Стрекозка Горгона в столице

Елена Гостева, 2019

Вторая часть историко-приключенческого романа "Стрекозка Горгона". Действие происходит на фоне реальных исторических событий: декабрьского восстания, войны с Персией. Армия шаха-заде Аббаса-Мирзы вторгается в пределы России. Старший брат героини романа, подпоручик, сражается с персами и за храбрость награжден орденом. Героиня воспитывается в Смольном, её друг – в кадетском корпусе, а кузен, влюбившись в циркачку, сбегает из училища и сам становится циркачом. Читатели узнают из книги о взрослении героев, об их размолвках и примирениях, о том, как из дружбы и привязанности рождается любовь.

Глава 9

Для Сержа праздничные дни начались, как обычно, прогулкой с друзьями по городу. Серж пригласил погостить у него москвича Олега Руперта, а к графу Звегливцеву переехал на каникулы Егор Приходько, харьковчанин. Днем ребята компанией из шести кадет и четырёх барышень съездили на ярмарку, покатались по Невскому. Устав от городских развлечений, поехали к Сергею, чей дом был ближе всех.

Шумной, весёлой толпой ввалились в парадную гостиную. Им навстречу из-за столика поднялись двое: Александр Петрович и худенькая большеглазая девочка-подросток в светлом платье. Радушный хозяин только собрался раскланяться с гостями, как Сергей, забыв о приличиях, разрушил чинную церемонию приветствия и обмена любезностями.

— Танюша, ты?! — радостно воскликнул он. — А ну, иди ко мне! — Девочка сделала робкий шаг навстречу, смущенно и радостно улыбаясь. Он встретил её распростёртыми объятиями, подхватил на руки и закружил по комнате. А она прижималась к нему, радостно хихикая. — Стрекозка моя! Как давно я тебя не видел!.. Как я рад, что ты здесь!.. — наконец, поставил её на ноги, всё так же восторженно оглядывая с ног до головы. — Выросла. Но раньше ты мне была до плеча, а сейчас отстаешь… Ой, какая ты… — его поразила худоба девочки, и он хотел было сказать об этом, но запнулся, вспомнив о гостях: всё ж неприлично в присутствии ребят обсуждать внешность барышни.

Отец наблюдал за реакцией сына с довольным видом, кадеты улыбались заинтересованно, а на лицах девушек читались любопытство и досада. Сергей не смог сдержать свою радость, так как появление Тани оказалось для него сюрпризом, но всё ж взял себя в руки и представил её друзьям:

— Барышни, друзья мои, прошу любить и жаловать: Танюша Телятьева, моя… — он немного замялся, как бы забыв нужное слово, немного помедлив, сказал: — …кузина. И подруга детских лет, свидетельница и соучастница всех моих детских приключений.

Таня разглядывала друзей Сержа и девиц с любопытством и даже некоторой завистью: они часто видятся с ним, а она — подруга детских лет — не имеет такой возможности. С улыбкой склонила голову, сделала реверанс:

— Очень рада, господа. Надеюсь, друзья Сергея будут ко мне столь же добры, как он сам.

Барышни кивнули благосклонно, но — Таня отметила сразу же — за милыми улыбками скрывалось высокомерие и даже ревность. Девицы уже считали себя взрослыми, принимали ухаживания кавалеров, маменьки с ними речи о женихах вели. И недоумевают, отчего Серж предпочитает им какого-то ребёнка? Рядом с ними, особенно с Ириной — рослой девушкой с пышной грудью — Танюша совсем маленькой казалась. Острые плечи, тощие руки, еле заметная грудь — чем тут молодых людей привлекать? «Ну и пигалица, с какой стати Серж так обрадовался?» — шепнула Ирина на ушко Лизе. Юноши, смотревшие на Таню без ревнивого предубеждения, заметили её милую улыбку, удивились глазам необычного сине-зелёного цвета, из-за худобы казавшимся совсем огромными. И то, что она младше их спутниц, не делало эти глаза менее привлекательными. Сергей поочерёдно представил Танюше своих друзей-кадет, они кланялись, улыбаясь широко, доброжелательно, (подруга Сергея — их подруга), и каждый, на ком останавливала внимательный взгляд эта «пигалица», как будто на несколько мгновений тонул в её бездонных глазах, подпадал под её обаяние.

