Нить судьбы

Елена Воздвиженская

Той глухой, морозной, безлунной ночью, когда осень ещё не прошла, а зима не наступила на белом свете, на порог дома Захарихи пришли спасённые ею когда-то волки. Они явились, чтобы позвать старуху в тёмный лес, ибо только от её поспешности и участия зависела сейчас череда событий, которые плетёт нить судьбы…

ГЛАВА 9

Утром Захариха, проснулась рано, она сразу же поднялась на ноги и, заглянув за занавеску, подошла к постели Надийки. Девочка спала, улыбаясь во сне, солнечный лучик трепетал на её подушке, качался на плечике, гладил мягкие волосы. День сегодня выдался погожим. Захариха склонилась к внучке, прикоснулась губами к её лбу, удостоверилась, что жара у девочки нет и она дышит ровно и спокойно, и отправилась на кухоньку, чтобы приготовить к завтраку любимые Надийкины оладушки с вареньем.

Но не успела она завести тесто, как в дверь осторожно постучали. Захариха вытерла о передник руки, стряхнула муку и пошла отворять. На пороге стоял Николай, отец Ванюшки.

— Здравствуй, Николай, — поприветствовала соседа Захариха, — Ну как вы? Как у вас вчера всё прошло?

— Да ничего, бабушка, прошло… Я вот тут вам кое-чего принёс, Ванюшку помянуть. Спасибо вам с Надийкой за всё.

И Николай протянул Захарихе узелок со снедью.

— А вот это, — Николай протянул второй узелочек, — Надийке передай отдельно. И спасибо от нас с Глафирой скажи. Я теперь её защитником буду. Ежели что понадобится, ты обращайся, бабушка.

— Спасибо тебе, сынок, — кивнула старуха и перекрестила мужчину, — Ты хоть пройди, чаю попей.

— Нет, некогда, бабушка, мы на кладбище сейчас идём.

— Ну, хорошо, ступай, ступай, Николай.

Не успела за Николаем хлопнуть дверь, как тут же послышался топот босых ног по полу.

— Бабуся, а кто это приходил?

— Ох, ты ж матушки мои! Ты чего же это — босиком да раздетая? Ты как чувствуешь-то себя?

— Хорошо-о-о, — удивлённо протянула Надийка, — А что?

— Да ничего, ступай, одевайся, причешись, умойся, да завтракать станем.

Девочка убежала в печной закуток, а старуха развернула узелок со снедью. В полотенчике завёрнуты были варёные яички, мёд, булочки, несколько кусков сахара, пироги, кутья да кисель в горшочке.

— А что это, бабуся? — раздался за спиной голосок Надийки.

— Это помин за Ванюшку, мы ведь вчера не попали с тобой за поминальную трапезу, вот Николай и принёс нам с утра.

— Понятно, — грустно вздохнула девочка и села за стол, подперев щёчки кулачками.

Они с бабушкой позавтракали, помянули усопшего, помолились за упокой его души.

— Ой, а что это тут, на лавке? — спросила Надийка, выйдя из-за стола после завтрака.

— Ох, я и забыла совсем! — спохватилась Захариха, глядя на второй узелок, который принёс отец Ванюшки, — Это тебе дядя Николай принёс, велел передать в руки.

— Давай-ка поглядим, бабуся, что там, — сказала Надийка, и, отодвинув посуду на столе, развернула узелок.

В узелке лежало зеркальце на длинной ручке, в ажурной серебряной рамке, похожей на снежное кружево, несколько атласных ленточек, да два головных платочка.

— Ах, бабушка! — восхищённо вздохнула Надийка, — Какое чудесное зеркальце! Как из сказки! Всё светится серебром!

— Так ить оно и есть серебряное, — ответила старуха, — Это зеркальце ещё Глафириной бабки. Это память от неё. Вот, видать, как она тебя уважить захотела, что даже не пожалела такого подарка.

— Ой, бабуся, я его очень беречь буду, — Надийка прижала зеркальце к груди, и, завернув подарочки обратно в узелочек, побежала в свою комнату.

— Береги, береги, — согласилась Захариха.

Вскоре из Надийкиной горенки донеслось щёлканье ножниц и тихий голосок, который напевал какую-то песенку.

— Ну, слава тебе, Господи, оттаяла девчоночка, ожила, — перекрестилась радостно Захариха, — Не заболела после вчерашних событий. Да будто и вовсе их не помнит. Вот и ладно.

***

Прошло время. Надийка снова радовалась жизни, что-то мастерила в своей комнате, вышивала, и Захариха радовалась тому, что всё идёт, как раньше — тихо и мирно. Осень уже вступила в свои права, и по утрам на траве и листьях серебрился уже иней, а порой порхал и первый снежок. В один из дней Захариха сказала внучке:

— Пора бы нам с тобой, внученька, в лес сходить за калиной.

— О, я с радостью, бабушка! — весело откликнулась та.

На следующее утро, одевшись потеплее, по свежему морозцу, пошли они в лес. Захариха заранее приметила пышную, богатую калину и поэтому сейчас они с Надийкой скоро набрали полную корзину красных, рубиновых ягод — полупрозрачных, с тёмненьким сердечком в глубине. Надийка шла, приплясывая, то подбегая к старухе и целуя её звонко в щёчки, то обнимая крепко, то вновь убегала подальше, весело смеясь. Старуха улыбалась, радуясь тому, что внучка не вспоминает те печальные события последних летних дней, но порой всё же начинала вновь беспокоиться о том, почему тогда Надийка потеряла сознание и кто такой из себя этот Влас.

