком умным, заботливым, скромным. Работал в мэрии города.

Жизнь неожиданно преобразилась.

Подростком Саня стала ярче выглядеть, лучше одеваться и все так же неслась вперед, как реактивный самолет. Она мало бывала дома, все время съедали дополнительные занятия и кружки. Она посещала музыкальную школу по классу фортепьяно, занималась дополнительно английским языком и зачем-то плела из соломки. Мама уверяла, что школьные годы нужно потратить на приобретение максимального количества навыков, и Саня была с этим полностью согласна. В ней кипела жизнь, хотелось все знать, везде поспеть.

Однажды по дороге домой на Саню напал нетрезвый мужчина, который перепутал ее со своей женой, и еще одним пунктом расписания стало дзюдо. К этому виду спорта у Сани оказался огромный талант. В пятнадцать лет она прошла аттестацию на черный пояс, и мастер начал заниматься с ней отдельно, открывая дзюдо не только как спорт, но и как старинное искусство.

Эти занятия в будущем спасли ей жизнь, но до тех событий было еще далеко, а пока — Сане пятнадцать лет. «Незабываемый» год, когда ее поцеловал отчим. Вот так просто, после новогоднего застолья, когда мама ушла спать, подошел пожелать спокойной ночи и поцеловал в губы.

От неверия Саня не сразу отреагировала, позволив ему прижаться к себе теснее, а потом ее спасло заклинание от Тьмы: кансэцу вадза. Саня грубо уложила отчима на пол и выкрутила ему локтевые суставы. Сначала один — за себя, потом второй — за маму. С Новым годом.

— Сволочь, — зарыдала она. — Как ты мог! Ну зачем?!

Мама Таня пообещала не заявлять в полицию, если он просто оставит их в покое. Отчим страшно испугался, слабак, и поклялся, что никогда никого не трогал и не собирается; что просто перепил на праздники…

Саня чувствовала, что нельзя было молчать: вдруг он все врет и отважится обидеть другую девочку? Эта мысль так мучила, что было трудно засыпать. Свершившееся зло, которое Саня «проглотила», жгло изнутри. Тогда она и выбрала будущую профессию — судьи. Чтобы наказывать зло. Она не знала, где на судью учатся и учатся ли вообще, и какая есть классификация, но у нее было еще два года школы, чтобы все выяснить.

И вот… выяснила и снова угодила в капкан. Первый курс МГИМО был почти позади, началась летняя сессия. А она пропадала с Василевским у него на московской квартире каждые выходные. В середине июля они даже провели субботу в Звенигороде: Паша настоял, что хочет познакомиться с мамой Таней.

Маме он не понравился. «Любят не за тело, а за дело» — в который раз напомнила она. Но Саня забыла и советы, и доводы рассудка. Ей вдруг понравилось жить в надрыве, выключив «мудрую девочку» и плывя по течению.

К отрезвлению она приплыла уже через две недели, в начале августа, когда решила устроить Паше сюрприз и приехала в Питер без предупреждения. Долгая дорога ее утомила, но Саня смотрела кино на свежекупленном планшете, и время пролетело быстро.

Она знала адрес Василевского: выудила случайно из квитанции у него в документах. Паша обитал в частном доме в элитном поселке. Возможно, Саня приехала именно потому, что внутренний голос просил не доверять этому человеку — или хотя бы проверить, где и чем он живет…

…Так странно. Именно в тот день Стаса отправили в тюрьму. Они с Саней были чужими, незнакомыми — а их судьбы уже переплетались без их ведома.

Саня появилась перед воротами часов в семь вечера. Одета она была просто: джинсы, майка, клетчатая рубашка. В руках — «пузатая» черная дорожная сумка. Гостья уже собралась позвонить Паше и закричать: «Сюрприз!» — когда ворота открылись и незнакомый бугай спросил:

— Ты что здесь топчешься? Василиска еще нет, он на подъезде. Можешь подождать с остальными, но вряд ли в эту партию пробьешься. Хотя… — он оглядел скромную Саньку с ног до головы. — Если хорошо попросишь…

Она сразу поняла, что дело — темное, но все-таки вошла во двор, и ее отправили в дом. В одной из комнат сидели три девушки примерно Саниного возраста, одетые, как проститутки.

— О, еще одна на халяву прискакала. Ты тоже в Турцию?

— Да, — блекло ответила она; у нее упало сердце.

— Мне уже хоть куда. Только бы из этого дерьма выехать, — пожаловалась одна из девчонок.

