Пустынный странник

Елена Галлиади

Главный герой книги по имени Поль совершает отчаянный поступок и покидает родной Париж, чтобы провести десять дней в безлюдной пустыне. Его ждут удивительные встречи и мистические переживания, значимые знакомства и переворот сознания.

© Елена Галлиади, 2021

ISBN 978-5-4483-4962-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все события, описанные в этой книге, являются лишь фантазией автора, который ни в коей мере не призывает к совершению подобных экспериментов над собой, а лишь просит немного задуматься о смысле жизни.

Cherchez la femme.

Ищите женщину.

Париж, багеты, круассаны, пекарь Жак,

Прекрасный кофе, вид на Сену из окна,

В шкафу висит отличнейший пиджак,

А в сердце гробовая тишина.

И мысль уйти куда-то вдаль,

Махнув с Монмартра городу в последний раз.

Уйти, чтоб растопить печаль.

Не ждать, бежать, немедленно, сейчас…

Глава 1

Не знаю, какой чёрт дёрнул меня на этот поступок. Возможно, я буду бесконечно жалеть, но пока меня захлестнула волна дикого восторга. Я купил верблюда у местного торговца. Несмотря на моё отличное знание арабского и местных обычаев, этот хитрец меня всё же обманул. Да и Бог с ним, не в моих правилах жалеть деньги. Меня зовут Поль, и я решил провести десять дней в пустыне, преодолев примерно четыреста километров по песку, переваливаясь через барханы. Совершенно спонтанно, проснувшись утром и распахнув окно, я пришёл к решению купить билет на самолёт и сделал это незамедлительно. Перед этим я промучился всю ночь, я не мог спать, вспоминая её карие глаза, которые смотрели на меня с осуждением. Слишком часто я видел в них именно осуждение, упрёк и обиду. Видимо, пришло время наконец отдохнуть друг от друга. Да и навалилась какая-то непонятная апатия и тоска, всё моё существо жаждало смены обстановки и встряски сознания и самосознания. Я улетел на следующий день, ни слова никому не сказав. Я терпеть не могу самолётную еду и всю дорогу проспал, а после пересадки в Эр-Рияде бесцельно смотрел в иллюминатор, поэтому вышел из самолёта голодный и, как только выбрался наконец из аэропорта в город, накинулся на местную дрянь с превеликим удовольствием, совершенно не задумываясь о том, что к кофе неплохо было бы употребить круассан именно из той самой пекарни… Ничего, я с пребольшим удовольствием съел порцию местной каши, которая называется забавным словом бургуль, выпил кофе и закусил финиками. Я понял, что в Париже я становлюсь бесконечно избалованным. Я выбираю, где мне выпить кофе, какой багет взять домой, и ворочу нос от всего. В поездках дело обстоит иначе. Я не обращаю внимания на условия жизни и на наличие тех самых круассанов. Перекусив в местной забегаловке, я отправился на поиски необходимых мне вещей и верблюда. На закупку всего необходимого ушёл практически весь день, и лишь ближе к вечеру я стоял на пороге Руб-эль-Хали. Порог пустыни — это, конечно, громко сказано, но песок уже уходил за горизонт. Мысль о предстоящем приключении наполняла меня такой необходимой энергией, и я потянул верблюда. К слову сказать, скотина досталась мне редкостная, во всех смыслах этого слова. Он был молод, упрям и чертовски своенравен. Есть прекрасная арабская поговорка: «Верблюд — живое доказательство милосердия Бога к человеку». Видимо, Бог решил, что милосердия я не достоин. Так или иначе, при всей моей любви к этим гордым животным, он не испытывал ко мне ни капли уважения. Но в пустыне без верблюда никак, я это знаю по личному опыту, и никто не сможет меня переубедить, так что придётся нам терпеть друг друга эти десять дней, а затем я его продам. Имя у верблюда Малик, что значит правитель… ну посмотрим, кто тут у нас правитель. Немного поспорив со мной и потаращив глаза, видимо, в надежде меня напугать, Малик всё же поплёлся рядом, судя по выражению морды проклиная и меня и свою верблюжью долю. Песок шуршал и скрипел, стало очень приятно на душе, просто от того, что наконец я вырвался из круговорота будничных забот, и нет никаких посторонних звуков, кроме шороха песка. Руб-эль-Хали великая песчаная пустошь, которая всегда манила меня, но никогда, ни разу у меня не возникало возможности побывать именно здесь. Это коварное и опасное место, где температура днём может достигать пятидесяти шести градусов по Цельсию, а говорят и выше, сам же песок раскаляется гораздо сильнее. Не так много людей отваживаются путешествовать здесь пешком, это крайне опасно. Слишком мало оазисов, слишком жёсткие условия. Я ушёл сюда не с целью проверить свой организм на прочность, а с целью найти себя и покопаться в тёмных закоулках своей души. Мой организм проверяется на прочность с завидной регулярностью, а вот к собственным чувствам я обращаюсь крайне редко. Возможно, и не обращался бы никогда, если бы не эти жгущие душу взгляды. Пришло время разобраться в себе, и, на мой взгляд, пустыня то самое место, где можно неплохо помучить себя, свой мозг и свою душу. В закатных лучах я ощутил себя пришельцем на Марсе. Песок этой пустыни богат железом и потому окрашен в оранжево-красный цвет, что создаёт некое ощущение нереальности происходящего. Малик несколько раз попытался меня пнуть, и мы пошли немного быстрее. Я решил, что поговорю с ним позже, хотелось бы до темноты устроиться на ночёвку. Мы преодолели примерно десять километров, не больше, но я выдохся, Малик этому немало способствовал своими капризами. Я уже начал задумываться о том, чтобы вернуться и взять джип, но всё-таки передумал, мне не хотелось никакой цивилизации. Я развёл костёр, Малик раздул ноздри и вопросительно на меня посмотрел. Я полностью снял с него багаж, чтобы он тоже мог отдохнуть. В отсветах костра он казался величественным, ему действительно очень подходило название «корабль пустыни» и невероятно шло его имя.

