Из Шумера с любовью!

Елена Алчевская, 2022

Милая, но умная девушка Дина, пытается помочь подруге, которая потеряла большие деньги. Чтобы их добыть Дина едет в экспедицию. Там она попадает в пещеру, откуда её отправили в Шумер. Её омолодили лет до 10, дали статус Избранной Богини. Оно бы не плохо, быть жрицей такой уважаемой в стране богине, но оказывается, что эту девочку отправляют практически на смерть. На празднике Избранная должна не только прокатиться на льве, но и станцевать с гигантским Змеем. Танцевать Дина умела, ну вальс, танго, ещё что-то. А умел ли это Змей? И что он будет делать, если она не сможет поддержать именно его, Змея, танец?! У неё есть 12 дней и одна старая колдунья, чтобы узнать, как ей надо будет танцевать. И всё же Танец состоялся. Оставшись живой, Дина ( здесь – Арбела) быстренько сбегает от всех недоброжелателей. Но бежать надо далеко, жрецы они такие, быстро вычислят местонахождение. Пришлось бежать туда, куда отправилась её любимая колдунья – в Элам. А ещё конкретнее – в царство амазонок. А там…

Глава 1

Перенос в Шумер

В том, что найденные возле Житомира кости принадлежат местной собаке, убедился известный археолог Копаев. Сейчас он очень сожалеет о том, что трогал чужую еду.

Просто анекдот

Сначала возникли некие звуки. Слов разобрать было невозможно, но через несколько мгновений послышалось:

— Доченька… Доченька, очнись. Арбела, девочка моя, открой глаза.

Обращаются явно не ко мне. И откуда в Мегалите женщина? Мы же там только втроём были? Сколько же я без сознания была? Так. Послышались всхлипывания, женщина всё никак не могла остановиться. Если откровенно, то это нытьё сильно раздражало. Раздался скрип, судя по всему, открылась дверь. Какая, к дьяволу, дверь?! Тихие шаги и мужской голос поинтересовался:

— Ну, как она?

— Не знаю, господин этого дома. Ещё не очнулась.

Какой господин? Какого дома? Что за бред?! Между тем беседа продолжалась. Снова мужской голос:

— Храмовый врач приходил? Что сказал?

— Приходил, мой господин. Сказал, что не знает, что с девочкой. Сказал, что таких болезней не встречал. Сказал, что расскажет об это самому Мукалтину, главному врачу храма.

— И всё?

— Да, мой господин. Только это и сказал. Ещё посмотрел в её глаза, как сердце бьётся посчитал, лоб и уши потрогал, невидимое тело проверил. Языком поцокал, головой покачал, на древнем что-то пробормотал…

Так, это явно не разговор Костика с Саньком, более того, я наконец осознала, что говорят на неизвестном мне языке. Стоп, как же это неизвестном, если я всё понимаю?!

— Дура! Я разве об этом спрашиваю? Важное что-нибудь говорил?

— Да вроде всё передала…

— Великий Ан! Что же мне, несчастному, делать? Ты ведь знаешь, на празднике Урожая главный жрец храма Анна выбрал нашу дочь для служения Иоанне.

— Так вроде её сама Великая богиня выбрала?

— Дура!! Не важно кто её выбрал! Главное, что эта никчемная девчонка стала Избранной! И даже твоя тупая голова должна понять, что будет со мной, если к первому месяцу Арбела не придёт в храмовую школу.

— Да, мой господин.

— Что «Да»! Что"Да, мой господин, мой господин"!! Лучше, как стемнеет, беги к старой колдунье. Попроси Обейду прийти и посмотреть девчонку. Если и у неё ничего не получится, значит Арбеле не суждено остаться в мире живых. Да охранят меня тогда боги! И смотри, чтоб тебя никто не видел!

