Слава России

Елена Владимировна Семёнова, 2021

История не безликая хронология событий, история создается людьми, складывается из их деяний, одухотворяется их стремлениями, верой, гением. Представляемую книгу можно уподобить уникальной мозаичной панораме, охватывающей практически всю историю нашего Отечества, от времен княгини Ольги и до последних битв за Россию Русской Армии генерала Врангеля. Каждая деталь мозаики – судьба одного из наших выдающихся соотечественников – военачальников, благотворителей, деятелей искусства, государственных мужей. Переплетаясь друг с другом, эти судьбы образуют единое полотно Русской истории. Сорок увлекательных рассказов, вошедших в книгу, сочетают в себе историческую достоверность событий с художественным вымыслом и легкостью изложения. Благодаря этому, книга открывает удивительный мир русской истории, делая этот мир близким и интересным для самых неискушенных читателей. Книга рекомендуется для семейного чтения и непременно станет истинным другом как для детей, так и для родителей.

Казачья быль

(Афанасий Иванович Бейтон)

Грамоте выучил меня, Лукьянова сына Ивана, в дни албазинского сидения крестный мой Афанасий Иванович Бейтон. Родительница моя, Богу душу отдавая, наказала мне идти к нему: человек он, де, милостивый, сироту не отставит. Сиротою же остался я, когда желтолицые манзы¹⁵ сожгли нашу Покровскую слободу, перебив или пленив ее жителей. Так богдойцы отомстили за свой дозор, вырезанный нашими казаками на Левкоевом лугу…

В Покровской слободе мать моя жила в семье брата после того, как погиб ее муж, отец мой Лукьян. О родителе моем ведомо мне немного. Знаю, что дед мой, Степан, в Сибирь попал вместе с Никифором Черниговским. Сей Никифор в Смоленскую войну на стороне ляхов сражался супротив Москвы с другими запорожцами. И он, и дед Степан, были царскими стрельцами взяты в плен и отправлены охлаждать буйство нрава своего в Сибирь. Правда, кровь запорожскую никакой холод остудить не властен. Атаман Никифор крепко повздорил и илимским воеводою и убил его. И не миновать бы топора лихой головушке, когда бы не ушел атаман со своими казаками подале от Царевой десницы. За Амуром поставили они крепостицу Албазин, вокруг которой разбили несколько селений. Жили хлебопашеством, лесным и речным промыслами, а к тому собирали ясак с местных племен.

В конце концов, как бывало прежде, от самого батьки Ермака начиная, Москва простила Никифору разбой за расширение владений Царя московского и пополнение всегда нуждающейся московской казны. Атаман был поставлен албазинским воеводою и с верными казаками ходил в походы по берегам Аргуни и Амура, освобождая из плена русских людей.

При Государе Феодоре Алексеевиче возведен был Никифор в дети боярские и направлен в Красноярск. Дед же мой с семейством обосновался в окрестностях Албазина. Сын его, мой отец, жил службою, и когда сгинул он, матушке моей ничего не осталось, как со мной, младенцем, перейти на попечение брата. Здесь-то и застигла ее беда. Из горящей братней избы все пыталась она спасти что-то и оказалась придавлена рухнувшею балкою…

Казаки наши, само собою, не оставили злодейства без возмездия. Настигнуть косоглазых разбойников тотчас помешал им начавшийся на Амуре ледоход. Однако, едва только лед стал, удальцы перешли на другой берег и уничтожили богдойский разъезд и село Эсули, захватив при том добычу и пленных. Руководил тем делом мой крестный, Афанасий Иванович, с которым я, схоронив родительницу, разминулся и вынужден был ожидать возвращения его в самом Албазине.

— Ты, стал быть, Лукьяна Степаныча сын будешь? — таков был первый вопрос крестного, как только меня привели пред его очи.

Говорил он с заметным чужеземным выговором, но только это и выдавало в нем природного пруссака. В остальном — истый казачий богатырь! Ростом невысок, зато косая сажень в плечах и кулачищи, что твоя голова. Чекмень синий, папаха мохнатая… Длинные пшеничные с проседью усы при выбритом чисто подбородке. В зубах трубка, в желтоватых глазах — озорные огоньки. Лихостью и надежностью веет от него. Лихостью, но не злостью. Он, хотя и провел весь век в битвах, и жизнь ему, своя или чужая — полушка, жестокостью не напитался. И в молодых не по летам глазах чувствуется природное добродушие.

— Скажи-ка, как время летит… Я тебя еще в купели помню. Настоящий казак, не орал даже, когда поп тебя кунал, — говорил крестный, с любопытством меня разглядывая.

Я о ту пору, хотя и крепок был, да тощ и вида не представительного. Афанасия Ивановича видел я в тот день впервые, ибо дня крещения своего помнить не мог. Немало, однако, бывал я наслышан о нем от матери моей. Покинув родную Пруссию, солдат Бейтон добровольно поступил на русскую службу. Сражался с ляхами под Смоленском и Шкловом, Быховом, Слуцком, Ригой, Мстиславлем… Защищал Могилев. Когда же очередная война с неуемными ляхами кончилась, был возведен в дети боярские и призван в самую столицу, в Москву. Вот, только не прельстило славного пруссака придворное житие и бил он челом Государю о переводе в Сибирь. Здесь Бейтон женился, для чего крестился в православную веру. Так-то и стал он Афанасием Ивановичем. С сибирскими казаками он храбро сражался против джунгар и енисейских киргизов, занимался набором местных полков и их обучением в соответствии с передовой европейской воинской наукой. Когда же Богдыхан вознамерился покуситься на русские земли, под начало Афанасия Ивановича был поставлен полк в 600 душ. Полк сей был направлен в Албазин.

Жаль, родитель мой не дожил до сего дня. С Бейтоном сошлись они еще по службе в Енисейске. И идти бы теперь казаку вместе со своим атаманом в родные края, да спит он кой год в ледяной земле. Не в бою сложил удалую головушку родитель мой, а сгинул на охоте, угодив шатуну в лапы…

Долго рассматривал меня крестный и, видать, недоволен остался.

— Зря ты, сынок, сюда пожаловал. Лучше бы тебе до Нерчинска податься. Здесь, сам, небось, не маленький, видишь — скоро жарко будет!

— Вижу, — отозвался я. — Так зачем же мне в таком разе Нерчинск? Чего я там позабыл? У меня там ни родни, ни знакомых. Мамка, помирая, велела мне до тебя идти. Сказала, что ты мне за отца будешь.

Усмехнулся атаман, погладил длинный ус:

— А на что мне здесь малец? Мне, Ивашка, солдаты нужны. С богдыхановым отродьем биться. А тебе… мамкину титьку сосать еще.

Вспыхнул я от слов этих! Меня, казака, в сосунки записывали! Так и налетел я на Афанасия Ивановича:

— Чем я не солдат?! Не казак?! Дед мой первый Албазинский острог закладывал и в этой земле лежит! Мать со всей семьей проклятые манзы убили! А ты хочешь, чтобы я в Нерчинск ушел?! Не бывать этому! Я за мамку отомстить должен!

Что-то еще кричал я моему крестному, бил себя в грудь, доказывая свое мужество, а у самого слезы на глазах закипали от обиды. А Афанасий Иванович рассмеялся только на мои крики:

— Ну! Ну! Полно лаять, не на псарне. Казак, говоришь? С манзами биться желаешь? А оружием хоть каким, окромя плуга, владеешь ли?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

15

Манзы, богдойцы — китайцы.