— На самом деле, ты прекрасный верблюд, — сказал я ему по-арабски, заваривая чай. Я решил, что он привык к арабской речи и, может, так будет чувствовать себя спокойнее рядом со мной. Малик раздул ноздри и фыркнул.

— Так и есть, я не подлизываюсь, — продолжил я, — ни разу не встречал такого хорошо сложенного верблюда. Ты рождён быть вождём верблюдов, их царём. Ты можешь быть Наполеоном среди верблюдов.

При этих словах мне показалось, что Малик посмотрел на меня так печально, что я решил не упоминать при нём Наполеона больше никогда. Затем я пил мятный чай, а Малик тянул носом воздух. Я дал ему немного сухих мятных веток, он остался доволен. Было невообразимо тихо, лишь потрескивал костёр и немного посапывал верблюд. Температура воздуха стала опускаться, я поближе придвинулся к костру. На небе зажглись звёзды. Их было бессчётное множество, такое величие Вселенной можно увидеть лишь далеко за городом, в море, но в пустыне звёзды кажутся особенно близкими и такими яркими, что невозможно оторвать взгляд. Я устроился на неширокой циновке и смотрел в небо. Появилась мысль, что, наверное, я зря никого не поставил в известность и просто-напросто сбежал, детский поступок. Мари, видимо, будет переживать. Родители вряд ли про меня вспомнят за эти десять дней, они чаще озабочены лишь собой, наше общение минимально. Они вспоминают про меня, когда я получаю какую-нибудь прибыль. Я задумался о них. Они любили друг друга, это был неоспоримый факт, но им совершенно был не нужен я. Никогда. Сказать, что это тревожило меня? Ничуть. Как только мне исполнилось восемнадцать, мне указали на дверь, в прямом смысле слова. К тому времени я уже подрабатывал и смог позволить снять небольшую комнату у добрейшей мадам Жюли. Она опекала меня до тех пор, пока мне не исполнилось двадцать шесть. К этому времени я окончил университет, устроился на работу учителем и смог позволить себе снять целую квартиру. Смешную и очень маленькую, но всё-таки квартиру. На учёбу я заработал себе сам, работая по ночам в пекарне, подрабатывая грузчиком и официантом по вечерам в одном небольшом ресторане. Было тяжело, но я справился, желание получить образование было достаточно сильным. Родители не появлялись в моей жизни довольно долго. К тридцати годам я начал неплохо зарабатывать, не сказать, что всё было законно, но финансовый вопрос оказался решённым, и я бросил учить бедных детей уму-разуму, после чего открыл небольшую типографию, она процветает и поныне. Однажды я совершенно случайно встретил своего отца, он оценил мой костюм, и на следующий день они с матерью появились на пороге моей новой квартиры, которую я приобрёл в собственность. Я дал им некоторую сумму, предварительно напоив кофе, после чего они пропали на месяц. Так продолжается до сих пор. Печалит ли меня это? Нет. Более того, я редко задумываюсь о моих с ними взаимоотношениях. Сейчас вспомнил, глядя на звёзды. Смешная детская история. Отец называл звёзды лампочками Бога и говорил, что он зажигает их много-много на небе, чтобы ночью ему было видно, что делают непослушные дети. Я никогда не верил ни в лампочки, ни в Бога.