Очень содержательная беседа. Оппа! Ведь Ан, Инанна — это, насколько помню, основные боги шумерского пантеона. А они говорят о них так, как наши верующие перед храмом. Легко и непринужденно. Так, пора открывать глаза, не то я или сойду с ума, или разнесу здесь всё вдребезги и пополам. Открыла. Ну что сказать? Я прочитала слишком много книг про попаданцев, чтобы не понять, что я тоже попала. Казалось бы, что в такое невозможно поверить, но как тут не поверишь, если вместо каменного зала я вижу крохотную комнатку со стенами, грубо побеленными обыкновенной извёсткой. Да и сумасшедшей я себя не чувствовала, ибо окружающая меня действительность нагло преподносила мне себя в данных мне острых ощущениях. А именно: кроме стен, я чувствовала подо мной нечто столь жёсткое и шершавое, что за мою кровать с ортопедическим матрасом — это принять невозможно. К тому же, спина явно осознала, что под ней глиняный или каменный топчан, покрытый грубым полотном. В завершении осмотра видно, что надо мной склонилась молодая голая миловидная женщина с ожерельем на шее, похоже медным. Она широко улыбнулась и нежно прошептала:

— Очнулась, моя красавица…

Дальше всё. Занавес.

Не знаю, когда я очнулась. В голове было пусто, думать совершенно не хотелось, хотя и надо бы. Факт своего попаданства я головой понимала, а сердцем — нет. Мысли с трудом ворочались, пытаясь поставить меня на путь истинный, но думать совершенно не хотелось. Не знаю, сколько я провалялась, игнорируя окружающую эту самую действительность. Но всё проходит, прошла и моя слабость. Решила, что неплохо было бы узнать подробности моего перелета. Огляделась.

Комнатка, повторюсь, была крайне мала и с очень низким потолком. Окон видно не было, дверь находилась в левой стене от меня. В ногах стояло что-то типа невысокого шкафчика. На нём глиняная плошка с горящим фитильком. Возле шкафчика, прямо на полу сидела, скрестив по-турецки ноги, женщина, которой я дала бы и 40, и 150 лет. Среднего роста, очень худая, но совершенно не костлявая, с длинным овальным, словно смазанным лицом и высокой шеей без единой морщинки. И мучительно старыми глазами. Руки тонкие, но мускулистые, с длинными, словно живыми пальцами. Не мигая она рассматривала меня, но я не ощущала в её взгляде ни зла, ни добра, ни сочувствия, ни волнения — одно внимание и вселенское спокойствие.

Заметив мой более-менее осмысленный взгляд, женщина мягко поинтересовалась:

— Как зовут тебя, гостья издалека?

— Дина.

Мне не показалось нужным скрывать своё имя, да и всё остальное тоже. Смех женщины прошелестел осенними листьями на лесной дороге.

— В нашей Стране нет таких имён.

— Ну и что. Я-то не из вашей страны. Я из России.

— Да? И где это?

— В Евразии.

— Не знаю такой страны.

— Это не страна. Это континент. И вообще, где это я?

— Это город Урук.

— Интересно. А год какой?

— Пятнадцатый перед появлением Нибиру, девочка.

— Я вам не девочка. ЧТО?!

— Конечно же дево…

— Я не об этом. О каком появлении Нибиру вы говорите?!!

— О том, которое происходит раз в 3600 лет. Правда, предсказатель, оракул, ведающий храма Ана, утверждает, что это будет последняя встреча и наступит конец жизни, но я надеюсь на лучшее. А ты ещё не взрослая, так что говори со мной почтительнее.