Молодых людей пригласили отобедать. После долгой прогулки все проголодались. Когда позвали в столовую, Ирина как бы случайно оказалась рядом с Сергеем, ему пришлось предложить руку ей, зато Тане учтиво поклонился и подал локоть Олег. Так и расселись: Серж рядом с Ириной, а Таня с Олегом напротив — глаза в глаза. Девочка нашла, что иметь возможность видеть Сергея анфас — это лучше, чем сидеть рядом. Не вмешивалась в весёлую болтовню молодых людей, так как не знала, над чем они подшучивают, на что делают многозначительные намеки, только наблюдала.

Пелагея говорила, что при первой встрече, пока разные мелочи не отвлекают, можно увидеть всю судьбу человека, или хотя бы то, кем он будет для тебя лично: надо его опасаться иль, наоборот, можно надеяться в будущем на помощь. Девиц Таня удостоила лишь беглых взглядов, те были неинтересны, разве что Ирина, но и та, хоть, похоже, притязала на Сергея, опасений не вызвала. А в ребят, что учатся вместе с Сержем, и возможно, вместе будут служить, всматривалась пристально. О каждом кое-что поняла. Фёдор и Олег не похожи внешне, однако много в них общего, много. Таня перевела взгляд с одного юноши на другого и осознала: в обоих почудилось что-то крепкое, былинное, от богатырей. Фёдора про себя назвала Ильей Муромцем, а Олега — Добрыней. Но подумалось: раз фамилия у Олега немецкая, его надо не с Добрыней сравнивать, а с кем-то из рыцарей, с викингами, может быть? Впрочем, не всё ль равно, главное — суть в ребятах одна и та же. И Мишель из той же породы, статью почти, как Фёдор — высокий и широкоплечий, но Тане показалось, что душа у него не военная, он более нежен, раним. Хотя… это он сейчас таков, а пройдёт время, привыкнет к боям, возможно, душа его огрубеет. Мишель будет надёжным другом. Несмотря на то, что он брат Ирины, которая будет всегда испытывать к Татьяне неприязнь. Глядя на Жоржа, который казался в этой компании самым весёлым, беззаботным, Таня испытала тревогу. Вдруг увидела картину: ночь, снежный буран, а человек в серой шинели идёт, идёт, спотыкается, встаёт и снова идёт… Что дальше, дойдёт ли он, куда нужно, Таня не досмотрела, Олег отвлёк вопросом о том, что мадемуазель подать. Потом пыталась ещё раз увидеть то ж самое, досмотреть, но не получилось… Егор рядом с Сергеем будет совсем недолго.

Чаще всего Таня обращала свой взор на Сергея. Как много их связывало в детстве! Но как долго они были в разлуке! Что он помнит, а что забыл, прежним ли остался? Да и он, по долгу хозяина ухаживая за гостьями, то и дело посматривал на неё. Когда их взгляды встречались, улыбался счастливо и чуток вопросительно. И в его голове крутятся сейчас такие же мысли, и он пытается понять, насколько изменилась она. Изредка он заходил вместе с Александром Петровичем в Смольный, она, по крайней мере, знала, как он менялся внешне, как из мальчика превращался в юношу: высокого, красивого. Когда Серж появлялся в зале для посетителей, другие воспитанницы заглядывались на него, после приёмов подбегали к Танюше с расспросами. Бывали раздосадованы тем, что он — не родной её брат, а дальний родственник. Таню внешность Сержа в восторг не приводила, привыкла к ней с детства. Недаром же говорят: «Красота-то приглядится…» Видела, что взрослеет, замечала, что мундир ему к лицу, но не внешность её заботила. Хотелось знать, что происходило в душе юноши, как он проводит дни и вечера в корпусе, о чём размышляет. Но при кратких встречах на публике о чём можно поговорить? «Как живёшь? Как здоровье?» «Спасибо. Всё хорошо». Получалось, что они теперь — знакомые незнакомцы.

