Жемчужница. Рассказы

Елена Гомилко

Мне хотелось книжку, любимую, «для себя», для души… для побега в Мир женского, с любой страницы, с любой строчки… где нет ничего лишнего и случайного, где все имеет смысл и значение… в нежный, мягкий, живой мир, как лоно моллюска, где случайная песчинка становится жемчужинкой.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ БУДДЫ

— Твоя?

На стол перед Машей легла книга. Ее последний роман, изрядно нашумевший. Бестселлер.

— Моя, — Маша старалась ответить нейтрально, тон вопроса ей показался странным. Она медленно поднимала глаза, готовясь к неожиданности.

Но такой неожиданности ожидать не приходилось.

— Привет,.. Иван, — она почему-то испугалась и… — Читаешь женские романы? — напала первой.

— Нет, это жене. Ей нравится. Подпишешь?

— Пожалуйста…

Маша склонилась над книгой, рука автоматически поставила росчерк, пока мозги тушили панику.

Почему она испугалась? Что такого случилось? Этот человек ни сделал ей ни какого зла, скорее наоборот. Годы их отношений остались теплым пятном в ее памяти. Что же тогда?…

Остается нечистая совесть…

— Поговорить бы… — тон начал проясняться.

— Хорошо, я постараюсь найти время… — засуетилась Маша.

— Марья! — мужские руки мягко, но крепко взяли ее за плечи, — Надо. Поговорить.

— Ну хорошо, хорошо… — Марья опешила, но охранника все же остановила. — Через четверть часа я освобожусь. Дождись. Но не здесь. В кафе, напротив.

Презентация закончилась вовремя. Но Марья не спешила уходить, какое-то время она всматривалась в зеркало в дамской комнате. Все пыталась увидеть себя отстраненно, понять, в чем разница между успешной Марьей-писательницей и той, прежней бесбашенной Машкой… А может, искала подходящую маску, чтобы спрятаться…

Пятнадцать-двадцать минут прошли, но так ничем и не помогли. Маша так и не пришла в норму, и не нашла повода удрать. Значит — судьба!

Она неторопливо шла к месту встречи. Как Штирлиц. Надеясь последним взглядом осознать и оценить происходящее… За столиком сидел хорошо известный ей человек, сидел спокойно, с интересом разглядывая подписанную ею книгу. И выглядел уверенно, так выглядят спасающие мир герои перед решающей битвой. Человек на своем месте… Но от его покоя Машке было не по себе… Будто что-то утоптанное и прирученное вдруг взбунтовалось и рвется из-под ног.

— Говори. — Маша присела рядом.

— Да я, собственно… — Иван оторвал взгляд от книги, — Как живешь?

— Ты же видишь. Успешно.

— Марья, чего кидаешься? Укусить хочешь?

— Ага. Только кого?… — Маша дрожащими пальцами пыталась закурить. Врать? Снова врать ей не хотелось. И она тянула время изо всех сил. Но ответ не шел.

— Машка, ты же не курила? — Иван отобрал у нее сигареты. — Давай потом. А то мне неприятно на тебя такую смотреть.

— Да мне самой противно… — как-то вырвалось, и Машке полегчало. Решение принялось само собой.

— А что так?

— В том-то и дело… Сама не пойму! Вот тебя увидела, и… накрыло…

— Ну, так давай разберемся?

— Нет уж, я сама. Ты хотел о чем-то говорить? У меня, действительно, немного времени.

— Да роман этот твой… Классно пишешь! Жена в восторге.

— Ты из-за этого пришел?

— Да я шел за книгой. А тут ты…

— Не поняла…

— Жена читала этот роман, у подруги брала. А купить прошлое издание не успела. Вот узнала, что переиздали и… Ну, я решил ей подарок сделать. Она собиралась через время перечитать… Вот, пришел в магазин, а здесь, оказывается, презентация… — Иван длинно посмотрел на опущенные Машкины ресницы и добавил: — Я не знал, что это твои книги…

— Мне посоветовали взять псевдоним,… не надо было светиться… Но жизнь заставила…

— Я сам хотел прочитать. До-читать… Я заглянул как-то, там все про мою жизнь,… ну, теперь-то понятно почему… А тогда меня… зацепило, в общем…

— Ну, и на чем остановился?

— После Купальской ночи.

