Разбитая гитара. Книга 1

Елена Владимировна Мейсак, 2016

На хорватской границе полиция обнаруживает останки 30 человек и обломки их музыкальных инструментов. Убийство произошло недавно, и Интерпол надеется раскрыть его по горячим следам. Одной из жертв удалось спастись. Похороненную заживо, ее вытаскивает с того света хирург-виртуоз. Спасенной оказалась француженка со странным именем Амира. Она наследница огромного состояния, и в 25 лет у нее было все: большие деньги, красивая жизнь, головокружительная любовь и долгожданный сын. И место в том самом оркестре. Она бежит в Россию, чтобы начать жизнь с чистого листа. Но пока она жива, она в опасности. Содержит нецензурную брань.

1

Франция. Пригород Марселя.

— Мама, смотрите! Кажется, Амира что-то снова задумала, — высокий темноволосый молодой человек жестом показал куда-то.

У большого окна библиотеки стояла невысокая и еще молодая женщина в изысканном шелковом костюме необыкновенно красивого жемчужного цвета. Женщина была еще довольно привлекательной, фигура ее сохранила почти юношескую грацию, а прекрасные волосы цвета льна, уложенные в изысканную прическу, ниспадали на плечи шелковым струящимся водопадом.

Внешне женщина выглядела абсолютно спокойной, но каждый ее жест, каждая клеточка ее стройного, гибкого тела выдавали едва сдерживаемую тревогу. Руки были сцеплены крест-накрест на груди, нижняя губа закушена. В голове ходуном ходили самые разные мысли.

Она смотрела сквозь оконное стекло на парадный двор. Во дворе стояла ее семнадцатилетняя дочь Амира. И ее поза не внушала ничего хорошего.

«Господи, ну почему у всех дети, как дети, а у меня — термоядерная гремучая смесь? — размышляла она, — Почему Амира унаследовала именно мой характер? С ее братом, Люком, все было куда спокойнее и понятнее, хотя он и мальчишка. Хотя, какой мальчишка? Люку уже двадцать два, мужчина, можно сказать. А Амира — просто неуправляемый черт в юбке. Все и всегда пытается делать по-своему. Скандальная, конфликтная нонконформистка. По себе знаю, как трудно людям уживаться с обладателем такого вот характера. А ведь ей еще как-то замуж выходить. И видит бог, время пролетит очень быстро, не успеешь и заметить. И не всем в мужья достаются люди, в жилах которых течет королевская кровь, а изысканные манеры впитаны с молоком матери. Не всем…Что же, терять, похоже, было уже нечего. Видимо, дочке не пошел впрок даже год монастырской школы. Как была сумасбродкой, так и осталась. И если не сломить это прямо сейчас, другого шанса, наверное, уже не будет».

Подумав это, она резко развернулась и вышла из комнаты.

На подъездной площадке, покрытой оранжевым гравием, в решительной позе стояла молодая девушка. В руках она держала ярко-красную электрогитару, от которой куда-то тянулся толстый провод. Рядом стоял простенький усилитель.

— Мама, вы ничего не понимаете! — громко, почти надрывно закричала девушка.

Внешне она была очень похожа на мать, только немного повыше ростом. Тело ее уже практически сформировалось, хотя сложение было, скорее, худощавым. Те же льняные, практически белые волосы. На голове у девушки красовалась настоящая копна из завивавшихся в мелкие тугие кудри непослушных завитков. Сильно отличались лишь ее пронзительные глаза.

Обычно красивого шоколадно-коричневого цвета, сегодня эти негодующие, практически ненавидящие глаза острыми стрелами впивались в отливавшие стальным холодом серые глаза матери.

Девушку можно было бы даже назвать красавицей. На ее миловидном юном подбородке красовалась небольшая симпатичная ямочка. Ямочки можно было увидеть и на ее щечках, только вот улыбалась она очень редко, все чаще можно было увидеть на этом лице сосредоточенно-серьезное, задумчивое, а иногда и вовсе отрешенное выражение.

