Делиец

Елена Владимировна Мейсак, 2020

Потомственный колдун Делияр Ахматов, известный как Делиец, едет в турецкий город Аланья ради очень странного заказа. Он разыскивает «мажора», ставшего причиной смерти четырех человек, но оставшегося на свободе. Ахматов молод, красив и порочен. Он работает ради денег, моральные принципы ему чужды. Но что же это за заказ, ради которого на карту поставлено все? Завораживающие морские пейзажи, красоты природы и даже любовь не имеют значения, когда ты в шаге от цели. Читателей ждут тайны, которые опаснее правды и страшнее мести. Можно ли остановить события, если точка невозврата пройдена? Содержит нецензурную брань.

Глава 7

Проснулась она от какого-то странного чувства. Рука лениво проехалась по белому хлопку, но не нашла ничего, кроме остывших простыней.

Она чуть приподнялась и облокотилась на подушку. Плотная штора была сдвинута набок, и когда глаза привыкли к темноте, она увидела его силуэт. Он сидел на балконе, завернувшись в халат, словно в кокон, и курил.

В темноте он выглядел, будто греческий Бог, только что сошедший с Олимпа. На нем не было ни грамма жира, он был, скорее, худощав, но при этом широкоплеч, а руки не скрывали близкого знакомства со спортивными снарядами.

На невзыскательном пластиковом столике рядом с ним красовалась початая бутылка коньяка, которую он опустошил почти на две трети.

Он был таким притягательным и таким непонятным одновременно. В постели он был невероятно техничным и столь же невероятно чужим. Он знал, как доставить женщине удовольствие, и это лишь подтверждало ее догадки о куче поклонниц, обивавших пороги Олимпа. А когда они оказались с ним в этой реальности, его словно подменили каким-то чужаком.

Опытным, умелым, да. Но все равно чужаком. Он как будто физически был с ней, но душой улетел куда-то еще. Или к кому-то еще. Кто же теперь разберет.

Она тоже завернулась в кокон и протиснулась сквозь балконную створку.

— Не спишь? Позволишь, я присяду здесь?

— Будешь? — он кивком указал на початую бутылку.

Приняв ее молчание за согласие, он принес второй коньячный бокал.

Все это время он просидел молча, вглядываясь куда-то вдаль. Когда бутылка была допита, он сказал:

— Признаюсь, я впервые в жизни выпроваживаю девушку посреди ночи, но тебе больше нельзя здесь оставаться.

— И я тебе признаюсь: я никогда не навязывала свое общество никому, но все же, мне любопытно, почему мне нельзя остаться? Ты ждешь кого-то еще? Не мое дело, конечно, просто… интересно.

— Нет, никого я не жду. Но, черт возьми, мы не должны были делать того, что сделали. Какой же я олух! Не смог устоять перед твоей красотой.

— Ты говоришь, словно средневековая девственница. На дворе 21 век, и твой пояс целомудрия давно заржавел. Что такого, если два человека понравились друг другу и провели ночь вместе? Почему мы не должны были делать этого? Нас что, мама отругает? Учитель двойку поставит, что?!

— Не кипятись. Дело не в тебе и даже не в учителе. Просто я… Как бы тебе это объяснить. Я не лучшая для тебя компания.

— Ничего себе! То есть, все это время ты был лучшей компанией и вдруг на тебе. Просто скажи, что тебе не понравилось, нечего сочинять невесть что.

Она нервно вскочила и попыталась просочиться через балконную створку в комнату. Но балкон был слишком уж экономического класса, поэтому ее спутнику не составило труда тут же ухватить ее за руку.

Он встал, слегка пошатываясь, из-за столика и приблизился к ней вплотную, втиснувшись в несчастный дверной проем. Его лицо было в сантиметре от ее, руки обвили плечи, а бедра вжимали тело в дверную коробку.

Два самых первых свидетеля нового дня стояли безмолвно, их дыхание было прерывистым. При этом два бархатных глаза смотрели на нее как-то грустно.

