Время любить. Сборник рассказов и стихов

Елена Ахматова

Перед вами второй сборник литературного сообщества «Братство пера», каждый рассказ и стихотворение которого созданы с любовью. Сколько бы песчинок ни пересыпалось из одного сосуда в другой, сколько бы оборотов ни сделали стрелки старого будильника, сколько бы ни отмерила нам кукушка по весне, оно всё равно не заканчивается…Время.Время любить.Страстно или нежно. Задыхаясь от обилия слов или безмолвно. Взаимно. А иногда – на грани ненависти.В каждой любви – история.В каждой истории – любовь.

Елена Щуревич

Белых яблонь дым…

Дверь открывали долго, по очереди. Геля нервно тыкала ключом в замочную скважину, повторяя про себя: «Чертов замок, чертов замок…» Инна выдернула из неумелых Гелиных рук ключи, даже умудрилась вставить толстый рыжий ключ в замочную скважину, но безрезультатно. Анна Петровна безучастно наблюдала за неудачами подруг, потом, будто опомнившись, спросила: «А, может, дверь не закрыли? Когда… когда уходили…». Геля виновато отвернулась, Инна зло толкнула дверь, и все очутились в прихожей.

Анна Петровна прошла, обутая, опустилась в кресло в гостиной и устало закрыла глаза. «Вот и все… самое страшное позади…».

— Знаешь, — она посмотрела на Инну, которая уже успела снять пальто и деловито принялась расхаживать по гостиной, прикидывая, что тут нужно сделать, чтобы привести комнату в порядок после похорон Виктора. — Знаешь, я все боялась — как я войду сюда… потом? А вошла и вроде бы — ничего.

— Привыкнешь, — Инна ободряюще похлопала ее по худому плечу. — Пока я тут, у тебя, поживу — все равно у меня отпуск.

Отпуск Инне никто не давал, но это было неважно. В конце-то концов, работа корректора не являлась для нее чем-то ценным, да и офис находился на самом краю города — так что, Инне было все равно, что подумают о ее внезапном исчезновении на работе. А телефон она отключила еще позавчера — как только узнала, что Вити больше нет.

При всей своей простоте эта мысль все еще казалась Инне нелепой. Дней пять назад они договорились, что за выходные вычитает его свежую статью о… «О чем же должна была быть статья? Забыла…» Инна поморщилась, как от зубной боли: «Все стала забывать… Вот, забыла, про что статья…».

Инна ушла на кухню, поставила чайник на плиту, потом заметила, что рядом стоит электрический чайник, но включать не стала — от горелки в просторную профессорскую кухню пошло тепло. Она открыла окно, вдохнула холодный осенний воздух — деревья в саду еще щеголяли обильной золотой листвой. Инна закурила, и впервые за эти два дня ей стало на самом деле больно и тошно от того, что Виктора больше нет.

Инна была одноклассницей и верным товарищем студента филфака Вити Иванова, а затем — профессора, доктора филологических наук Виктора Вениаминовича Иванова. Она была старшего него почти на 2 года — потому что из-за затянувшейся болезни осталась в каком-то классе — она уж и не помнила, в каком — на второй год, а Витя пошел в школу шестилеткой. Дружба их длилась больше половины Инниной жизни, наверное, поэтому сейчас Инна чувствовала себя как портной, у которого кто-то внезапно отхватил ножницами бОльшую часть ценного дорогого полотна.