Приплыли. Выходит, что слова этой прекрасной незнакомки действительно прозвучали"Что это был не сон, а сон про не сон, который…"ну и так далее. Как в той сказке про Алладина. И мне не только придётся жить в это страшное время, но и выполнять, как там у этих компьютерных игроков «Квест»? А как я всё это буду делать? Я здесь действительно маленькая девчонка, по ощущениям лет десяти, не больше. Хорошо, что говорю на языке, который не только не изучала, но и не слышала никогда. Хотя на историческом факультете знакомство с древними языками имело место быть. Только на шумерском только несколько учёных в мире и читали-то с трудом, а уж разговорного не знали и вовсе, в связи с отсутствием не только носителей этого языка, но и их потомков. При этом, я не только всё понимала, но и говорила совершенно свободно, не задумываясь над подбором слов и выражений. Если сравнить со словами моей собеседницы, говорила я совершенно без акцента. При этом думала я на своём, великом и могучем. И думала вроде адекватно. Хотя, если моя некая чичероне по просторам Вселенной и смогла меня сюда закинуть, то вложить в голову древний язык — это для неё пара пустяков.

Не смотря на все эти логические выкладки мне было страшно. Очень страшно. Но согласитесь, обстановка всё-таки напрягала. Одна, без друзей и родных, в диком, примитивном мире. И принцы на белых жеребцах тут не водятся, ну вообще. Так что спасать меня будет некому. Господи, за что?! Я вспомнила все те видения и полусны, которые приходили ко мне во время сна в Мегалите. Возможно, всё то, что говорила мне старая-молодая волшебница произошло в действительности? Я решила узнать, как можно больше подробностей о моей новой жизни и окружающей среде обитания. Начала расспрашивать мою невольную собеседницу, раз больше некого:

— А в каком месте Шумера мы находимся?

— В городе-государстве Урук, я же тебе уже говорила, девочка.

— Девочка, м-да. А кто я, собственно?

— Звать тебя Арбела, тебе только две луны назад стало 9 лет, ты не пустила ещё свою первую кровь, живёшь в доме твоего отца. Твой отец, Акки, сын Натту — младший писец отряда сбора податей нашего энси. Энси — это правитель города, чтоб ты знала. Мать твоя, Урра, бывшая пленница, родом из города Арбелы, почему и тебя так назвала. Причем там она была в большой, богатой и уважаемой семье. Её как-то украли и как-то она попала к твоему отцу. Как понимаешь, что здесь, в Уруке, силы семьи и рода за ней нет. Может поэтому тебя ещё и не просватали, и ты живёшь в доме своего отца. Впрочем, это и к лучшему.

— Почему?

— На это я отвечу чуть позже. Лучше расскажи, как ты сюда попала.

Особых причин скрывать этого у меня не было, поэтому поведала обо всём искренно, правда без излишних подробностей. Во время рассказа попыталась поближе познакомиться с доставшимся мне телом. Поводила глазами по комнате в поисках зеркала, не нашла. Да и откуда ему тут быть, в это время! Тогда откинула прикрывающую меня холстину и принялась пристально разглядывать свое новое тело, вроде как мне принадлежащее. Ну что сказать? Маленькие, тонкие ножки, совершенно гладкий и чистый низ впалого живота, полное отсутствие бюста, крохотные ручки. По меркам ХХI века выглядела даже не девятилетнего, а семилетнего ребёнка. Судя по всему, старуха насчёт возраста меня не обманула. Закончив, вопросительно уставилась на свою визави:

— И что со мной произошло?

— С кем"с тобой"? — Неожиданно переспросила женщина, — с дочерью почтенного и очень уважаемого Акке или гостьей её тела?

— Что произошло со мной, я уже знаю. Ты обещала более подробно рассказать об Арбеле. Особенно мне интересно, почему надо радоваться, что её не просватали. Она что, такая уродина?

Нет, молодая девушка — это диагноз. Вот скажите, разве эта информация для меня самая важная на данный момент?! Мне что, больше узнавать ничего другого не надо?! Старуха улыбнулась. Всё понимает, зараза. Немудрено, с её-то жизненным опытом. Но смеяться не стала, спасибо ей. Но всё же меня она подколола.