Подойдя к дому, они увидели, что на крыльце у них сидит Сузгиниха, старушка из их деревни.

— Ой, бабушка, здравствуй! — закричала Надийка издалека.

— Ух, милые мои, наконец-то, я вас дождалась, — обрадовалась Сузгиниха, — А то замёрзла уже, поджидая. Где были-то, где гуляли с утра пораньше?

— Да мы в лесу были, калины вот набрали.

— М-м-м, сколько красоты у вас! — заглянула она в корзину, что несла в руках Захариха.

— Да, бабушка, — похвалилась Надийка, — Мы сейчас всё переберём, помоем, а после с мёдом засахарим и посушим ещё.

— Ну, молодцы! — одобрительно закивала Сузгиниха, — Это дело!

— Пойдём, соседка, чаю попьём, обогреемся, — позвала Захариха, и они все вместе вошли в дом.

Когда все уселись за стол, Сузгиниха вдруг, хитро прищурившись, глянула на Надийку, прихлёбывая чай, и сказала:

— А я ведь к тебе, девонька.

— Ко мне, бабушка? — изумилась девочка.

— К тебе, к тебе. Я с просьбой.

— С какой? — не понимая ничего, удивлённо спросила Надийка.

Сузгиниха поднялась, взяла свой узелок, который оставила на лавке у входа, и, развязав его, достала белую ткань.

— Вот, — показала она Надийке.

— А что это? — не поняла девочка.

— Я вот хочу тебя попросить, чтобы ты покров мне на смёртное расшила.

— Да ты что, бабушка? — поперхнувшись чаем, громко рассмеялась Надийка.

— А что? — удивилась Сузгиниха, — Ты ж вот Ванюшке-то какой красивый покров расшила, я на похоронах приметила. И я хочу такой. Тоже хочу в гробу красивой лежать.

Захариха, прижав к груди руки, сумасшедшими глазами глядела на соседку, молча слушая их разговор, а сердце её трепетало.

Надийка опять захохотала, всплеснув руками:

— Бабушка, да ты что? Тебе ещё рано.

— Как рано? Восьмой десяток уж разменяла.

— У тебя ещё, знаешь, сколько лет впереди? А ткань хоро-о-ошая.

Надийка поцокала языком, пощёлкала тканью, проверяя её на прочность, поглядела сквозь неё на свет, и сказала:

— Нет, бабушка, такая ткань на покров не подойдёт.

— Вот те раз! — всплеснула руками Сузгиниха, — А какую ж тебе надо?

— Эта ткань подойдёт совершенно для другого.

— Хм, — хмыкнула Сузгиниха, — Беда мне с тобой, девка. Что ж мне теперь делать-то?

И она поглядела на Захариху. Та лишь развела руками в стороны:

— Ничего не знаю, сами решайте!

— Ничего не надо делать, — засмеялась Надийка, — Ты не переживай, бабушка. Я сама всё сделаю, как надо. А у тебя впереди ещё мно-о-ого радости!

— Да уж какая тут радость? — вздохнула Сузгиниха.

— Ничего, бабушка, скоро всё наладится, — Надийка звонко засмеялась, чмокнула её в щёчку, и, схватив ткань, убежала в свою комнату.

Сузгиниха поглядела на Захариху:

— Что ж это деется-то?

Захариха пожала плечами в недоумении, и, подперев ладошкой щёку, задумалась.

— Не знаю, что с девкой творится, — вздохнула она.

— Да-а. А Влас-то удивил всех, не думала я, что у него такая сила, — продолжила Сузгиниха.

— Какая сила? — не поняла Захариха.

— Да ты разве не знаешь ничего про него? Он ведь колдун!

— Какой колдун?

— Ну, какой бы ни был, а колдун, о том все знают. Он животных лечит, а соседка наша пошла к нему давеча, согнувшись в три погибели, а вернулась обратно с прямой спиной!

— Ишь чего, — подивилась Захариха.

— Да-да, вся деревня знает про то, а ты одна тут сидишь, ничего не ведаешь.

— Так я и живу на отшибе, и в деревне редко бываю.

— Вот! А теперь деревня гудит, и про Надийку твою говорят тоже.

— А чего это она гудит-то? — Захариха встала, подперев бока руками.

— Да ничего, ничего плохого, наоборот, Глафира так и вовсе там расстилается, говорит, что Надийку за дочку теперь почитает, а коли она бы к ней жить пошла, так она бы взяла её к себе.

— Ещё чего не хватало! Я вам покажу, Надийку у меня забирать.

— Да ты не серчай, никто её не собирается забирать, это она так, тяжело ей сейчас, горе в ней кричит.

— Это да, — согласилась Захариха, — Горе ей, горе…

На шум выглянула из комнаты Надийка.

— Бабушки, вы тут о чём?

— Да ни о чём, ни о чём, стрекоза — махнула рукой Захариха, — Иди, своим делом занимайся.

— Ой, ну ладно, и я пойду, пора мне, — засуетилась Сузгиниха, поднявшись.

— Надийка! — крикнула она в комнату.

— А? — раздался голос Надийки.

— Я ведь пошла!

— Иди-иди, бабушка, я потом тебе сама принесу то, что у меня получится.

— Приноси, дочка, ну, давайте, не хворайте, — старушка повязала свою шаль, обула валенки и вышла за дверь.

Захариха, проводив соседку до ворот, в задумчивости остановилась на крыльце.

— Что это она тут говорила такое? Влас… Колдун… Надийка… И что это там, в деревне, деется такое? Надо будет сходить, порасспросить людей, — подумала она и пошла в избу.