— Хотелось бы, конечно, выбрать профессию самой, — поддержала разговор Саня. Она еще не до конца верила в то, что видит, но хладнокровия ей было не занимать.

— Скажешь тоже — профессия! Официантка — разве же это профессия? Но подавать подносы в Турции легче, чем здесь сосать за новые сапоги.

Они думали, что их везут на работу в кафе. Саню начало колотить, из-за проклятого стресса ослабели ноги. «Позвонить в полицию», — была первая мысль, но роскошь окружающей обстановки намекала на то, что «Василиск» откупится.

Так страшно Сане не было никогда. Сердце будто вырвали из груди и продали на органы в Турцию.

— Девочки, вас ведь в притон везут, — с горечью сказала она.

— Да не-ет, ну какой притон? Василиск — серьезный мужик, сын уважаемого человека. О чем ты говоришь?!

Саня дышала глубоко, стараясь унять панику. Была жара, август, а у нее зуб на зуб не попадал.

— А когда нас заберут?

— Тебя не знаем когда, а наши паспорта готовы. Они у Василиска. Мы сюда пришли, как бы, ну… место сбора. Утром поедем.

У Сани болела голова, пришлось уйти из комнаты в поисках ванной. Можно попытаться сбежать, придумать отговорку, но охранник вряд ли выпустит за ворота. Если бы он был один, Саня попробовала бы его отключить, но во дворе было еще как минимум трое мужчин на страже.

Она ничего не знала о родителях Паши. Он настоял, чтобы познакомиться с мамой Таней, но о своей семье не хотел говорить. Саня пробовала искать информацию в интернете, но Паши не было в социальных сетях. Он называл себя «старомодным».

Саня вышла во двор и присела на скамью на крыльце.

— Что-то хотела? — спросил качок с татуировкой тигра на виске.

— Я Василиска здесь подожду. Меня тошнит. Укачало в автобусе по дороге сюда, пока из деревни приехала, — придумала Саня, и ей позволили остаться.

Буквально через пару минут Паша въехал через открытые ворота на красном «феррари», вышел, спросил что-то у охранника… и наконец встретился взглядом с незваной гостьей.

Она смотрела прямо, давая понять, что не боится, хотя нутро стыло от леденящего страха и разочарования. Паша-Василиск сразу уловил ее настроение. Он не стал задавать вопросов, оправдываться или врать. Как бы он ни относился к Сане, дурой он ее не считал. Паша приблизился, опустился на колени перед ней и уткнулся головой ей в живот.

— Саня… Санька… Я тебя не отпущу.

— Сволочь.

По щекам покатились слезы, а ей вдруг вспомнилось, что именно так она обозвала отчима когда-то. Вспомнилось, как трудно было простить себе трусость и сговорчивость, когда позволила злу жить.

В этот момент в ней проснулась решимость. Она не знала, как этого добиться, но Паша ответит. Главное выбраться отсюда. В ней не осталось чувств к нему, кроме ужаса, что позволяла такому чудовищу себя трогать.

— Я останусь с тобой, клянусь, — мертвенным голосом наконец произнесла она и почувствовала, как расслабились широкие плечи под ладонями.

— Подожди в моей спальне. Я освобожусь, и мы поговорим, — пообещал он. — Только… отдай мне телефон, хорошо? Это для тебя самой, чтобы не наделала глупостей.

— Я не стану звонить в полицию, если ты об этом. Я люблю тебя, Паш. Мне все равно, чем ты зарабатываешь, — врала она, давясь словами.

— Телефон, — настойчиво повторил он, и Саня достала из кармана джинсов свой старый смартфон. Паша сразу же его отключил и потянулся к Саниной сумке, но мужчину окликнул один из охранников.

Когда Василевский спустился с крыльца, Саня незаметно дрожащими руками сунула за спину, под ремень джинсов, планшет, который привезла, чтобы показать Паше свои последние фотографии. Гаджет она купила бэушный, и хоть в нем были интернет и телефонная связь, но долго ли еще протянет дешевая батарея? В дороге Саня ведь кино смотрела, хорошо, додумалась выключить, чтобы сохранить зарядку.

Вернувшись на крыльцо, Паша забрал и сумку, а потом молча сопроводил собственную девушку на второй этаж, в спальню, при этом оставаясь позади на несколько шагов и давая короткие инструкции, куда идти. Саня молилась, чтобы он ее не обнял, иначе найдет планшет.

Не обнял, даже близко не подошел, а потом щелчок замка, как взведенный затвор.

Саня оказалась запертой в комнате у мужчины, который только что разбил ее сердце.