— Да, твои слова на обычные глупые вопли дочери уважаемого Акке мало похожи. Ну что ж, расскажу, что знаю. Кто та, что перенесла твой дух и разум в это тело — я не знаю, хотя и буду спрашивать об этом богов. Но история самой девочки заставляет задуматься о многом. Месяц назад, на празднике Урожая, главный жрец храма Ана великий Лугаланда сказал уважаемому Акке, что его младшая дочь выбрана богиней Инанной к себе в услужение за великие достоинства девочки. Сказать, что уважаемый Акке был удивлён — значит, ничего не сказать. Он был поражён, сражён, потрясён. Ведь всему кварталу было известно, что его младшая дочь от северной рабыни была глупым, ленивым, капризным ребёнком, со вздорным характером. Совершенно не похожа на свою спокойную, тихую, трудолюбивую, милую мать. Правда, девочка была очень красива, и отец рассчитывал выгодно продать её замуж. Он ведь из деревни. Поэтому-то никто и не мог понять, за какие достоинства её выбрала богиня.

— А что, такое избрание часто происходит? — перебила я рассказчицу. Но та не обиделась:

— В том то и дело, что нет. Последний раз такое произошло 76 лет назад и это был поистине достойный выбор. Дочь горшечника Навиртум была необыкновенно красива, умна, добра, с великолепными магическими способностями.

— Вы сказали — магическими?

— Ну да. Наличие сильных магических способностей — одно из самых главных требований к жрице богини, а уж к Избранной — тем более.

— А у девочки, в тело которой я попала…

— Их не было вообще. — Теперь уже перебила меня рассказчица. — Более того, девочка при соприкосновении с малейшим магическим воздействием, впадала в исступление, начинала биться в припадке падучей и несколько часов приходила после этого в себя. Именно поэтому, её даже не приводили на смотрины, ежегодно проводимые в храме перед праздником Урожая.

— Так как же жрецы её заметили?

— Никто не знает. Просто великий Лугаланда, Верховный жрец храма Ана в конце праздника объявил с вершины зиккурата, что ночью ему в видении явилась сама богиня Инанна, и объявила эту свою волю.

— Всё чудесатее и чудесатее. Естественно, никто и не подумал оспаривать волю богини?

— Разумеется, такое никому и в голову не могло прийти. Просто, все приняли это, а отец девочки сиял от счастья и гордости, вообще не задумываясь ни о чём.

— И почему он сиял?

— Потому, что кроме великого почёта и вероятности стать отцом Верховной жрицы храма Инанны, отец избранного ребёнка получает в благодарность от храма огромные деньги. Например, сейчас уважаемому Акки обещано в день прихода его дочери в храмовую школу 300 мер пшеницы и 30 рабов. И много серебра. Сколько — мы не знаем.

— А на эти деньги, что можно купить, вы тоже не знаете?

Я с интересом посмотрела на свою собеседницу.

— Говорят, что Акки хвастался своим друзьям, что он собирается купить 1000 мер отборной пшеницы, или 100 рабов, или поместье на заливных землях. Рабы в Шумере очень дорого стоят.

— Ну, хорошо. — Покупка рабов меня интересовала меньше всего. — А что стало с девочкой дальше?

— Ровно через 12 дней после праздника Урожая наступило полнолуние. В это время люди обычно выходят на площади и ждут. А потом встречают Богиню. Так вот. Как только Луна достигла середины небосвода, с девочкой случился такой припадок, какого не припомнят даже самые старые целители. Из храма приехал сам Верховный жрец Лугаланда, но девочка ничего и никого не слышала, билась об землю и стены домов, сломала руку рабыни, пытавшейся её удержать. Так продолжалось всю ночь. Её еле смогли спеленать и отнести в дом. Но и там она орала. А на рассвете она наконец-то упала на землю и осталась недвижна. Откровенно говоря, все вздохнули с облегчением. Её перенесли в комнату, которую ей выделили как жрице Богини. Лежала не шевелясь, не ела, не пила, не открывала глаз. Её только часто обмывали и всё время давали воду по капелькам, чтоб сквозь зубы попадали в горло. Храмовые врачи ничего не могли сделать. Это продолжалось ровно 7 дней. Сегодня уважаемый Акки решился позвать меня.

