Той глухой, морозной, безлунной ночью, когда осень ещё не прошла, а зима не наступила на белом свете, на порог дома Захарихи пришли спасённые ею когда-то волки. Они явились, чтобы позвать старуху в тёмный лес, ибо только от её поспешности и участия зависела сейчас череда событий, которые плетёт нить судьбы…
ГЛАВА 6
На следующее утро Захариха поднялась в благостном расположении духа, на сердце у неё было светло и радостно. Приготовив на стол, она пошла, было, будить внучку, да увидела, что та уже не спит, и, сидя на полу в своей светёлке, сосредоточенно что-то чертит на расстеленной по полу белой ткани.
— С добрым утром, миленькая, а что это ты там делаешь?
— Доброе утро, бабуся, да вот новую работу начала.
— А что же это будет?
— Что-то будет, бабунечка. Сама пока не знаю что, что-то красивое, но печальное, — пожала плечами Надийка.
Захариха ничего не поняла, хмыкнула удивлённо, покачала головой, да позвав девочку к столу, направилась обратно в кухоньку.
Прошло две недели. Всё это время Надийка сосредоточенно и старательно расшивала ткань. Захариха не спрашивала, какой там рисунок, только приметила, что нитки у девочки всегда лежат белые, голубые и сероватые.
— Странно, — думала она, — И зачем ей такие цвета? Ведь она любит яркие, живые краски, бабочек, а тут такие бледные, блёклые, чуть ли не цвета ткани.
Но спросить о том саму Надийку старуха отчего-то не решалась, девочка выполняла свою работу как-то очень печально, и временами видела Захариха случайно, как она и вовсе утирает наскоро слезинки с глаз, так, чтобы не заприметила бабушка.
И вот, спустя две недели, Надийка подошла к Захарихе и спросила:
— Бабушка, погляди-ка, ладно ли получилось?
Они растянули ткань, и Захариха увидела, что размером она в человеческий рост и расшита жемчужными, голубыми, серыми тонами, словно небушко с облачками. Захариха странно поглядела на эту работу, задумалась, словно почуяв что-то тревожное, но что именно, она понять не могла, и чуть помолчав, спросила внучку:
— Надийка, а что это?
— Не знаю, бабуся, — тихо ответила та, — Оно как-то само пришло, вот отсюда.
И девочка прижала ручку к груди, там, где было сердце.
— Грустно очень.
— А для чего ты это вышила?
— Не знаю, только я точно чувствую, что скоро эта вещь понадобится.
— Понадобится?
Захариха села на стул и призадумалась:
— Для чего оно может понадобиться? Может быть это постельное будет? Простыня? Нет, слишком узко для простыни. Или может это скатерть будет? Тоже не похожа. Ну да ладно, придёт время и узнаем, когда положено будет.
А Надийка тем временем унеслась в свою светёлку, и спустя мгновение старуха услышала, как защёлкали ножницы.
— Ага, знать за что-то новое принялась. Вот и ладно. А то странная она какая-то сделалась с этой последней работой, пусть отвлечётся.
Захариха отпарила оставленную на столе вышивку, перекинула её через спинку своей кровати, что стояла у двери, да пошла в огород.
На следующее утро, едва только успели Захариха с Надийкой позавтракать, как раздался стук в дверь. Стук был не сильным, но каким-то тревожным и сердце старухи заныло, пока шла она до сенцев, чтобы отворить. Когда она распахнула дверь, то увидела на пороге ближайших своих соседей, мужа и жену, Глафиру и Николая. Захарихин-то дом стоял чуть поодаль от остальных, почти у леса, а эти люди жили в самом первом доме в деревне, и к Захарихе были ближе всех. На женщине не было лица, казалось, что если бы не муж, поддерживающий её под локоть, она бы сломалась с хрустом, как тростинка, и рухнула бы на крыльцо.
— Глафира, Николай, здравствуйте! — поприветствовала их Захариха, холодея внутри, — А вы чего это? Случилось чего?
При этих словах старухи Глафира вдруг вздрогнула и, подняв свои тёмные красивые глаза, зарыдала в голос. Захариха перепугалась:
— Господи помилуй, да что же это? Заходи, заходи, Николай и жену заводи. Вот так, вот сюда, давай-ка ко мне на кровать её, вот эдак, ага.
Когда женщина чуток успокоилась, а Николай, сидевший всё это время на стуле, нахмурившись и опустив глаза, привстал, то оба они заговорили разом:
— Бабушка, горе у нас. Пойдём к нам. Сыночек наш единственный, Ванюшка, умер.