— За всю мою жизнь мне только однажды все так нравилось, как сейчас. Было это на заре сотворения мира, и счастье мое закончилось вместе с модой на пояса верности. Раньше все было неважно, не лучшей компанией я стал для тебя после того, как… — он запнулся. И вдруг грусть в его глазах сменилась ленцой, плавным движением он запустил руку под пушистые ворсинки ее халата, нащупывая каждый изгиб тела длинными пальцами, обвитыми холодным металлом. Его губы встретили ее, халат оказался на кафельной плитке, а они медленно переместились обратно на простыни двухметрового ложа.

Выпустив ее из рук некоторое время спустя, он сказал: «Именно это я и имел в виду. Тебе нельзя здесь больше оставаться, — он вновь поцеловал ее. — Не загоняй меня в угол… Черт! Да просто потому, что я погублю тебя, дурочка».

С этими словами греческий бог поднялся, подобрал с пола свой халат, собрал разбросанную по полу в ванной ее мокрую вчерашнюю одежду и сложил в пластиковый мешок для стирки. Потом накинул первые попавшиеся джинсы и футболку и вышел, наотмашь хлопнув дверью.

Следующие два дня она его не видела. Кажется, он даже не выходил на работу, хотя его никто и не искал. Это значит, что его исчезновение сюрпризом было только для нее.

Она чувствовала себя глупо. Вел он себя в высшей степени странно. Хотя, чего же странного в том, что мужик с тобой переспал и, выдумав какой-то нелепый предлог, благополучно свинтил?

Не нужно было ему рассказывать про Алису, не нужно! Никому не нужно, и особенно ему! Она не имела привычки делиться с людьми своими бедами, понимая, что чужие проблемы и чужое горе никогда не заденут струн души малознакомых людей и не сыграют на них ту мелодию, которую ты хочешь услышать.

Это только кажется, что твои проблемы и твое горе особенные. Только кажется, что никто не знавал никогда ни таких проблем, ни таких бед.

На самом же деле жизнь всех людей очень похожа. Они все хотят от нее одинаковых вещей. И беды у них тоже одинаковы. Просто затрагивает оно каждого в свое время. Хотя и не всем выпадает та же безумная участь, что ей.

Но даже в этом случае она не первая и не последняя, кто потерял ребенка. Лишь для нее все это — большое горе. А для чужого человека — всего-навсего досадный эпизод, угрожающий утреннему пищеварению, мимолетный случай, который нужно поскорее забыть. Именно поэтому люди направо и налево раздают бесплатные советы о том, что нужно просто жить дальше. Словно и в самом деле понимают, о чем идет речь.

Нужно уметь не отливать в чужие души фактуру своих мыслей. Не так уж и нужны кому-то людские откровения, которые все только портят. Поэтому и поклонник ее, едва сообразив, как застегнуть ширинку, растворился в тумане, не передав привета.

Что же, будет ей уроком.

А пока о досадной откровенности придется просто забыть. Хотя и не хотелось.

Она злилась сама на себя. Да что она в нем нашла, вообще?! Какой-то бывший, возможно, наркоман, балующийся с какими-то травками и возомнивший себя знахарем, не выпускающий горлышка бутылки изо рта, на кой ляд он ей сдался? Может, раньше он и был ничего, а теперь это просто никчемный алкаш и ничего более!

Подумав это, она с улыбкой вспомнила, что алкаш алкашом, а в постели при этом выдавал такую акробатику, что позавидует кто угодно.

Щеки ее зарделись пунцовым. Она надела шорты и свободную футболку, собираясь спуститься вниз. Если сейчас она не прибудет на завтрак, то ресторан закроется, и она останется голодной!

Она уже доедала традиционные блинчики с кленовым сиропом, как почти кожей почувствовала, что за спиной у нее кто-то стоит. Подскочив на стуле, она увидела Делияра. Что он здесь делает?

Сжав ее руку в своей, он пробормотал: «Какую же непростительную ошибку я совершаю. Но я не могу вот так вот здесь ходить рядом с тобой и делать вид, что ничего не произошло. И как я вижу, ты тоже этого хочешь… хочешь быть со мной. Приходи завтра вечером в одиннадцать в закрытое крыло второго корпуса, я тебя там встречу».