Да, интересно девки пляшут — по четыре сразу в ряд. И что прикажете мне делать? Но продолжим собирать информацию, всё равно ничего другого я сделать сейчас не в состоянии. Да и моя собеседница легко идёт на контакт. Кстати, а почему? И вообще, кто она такая?

— Лучше скажи мне, кто ты? Что сделала со мной?

— Я всего лишь простая местная колдунья. И с тобой я ничего не делала. Я позвала душу девочки. Но отозвалась ты. Значит, её души в этом мире больше нет. И никогда не будет.

Женщина на удивление легко поднялась, подошла ко мне и присела на край лежанки. Тихонько провела рукой по моим волосам, потрогала лоб. Очень захотелось заплакать.

— Жара нет. Пить хочешь?

Тут я почувствовала такую жажду, что даже ответить не смогла, а только закивала головой, как китайский болванчик. Женщина поднесла к моим губам маленькую чашу из обожжённой глины, наполненную водой. Я пила, задыхаясь и захлёбываясь, и не было в мире ничего вкуснее этой воды. Чаша быстро опустела, женщина поставила её на шкафчик и снова повернулась ко мне:

— Есть тебе пока нельзя. Подожди с часок.

Села рядом со мной и снова продолжила разговор:

— И что ты собираешься делать, Дина?

Я задумалась. В голове, почему-то, сразу высветилась просьба неизвестной древней сущности о поисках гиперборейского артефакта, но вряд ли стоит об этом пока упоминать. Да и, положа руку на сердце, вряд ли девятилетняя девочка в незнакомом мире, в другом времени сможет что-либо сделать в этом направлении. Интересно, моё имя колдунья произнесла хоть и медленно, с трудом, но совершенно правильно. И вообще она производила очень неоднозначное впечатление. Слишком странные тут простые местные колдуньи. Приходу человека из другого времени не удивляются, манеру разговора и сленг будущего понимают, лечить умеют, анализировать события, судя по недомолвкам и гримасам — тоже. Разносторонне развитые личности. Нам бы в наше время таких простых представителей простого народа.

— А что бы вы посоветовали мне, тётенька?

Та восприняла мой нахальный вопрос совершенно спокойно, только где-то в глубине тёмных глаз вспыхнули и погасли весёлые искорки. Потом, немного подумав и очевидно приняв какое-то решение, начала говорить тихим, но очень серьёзным голосом:

— Зови меня Обейда, думаю, что могу разрешить тебе это. А что касается твоего вопроса, то ты и сама всё понимаешь. Рассказать людям о себе правду — значит признаться или в безумии, или в том, что твоей душой овладел демон. А у нас отношение к таким вещам крайне серьёзное. Тогда тебе придётся отдать себя на милость толпы или жрецов. И неизвестно, что хуже. Если толпа тебя просто убьёт, то жрецы попытаются или прогнать демона, или договориться с ним. А пройти через это, сохранив здоровье и рассудок, не сможет никто.

— Значит…

— Значит, ты спокойно выздоравливаешь, на радость отцу. Становишься тихой, молчаливой, послушной девочкой. Затем делаешь всё, что скажут тебе жрецы. Ничего особенного они тебе не сделают пока, ибо ты находишься под покровительством Богини.

— А мой припадок?

— А может она послала на тебя болезнь, чтоб исправить твой невыносимый характер?

— Да, это вариант.

— Вот именно. Дальше ты идёшь в храмовую школу и получаешь все знания о наше мире, какие сможешь получить.

— Как же я смогу учиться, если о вашем мире ничего не знаю! — заметила я с долей негодования.

— Ты на каком языке со мной говоришь? — будто не слыша моих довольно глупых возражений, спросила колдунья.