Она подождала с минуту, убедившись, что Паша ушел, и вытянула из-под рубашки спасительный планшет, нагретый телом. Руки вспотели, и она вытерла их о джинсы, чтобы нажать виртуальные кнопки и позвонить Насте Тереховой. Они сдружились еще в начале года, и Саня надеялась, что подруга не откажет в просьбе.

Номеров в планшете не было, не успела вбить, но Настин помнила наизусть.

— Привет, мне нужен номер телефона твоего отца… Поверь, это важно. Нет, ничего плохого не случилось… пока что.

Настя назвала цифры, и Саня позвонила Николаю Александровичу Терехову, которого все, даже дочь, называли Большим Боссом. Он был единственным влиятельным человеком, к которому у Сани был доступ. Из скромности она никогда не упоминала при Паше, что лично знакома с Тереховым. Любимый мог подумать, что она кичится… Не хотелось выглядеть ребенком. Для Василевского она была обычная девочка из провинции, которая жила в общежитии и не имела лишних денег.

Долгие гудки, застывший холод внутри. Саня посмотрела на экран: значок батареи мигал одной полоской… Она всхлипнула от отчаяния и, когда абонент ответил, едва не зарыдала.

— Николай Александрович, простите, что беспокою в субботний вечер. Это Саня, подруга Насти… Да, та самая… — Она старалась говорить четко, ровно, но голос все равно срывался. — Я сейчас нахожусь в Санкт-Петербурге, в районе Золотой квадрат, улица Привольная, дом два. Это дом торговца людьми, который собирается вывезти трех девушек в Турцию утром. Меня он либо убьет, либо сделает своей сексуальной рабыней. Его зовут Павел Василевский, и я представления не имела о его подпольном бизнесе, — она замолчала и добавила только: — Помогите мне, пожалуйста.

Терехов начал задавать вопросы, но батарея села, и экран планшета погас.

Саня спрятала его под матрас, присела на кровать и стала думать. Главная проблема была — не запаниковать. В спальне была встроена небольшая ванная комната, и Санька обследовала там полки. Обычный набор принадлежностей, ничего того, что можно использовать как оружие. В воздухе висел неприятный терпкий запах освежителя, и это еще сильнее мешало сосредоточиться.

…В настенном шкафчике лежало несколько упакованных шприцов по пятнадцать миллилитров. Саня глубоко вдохнула, закрыв глаза. Она же может его убить. Хоть бы не дошло до этого. Кому и что потом рассказывать без живого Паши? Ничего ведь нельзя будет доказать, учитывая, что девушки пришли сюда добровольно. А кем именно был отец Василиска, тот самый «уважаемый человек», даже думать не хотелось. Если сын может открыто вести криминальные дела, то кто же тогда Василевский-старший?

Саня разорвала пластиковую упаковку, надела иглу, набрала полный шприц воздуха и сунула под манжету хлопкового рукава.

Она не понимала, как ее угораздило оказаться в подобной ситуации. Ведь она все в своей жизни всегда просчитывала, каждый шаг. «Да, до встречи с Пашей, — подсказал разум. — До того момента, как ты начала думать не мозгом, а другим местом».

За четыре месяца, что они встречались с Василиском, она ничего толком о нем не разузнала и, вместо того чтобы навести справки через знакомых, сунулась прямо в капкан.

Да, у нее черный пояс, но Паша — довольно крупный мужчина, гораздо опаснее бывшего отчима. Василиску достаточно ударить ее кулаком в челюсть со всего маха, чтобы лишить сознания. А застать его врасплох не получится, он будет готов к боевым приемам.

Саня не знала, сколько просидела в комнате, потому что часов у нее не было, а в спальне не нашлось даже будильника — да и кому он нужен, когда есть мобильник, — но прошло не меньше часа.

Несколько раз она слышала шаги за дверью, кто-то дергал за ручку, даже заглядывал — проверяли.

…Паша вошел тихо, как только он один умел. Бесшумно ступая, остановился в нескольких шагах от Сани.

— Зачем ты приехала? Что-то случилось?

— Нет, хотела порадовать тебя. Мы не виделись две недели, с нашей поездки в Звенигород. Подумала: вдруг ты решил меня бросить…

Саня несла чушь, лишь бы потянуть время.

— Кто дал тебе адрес?

— Нашла в твоих документах в московской квартире.

— Я бы приехал к тебе завтра, зря ты так поступила.

С губ слетела ехидная усмешка.

