Дорога к рассвету – 4

Елена Васильева

Заключительная часть. Дорога во тьме наконец-то приводит к рассвету. Долгая мучительная разлука помогает Егору укротить зло внутри себя самого, а к Полине приходит зрелое чувство любви.

Авария на дороге

На концерте в клубе был, кажется, весь посёлок. День Победы отмечали массово, дружно. После концерта собирались за деревянным зданием клуба есть солдатскую кашу, которая готовилась там же, в железной печке. А вечером, когда уже стемнеет — танцы для взрослых и фейерверк.

Когда на сцену вышли дети начальной школы и начали петь, Егор, привычно занявший место в конце зала у входа, обратил внимание, что им аккомпанирует парень в военной форме лейтенанта. Укол ревности, как удар молнии, быстрый и беспощадный, кольнул в грудь. Что делает этот лихой парень среди детей Насти? Но, когда, после того, как дети спели и под шумные аплодисменты ушли со сцены, парень с баяном в руках подошёл к микрофону. На сцену вышла Настя. Она надела строгое тёмно-синее платье, к которому приколола георгиевскую ленту. На её юном лице не было следов косметики, не было на ней и никаких украшений, а волосы заплетены в косу, перекрученную вокруг головы, как это делали донские казачки в старых послевоенных фильмах. Девушка была такая юная, свежая, как утренний цветок, даже без косметики её лицо ярко светилось восторгом молодости.

Настя встала рядом с высоким рослым парнем в военной форме, который начал играть на баяне. Они запели. Слова песни, простые и знакомые, в их исполнении звучали по-новому волнующе:

Ты ждешь, Лизавета,

От друга привета.

Ты не спишь до рассвета,

Все грустишь обо мне.

Одержим победу,

К тебе я приеду

На горячем боевом коне.

Приеду весною,

Ворота открою.

Я с тобой, ты со мною

Неразлучны навек.

В тоске и тревоге

Не стой на пороге!

Я вернусь, когда растает снег.

— Моя дорогая, — запел рыжеволосый парень с теплотой в голосе и с такой же теплотой взглянул на девушку. Егор готов был поклясться, что в этот самый момент сердечко Насти вздрогнуло. Парень с баяном снова смотрел в зал открытым задорным взглядом, но всё-таки один раз не удержался и, обернувшись к девушке на сцене рядом с ним, лихо подмигнул ей пронзительным синим взглядом.

Я жду и мечтаю.

Улыбнись, повстречая —

Был я храбрым в бою.

Эх, как бы дожить бы

До свадьбы-женитьбы

И обнять любимую свою!

Сильный низкий голос лейтенанта красиво контрастировал со звонким девичьим нежным альтом. Зал мгновенно замер. Чего было больше в этом исполнении — самой песни или того, как эта пара подходила друг к другу, вызывая этим живой интерес. Пара была красивой. Изящная фигурка девушки на фоне сильного парня в военной форме выглядела трепетно. Парень и девушка едва знали друг друга, но связь между ними, духовная связь, была очевидна. Звучание их голосов завораживало. Когда молодой лейтенант пел про то, как он хочет обнять любимую, он, не скрывая нежности, с теплотой посматривал на девушку.

На щёчках Насти появился лёгкий румянец. Егор заметил и это. А ещё то, что рыжий парень смотрит на девушку не вожделенно и страстно, как смотрел на женщин сам Егор, а нежно. Взгляд у лейтенанта открытый, прямой. Сразу видно, что и душа у парня открыта. Он не будет ничего утаивать. Наоборот, смелый в чувствах, он не боится показать всему миру, что любит эту девушку. Девушку Егора…

Егор, только бросив первый взгляд на эту пару, мгновенно понял, что второй раз в жизни теряет любимую женщину. Он не хотел слушать песню до конца, но был не в силах оторвать от сцены цепкого потухшего взгляда. И, как только зал взорвался шквалом аплодисментов, Егор стремительно вышел из зала.