Анна Петровна забралась в кресло с ногами. Спрятала даже туфли под длинную синюю юбку (черной в ее изысканном гардеробе не нашлось). Ее знобило с самого утра, а после кладбища и вовсе — было ощущение, что тело впало в оцепенение и перестало слушаться. «Если заплакать, должно стать легче… наверное…». Но плакать пока не получалось. Она знала, что слезы придут позже, вместе с истерикой и с головной болью. Внезапная смерть мужа от сердечного приступа не укладывалась в ее сознании. Их брак, достаточно поздний (когда они встретились, им обоим уже было около тридцати), был обдуманный и взвешенный — практически идеальный. Кроме того, она всегда была уверена: они оба чувствовали, что удачно дополняют друг друга. Единственный сын Сева учился в США. Сын, на удивление, вырос к гуманитарным наукам неспособным, зато блистал талантами в науках точных. Прилететь на отцовские похороны не смог — слишком далеко. Анна Петровна сама настояла на том, чтобы он не срывался и не прилетал — какой смысл? Отца не вернуть. Воспоминание о сыне было теплым. Анна Петровна почему-то вспомнила, как однажды Виктор — уже именитый профессор — взял его на какой-то свой литературный научный сход. Сын-школьник высидел там полдня, а когда вернулся, сказал: «Ма, я там, честно говоря, ничего не понял. Но папу знают все. И еще — за ним толпой девушки разные ходили. Типа, чтобы автограф на его книжке получить». Девушки… эти восторженные влюбленные студентки-аспирантки… Анна Петровна устало откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. «Боже мой, боже мой… как же я буду теперь одна? Без него?». Где-то глубоко внутри, (наверное, будь Анна Петровна человеком верующим, она бы подумала — что именно там, где должна быть душа), что-то больно закололо, заныло, замерло, и Анна Петровна поняла, что так теперь будет всегда, и впервые за этот кошмарный день тихо заплакала, уткнувшись в острые колени.

Всхлипывания Анны Петровны донеслись и до кухни. Инна поморщилась, захлопнула окно и стала заваривать чай. Добавила мяты, душицы, тысячелистника, которые собирала сама летом в одном из своих одиноких паломничеств в тайгу. То, как горюет Витина жена (слово вдова пока не приходило ей на ум), Инна воспринимала ровно, без особенной жалости. Когда Виктор познакомил ее со своей невестой, Инна подумала, что даже самые умные, нет, даже гениальные мужчины поразительно примитивны, выбирая в жены женщин красивых, но бесполезных. Как показали годы, Инна не ошиблась: Анна была, по ее мнению, женой никуда не годной — готовить не умела, за чистотой в доме следила неохотно, о душевном покое мужа не слишком заботилась. Бесспорной Инна признавала лишь породистую красоту и грацию Витиной жены. Высокая, стройная, с изящными руками, ушками и щиколотками Анна была удивительно хороша собой — ее четко очерченный профиль, нос с легкой горбинкой и широко поставленные серые глаза так и просились на портрет в витой позолоченной раме. Тогда, после первого знакомства, Инна не смогла промолчать и откровенно и резко высказалась относительно выбора друга: «Всю жизнь будешь за ней ухаживать, пылинки сдувать, а она будет капризничать и привередничать».

Виктор ничего не ответил, лишь улыбнулся своим мыслям. Они сидели на обрыве, на самом краю берега. Внизу текла, поблескивала под летним солнцем таежная речка. Витька за две недели похода отрастил короткую бороду, усы, стал похож на кержаков-староверов, которые до сих пор умудрялись селиться и жить по-особому.

— На то и мужчина нужен, чтобы лелеять да баловать вашего брата, — Виктор хитро прищурился, искоса взглянул на Инну и приобнял за плечи. Через грубоватую ткань спортивной куртки Инна почувствовала тепло, тяжесть и силу его руки. Дернула плечом, резко встала:

— Может и так, тебе виднее, ты у нас — умник, — и ушла в палатку.

Больше Инна никогда не говорила ничего дурного Виктору о его жене. Инна стала самой частой гостьей в их доме, нянчилась с Севкой, когда подрос — стала водить его с собой в горы, в тайгу, собирала ягоды и варила варенье на два дома, вязала теплые носки. Она не задавалась вопросом, почему так привязана к чужой, в сущности, семье, не пыталась выяснить свое значение в их жизни. Никогда не слышала от них каких-то благодарных слов. Но когда Вити не стало, Анна позвонила ей первой.

Инна открыла дверцу шкафчика с посудой, достала белую с позолотой чайную чашечку (Анна Петровна любила и держала в доме только дорогой белый фарфор), налила заварку до краев, перелила в чайник, повторила манипуляции с чайником еще два раза — это успокаивало, запах трав напомнил лето. Инна долила в заварник кипятка, присела на подоконник, взяла из плетеной чаши крупное золотистое яблоко: «интересно, что за сорт?», — откусила. Яблоко было ароматным, сочным. «Садовое, не покупное», — подумала Инна и еще раз взглянула за окно.