— Н-да. Отправил бы партию «вещей» на турецкий рынок — и приехал. Целовал бы меня, шептал нежные слова… Самому не противно?

— Это просто работа. Наши клиентки — отбросы. Они не люди. Эти существа… они и так живут, как шваль. Какая разница где. Я просто устраиваю для них мост из одного дерьма в другое.

— Только им забываешь сказать об этом. Они-то считают тебя чуть ли не апостолом Павлом.

Он тяжело вздохнул и расстегнул манжеты рубашки, подкатал рукава, открывая крепкие смуглые запястья. Паша не отводил взгляда, не отворачивался, не подходил ближе; он был собран, как тигр перед прыжком, явно ожидая от Сани применения запрещенных приемов.

— Ты сказала, что любишь меня. Врала?

Саня промолчала. Любой ответ сейчас бы только усугубил ситуацию.

— А я вот тебя люблю. Но ты не сможешь забыть об увиденном, я тебя знаю.

Она уперлась ладонями в матрас, чтобы не привлекать внимания к шприцу.

— Пожалуйста, Паша… Не заставляй меня… Я смогу забыть, правда. Ну куда я пойду? В полицию? Это же смешно, я не камикадзе.

Василевский не двигался, глядя со смесью печали и злобы. В его темных глазах промелькнуло непривычное для него отчаяние, когда он сказал:

— Санька, Са-неч-ка! Что мне делать с тобой? Ты понимаешь, что связываешь мне руки? Мне придется отправить тебя утренним рейсом вместе с грязью, которую ты пожалела. Ну поезжай, пожалей их там. Посмотрю я, как ты будешь раскаиваться, когда поймешь, что им — все равно. Они будут довольны в любом случае. А вот ты — нет. Мне так поступить? Ты этого хочешь?!

Его голос становился жестче, громче, и Саня замотала головой, закусив от страха нижнюю губу. У нее по щекам потекли слезы, и она буквально пропищала:

— Паш… Я умоляю тебя, не подходи ко мне. Оставь меня. Просто дай уйти.

— Не могу. Ты моя… моя. Смотрю на тебя, и кажется, что ты мне сердце голыми руками вынимаешь.

— Это все ерунда. Ты наиграешься со мной скоро, и я тебе наскучу. Давай остановимся сейчас, ну пожалуйста.

Паша выругался, прошелся по комнате и ударил кулаком в стену. А потом на ходу достал из-за спины пистолет, который прятал в кобуре, прикрепленной к ремню, и сказал:

— Ну хорошо. Пока поживешь у меня, а там разберемся. Идем… Ты же не думала, что я сделаю тебе больно, солнце.

В этот момент Саня услышала звуки за окном: над домом пролетал вертолет. Василиск не сразу обратил внимание, но потом все понял, когда она ступила не к нему, а к окну.

— Ах ты, сука! Это ты?! Что ты сделала?! — Он не выстрелил только потому, что сначала хотел услышать ответ, и Санька прислонилась к стене у окна, не давая Василиску повода сорваться. Тогда он не выдержал и подлетел первым, схватил Саню за волосы и приставил пистолет к виску. — Я задал тебе вопрос!

Гул вертолета становился громче, и она была готова завизжать от страха и натянутых нервов, но вместо этого дождалась момента, когда Паша, не утерпев, отвел немного в сторону руку с пистолетом, чтобы снова глянуть во двор, где шумели его пособники.

Сане хватило нескольких мгновений, секунды две. Резкий болезненный перехват, чтобы удержать на расстоянии пистолет — и удар другой рукой с зажатым шприцем по сонной артерии, вкачивая воздух, блокируя кровообращение.

Две секунды, в которые вместилась судьба человека.

Паша удивленно уставился на Саню, а она надавила ему на болевую точку в плече, выворачивая руку и, подбив под колено, вырубила точным ударом. Оттолкнула и отскочила в сторону, чтобы подобрать выпавший из его руки пистолет.

— Скотина, — процедила она сквозь слезы.

Она слышала, что в комнату бегут люди, и растерянно перевела прицел на дверь, хотя до этого никогда не держала огнестрельного оружия в руках и не знала, как им пользоваться. Когда дверь едва не слетела с петель, Саня закричала и развела руки в стороны, увидев военного с автоматом.

— Как вас зовут?

— Александра Валеева!

Мужчина снял рацию с кармана на дутой куртке бледно-зеленого цвета и сказал, не отводя взгляда:

— Объект со мной.