После обеда вернулись в гостиную. Ольга Сергеевна сделала попытку отделить «смолянку», сказала: «Танечка, давай не будем мешать молодым людям». Но Серж возмутился: «Маман, чем она помешает? В какой чулан Вы её хотите от нас спрятать?» И не обращая внимания на выжидательный взгляд Ирины, подал руку кузине. Таня, склонив голову, (о, в Смольном она научилась изображать смущение, выглядеть робкой, послушной — там это искусство ценилось превыше всего!) положила руку на локоть Сержа, но рука её — почти случайно! — скользнула дальше, и ладонь попала в раскрытую ладонь юноши. Он как будто бы ждал этого, сразу пожал её. Таня не подняла головы, но улыбнулась и ответила на пожатие.

— Серж, ты не будешь против, если я сяду к роялю? — спросила она. — Я всё равно ничего не понимаю из ваших разговоров.

— Конечно, если желаешь. И я даже… — он хотел попросить её сыграть мелодию, которую в детстве они нередко играли в четыре руки для бабушек, но оборвал себя на полуслове, так как побоялся расспросов со стороны тех, кто не был посвящен в их тайны. Таня улыбнулась понимающе и, усевшись за рояль, начала тихонько наигрывать именно то, что он ждал. Серж бросил на неё восторженный, полный признательности взгляд. Прислушиваясь к музыке, он потерял нить разговора, и Ирина, о чём-то спросившая и не получившая ответа, демонстративно отвернулась от него.

Потом сумятицу внесло прибытие Николая: Александр Петрович, зная, что Таня очень привязана к двоюродным кузенам, послал за ними экипаж. Семён приехать не смог: у него был урок у итальянца, учителя музыки, того самого, что и с великокняжескими детьми занимается. Николай приехал один, но шумел за двоих: ворвался в гостиницу с весёлыми приветствиями всей честной компании, а особливо — сестричке-стрекозке, по которой весь исскучался. Казалось, он готов трещать без умолку. Восторженный, кинулся к поднявшейся навстречу Тане, обнял её за плечи. Таня обрадовалась, но не хотела выражать бурный восторг при зрителях, лишь, счастливо улыбаясь, пристально посмотрела на брата. И он тоже долго нежно и преданно смотрел в её глаза, вздохнул глубоко, кивнул каким-то мыслям — её или его самого — и стал степенным. Подмигнул Танюше, чинно раскланялся с барышнями и друзьями Сергея, подставил стул к роялю и уселся возле девочки. Склонившись над клавишами, хитро улыбнулся и шепнул:

— Танюха, отправь-ка этих господ по домам. Хоть поговорим спокойно. Не разучилась?

Вслух предложил:

— Сестричка, может, сыграем что-нибудь вместе? Покажи, чему тебя в Смольном обучили.

— Отчего б не сыграть? В Смольном меня обучили многому. Господа, какую бы мелодию вы хотели послушать? — спросила она, медленно обводя взглядом присутствующих.

Желающих слушать музыку не нашлось. Девицы вдруг вспомнили, что им давно нужно дома быть, а то мамА и папА будут недовольны, кавалерам пришлось их сопровождать. Серж, проводив гостей до крыльца, почти влетел обратно в гостиную. О, каким обрадованным он выглядел! И Кало — тоже! Однако братец от её вида чуть слезу не пустил:

— Танюха, до чего ж ты тощая! Тебя в Смольном голодом морят, что ли?

— Что поделать? Мы все посты очень строго блюдём. Но помнишь, как няня Аринушка говорила: «были бы кости, мясо нарастёт». — Тане было безразлично, худая она иль толстая. Николай же не унимался.

— Издеваются над вами? И зачем только тебя в Смольный определили? Серёж, скажи отцу, чтобы забрал Таню из института, а то ведь заморят её совсем… — Николай не терпел над собой никакого насилия, не любил, когда другим не дают жить свободно, и сейчас готов был метать громы и молнии.

Девочка лишь грустно вздохнула, улыбнулась, и Кало угомонился. И сам знал, из-за чего бабушка и дедушка решили её в Смольный отдать.

— Зато Смольный часто посещают Император и члены его семьи, они иногда удостаивают нас чести беседовать с ними, — подняв палец, с пафосом проговорила Таня. — За такую честь многие дамы готовы жертвовать не только обедами. Разве не так? — и захихикала, довольная. Потом обратила внимание на Олега, который улыбался, глядя на счастливую троицу, но, возможно, чувствовал себя не совсем уютно:

— Ах, Олег, простите. Мы только меж собой общаемся, позабыли о Вас.