— Вот и достаточно. Не нужно тебе дальше читать… — Машка все сильнее нервничала, — Дальше уже не твоя жизнь.

— А чья?

— Ничья. Дальше — художественный вымысел, — Маша выговорила каждую букву. — Вранье, одним словом… Хотя, вранье, это, как раз, про нас…

— Стоп! Маш, давай без вот этих вот завлекалочек! Говори нормально!…

— Что тебе еще?! — Машка первый раз осмелилась поднять на него глаза. — Чего ты пристал ко мне?!

— Маш, утихомирься… а? Я же знаю, что ты другая.

— Нет уже той Машки, Марьи твоей! Кончилась! На чернила изошла… На вот это «бабье мыло», будь оно не ладно!

— Так, мне это надоело! Я тебя жду в машине. Едем, поговорим спокойно. — Иван встал.

— Да-а-а… Иван тоже изменился… — Маша горько улыбнулась, — Черт с тобой! Жди. Скоро буду.

Ехали молча. Каждый думал о своем. Но в общем, об одном и том же…

Приехали за город. Вечерело.

— Узнаешь?

— Это что, тот самый лес?

— Ага. Только его начали застраивать. Вот я и вписался… Вовремя…

— Так это твой дом?!… А жена узнает — что скажешь? — съехидничала Машка.

— Я слишком хороший муж… Проходи. Сегодня — это наше пристанище.

Прошла…

«Есть у жизни чувство юмора, ничего не скажешь…» — мелькнуло у Машки в голове.

Это был дом ее мечты…

Вот как оно бывает… Мечтаешь о доме в лесу, а получаешь — квартиру в центре со всеми удобствами, кроме покоя и счастья… Проектом не предусмотрено.

— Выпьешь? Или просто чай-кофе? — Иван хозяйничал за кухонной стойкой.

— Выпью. Чуточку…

— Вот… Ты это когда-то любила.

— И сейчас люблю.

— Ну и замечательно. Ты отдыхай, а я ужин придумаю…

«Спасибо тебе, Ванька… Все-то ты понимаешь…» — Машка потягивала вино.

Иван возился с ужином, что-то рассказывал ненавязчивое, короче, не мешал ей думать. Но ужин поспел, Иван сел рядом, и его глаза требовали ответа.

— С чего начинать? — спросила Машкина обреченность.

— Ну с начала — я уже знаю… Давай с Купальской ночи. С нее, кажется, все началось?.. вернее, закончилось…

— С ночи… Хорошая была ночь, волшебная… Колдовская! — Маша запнулась, — Я после той ночи сама не своя была. От всего. От счастья, от любви… И еще от чего-то… Это потом уже прояснилось от чего… Врач сказал… Ну, в общем, наколдовали мы с тобой тогда…

— Подожди, ты что…

— Не перебивай! Я сама все расскажу. Только не перебивай,… мне еще и самой разобраться надо… — Маша потянулась за сигаретами, — Прости, но я закурю… Да, я была беременна. Да, я тебе не сказала… А как мне было тебе сказать?! Мы с тобой один раз всего виделись после Купалы. И разговор ты с чего начал? С того, что надо завязывать с «этим» делом, потому что страдает твой сын… У меня язык и не повернулся… Хотя я рассчитывала на тебя тогда… Надеялась на что-то…

— Значит, вот, что ты мне тогда не сказала… Я что-то чувствовал. Меня мучило, грызло, но я списал все на больную совесть за мои походы «налево»… Не правильно…

— Чего уж теперь…

— А где ребенок?

— А его и не было… Я тогда перепугалась в усмерть, поревела, подумала… и избавилась, — Маша замолчала.

Иван смотрел в пол, катал желваки…

— А дальше?

— А дальше — жизнь закончилась. Ты же меня о жизни спрашивал? Дальше — началась ра-бо-та.

— Началась? И с чего она началась? — в голосе Ивана звучала сталь.

— Вот с этого и началась… — Маша сделала большой глоток, — Вань, я знаю, что виновата, но не мучь меня, мне сложно рассказывать, тем более что я сама очень старалась это забыть.

— Мань, не ври. Себе не ври. Тебе. Нужно. Это. Мне. Сказать. Давай! Считай, что это терапия…

— Да я этой терапией все эти годы занимаюсь! Мне за нее неплохие «бабки» платят! На «Книгу года» номинируют! Только толку от нее — фиг!

