Лесная нимфа

Елена Арсеньева, 2009

Автор дамских детективов Алена Дмитриева давно встречалась с ним – молодым, красивым и женатым, и ничто не мешало их счастью: ни разница в возрасте, ни законная супруга. Но на все – воля случая… Как-то раз Алена стала свидетелем дорожной разборки. И конечно же, приняла сторону пострадавшего. Тем более что Дмитрий Анненский выдернул писательницу буквально из-под колес иномарки. У Алены тут же появляется незнакомый, но очень опасный враг, которому известно о ней почти все, в том числе о скандальной связи с женатым красавчиком. Незнакомец шантажирует Дмитриеву, требуя выдать спасителя, и ей не остается ничего другого, кроме как обратиться за помощью к самому Анненскому. Вместе им удается выяснить: у этой истории давние корни, причем они имеют прямое отношение к прошлому Дмитрия…

1985 год

Вечером в квартире Косихиных раздался звонок в дверь. Витя быстро сунул на место бутылку из-под японского виски, в которую уже давно был налит всего лишь крепкий чай, запер полированный бар, где отец держал красивые бутылки из-под разных напитков, и даже руки спрятал за спину.

— Что, уже родители? — тихо спросил Славик Шибейко.

— Нет, у них кино как раз к программе «Время» закончится. Ирка, наверное.

Он пошел в прихожую, но Слава остановил его:

— Нет, слушай, давай я спрячусь, а? Ирка придет, а я как завою!

— Эх ты, детсадовец! «Завою»! Ирка тебе завоет так, что не сядешь потом. Ну ладно уж, прячься.

Славка распахнул дверцы платяного шкафа и юркнул туда. В лицо ему ударил крепкий, горьковатый аромат духов, он сморщился и почесал переносицу. Под ногой мягко сдавилась коробка, он испуганно переступил и присел на корточки. Что-то жестковатое, вроде туго накрахмаленных кружев, скребануло его по лицу. Славка поморщился, а потом улыбнулся, потому что подумал: наверное, это то самое Иркино голубое платье, которое ему так нравится. Сколько раз зимой и весной, приходя к Витьке, он видел его сестру склонившейся над ворохом причудливо переплетенных голубых ниток, и тоненький металлический крючок, словно блестящая птица, метался в ее пальцах. И хоть Славка, как и его дружок, всячески выражал презрение к этим девчачьим забавам, украдкой он посматривал на Ирку с интересом. А 28 июня, когда у десятиклассников был выпускной, Ирка появилась вечером на крыльце, похожая на голубое туманное облачко, на голубой колокольчик, на… Славка не знал, с чем бы еще ее сравнить, но знал, что с Иркой не сравнится ни одна девчонка ни в школе, ни в поселке, ни вообще… Жаль только, что она уже такая большая и смотрит на него и впрямь как на детсадовца. А он, дурак, еще и в шкаф полез! Нет, Ирку так не удивишь — она только посмотрит на него из-под своих длиннющих ресниц и вздохнет: мол, чего от этого младенца ждать? Да и по головке еще снисходительно погладить может, будто деточку маленькую. А ведь, кажется, он и вообще зря сидит в шкафу! Это же вовсе не Ирка пришла.

Славка осторожно приоткрыл дверцу — и ничего не увидел. Однако в зеркале мелькнул силуэт. Слава чуть развернул зеркало — и разглядел Витьку, прижавшегося к подоконнику, а рядом с ним — Диму Анненского, который раньше учился в их школе, а потом попал за воровство в колонию. Теперь Анненский учился в профтехучилище. На нем словно бы лежал отпечаток некой тайны, одновременно отвратительной и манящей. Дима что-то быстро, очень тихо говорил, говорил…

— Зачем тебе это? — вдруг сдавленно крикнул Витька, и Слава с удивлением увидел, какое красное, испуганное лицо сделалось у его друга. — Зачем? Мне в колонию неохота, и Славке тоже. Тебе понравилось — ну и иди туда снова, а нам неохота!

— Скажешь! — тонким злым голосом приказал Дима.

— Пошел ты!.. — Витька отстранился от подоконника, но Анненский рванул его за плечо.

Витька оступился и сел на пол. Дима приподнял его и, сильно встряхнув, замахнулся… Витька закрылся рукой, и Слава в своем укрытии невольно заслонил лицо.

— Скажешь! И Славка твой скажет. Вам ничего не будет. Ну, поразбирают в школе, ну, всыплют родители — и все. А не скажешь…

Славке было хорошо видно лицо Анненского. Оно не могло выразить угрозы, как тот ни хмурился. И голос был ломким, не страшным, хоть и злым. Но то, что он говорил…

— А не скажешь, так Ирку вашу заловят и завалят, понял? Знаешь, что это такое, козявка вонючая? Вас со Славкой в мясо прибьют, а Ирку так уделают — потом никому нужна не будет, понял?

Витька свернулся клубком, уткнулся в пол. Дима отвернулся от него и, глядя под ноги, глухо произнес:

— Еще скажешь, что испугались и вещи не понесли домой, а спрятали в кустах, в сквере, а когда пришли — их уже не было. Понял?

Витька молчал.

Анненский пошел к выходу, и Славка отшатнулся в глубь шкафа. Жесткие кружева опять царапнули щеку, и слезы навернулись на глаза, но не от этой маленькой боли. Он сидел на корточках, неподвижно глядя на светлую щель в приоткрытой дверце. Он не понял, что именно должны они с Витькой сделать. Но что-то придется сделать, что-то плохое, а иначе… Ирка…

По пути домой Дима позвонил из телефона-автомата. В первый раз ответила женщина — он нажал на рычаг. Подождав немного, опять набрал номер.

— Я сказал, — прошептал он, услышав знакомый голос.

— А? Кто это? — раздраженно спросили в ответ.

— Это я… Анненский. Я сказал! — повторил он уже громче.

— Ну и?..

— Согласился.

— А второй?

— Куда он денется!

— Точно?

— Ну.

— Тогда нормально. Молодец. Ну, пока.

Зазвучали короткие гудки. Дима отошел от автомата.

Уже светилась оранжевая прозрачная луна, сладко пахли липы. Но ни нормально, ни тем более молодцом Дима себя не чувствовал. Он постоял, потирая горло, которое почему-то не переставало саднить после разговора с Витькой Косихиным, и вдруг, прохрипев что-то, яростно бросился в аллейку. Деревья легко ломались под его злыми руками, они были молоденькие, слабые еще…