Малик лёг, подогнув под себя ноги, и не отрываясь смотрел на меня. Я разглядел на его носу шрам, ещё когда покупал его. Прежний владелец бил его вне сомнения. Жалость сжала мне сердце, я поднялся и подошёл к нему, Малик насторожился.

— Послушай, — сказал я ему, — не переживай, не в моих правилах лупить верблюда. Ты парень с характером, да и я не подарок, в общем, сработаемся. А потом я найду тебе очень хорошего хозяина.

Я аккуратно провёл рукой по тёплому верблюжьему носу. Малик странно посмотрел на меня, скосив глаза, но мне показалось, что мой спокойный голос и арабская речь его успокоили. Я вернулся к себе на циновку и подмигнул ему. Он фыркнул. Не уважал он меня.

Как только последние лучи солнца утонули в песке, пустыня ожила. Мелкие и крупные ползучки вылезли из своих укрытий. Я уже видел нескольких скорпионов, которые пробежали не так далеко от нас, и очень надеялся, что рядом не живут змеи. Меня однажды уже кусала змея, повторения не хотелось. Да и, скорее всего, я не успею добраться до цивилизации. Лучше о дурном было не думать, и я снова уставился на звёзды. Каким маленьким может показаться человек, если представить себе необъятность Вселенной. Все эти проблемы и переживания кажутся мизерными по сравнению с вечностью и бесконечностью пространства, мы действительно лишь песчинки в безбрежном море. Интересно, кто-то хоть иногда задумывается над этим? Конечно задумывается, но явно не мой сосед со второго этажа, жирный Жак. Такой напыщенный идиот, не побоюсь этого слова. Считает себя центром вселенной, а по факту не представляет из себя ничего. Владелец небольшой булочной на перекрёстке. И что с того, что он выглядит внушительно? Посмотрел бы он на эти звёзды и понял, что он жалкая букашка, и, возможно, перестал хамить каждому встречному и изображать из себя великого человека. Великий-то в нём разве что вес, килограмм сто пятьдесят величия. А наглости, самодовольства раз в сто больше. Что я вдруг вспомнил про него? Да просто он мне не нравится, постоянно норовит прижать мою машину на парковке и вечно хамит Мари, изображая из себя святого. Не слишком ли часто она остаётся в доме мужчины, не будучи замужем за ним? Да его какое дело? Тоже мне, старушка-монашка! Последнюю фразу я сказал вслух. Малик с интересом посмотрел на меня.

— Это не про тебя, — отмахнулся я.

Звёзды смотрели на меня и грустно мигали, понимая, что я опять размышляю о мелочах. Ну да Бог с ними, со звёздами. Все эти планеты, спутники, метеориты, газовые туманности… Я не заметил, как заснул. Проснулся я от того, что кто-то меня толкал в плечо и отвратительным голосом вопил Малик, даже не знаю, что меня разбудило раньше. Открыв глаза, я увидел перед собой автомат Калашникова, не самое приятное зрелище, когда в свете костра, находясь один в пустыне, видишь автомат. Я уставился на человека с автоматом. Нет, он мне им не угрожал, но он у него был, этого было достаточно, чтобы ощутить неприятное давление в груди.

— Do you speak English¹? — спросил он.

Некоторое время я не отвечал, не зная, как отреагировать. Я его изучал. Агрессивности он не проявлял, а выглядел как типичный бедуин: высокий, суховатый, одет в белый бурнус, такой плащ с капюшоном, и куфию, закреплённую на голове шнурком. Но калашников меня определённо смущал.

— Что тебе надо? — спросил я по-арабски.

И тут вмешался Малик. Никогда не думал, что верблюды такие коварные животные. Перестав истошно вопить, он незаметно приблизился к нашему ночному посетителю и со всей верблюжьей мочи укусил его в шею.

— Accidenti²! — закричал по-итальянски бедуин.

Я был немного удивлён и поспешил успокоить Малика.

