Стрекозка Горгона в столице

Елена Гостева, 2019

Вторая часть историко-приключенческого романа "Стрекозка Горгона". Действие происходит на фоне реальных исторических событий: декабрьского восстания, войны с Персией. Армия шаха-заде Аббаса-Мирзы вторгается в пределы России. Старший брат героини романа, подпоручик, сражается с персами и за храбрость награжден орденом. Героиня воспитывается в Смольном, её друг – в кадетском корпусе, а кузен, влюбившись в циркачку, сбегает из училища и сам становится циркачом. Читатели узнают из книги о взрослении героев, об их размолвках и примирениях, о том, как из дружбы и привязанности рождается любовь.

Глава 5

14 декабря 1825 года с утра корпус присягнул новому Императору, занятия в честь этого были отменены. Днём заметили на другом берегу Невы на Сенатской площади скопление людей. Кто-то принёс весть: «Бунтовщики! Те, что не желают присягать Николаю, собрались перед сенатом». Кадеты и преподаватели с тревогой наблюдали из окон, на ту сторону отправляли солдат из обслуги узнавать, что к чему. Сначала отряжённые за новостями рассказали: солдаты с того берега уверяют, что Константин, которому присягали недавно, арестован вместе с великим князем Михаилом, потому и протестуют. Потом оказалось, что якобы арестованный Михаил Павлович сам на площади появился и уговаривает мятежные полки подчиниться Николаю. Народу там становилось всё больше, чернь скопилась вокруг, облепила площадь, люди даже на заборах и на деревьях висли. Из-за столпотворения наблюдать за происходящим было всё сложнее. С началом сумерек раздались ружейные выстрелы и затем — пушечные залпы. Солдат из корпусной обслуги прибежал донельзя перепуганный, сообщил, что кто-то из толпы стрелял. Генерал-губернатор Милорадович убит, в великого князя Михаила Павловича тоже стреляли, но солдаты не дали убить, оружие у разбойника выхватили.

А на том берегу уже говорили пушки, солдаты мятежных полков убегали врассыпную по льду Невы, но кто-то их задержал, они стали строиться в шеренги лицом к Сенатской площади. Атаковать, что ль, планируют? Зачем? Вдруг лёд от их тяжести треснул, разошёлся, и кадеты в ужасе увидели, что солдаты барахтаются в воде меж льдин, чьи-то головы скрывались под водой окончательно, а кто-то ползёт, оставляя за собой на сероватом льду тёмные полосы — наверное, раненые. Выползшие, перешедшие реку собирались под окнами кадетского корпуса.

Мальчики высыпали на улицу и стали заносить раненых да искупавшихся в ледяной воде в свой лазарет. Преподаватели не вмешивались, кадеты действовали сами. Здоровых направляли в просторный корпусный храм, раненых — в лазарет, перевязали, напоили. Вечером на построении перед ужином старшие гренадеры шёпотом передали по строю тайный приказ: «Пирогов не есть — раненым!», и никто, даже самые младшие, не ослушался. По выходе из столовой каждый нёс пирожок и котлету, пряча их от глаз преподавателей.

Нет, не все кадеты были готовы помогать солдатам. Сергей слышал, как между старшими небольшая перепалка случилась. Один просил помочь перевязать раненого, а то рук не хватает, другой брезгливо ответил: «Был бы офицер, с радостью! А ухаживать за солдатнёй? Увольте!» Но и этот кадет всё же помогал: он перед входом в лазарет организовал дежурство, не допускал туда тех, кто чисто ради любопытства хотел заглянуть, и передавал просьбы оттуда: принести то-то, позвать того-то. Сергей лапин и Фёдор Звегливцев несли в двух блюдах собранные у младших пироги, котлеты, вынесенные тайком из столовой. Их пропустили.

Ребята осторожно расспрашивали, отчего ж солдаты императору не хотели присягать, а те, растерянные, мямлили: «Командир приказал, как приказ не исполнить?» «Сказывали, что императора Константина и жену его, Конституцию, арестовали, высвобождать надо…»

— Но ведь у Константина жену не Конституцией звать. Конституция — совсем другое! — изумился кадет.

— Нам про то неведомо, командиры привели, вот мы и стояли, пока пальба не началась…

Ребята видели перепуганных насмерть солдат, и им передавалось то же чувство, кто-то всё ж осмелился задать вопрос:

— Значит, вашего командира кто-то ввёл в заблуждение?

«А отколь нам знать?» «Похоже, заблудились…»

Вечером кадеты долго не могли заснуть: обсуждали то, что видели и слышали. Получается, что солдат привели обманом… А их командиры тоже были обмануты иль что-то знали? Ради чего? С какой целью? И бывает ли такая великая цель, ради которой нужно обманывать? Юные кадеты ничего не понимали, похоже, что и преподаватели понимали не больше…

Ночью солдаты были куда-то увезены. А назавтра, во время утреннего построения, неожиданно приехал новый государь Николай Павлович. После бунта были, наверное, у него и другие дела, а он счёл не менее важным визит к кадетам.

Новый Государь-Император был выше всех из сопровождавшей его свиты, его треугольная шляпа с белым плюмажем возвышалась над такими же треуголками самых высоких из его адъютантов. Покойный император Александр Павлович тоже был высок и статен, однако Николай — третий из сыновей Павла Петровича — был выше всех из семьи Романовых, старших братьев он почти на голову перерос. К моменту восхождения на престол Николаю Павловичу исполнилось 29 лет. Подтянутый, стройный, необыкновенно хорош собой, но — грозен, ох, грозен! Оглядел стоявших навытяжку и почтительно взирающих на него кадет и громко, зычно изрёк, словно приговор вынес:

— Здесь дух нехороший!

— Военный, Ваше величество, — с почтительным поклоном отвечал встревоженный директор Перский.

— Отсюда Рылеев и Бестужев! — обвиняющим тоном продолжал император.

— Отсюда Румянцев, Прозоровский, Каменский, Кульнев и отсюда Толь, — напомнил Государю директор.

— Они бунтовщиков кормили! — сказал, указав на кадетов, государь и надменно, вопрошающе посмотрел в глаза директору.

— Они так воспитаны, Ваше величество: храбро драться с неприятелем, но после победы призревать раненых, как своих.

Да, кадеты не чувствовали за собой вины: перевязать раненых, накормить их — это же не измена, а милосердие…

Николай Павлович молча прошёл вдоль строя, оглядывая юношей строго и, более ничего не сказав, удалился, увёл за собой повторяющих каждое его движение, чуть ли не каждый взмах его царственной руки, только полусогнутых в поклонах адъютантов. А в зале ещё долго стояло ничем не нарушаемое напряжённое молчание.

Понемногу восстановилась привычная жизнь: занятия в классах, на плацу, в фехтовальных и танцевальных залах, и о событиях, случившихся после присяги новому императору, старались не вспоминать. По крайней мере — вслух…