Именно летом, в саду, полном яблонь, посаженных Виктором, Инна впервые и увидела Гелю. Поспели первые ранетки, и Инна, купив новых банок, крышек, сахара для варенья, вечером приехала к Ивановым. Входная дверь была, как всегда, не заперта, Инна прошествовала с сумками на кухню, окликнула хозяев, и, не получив ответа, вышла в сад. Инна хотела было покричать и поаукать прямо с террасы, но что-то в мягко обволакивающем аромате сада, шелесте листвы заставило ее остановиться и прислушаться. Чуть поодаль, за высоким кустарником, где росла самая высокая и раскидистая яблоня, — она и в этом году, неурожайном на яблоки, была усыпана плодами, — разговаривали двое. Инна прислушалась — женский голос был ей не знаком.

«Гостья?» — Инна подошла ближе, ей не показалось это некрасивым или неловким, она повиновалась простому и ясному порыву, вызванному любопытством и чем-то еще — мистические натуры назвали бы это чувство интуицией, но Инна в интуицию не верила.

— Знаете, Виктор Вениаминович, я — я просто потерялась, мне кажется…

— Боже мой, Геля, какой вы еще ребенок…

Инна шагнула вперед из-за своего укрытия. Виктор стоял около стремянки, которой пользовался, чтобы добраться до верхних веток, обнимал и очень ласково гладил по голове невысокую женщину в ярко-зеленом платье с крупными белыми цветами. Рядом стояло ведро с ранетками, почти полное, и на траве вокруг лежали круглые спелые, золотистые с красными бочками яблочки. Инна шагнула обратно и осторожно ушла в дом. Те, двое, так ее и не заметили.

— Инна, чай горячий, да? — Геля в нерешительности остановилась на пороге. Инна молча подвинула ей стул, достала зеленую чашку, налила густой заварки — травяной дух приятно щекотал ноздри.

— Выпей, хорошо успокаивает, — Инна села напротив и бесцеремонно стала ее разглядывать.

Без косметики, без прически, в каком-то мешковатом сером одеянии (Инна подумала, что платье явно чье-то, не по фигуре, что было удивительно, — за годы знакомства Инна встречала Агнию только в ярких платьях) Геля выглядела девочкой. «Интересно, ей же сейчас где-то около сорока или уже сорок?», — подумала Инна. А память снова нарисовала ту картинку, из прошлого, и, дзинь, будто порвалась где-то в сознании тонкая металлическая нить. Дзинь. Инна поморщилась, в голове противный звук еще оставался, и из-за этого было больно и тревожно.

— Ты как? Тебе плохо, может, лекарство? — Геля забеспокоилась, подскочила. — Где у них аптечка? — начала суетливо открывать шкафы.

— Тихо. Не маячь. Пройдет, — Инна откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Звук стал утихать. Инна почувствовала у себя на лбу мягкую и теплую Гелину ладошку. Маленькая ладошка с тонкими пальчиками — она лежала на плече Вити в тот вечер, где-то ближе к шее, на его светлой футболке. Инна открыла глаза, сказав себе, что глупо думать ТАК о Вите теперь. Раньше надо было. До свадьбы с Анной, до его встречи с Гелей.

— Инна, познакомься. Это Агния Алексеевна, Витина коллега, — Анна Петровна величаво указала рукой на молодую женщину, которая сидела в углу дивана в гостиной около торшера и листала семейный альбом Ивановых.

— Инна.

Девушка приподнялась и открыто улыбнулась:

— Здравствуйте! Очень приятно. Меня можно попросту — Гелей.

Когда сели ужинать, Инна исподволь наблюдала за гостьей. За тридцать или около того, симпатичная, но не красавица, хорошие волосы — кудрявые, с легкой рыжинкой, большие глаза, серо-зеленые, очень подвижное лицо: удивляется, хмурится, смеется, тут же становится серьезной. Инна отметила, что Витя с явным удовольствием слушает ее, хорошо так, по-доброму улыбается, подшучивает над гостьей, но как-то очень уж заботливо, нежно и осторожно.