— Нет, нет, мадемуазель, не волнуйтесь, — запротестовал тот. — Вы имеете право на полное их внимание. Мы с Лапиным все дни вместе проводим, и с Целищевым давно знакомы. Я от них уже наслышан о Вас, знаю, что они скучали.

— Скучали по мне? — кокетливо переспросила Татьяна, дёрнув плечиком. — Что-то не верится. Мне кажется, когда вы встречались с Николя в каком-нибудь злачном месте, вам обо мне и вспомнить некогда было.

Олег удивился прозорливости юной барышни. Ребята и вправду видались с Николаем вечерами, когда им удавалось улизнуть из казармы, частенько именно в злачных местах. Да, при тех встречах было не до скуки. Увидев недоумение на его лице, Серж засмеялся:

— Руперт, не удивляйся, мы привыкли, что от этой стрекозы ничего невозможно утаить: она знает о нас с Кало всё.

— Увы, не всё, — сокрушенно вздохнула она. — Мне как раз очень бы хотелось узнать, как милый братец с цирком путешествовал. Расскажи, а?

То, что Николай сбежал из Московского училища, Таня узнала от Сержа. Потом Александр Петрович сообщал, в каком городе их бедовый родич появлялся — вести о нём приносили цыгане. Потом Таня услышала, что Николай в Петербурге. Её интересовало, чем же он занимался в цирке. И вообще, был ли он по-настоящему влюблён в ту артисточку? И что за любовь такая, если он уже без всякого трепета об этом болтает? А может, у неё ребёночек появился, и братец именно из-за этого её бросил? И не стыдно ли в таком случае?

— Ну, стрекоза, сразу да столько вопросов! — возмутился брат. — Давай хоть по порядку!

— Если по порядку, она красивая? И как ты познакомился с ней?

— Красивая, до безумия хороша! Какая фигурка у неё, какие глаза! — восторженно выдохнул Николай. — Цирк в Москве зиму стоял. Я, как на представление попал, от восторга чуть не лопнул! Много номеров было, один другого занимательней. Мне больше всего наездники понравились: на лошадях такие чудеса выделывали! И потом — она, Лили, в коротенькой юбочке и трико! Ходила по канату и жонглировала. Ничего больше не помню, как зачарованный был: на ножки, на всю фигурку её, словно точёную, пялился. Если б не приятели, пожалуй, потом и до квартиры не добрёл бы, заблудился б: всё перед глазами она стояла. Стал на каждое представление ходить, просился, чтобы меня приняли в труппу: кем угодно, хоть уборщиком, лишь бы её видеть. Сразу же хотел с дури учёбу бросить. Хорошо, тётка догадалась, немного мозги вправила. Сказала: любовь любовью, а дело — делом, и дело — важнее. Ну, я и учился, экзамены сдавал, а все вечера и выходные в цирке пропадал.

К лету народ из Москвы по деревням разъезжается, зрителей меньше, так и цирк засобирался. Лили к этому времени ко мне уже милостива была: я её по базарам, по магазинам частенько водил, а то она сама по-русски не понимает ничего. Я её и так и сяк убалтывал, упрашивал, чтоб нежность ко мне проявила. Она завлекать завлекала, а на ласки не соглашалась. Отшучивалась: мол, мужчинам верить нельзя. После заявила: поверю в твою любовь, если бросишь всё и со мной поедешь. А я уже по уши втюрился, разве мог устоять? Тут уж про все наставления тёток забыл. Конечно, поехал.

— Кем, как? На её содержании, что ль, был?

— Ну, сестрица, скажешь тоже! Чтоб я да на содержание?! Я к тому времени уж научился кое-чему, директор меня без вопросов взял. Сначала только за пропитание учеником к наездникам, а когда у меня дело хорошо пошло, он и деньги платить стал. Я сам хлеб свой отрабатывал.

— А с нею что?