Невозможно было угадать, о чем именно думает эта внешне такая холодная, благовоспитанная и беспристрастная девушка.

Одета юная леди была, мягко говоря, совсем неподобающе. На ней были поношенные широченные джинсы, на ногах красовались, по мнению матери, отвратительные белые кроссовки, а клетчатая рубашка была завязана на животе узлом.

На глазах у девушки восседали очки с довольно-таки толстыми стеклами. Однако даже через эти невразумительные стекла можно было увидеть, как плясали дьяволята в этих сейчас практически черных глазах, плясали, словно разбрызгивая горящие искры вокруг.

Глаза были, пожалуй, самой необычной чертой этой девушки. Взгляд ее часто был столь тяжелым, что никто кроме матери, не мог вынести его и двух минут.

— Мама! Я все равно, все равно буду играть на гитаре! Вы не сможете мне помешать! Почему вы заставляете меня учиться в консерватории? Неужели вы не видите, что я уже почти ненавижу классическую музыку?! Я люблю науку, я хочу заниматься физикой, как папа! Разве вы не видите, что мои способности лежат в области точных наук, а не этих, с позволения сказать, изящных искусств, которые вы мне так упорно навязываете? Разве мои победы на математических олимпиадах ничего не значат? И вообще, если бы вы хотя бы раз услышали, как я играю на гитаре, вы бы не стали мучить меня!

С этими словами девушка взяла на гитаре какой-то аккорд, ее тонкие пальцы легко запорхали по грифу, как бабочки-капустницы вокруг цветка. Гитара издала пронзительный рык, но постепенно звук начал перетекать в мелодичные вибрато, скорее напоминая плач.

«Да, играет она на этом, если так можно выразиться, инструменте, очень, очень даже неплохо, — подумала леди в жемчужном костюме, — неудивительно, ведь у нее практически абсолютный музыкальный слух. Она и стиральную доску заставит плакать».

Они столько сил, нервов, времени и денег вложили в образование Амиры. Лучшие учителя, репетиторы, европейские школы. Они дали ей самое лучшее образование, которое может только получить девушка. В этом году ее дочь стала победителем на конкурсе имени Фредерика Шопена. Далеко не каждую девушку ее возраста принимают в Парижскую консерваторию, да еще и сразу на третий курс. Нельзя позволить ей втоптать все это в грязь.

— Никогда! Никогда, слышишь? Никогда эта дребедень не станет твоим основным занятием! Подумать только, моя дочь собирается стать бродячим музыкантом! Трубадуром! Только через мой труп, ясно? Я уже кое-что повидала в этой жизни, дочка. И я знаю, что в мире рока — одна сплошная выпивка, оргии и наркотики. Ты, видимо, еще не до конца осознаешь, кто ты. И потом ты еще свяжешься с каким-нибудь барабанщиком, выйдешь замуж и родишь от него неизвестно что. А то и вовсе решишь на замужество времени не тратить. Ну уж нет! Не бывать этому. Вспомни, кто твой отец. В его жилах течет королевская кровь. Да и я тоже не кто-то там. Мой дедушка — композитор и потомок старинного дворянского рода. И ты хочешь на все это наплевать! И кому нужна твоя наука? Да не будь твой отец нефтяным магнатом, не имей он столько недвижимости, не владей он оркестром, кем бы он был со своей физикой? Кому он был бы нужен? И жили бы мы не здесь, в этом красивом старинном поместье, а прозябали бы в какой-нибудь малогабаритной квартирке на окраине Марселя. Ну, может быть, и не в квартирке, ведь и у меня кое-что есть. Но уж так бы не жили, точно. Да благодаря твоему отцу нас принимают в лучших семьях Европы! Твой отец дружит с послами, высшими государственными чиновниками, самыми влиятельными бизнесменами и даже главами некоторых государств. А ты хочешь все это пустить коту под хвост. Ты пока еще очень молода, Амира, и не представляешь, что все это на самом деле значит в жизни. А когда начнешь представлять, будет уже поздно, если ты отправишься измерять башмаками земной шар с этой своей гитарой.