— И тем не менее…

— Тогда подлей немного… Для вдохновения… Эх… Слушай, раз просил… — наиграла Машка, — только предупреждаю, это похоже на глупый роман!

— Давай уже… А то, можно подумать, ты умные пишешь?…

Машка горько усмехнулась, забралась в кресло с ногами, выпустила дым и продолжила…

— Я после… процедуры, жила, как в тумане. От тебя пряталась. Себя грызла. Потом наоборот… А весной, в начале апреля, что-то со мной происходить начало. Я пару дней из дому не выходила — рыдала, белугой выла, остановиться не могла! Думала — все, крыша уехала! А потом,… я даже не помню как мне это пришло,…в общем, я посчитала… В эти дни должен был ребенок родиться… Вот меня и рвало в клочья… А потом я зачем-то в календарь полезла и прочла — на Востоке этот день считают Днем рождения Будды… Вот так… — Машка глотнула из бокала, — Не состоялся мой Будда. А мог бы…

Я, когда еще решение принимала, много всяких глупостей натворила, в том числе и к гадалке ходила… Матерая такая тетка попалась… Так меня взглядом сверлила! Только не послушала я ее. А она, все равно, права оказалась…

— В смысле?

— Она меня уговаривала оставить ребенка. Много всего предсказывала… Новую жизнь, семью, любовь…

— Машка, брось! Ты же знаешь, как это работает! Это же психология…

— Вань, это — РАБОТАЕТ! Как, это другой вопрос. Тут всего хватает…

— Да ты пойми, будущее многовариантно! Каждую секунду мы находимся в комнате тысячи дверей. Какую откроешь, то и получишь. А гадалки, даже если они действительно что-то видят, дают только один вариант, и ты на нем якоришься!

— Вот-вот… Двери, двери, снова двери… И все закрыты… И никогда не знаешь, что там… а она смотрит, и все эти двери перед ней в одну линию выстраиваются, и сквозь замочные скважины закрытых дверей она видит туда… вперед… И дает хоть какую-то почву под ногами… Дает веру в пол… А мне тогда эта вера очень нужна была. Я прыгала в пустоту и боялась в ней раствориться.

Знаешь,… женщина без мужчины, как вода без сосуда… Растекается, теряет смысл… А эта тетка мне сохранила хоть какую-то иллюзию целостности…

Я помню одну фразу, слышу ее с тех пор… «То, что родится, изменит твою жизнь.» Вот оно и изменило… Я после тех апрельских дней стала писать. Сначала просто, как ты говоришь, терапия была… Мне подруга-психолог подсказала, метод есть такой… Сначала боль выписываешь, а потом пытаешься переписать сценарий ситуации… Вот я и выплескивала, выплевывала все из себя на бумагу, чтобы не жгло внутри. Поделиться не с кем было, да и кому такое доверишь?… Вот и писала, писала… Все ситуацию перерисовывала, хороший конец придумывала… Такого наворотила… А потом стала придумывать истории всякие душещипательные… И со временем стало получаться… Товарищ один помог издать. Так и пишу… Дамам нравится… Вот и выходит, своего счастья нет, а другим рассказываю, — Машка горько рассмеялась, — Как кукушка, кому-то годы считаю и собственные яйца в чужие гнезда подбрасываю…

Повисла тишина.

— А на личном фронте как?

— А так же… Все, что появляется — все в топку, все выписывается. А на человеческие отношения сил уже не остается. А может, я их, просто, боюсь?.. Надорвалась тогда, вот и шарахаюсь… Не хочу больше пепел изнутри вытряхивать, больно очень.

— Да-а-а… Марья, и правда, изменилась… Трусихой раньше ты не была. Скорее наоборот. Лезла, куда непопадя. Только успевал тебя ловить…

— Теперь ловить некому. Вот и стала трусихой… Знаешь, без страховки становишься осторожной и пугливой… Вот я и сижу в норке тихо-тихо и графоманю потихонечку… — Машка рассматривала дно своего стакана. — Ой… Устала я что-то… Хватит меня пытать. Сам колись, как она, жизнь-то, складывается? — спряталась за наигранностью Машка.