После ужина, когда Инна отправилась мыть посуду, а Анна, по своему обыкновению, составила ей компанию, чтобы порассуждать о несговорчивых соседях и неприятно удививших счетах от жилуправления (когда-то, попервости, Инна сделала вывод, что Витина жена считает, что с ней можно говорить исключительно о бытовых темах, и спокойно поддерживала мнение хозяйки — так было проще), Инна приспросилась о новой гостье.

— А что это за девушка приходила? Коллега Виктора, ты говоришь?

— Да, работает в издательстве при университете — уже не первую монографию ему помогает готовить к печати. Милая, в общем, девушка. Ты знаешь, я не очень люблю чужих в доме — ты, естественно, не в счет (Инна хмыкнула — «не в счет, это про меня — и не в бровь, а в глаз»). Но Геля у меня совсем не вызывает неприятных эмоций, — Анна положила в рот маленькую конфетку и изящно стала ее пережевывать.

— Виктор ей явно симпатизирует, — Инна обронила фразу как бы невзначай, и стала ждать реакции. Но реакции не было. Инна удивилась, она знала, насколько ревностно к своему праву жены быть всегда в центре внимания Виктора относилась Анна.

Геля выпила травяной чай, но чашку из рук не выпускала, вертела в руках, она внимательно смотрела на что-то, что было за спиной Инны. Инна даже обернулась, чтобы поглядеть, что же там, за окном, в облетающем яблоневом саду, так привлекло внимание Гели?

— Будешь еще чай пить?

— Нет. Спасибо, Инна. Спасибо, ты так поддержала меня в эти дни.

Инна удивилась:

— Да ничем особенным…

— Нет, ты нас всех тормошила, чем-то озадачивала, не давала тупо сидеть и реветь, — Геля чуть ей улыбнулась. — Но тебе-то, пожалуй, похуже других будет?

— С чего это?

Геля пожала плечами:

— Анне Петровне, конечно, не просто — но у нее есть воспоминания, есть счастливая жизнь в прошлом. Будет вспоминать. Тем и спасется.

Инна поморщилась, вот оно как. А ей, Инне, и вспомнить нечего. И резко ответила:

— А ты? Тебе что — тоже есть, что вспомнить, что-то особенное?

Геля взглянула ей прямо в глаза, и Инне показалось, что глаза эти заглянули глубоко-глубоко в ее душу, туда, где в самом укромном уголке плакала настоящая Инна, а не та, что смотрела на нее каждый день из зеркала в прихожей. Невольно Инна отстранилась, Геля опустила глаза.

— Я не хотела тебя обидеть. Мне тоже вспомнить будет особенно нечего. Даже так — я бы сказала, что так и придется помнить о том, что не сказано и не сделано.

Геля встала и вышла из кухни.

Инна услышала, что она заговорила с Анной Петровной — тихо, ласково, как говорят с ребенком.

Инна была удивлена, узнав, что у Гели есть муж и двое детей. После первого знакомства Инна сразу повесила на Гелю ярлык «воздыхательница профессора Иванова» и решила, что Геля из ряда тех дам, которые не раз встречались Виктору на пути — молчаливых обожательниц. Они приходили на его лекции, выступления, писали ему. Инна часто подшучивала над ним, мол, когда ты успеваешь вообще что-то читать и писать, если ты все время любезничаешь с поклонницами? «С ученицами…», — всегда поправлял Виктор и весело смеялся.

— У него был особый дар, — Инна сама не заметила, как стала потихоньку размышлять вслух, — и даже не его литературное чутье, не его слог, не его чувство слова. Нет!… другое что-то — более ценное, редкое….

Инна услышала шаги за спиной и обернулась, Геля стояла рядом у окна и тоже смотрела в сад, на яблони, ронявшие красные, рыжие и желто-зеленые листья под внезапным порывом ветра.

— Его было так удивительно радостно любить….

Они еще долго стояли молча, слушая в тишине редкие всхлипывания Анны, шелест штор, вдыхая аромат последних спелых яблок этой осени.