— С нею? — Кало хитро улыбнулся, вздохнул шумно, глаза мечтательно сощурил. — А вот после того, как я на арену вышел, и директору это понравилось, она моею стала! Ух, как это!.. — юноша почмокал губами восторженно, потом на сестру строго взглянул. — Ладно, Танюха, тебе рано ещё об этом! В Киеве это было…

— Рано? — настырно набросилась та. — А может, говорить не желаешь, потому что она забеременела? Я, хоть и маленькой кажусь, а знаю, что от этого «ух как!» детишки получаются.

— Знаешь, да не всё! Детишки — совсем не обязательно, — назидательно сказал начинающий донжуан, потом задумчиво добавил. — Правда, было, что она меня как-то дней десять истериками изводила: показалось ей, что забеременела. Я успокаивал, мол, ничего страшного, а она такой визг поднимала: как на арену выходить, директор из цирка выгонит, жить на что? Но всё обошлось, она после снова ласковой была.

— А мне ты об этом не рассказывал, — удивился Сергей.

— А ты и не интересовался!

— Значит, она не обрадовалась бы ребёночку? — уточнила Таня. Для неё это было неприятной новостью. То, что мужчины детям не всегда рады, она знала, но чтобы женщина? Девочке казалось: это неправильно, не должно так быть, никак не должно.

— Не обрадовалась бы, — подтвердил Николай печально. — Да оно и понятно. Ей же по канату ходить, и как она туда с пузом?…Много чего ещё было. Потом отец объявился, приказал, чтобы я цирк бросил.

Девочка поняла, что ей нужно перевести дух, осмыслить слова кузена. В Смольном на эту щекотливую тему наложено табу, отвыкла она от подобной откровенности, той, что для табора цыганского является совершенно обыденной. В институте благородных девиц даже при изучении Библии преподаватели торопливо пролистывают главы, в коих хоть какие-то намёки на зачатие встречаются. Не дай Бог, с языка смолянки сорвётся крамольный вопрос, просьба разъяснить! И все новости из города в институт поступают процеженными через плотные сита воспитательниц, очищенными от того, что не достойно ушей благородных барышень.

Таня обвела взглядом ребят. Серж улыбался, как бы подзадоривая: мол, спроси ещё что-нибудь эдакое неприличненькое, это меня позабавит. Олег, похоже, чувствовал себя неловко: для него новостью было, что юная барышня осмеливается задавать нескромные вопросы. Таня отметила это про себя, да и решила отмахнуться: не привык к подобному, и что с того? Цыгане считали, что вопросы продолжения рода — это главное, их все знать должны, взрослые без всякого ханжества постепенно раскрывали перед детьми все тайны. Потому в детстве Таня с Сержем и Кало рассуждали о своей будущей жизни откровенно. И чего ради делать перед Олегом конфуженный вид? И снова к Николаю обратилась:

— Ты уже разлюбил Лили, да?

— Ничего не разлюбил! Я и сейчас как вспомню — всё в душе переворачивается, не отказался бы с нею побыть. Но развели пути-дорожки, ничего не поделаешь…

— Неправда! Если б любил, не смог бы тебя отец из цирка забрать, ведь не верёвками он тебя связывал. Раз ты согласился, значит, охладел. Обиделся, что она ребёночка не хотела?

— Вовсе нет! Всё вам, бабам, мерещится не то. Ой, прошу прощения: женщинам, дамам!.. — подумал и добавил менее уверенно. — Ежели и охладел, то по другой причине. Самому мне тоже кое-что мерещилось. Всё казалось, что не со мной одним она любезна. Не первый я у неё, да и не последний… — уныло вздохнул при этих словах Николай.

— Ну, это-то тебе точно мерещилось! — возмутилась и горячо вступилась за Лили девочка. — Если она любила тебя, не стала бы изменять!

— Ты, Танюха, законов цирковых не знаешь. Там ни одной бабы нет, которая бы с директором не спала, — печально сообщил юноша. — Жаль, тебя рядом не было: глядишь, подсказала бы, можно ей верить, или она только крутит мною, обманывает. Сам понять не мог: мучился, бесился от ревности. И тянет к ней, красотке соблазнительной, и мерещится, что она только что от директора выскочила…

— Пожалуй, и в обществе те ж законы, — вставил Сергей. — В цирке директор, наверное, как царёк, все в его власти. Артистка не смеет отказать хозяину…

Таня хотела поспорить — что за чушь Сергей несёт? — но почувствовала, что к двери кто-то подходит, подняла руку, полушёпотом потребовала:

— Молчите! — и уже совсем другим тоном — вышколенной смолянки — сообщила: — Между прочим, с прежней классной дамой у меня отношения не складывались, зато теперь к нам назначили новенькую, и она такая замечательная, просто душечка, я её обожаю! Мадемуазель Кати и вправду — прелесть!