Захариха побледнела и прижала ладонь к губам:
— Да как же это?…
— Он на конюшню пошёл зачем-то ночью, и что ему там надо было, того не ведаем, а конь наш Орлик, вдруг словно взбеленился, брыкнул и ударил его копытом, да аккурат в висок попал. Одним ударом… Да ведь конь-то смирный, как так произойти могло, мы и не ведаем.
И оба расплакались в голос, а старуха стояла, и, молча глядела на них, утирая слёзы и не в силах вымолвить ни слова. Она обняла Глафиру и стала гладить её по голове, утешая и успокаивая.
— Ты не можешь, бабушка, к нам подойти? — еле выдавил Николай, — Обмыть надо парня, да молитвы почитать какие полагается.
— Конечно, конечно, милые вы мои, сейчас и пойдём, — закивала Захариха.
— Бабуся, — раздался вдруг позади тихий голосок Надийки.
Все обернулись на девочку, а та, не говоря ни слова, указала рукой на ткань, что до сих пор была перевешена через спинку кровати. Захариха прижала к губам платок, и сердце её дрогнуло — так вот для чего она эту ткань вышивала, в рост человека.
— А что это у вас? — Глафира приподнялась к кровати, и, схватив ткань, развернула её.
Когда же она увидела вышивку, то заплакала вновь.
— Бабушка, умоляю тебя, продай мне её, я хочу, чтобы сыночка моего покрыли этим покровом. Николай, ты погляди, погляди, ведь это же небушко настоящее! Пусть наш Ванюшка с этими небесами и лежит, ведь он такой же светлый был, голубоглазый, и люди его любили все, хороший он был у нас.
И она безутешно зарыдала навзрыд.
Захариха глянула на внучку, и та кивнула ей в ответ, в глазах девочки застыли слёзы. Она развернулась и ушла к себе в комнату.
— Хорошо, Глафира, забирай, — ответила Захариха, — Да ступайте. А я сейчас соберусь и приду к вам.
Глафира с мужем ушли, прикрыв за собой дверь. Вскоре, поспешно собравшись, убежала и бабушка.
Надийка сидела у себя на кровати, уставившись в одну точку, и прислушивалась к своему сердцу. Она давно уже поняла, что её сердце предчувствует что-то, знает. Если ей радостно и хорошо, значит и вокруг, с людьми, которых она знала, всё ладно будет. Если на душе у неё тяжело, то значит — быть беде. Она встала, умылась, и подошла к окошку. За окном сгустились тучи, начинал накрапывать дождь, серый, тёмный и густой. Завтра деревня будет плакать…
Захариха пришла поздно вечером, когда уже стемнело, она подошла к девочке, обняла, поцеловала её в макушку, и, протянув ладонь, раскрыла её — на ладони лежали денежки.
— Это тебе от тёти Глаши за покров для Ванюшки.
Захариха помолчала, внимательно глядя на внучку, а потом спросила:
— А ну-ка, погляди на меня, внученька. Скажи-ка мне, а как ты это почувствовала? Ты же две недели назад начала вышивать этот кусок ткани.
— Не знаю, бабушка, вот оно почувствовало, — и девочка вновь прижала к сердцу ручку, и, обняв бабушку, заплакала.
Ночь была тяжёлой. Надийка металась всю ночь по подушке, и старухе даже показалось, что она заболела. Она что-то бормотала, крутилась и постоянно скидывала одеяло. Да и сама Захариха спала тревожно, всё вспоминалась ей мать девочки, которую она похоронила, думалось ей — правильно ли она поступила, быть может, следовало позвать народ, а не скрывать произошедшее? В коротком беспокойном сне к утру ей приснилась мать Надийки, та поклонилась ей, помахала рукой и, улыбнувшись, растворилась в небесах белой дымкой.
Утро было серым и пасмурным, ночной дождь всё так же лил, не прекращаясь. Захариха тяжело встала, вздохнула, перекрестилась. Надо было идти на похороны.
— Бабуся, я с тобой пойду, — раздался голос Надийки за спиной.
— Господи, да зачем тебе туда?
— Надо-надо, бабуся.
— Ну, коли надо, то пойдём.
Захариха снова тяжко вздохнула, повязала Надийке на голову такой же, как и себе, тёмный платок, и они, выйдя из избы, направились к дому покойного.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Нить судьбы предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других