Оказавшись на улице, он прислонился к забору спиной и закрыл глаза. Он не мог видеть этого яркого, по-весеннему праздничного мира. Даже солнце немилосердно играло на ещё нерастаявшим от ночного мокрого снега деревенских крышах. Опять весь мир против него. Опять он один. Опять он лишний на этом празднике жизни. Весь мир идёт на него войной, он чувствовал это даже закрыв глаза… Почему женщины, которых он любит, искренне любит, уходят от него к другим? Но ответить на этот вопрос Егор не успел. В кармане его куртки громко и настойчиво зазвенел телефон. Он взял трубку в руки, высветился номер Матвея Ивановича.

— Егор! — послышался в трубке взволнованный голос Иваныча.

— Что случилось? Куда подъехать? — Егор звериным чутьём знал, что что-то произошло, поэтому спросил кратко, самую суть, не тратя время на приветствия.

— Случилось, Егор! Случилось! Сегодня утром я попросил Полину поехать к лесопилке на уазике моём. Так вот, когда машина возвращалась обратно, то в кювет слетела. Снег-то весь заледенел за ночь, сплошной лёд на дороге.

В глазах у Егора потемнело. Даже солнце, кажется, померкло. Он только сейчас осознал, что сегодня в зрительном зале не видел Полину. Она не была на празднике.

— Обратно тоже Полина за рулём была? — безжизненным голосом уточнил Егор.

— Не знаю, Егор! Бери свою машину, второй километр от лесопилки, там, где поворот, ты знаешь. Да за мной не заезжай, время не трать.

— Я понял. Сейчас буду, — произнёс Егор и отключил телефон.

Он заставил себя ни о чём не думать. Только действовать. Благо, силы воли у него всегда было достаточно, чтобы и сейчас не поддаться панике и страху. Подъехав к месту аварии, Егор увидел старенький уазик Иваныча, который слетел со скользкой наледи на обочину дороги. Обочина уходила резко вниз, под сопку. Но машина не перевернулась. Её падению помешала сосна. Дерево задержало уазик, и он чудом не полетел под откос и не разбился вдребезги. На краю дороги, обхватив голову руками, сидел водитель. Егор подлетел к нему. Он узнал Лёньку Игнатьева.

— Ты как, цел? — спросил он и присел к нему на корточки.

— Да вроде. Вот зараза. Зазевался. Хорошо стукнуло, головой об руль. Если бы не дерево, летел бы дальше и костей не собрали. Мне теперь молиться надо на эту сосну, — ответил Лёнька, не отрывая ладоней от висков.

— Где Полина? — нетерпеливо перебил Егор. Это было главное и единственное, что его волновало.

— Так она не поехала обратно. На лесопилке осталась. Когда сюда ехала, её закружило, она управление потеряла. Но ничего, выехать умудрилась. Приехала на лесопилку, а у самой руки дрожат, бледная вся. Сказала — назад не поеду, что хотите делайте, пешком вернусь. Ну, а ехать-то надо. Я и сел за руль, да зазевался маленько, — объяснил Лёнька.

— Шибко голова болит? — сочувственно поинтересовался Егор, немного успокоившись от осознания того, что с Полиной всё в порядке.

— Вроде ничё уже, — ответил шофёр.

— Ты сиди пока, не двигайся. А я сам трос закреплю, попытаюсь вытащить.

Когда Матвей Иванович подъехал с подмогой, Егор уже сам вытащил уазик из кювета на дорогу. И, отдав ключи зажигания от своего грузовика Ивановичу, сказал:

— Иваныч, я тебя уважаю, хорошо отношусь, но Полинку за рулём твоего грёбаного уазика чтобы больше не видел. Машину в гараж тащите сами, вот вам мой грузовик. Поставите его в свой гараж, а я его потом заберу. Там аптечка есть. Лёньке дайте анальгина и к фельдшеру его завезите, пусть посмотрит, нет ли сотрясения.

— А ты сам куда? — поинтересовался Матвей Иванович.

— На лесопилку к Полине. Если она ещё не ушла. Но если ушла одна через лес, Иваныч, я башку с тебя снесу, ты меня знаешь, — ответил Егор и, сплюнув, отвернулся от бывшего начальника.

Матвей Иванович провожал его взглядом. Егор шёл пешком в сторону лесопилки, до которой оставалось два километра.

— Любит он её, — беззлобно произнёс Иванович, вздохнув, и добавил, — Вот и злится. Ладно, Лёня, айда в машину. Поехали, заводи, Пашка! — крикнул он второму шофёру, приехавшему вместе с ним на подмогу.