— Ага, уже сложилась… Как карточный домик. Строил, строил… А потом — одно неверное движение и он — сложился… — горько подыграл Иван.

— Ну-ка, ну-ка, поподробнее… — придвинулась Машкина хитрая усмешка.

— Да ну… Это не интересно.

— Ага. Значит, мне душу потрошить — интересно, я сам — в кусты!? Колись, гад… — Марья плеснула из бутылки в каждый стакан и присела рядом с Иваном. — Давай… Для храбрости… — притворная бравада начинала ее тяготить.

— Да дело не в храбрости… Я вот тут тебя слушал, а свое складывал… — он прямо посмотрел Машке в глаза, искал в них свою Марью… — Для меня тоже Купальская ночь непростой была…

Маша выдержала его взгляд и даже поблагодарила в душе за помощь.

— Помнишь, мы через костер прыгали? — Иван продолжил, — Так вот, я тогда, как взлетел, так на землю больше и не спустился… — он смотрел куда-то вверх, словно искал нечто, унесшее его тогда,.. — Тесно мне стало и душно! Валилось все вокруг, все чужим становилось… В семье разброд начался, пацан болеть стал… Я тогда подумал, что это мне наказание за тебя… А когда ты исчезла, первое время запрещал себе даже вспоминать о тебе, думал, скорее забуду. А стало еще хуже! Как будто наши отношения были единственным живым местом во мне. И начал я себя терять… Не было никакого удовлетворения ни от работы, ни от семьи… Все обрыдло… Чуть не запил, вовремя остановился… А вышло как… — Иван подошел к окну, — Я от такой жизни начал из дому уходить, просто гулять по городу… А один раз, как нашло на меня, чувствую — надо в лес ехать, — он кивнул в сторону темноты за окном, — туда, где мы Купалу праздновали! Если не поеду — умру! Вот я и рванул… А тут как раз застройка намечалась… Вот я и вписался чудом, сам не знаю, как вышло… И стал для меня этот дом именно домом! Берлогой, лежбищем… — Иван обвел взглядом комнату, — Только мои его сразу невзлюбили. Как чувствовали… Жена недовольна была, мол, только деньги на ветер… Мы там жить не будем… От города далеко, неудобно… Ну и так далее… А я из него выбраться не мог, прямо, корни пустил! Здесь каждая щепочка из моих рук вышла… — Иван погладил перила лестницы, присел на ступеньке, — Все продумано, выстроено… Этот дом — продолжение меня, моей души!… Я пока его строил, понял очень многое… Может это высокопарно звучит,… только не смейся…, я понял суть счастья!

Машка улыбнулась.

— Ну Маш… Я же просил…

— Нет-нет… Я о своем… Пока я придумывала сценарии счастья, ты его постигал… Забавно, не правда ли? Продолжай, пожалуйста…

— Знаешь, я много когда-то читал всякого разного, все смысл жизни искал… А тут просто его почувствовал! Счастье — это делать то, что считаешь самым важным в этот момент. Просто брать и делать! Не взирая ни на что!… Тут все сошлось: и принцип «здесь и сейчас», и реализация себя, и приятие судьбы, и смирение, и осознанная необходимость, и еще много всякого, что в этих книжках счастьем называют… Я, когда понял, просто летал! Все мне было так ясно видно! Где ложь и фальшь, а где самая сердцевина жизни… И я еще стал очень остро чувствовать, куда нужно идти, что нужно делать… Первое время — дров наломал! Мессией себя считал… Пытался своей находкой с людьми поделиться… А они меня не слышат. Слова только воспринимают, а смысл — нет! Они им на душу не ложатся!… Я так всех друзей распугал… С работой дурки напорол! Семью окончательно потерял. Одни головешки от очага остались…

— Подожди, ты же книгу жене покупал?

— Жене… Она злится, с сыном видеться не дает, а ему сейчас отец очень нужен, возраст у него… Вот я и решился на дипломатический ход… А тут ты…

— Ну извини…

— Да ну, глупости! Все правильно! Все вовремя и по силам!… Я уже давно ожидал приближение чего-то важного… Как-то внутренне готовился… Но к такому был не готов, честно скажу…

— Это к чему «такому»?

