Клякса

Елена Гусарева, 2018

С самого детства мы пытаемся найти свое место под солнцем – утвердиться в компании друзей, завоевать признание или чью-то любовь, но каждый действует по-своему. Эта история о девчонках с твоего двора, подругах. Леся старается всем угодить, но в поиске всеобщего признания забывает о себе. Ира хочет главенствовать, не понимая, что превращается в тирана. Наташа живет прошлым. А Симкина выбирает путь аутсайдера.

3

Ира обвела всю компанию суровым взглядом, сама внутреннее пугаясь той ненависти, что испытывает в этот момент к Симкиной, да и ко всем остальным тоже.

— Вот борзая, — прошипела она. — А мы ей бойкот.

— Это как? — простодушно спросила Леся.

— А вот так. Чтобы никто с ней больше не разговаривал.

— Ого, круто у них тут, — хохотнул Эдик, обращаясь к Максу.

— Ир, да ладно, — примирительно возразила Леся. — У нёе ж правда аллергия. Она в мае две недели в больнице лежала. Мы с мамой навещали, апельсинов приносили, а оказалось, ей их тоже нельзя. Врач нас отругал. И неловко получилось, что с пустыми руками.

— Апельсины… — Ира злорадно покачала головой. — Ты ей апельсины, а она тебя «шестёркой» назвала.

Леся часто заморгала.

— Это когда было? — включилась в разговор Наташа. — Забавно, а я и не помню. Без меня, что ли?

— А ты у нас, Наташка, оказывается, «малахольная», «ненормальная», и «с закидонами», а бабка твоя — «ведьма старая, которая всех обманывает».

— Это она точно подметила! — засмеялся Макс.

— А ты чё ржёшь? — накинулась на него Ира. — Про тебя она больше всех написала.

— А про меня-то чё? — сразу ощетинился Макс. — Я вообще не с вашего квартала.

— Ты у нас «лапочка» и «очень милый», сюсю-мусю. Даже повторять противно.

— Да ладно, чё она брешет? — Макс обернулся к Эдику, который с интересом вслушивался в откровения Иры.

— У Максима «бархатные реснички», а ещё «он такой добрый»… — продолжала елейным тоном Ира.

— Макс, а чё растерялся-то? — прошепелявил Эдик. — Все знают, что вы — парочка.

— Какая, блин, парочка?! — Макс покраснел до ушей и с силой сжал совок, так что костяшки пальцев побелели.

— Ты её на велике катал, и в бадминтон вы постоянно в паре.

— А ты с Леськой и чё? — возразил Макс.

— Да она на лавке перед твоим подъездом прописалась, — не унимался Эдик. — Вечно там сидит. Я её даже в дождь из окна видел.

— Да пошли вы все! — вдруг выкрикнул Макс, бросил совок и, разгребая руками заросли полыни, отправился прочь с поля.

— Пока, Ромео! — ехидно бросила ему вслед Ира.

— А про тебя она что говорила? — мягко спросила Наташа.

— Да то же, что и про вас. Короче, бойкот ей!

Иру распирало чувство праведного гнева и торжества. Давно она в себе копила это раздражение, давно искала случая отомстить Симкиной за обидные слова. Вот только не скажешь всем прямо, что самовольно залезла в чужой дневник и подглядела откровенные излияния. А тут все само собой сложилось. Кто теперь будет выяснять? Наташка, конечно, может прицепиться, она дотошная. Но, если что, и Наташку побоку. Симкина верно написала, бабка у неё — ведьма, и все об этом знают.

Голубя зарыли быстро. Нужный настрой пропал. Леся с осунувшимся лицом стояла поодаль. Наташа молчала и загадочно улыбалась одними уголками рта, как она умеет. Украсить могилку доверили малышне. Те обрадовались и подошли к делу со всей ответственностью.

Потом все отправились назад во двор. Ира попыталась завести обычный разговор, но девчонки не поддержали. Леся явно расстроилась, Наташа вдруг вспомнила, что обещала помочь бабушке. Ира, конечно, растормошила бы обеих, да неожиданно нарисовался её старший брат Вадим. Он сидел на лавке у подъезда, курил, облокотясь о колени, и сплёвывал под ноги, где уже образовалась пенная лужица. Чёрная крашеная челка закрывала верхнюю половину его лица, так что торчал лишь кончик острого, как у Иры, носа.

— Сюда иди! — Крикнул Вадим сестре. Он раздавил бычок о торец лавочки, бросил его в кусты сзади и встал.

Ира подходить не торопилась. Девчонки обе разом засобирались домой, но Ира попросила подождать.

— Ты чего хотел? — спросила она издалека.

— Сюда пошла, сказал! — Вадим дёрнул головой, откидывая с глаз волосы.

Ира подошла поближе.

— Ты где шляешься, дура? Тя сколько ждать? Домой, блин, попасть не могу.

— У тебя же свой ключ есть, — Ира пошарила в карманах, достала ключи от квартиры и, наконец, подошла к брату.

Тот схватил её сзади за шею и пихнул вниз. Она упала на асфальт. Ключи отлетели в сторону. Ира медленно подобрала их и поднялась сама. Она шумно и прерывисто дышала через нос. Губы сжались, превратившись в неровную полоску.

— Опять на поле ходили? — пробасил Вадим. — Какого хрена вы там забыли? Там наркоманы тусят, сколько раз говорить.

— Тебе ли не знать, — сквозь зубы процедила Ира.

— Чё ты сказала, тварь? — Вадим дёрнул губами и сжал кулаки.

Ира бросила ключи на асфальт и сорвалась с места. Брат кинулся за ней, но Ира бегала лучше всех во дворе. Какое-то время он преследовал её, но быстро передумал. Вернулся к дому, подобрал ключи и скрылся в подъезде.

Ира убежала подальше к школе и, поняв, что брат больше не гонится за ней, спряталась в кустах за школьной теплицей. В каникулы здесь некому было ходить, и никто бы её не услышал. Ире хотелось плакать, но ей так часто приходилось сдерживать слёзы, что она разучилась. Она чувствовала, что слёзы могли бы потушить пылающую в груди ненависть, но глаза оставались сухими. Она презирала его, своего родного брата, даже больше, чем отца. Казалось, после развода и переезда в этот маленький городишко, затерянный где-то в Сибири, куда отцу из Нижнего хлопотно добираться, они заживут мирно и спокойно. Тесная однокомнатная квартира, которую мать могла себе позволить, казалась райским уголком. Но постепенно брат превратился в ещё большего монстра, чем был его отец. Он перенял все его повадки, все методы травли и даже слова. Теперь и мать не могла с ним справиться. Раньше Ира частенько ябедничала ей на брата, но когда однажды тот замахнулся и на мать, отстаивая своё право помыкать младшей сестрой, она резко прекратила жаловаться. Она понимала, стоит ему однажды переступить черту с матерью, и брат будет бить их обеих, как бил отец. «Ещё один только год, один год, — уговаривала себя Ира, — и его заберут в армию».