Заинтригованная, она спросила: «Но зачем? И почему завтра?»

— Лучше бы нам встретиться сегодня, — ответил он и выпустил ее руку, — но я должен быть безоблачно трезвым, а это невозможно, потому что пью я уже пятый день к ряду.

Так и не объяснив, что он имел в виду, он оставил ее один на один с недоеденным блинчиком и кучей мыслей, роившихся над ним.

Закончив смену, она надела самые неброские вещи из имеющихся и аккуратно, стараясь не привлекать лишнего внимания со стороны то и дело снующих по тропинке подвыпивших постояльцев отеля, шмыгнула в недостроенный корпус через ту же самую дверь, в которую ее не так уж и давно заволок турецкий ловелас.

Как же ее угораздило прийти сюда без фонарика и даже без телефона? Хотя о чем она говорит, фонарика с собой она даже не привезла.

Продвигаясь вглубь корпуса, она пугалась все больше и больше. Редкие лампочки почти закончились, и черное чрево недостроенного корпуса засасывало ее в глубь своих темных внутренностей.

Она чувствовала себя полной идиоткой. Ну надо же было столь слепо довериться мужику, с которым ты всего-то навсего пару раз переспала, чтобы переться в это зловещее место одной!

Она практически ничего не видела в темноте и передвигалась почти на ощупь. Еще немного, и она потеряет ориентацию и заблудится. Ее охватило отчаяние.

Вдруг она совершенно отчетливо поняла, что в ее сторону кто-то идет. Она почувствовала, как воздух колыхнулся от едва различимого движения. Мелкие волоски на руках поднялись дыбом.

Скажи себе, ну, пожалуйста, скажи, что это всего лишь Делияр, а не какой-нибудь очередной уголовник или бомж, поджидающий свою доверчивую добычу в потемках, ну скажи!

В это время она услышала знакомый голос где-то рядом с собой: «Не пугайся, я рядом. И спасибо, что все-таки не побоялась прийти».

Еще с минуту она послушно шла за ним. У него в руках также ничего не было, но она не могла не заметить, что он прекрасно ориентировался в дебрях этого заброшенного корпуса, как будто часто здесь бывал.

Вдруг они завернули за угол, потом еще раз свернули куда-то и, наконец, ее взору предстала еще одна недостроенная комната.

Ее стены обрамляли голые кирпичи, сцепленные грубым цементом между собой. Посреди комнаты стоял двойной полукруг из толстых белых свечей.

— Прошу тебя, ничему не удивляйся из того, что здесь увидишь. И, главное, ничего не бойся. Обряд, который я собираюсь провести, не причинит тебе вреда. Это стихийный обряд, он безопасен и совершенно нейтрален. Просто сиди и ничего не говори. Это необходимый минимум, который должен тебя защитить, пока ты рядом со мной. И самое главное, ты не должна разговаривать. Просто сиди молча. И пока не задавай никаких вопросов. Я сам тебе все объясню. Немного позже.

— Можно только один вопрос?

— Давай, но быстро.

— Что такое стихийный обряд?

— Если кратко, то обряды бывают разные. Они нужны практику для настройки и еще для призвания в помощь различных сил. Есть обряды светлые, но есть и те, которые призывают так называемые темные силы. Эти обряды очень опасны. Также есть те, которые работают с силами природы и их стихий: огня, воздуха, земли и воды. Такие силы называют нейтральными, а обряды — стихийными.

Жестом он пригласил ее пройти внутрь полукруга. Сам же он разжег небольшой костер в специально приготовленном железном барбекю на колесиках, неизвестно откуда оказавшимся здесь.

Надев какую-то тонкую белую рубаху, напоминавшую косоворотку, он положил футболку на стоявший неподалеку складной стульчик.

Вскоре он распустил схваченные резинкой волосы, и черные пряди разлетелись по его плечам. Медленно, один за одним, он снимал с пальцев кольца, оставляя их на том же стуле, где лежала футболка.

Конец ознакомительного фрагмента.