Под эти слова в гостиную вошла Ольга Сергеевна. Кало и Сергей, увидев её, прыснули от смеха и кинули друг другу руки заученным движением, пожали их с возгласом: «Allesist gut!», Олег лишь удивлённо поднял брови. Мать Сергея, оглядев компанию с милой, но строгой улыбкой — как смотрят на расшалившихся детей, спросила:

— Дорогие мои, что весёлого рассказывает вам Танечка? Но время уже позднее. Линочку я отправила спать, Тане тоже в свою комнату пора. А вам надо подумать, что на завтра для пикника приготовить.

— Мама, не торопите Таню, пожалуйста, — попросил Сергей. — Мы так давно не виделись. Да, Тань, я не спрашивал, ты хочешь поехать с нами? Ты ж, наверное, целую вечность не выезжала за город!

Ребята ещё с утра договорились, что завтра всей компанией выедут на Финский залив. Танюша, по мнению Сергея, хорошо бы влилась в их компанию. Но мать запротестовала:

— Серж, это невозможно! Ей нельзя с вами! И для чего?

— Почему? — возмущённо начал Сергей, но Таня знала, что в Смольном вряд ли одобрят такое путешествие, и перебила:

— Нельзя, Серж. Если институтка появится в компании молодых людей, то будет большой скандал. В нашем институте с этим строго…

— Вот как? — переспросил Серж, подумал, похлопал глазами, а потом сказал. — Тогда я, пожалуй, тоже не поеду. Надеюсь, друзья меня простят.

— Что за глупости Вы говорите, Серж? — возмутилась Ольга Сергеевна. — Вы же вместе всё запланировали, и вдруг ни с того ни с сего не ехать! Я Вас отказываюсь понимать!

— Как ни с того ни с сего?! Я хочу пообщаться с Таней, с которой, кажется, уже сто лет не виделся!

Он готов был спорить и, в конце концов, мать уступила бы ему. Тане было приятно, что Серж хочет ради неё дома остаться, но зачем накалять обстановку? Пришлось охладить его пыл:

— Серж, правда, зачем отказываться от своих планов? Боюсь, это будет истолковано превратно. Поезжай с друзьями, а я хочу съездить в папин дом, повидаться с тётушкой и Сеней.

— Вот видишь, Серж, и Танечка считает, что тебе следует быть с друзьями, — а, обратясь к девочке, Ольга Сергеевна похвалила: — Молодец, ты становишься рассудительной. Завтра вместе съездим по магазинам, а потом и в твой родительский дом заедем.

— Но, маман, если мне нельзя завтра остаться дома, прошу Вас хотя бы сейчас не загонять Таню в комнату. Позвольте нам пообщаться! — последнюю фразу Сергей сказал таким капризно-повелительным тоном, что за его словами можно было услышать «Удалитесь отсюда!»

Мать почувствовала себя обиженной, но перед гостем это не выказала. Уважаемым гостем в её представлении был только Руперт, но и перед Таней — бедной родственницей, как она её про себя называла, и перед Николаем она не могла ронять себя. Кто они такие, чтобы перед ними демонстрировать неудовольствие сыном? С ним — немного избалованным, но умным мальчиком — они сумеют разъяснить все недоразумения после. Ольга Сергеевна чётко разграничивала людей по статусу, и до того, чтобы метать бисер перед недостойными, не опускалась. Впрочем, выходя из комнаты, столь пренебрежительно глянула на Николая, что другой бы от такого взгляда от стыда сгорел. Но юный цыган привык к третированию с её стороны. Отец Сергея, Александр Петрович, относился и к его матери, и к ним с Семёном уважительно, Сергей и Георгий были друзьями детства, и на их мать он старался не обращать внимания. Хотя настроение она всё ж испортила, и Николай попросил кузину ради Бога не привозить Ольгу Сергеевну в их дом.