Лицо девушки сильно побледнело. Она больше ничего не говорила и не старалась доказать матери. Из глаз ее крупными горошинами катились слезы, а руки что есть силы сжимали струны. Так они стояли еще какое время, пока мать не заметила, что из пальцев девочки на белые кроссовки капает алая кровь.

— Немедленно положи конец этому недоразумению. И отправляйся в дом, — сквозь зубы процедила мать.

В ответ юная бунтарка лишь сильнее сжала струны.

Вздохнув, мать повернулась вполоборота и встретилась глазами с дворецким. И у того не хватило духа перечить хозяйке величественного дома. Не говоря ни слова, он снял кожаный ремень и передал ей.

Закусив губу, мать что есть силы ударила дочь по рукам, стараясь не попасть по пальцам.

Разжав хватку, девушка выронила из рук гитару, которая упала на пол, издав жалобный глухой стук.

***

Патонг, Юго-Восточная Азия.

Центральная площадь одноименной столицы гудела, словно улей, оповещая о начале туристического сезона. Люди с восхищением осматривали старинные буддистские храмы, исторические здания и другие достопримечательности, достойные внимания искушенных путников.

Многие фотографировались рядом с удивительными памятниками местной архитектуры, кто-то в одиночку, кто-то вдвоем. Кто-то подавал милостыню то тут, то там возникавшим словно бы из ниоткуда попрошайкам, и также в никуда исчезавшим. Погода в это время была достаточно теплой, но уже не такой знойной, и настраивала на романтический лад.

У одного из храмов обосновалась странная компания. Трое слегка потрепанных мужчин и одна женщина доставали из чехлов музыкальные инструменты. Разглядывая каждого из этих музыкантов, можно было подумать, что все они знавали лучшие времена, но пора эта прошла, оставив лишь послевкусие утреннего похмелья и горьковатого табачного дыма.

Сложно сказать, сколько же лет было каждому из них. Женщина, стоявшая немного впереди, была, вроде бы, еще не старой. Но в то же время любой старик дал бы ей фору, хотя на ее лице и не было видно морщин. Одета она была в довольно чистые джинсы и рубашку, но спина ее ссутулилась, щеки ввалились, глаза были тусклыми и преждевременно поблекшими.

Голова ее была побрита налысо, а если бы вы подошли ближе, то смогли бы увидеть, что из-под кожи пробивается совершенно седая щетина. И лишь руки ее были крепки и преисполнены уверенности.

Женщина достала из рюкзака здоровенную самокрутку, зажгла ее и самозабвенно затянулась. Затем затянулась еще и поглядела в уже зажигавшее звезды небо, медленно выдыхая сероватый дым.

Расчехлив и приладив инструменты, музыканты положили перед собой небольшую черную шляпу и начали играть. Мелодии были странными, местами совсем непонятными, но было в этой музыке что-то такое, что словно магнитом притягивало людей.

Все больше и больше зрителей собиралось вокруг этой самопровозглашенной группы и заворожено слушало эту, вроде бы, совсем неподходящую для них музыку. Женщина, по-видимому, совсем вошла в раж. Ее гитара то рычала, что стонала, то всхлипывала, то будто клацала зубами.

И музыка эта, несмотря на всю свою тяжесть и неуместный жанр, была довольно-таки гармонично написана, навевая каждому из слушателей что-то из их собственной жизни, сковыривая и выкапывая наружу что-то, как правило, очень болезненное, что-то, что непроизвольно прошибало людей на слезу, заставляло переосмысливать, что в жизни главное, а что преходящее.

Деньги лились в шапку рекой. Время от времени группа останавливала музыку, чтобы сделать передышку. Странная женщина отворачивалась от толпы и зажигала самокрутку. Затем импровизированный концерт продолжался.

Ни один из членов группы не заметил человека, наблюдавшего за ними из-за угла здания.

Вдруг по толпе прошел шепоток, и люди начали торопливо покидать площадь. Неожиданно к музыкантам приблизился полицейский наряд. А уже через пять минут полицейский автобус увозил незадачливых гитаристов в участок.