Саня хотела объяснить ситуацию, сказать, что, возможно, спровоцировала у Паши воздушную эмболию и он может заработать инсульт или даже умереть, но перед глазами все поплыло, ноги подкосились — и она потеряла сознание.

В Петербурге Саня провела еще несколько дней. Туда приехали Большой Босс и его лучший друг Валентин Прохоров, дипломат. Именно с ним ББ связался сразу после странного звонка; отец Насти поверил телефонной истеричке просто потому, что Саня была единственной подругой его дочки, а та с идиотами не общалась.

Прохоров поднял на уши ФСБ, волна молниеносно дошла до питерского отдела, и по указанному адресу бросили группу захвата.

Саня не могла осознать все, что произошло. Съездила к парню на выходные, называется…

Паша, к счастью, не умер, и его уже бывшая девушка дала против него показания. Но дело было ненадежное, и Прохоров сразу предупредил, что исход может быть любым. Во-первых, потому что Ираклий Василевский — криминальный царь, которого покрывают очень влиятельные люди, а во-вторых, потому что Паша — его единственный сын, которого будут отмазывать до последнего. Девочки, которых забрали из дома, сделали вид, что приходили в гости на чай.

Саня настояла, что не боится и пойдет до конца, и Прохоров пустил новость в газеты и на ТВ. Как свидетеля ее начали охранять.

Беспокоить маму не хотелось, но через неделю пришлось вызвать ее в Москву, чтобы ввести в курс дела. Она приехала — и встретила Прохорова, холостяка-дипломата, с которым встречалась в юности и который был почти на шесть лет старше. Ей тридцать восемь, ему — сорок три.

Валентин Геннадьевич, естественно, еще до встречи выяснил, кем была мать Сани. Чего он не ожидал, так это вспышки былых чувств. Мама вошла в кабинет, и он спросил удивленно, как будто ожидал увидеть дряхлую старуху, а явилась фея:

— Таня?! Ты… Проходи, пожалуйста, присаживайся.

Бедная мама растерянно застыла у порога. Прохоров подошел к ней, вежливо поцеловал руку — и, кажется, эти двое забыли, что в кабинете, помимо них, находились Саня и Большой Босс. На протяжении всей беседы бывшие влюбленные не разрывали взгляда, даже когда обращались к другим. Чистый гипноз.

И вот началось это дело, которое тянулось уже год. За это время удалось добиться, чтобы Василиска посадили под домашний арест на время расследования, под подписку о невыезде. Помогло то, что вся линия торговли людьми была оформлена на Пашу, его отец по документам оказался «чист».

Ненужное внимание подорвало авторитет Ираклия, да еще дело его сына шло в сторону тюремного срока. Человек он оказался принципиальный и вот буквально месяц назад, в день свадьбы мамы Тани и Валентина Геннадьевича, едва не загубил их. Напомнил, что добро наказуемо.

Машина не взорвалась благодаря чуду по имени Тимошка. Глава службы безопасности Большого Босса решил проверить автомобиль новобрачных, в который на радостях без приглашения уселся ББ. Тимошка просто подстраховался. Профессионал.

Саня тогда осознала, что чуть не угробила чудесных людей, пойдя на поводу у чувств, а не разума. Поддалась обаянию Паши, наплевав и на его деспотичный характер, и на скрытность, а куда это в итоге привело?

После неудачного покушения Василевский-старший пытался заключить с Прохоровым перемирие: Пашу отпускают, все довольны, никто никого больше не трогает. Но Валентин Геннадьевич не повелся, понимая, что Василиск, оказавшись на свободе, достанет Саню.

Отчим уже давно начал пробивать по всем возможным источникам слабые места Ираклия и нашел тех, кто был готов дать против него показания. Но люди боялись, а доказательств все равно оказалось мало для возбуждения уголовного дела против криминального царька. Слишком влиятельные люди его покрывали.

Ираклий знал, что под него «копают» и противостояние закончится для него либо сроком, либо побегом в теплые края без права вернуться на родину. Он бы уже уехал из страны, наверное, но сына не бросает, до последнего надеется закрыть его дело и забрать наследника с собой.

И вот вчера, словно призрак, Паша появился в «Бронксе». Зачем? Увезти Саню, конечно, чтобы объяснить, какая она плохая девочка. Глупо, у нее ведь охрана, а в клубе многолюдно, да и похитителя узнали бы на видеокамерах. Только хуже себе сделал. Эмоциональный, что поделать. Зато сразу ясно, что Василиск не оставит в покое скромную студентку, которая сначала разлила на него кофе, а потом, «обнаглев», вздумала засадить за решетку.