— Сейчас попробую объяснить… Я когда дом строил, чувствовал такую силу внутри, будто моими руками творится нечто очень важное, нужное… без чего миру не устоять… Понимаешь? А потом меня осенило вот это… ну, про счастье… И каждый раз во мне эта сила просыпается, и я знаю, что нужно делать… Я, когда тебя увидел, тоже это почувствовал… Ну, что нужен я тебе… Вот…

— Может, оно и правда… — Маша заблудилась в клубах дыма. — Я заметила, что ты изменился. Стал жестче, решительней, что ли… Раньше все больше на меня оглядывался, что скажу, что сделаю…

— А такой я тебе не подхожу?

— Я уже тоже не та Марья… За неимением командующего, сама командование приняла. Сама своей воде горшок вылепила… Уж как смогла…

— И как? Нравится самой себя строить?

— Честно? Нет. Но выбора у меня тоже нет. Тут только покажи слабинку, быстро мастера отыщутся… Нет, лучше я сама…

— Да не правильно это! Не должна женщина быть сама! Принимать жесткие решения — не ее работа! Она свою суть теряет. Стены строить, скалы крушить, поля пахать — это для мужика дело, а женщина дом согревать должна…

— Ага! Кастрюли, пеленки, мужнины портки-носки-трусы… Вот тебе бабья доля?! Нет уж, спасибо! У нас тоже мозги есть! И местами, почище вашего!

— Даааа, Мань… Трудно тебе было… Сразу видно… Только спорить я с тобой не буду. Все, если захочешь,.. если духу хватит,.. сама поймешь…

— Что значит: «если духу хватит»? Ты на что это намекаешь?!

— Все, Мань, мир! — Иван налил понемногу в бокалы, — Давай мировую!

— У, хитрющий какой!… Ладно, мир…

…Ночь близилась к концу, когда Иван укладывал гостью спать.

— Спокойной ночи, Марья… Утро все покажет… Спи спокойно, в этом доме тебе ничто не угрожает… — поцеловал в щечку и ушел.

А Машка долго разглядывала уютную спаленку с окном вместо стены. Потом поднялась и встала рядом со стеклом. Совсем близко. И пятна туманчика ритмично появлялись и испарялись на стекле от ее дыхания…

За окном совсем темно. За окном — лес. Их волшебный лес, полный тайн и загадок. Вот он какой теперь… Она так долго пыталась его вытеснить из воспоминаний, что почти забыла его тишину… Невозможную для центра города, в котле которого она жила все эти годы…

Маша открыла окно и ступила на маленький балкончик. Свежий воздух обжег ноздри запахами ночного леса. Когда земля отдает накопленное за день тепло и пышет ароматами прели и тлена. Но, почему-то эти запахи не считаются дурными, хотя суть их — разложение и смерть. Почему? Может, потому, что они естественны? Размеренное течение жизни, живое равновесие, не нарушенное человеческим насилием, не кажется трагичным в своем завершении, а только естественным круговоротом вещей… Тогда почему так болезненны перемены в ее судьбе? Почему она не может зализать старые раны, и жить новым днем? А не эксплуатировать их боль и воспаленное воспоминаниями сознание для зарабатывания куска хлеба? Это ли не извращение? Земля — к земле, прах — к праху…

Машка подняла глаза к небу. Темному ночному звездному небу, без подсветки и шапки городского смога над горизонтом…

— Боже, как хорошо!… — она вдохнула несколько раз глубоко-глубоко, до головокружения, до кашля в отравленных легких. Она откашливалась и снова набирала объем чистоты в себя, снова кашляла, и так долго-долго, пока не проветрила свои засиженные тараканами мозги до понимания, что с дымом из ее легких уходит больная, измученная бабьей дурью, Машка; и возвращается та, прежняя Марья, что прыгала через костер Купальской ночью, крепко держась за руки с самым лучшим из мужчин, и пела протяжные песни так, что все утирали непослушные слезы…

И Марья запела… Затянула прокуренным горлом тяжелую песню-страдание об утраченной любви… Больную-больную… Тянула до хрипоты… Со всхлипами… Пока не выпела все, до донышка. Прислушалась к тишине, отдышалась… Где-то в лесу ночная птица эхом уносила ее песню далеко-далеко, куда уходит любая жизнь, легко и без надрыва, потому что прожита набело, без черновиков и помарок, без оглядки, с ощущением нужности и правильности, с ощущением счастья.