— Говоришь по-итальянски? — спросил я бедуина, который продолжал разрывать ночную тишину проклятиями. — Дай посмотрю, ого, до крови прокусил! Да ты сам виноват, нечего подкрадываться к спящим верблюду и человеку посреди пустыни.

Я говорил по-итальянски не хуже, чем по-французски.

— Чёрт, ты тоже итальянец? — спросил бедуин. Он достал спиртовую салфетку и протирал место укуса.

— Нет, я француз, — ответил я.

— Извини, что напугал тебя, у тебя не найдётся водички? Так пить хочу, вчера весь день не пил, вода закончилась.

— Найдётся, — ответил я и протянул ему стакан, куда отлил из нашего стратегического запаса немного воды.

— Спасибо, — ответил он и принялся потихоньку пить воду, видимо, растягивая удовольствие.

— Далеко ли до города? — наконец допив, поинтересовался он.

— Нет, не далеко, примерно пятнадцать километров.

— Отлично, — ответил он и замолчал.

— Как тебя зовут? — поинтересовался я.

— Фабио, — ответил он.

Похоже, он не особо стремился распространяться на свой счёт.

— Я Поль, очень приятно, — продолжил я. — Что ты делаешь в пустыне?

— А ты? — ответил он вопросом на вопрос.

— Ничего, я просто приехал…

— Я тоже… ничего, — сказал он, сделав некоторую паузу перед словом «ничего».

Я снова покосился на автомат, но решил вопросов не задавать. Действительно, что может делать человек с автоматом в арабской пустыне, ничего.

— Здесь очень красиво на закате и на рассвете, — сказал он, — днём пекло страшное, вчера чуть не умер. Ночью холодно. Мне надо в город, нужно кое-что купить, вчера у меня застряла машина в песке, к северу отсюда, завтра вернусь за ней. И воду разлил случайно, как назло.

— Ясно, — сказал я и решил, что совершенно не хочу задавать вопросов.

— Говоришь по-арабски? В этих местах это полезно. Я не говорю, поэтому в городе приходится изображать немого. Особенно в некоторых кварталах, ну ты меня понимаешь.

«Странный он, этот Фабио», — подумал я и ничего не ответил.

— Верблюд у тебя бешеный, — продолжил он. — Далеко собрался?

— До оазиса, — ответил я, не особенно вдаваясь в подробности.

— Ясно, ладно, пойду я, хочу до жары успеть в Шарура. А ты будь осторожен, змей тут немерено, да и песчаные бури не подарок! — сказал Фабио и, развернувшись, ушёл в направлении города. Вскоре не стало слышно звука его шагов. Малик фыркнул.

— Согласен, — сказал я. — Странный тип. А ты, мой друг, молодец!

Я решил выпить кофе, пришлось немного расшевелить костёр, он начал уже угасать. Малик снова улёгся, подобрав длинные верблюжьи ноги, и следил за тем, что я делаю. Он напомнил мне кота на кухне, который вот так внимательно смотрит, что делает его хозяин. Забавно, но у меня никогда не было кота, хотя я испытываю очень тёплые чувства к этим животным. Видимо, мой образ жизни не может позволить держать дома хоть какого-то зверя. Возможно, когда я обзаведусь семьёй, у нас будет кот или собака, за ними будут присматривать жена и дети, а я буду их баловать, бывая дома. На самом деле я часто в отъезде, и, скорее всего, не будет у меня никогда ни жены, ни детей. Я начинаю скучать в Париже уже спустя пару недель после возвращения домой и снова ищу возможность уехать. Я много где бывал и попадал в разные истории, поднимался в горы и уходил в моря, я уже не раз бывал в пустынях, приключения манили меня со страшной силой. Из всех моих женщин Мари держалась рядом со мной дольше всех, мы были вместе уже три года, это буквально мировой рекорд отношений. Никто не выдерживал моих спонтанных желаний сбежать подальше. Но своими путешествиями я не только развлекался, я ими зарабатывал, правда об этом мне совершенно не хотелось бы распространяться. Да и моё нынешнее желание уйти в пустыню совсем не было связано с заработком, скорее просьба души.

Я отхлебнул кофе и посмотрел на восток. Небо окрашивалось в рыжий, солнце было готово вынырнуть из песка и начать нещадно палить, в надежде уничтожить любое проявление жизни здесь в Руб-эль-Хали. Не выспавшийся, но всё же достаточно бодрый, я нагрузил Малика и потушил костёр. Мы отправились вглубь пустыни.

Примечания

1

Вы говорите по-английски?

2

Чёрт побери!