И в правду, что я дурью маюсь? Наверное, имеет место детская болезнь левизны, тьфу ты, господи, вспомнилось. Видимо, эта сама Арбела на меня всё-таки своей дурью влияет. Но, придется отвечать:

— Вроде, на шумерском.

— Раньше ты его знала?

— Нет, конечно. Откуда бы.

— Тогда могла бы сообразить, что и остальную память своего нового тела ты можешь использовать. Вот скажи, как зовут твоего нового отца, и кто он?

Немного подумав, я ответила:

— Уважаемый Акке, сын Натту, младший писец отряда по сбору податей энси Урукагины.

Вот ведь, и здесь налоги на первом месте, куда ж без них.

— Правильно. А про мать что скажешь?

Тут мне даже думать не пришлось, слова полились сами, видно девочка мать свою любила и уважала:

— Моя мама — старшая наложница уважаемого Акке, бывшая рабыня, купленная им в городе Эриду 10 лет назад, у египетских купцов, которые, в свою очередь, взяли её в городе Арбелы у её родственников, вроде как за долги. Её долго не покупали, почему-то. Ведь красивая. Отцу досталась довольно дешево, когда ей исполнилось 13. Мама рассказывала, что она была дочерью богатых и уважаемых родителей, но они умерли от болотной лихорадки и родственники забрали всё доставшееся ей в наследство имущество. Ей тогда было 11 лет. Она уже была просватана, но родственники подсунули им свою дочь. А парню сказали, что девочка умерла от горя. Он поверил. Хотя я думаю, что бросил её, когда узнал, что у неё всё имущество отобрали. К Акке попала в услужение. В ранг наложницы её перевели после моего рождения.

— Опять всё правильно. Теперь ты понимаешь, что, хотя Арбела была глупа и своенравна, но её знания об окружающем мире ничуть не меньше, чем у любого девятилетнего ребёнка. К тому же её матушка смогла вложить в её тупую башку некоторые знания о жизни, благо сама родилась в знатной семье и получила хорошее домашнее воспитание. Так что в храмовой школе ты учиться сможешь.

— А потом?

— Трудно сказать. Не знаю, какие планы строит на тебя Верховный жрец, но не думаю, что они направлены на твоё благо. Придётся тебе держать глаза и уши открытыми. Но учиться тебе надо, обязательно. К тому же, в любой момент, ты можешь уйти ко мне. Научу тебя стихийной магии, которой не обучают в Храме. Тогда, возможно, ты сможешь не только выжить в этом времени, но и выполнить свой долг. А теперь спи, тебе надо набираться сил.

Как только она это сказала, глаза стали слипаться, и несколько раз душераздирающе зевнув, я буквально провалилась в сон. Там на меня нахлынули волны мыслей и образов, большинство из которых я уже благополучно забыла. Но зато теперь всё вспомнила чётко. И даже во сне, меня постоянно одолевала мысль о том, что этот мир не просто далёк от моего по времени, он совершенно другой. Попади я в 17–19 век, даже в средние века или в период римского владычества — всё было б легче. Что-то мы об этих временах знали, о чём-то с большой долей вероятности догадывались. Судя по дошедшим до нас литературным памятникам, жили тогда практически такие же люди, как и в моё время. С теми же страстями, чувствами, даже похожими законами. Но вот здесь всё же что-то было не так. Ладно, я подумаю об этом позже.

О Шумере достоверно известно почти ничего. Найденные письменные произведения считаются легендами и мифами, если не сказками, потому как пропитаны мистикой, магией и чем-то внеземным, а такого в реальности не может быть, ибо говорят ученые,"потому что не может быть никогда". Правители Шумера, указанные в дошедшем до нас Царском списке, объявлены мифическими, потому что отсчёт времени правления первого из них начинается с 3000 г. до н. э. Но это цари. А люди здесь занимались сельским хозяйством и в 10-м тысячелетии до н. э. Но главное в том, что даже религия и представления о мире здесь, судя по всему, совершенно не похожи на то, во что верили другие народы. Так что, какие эти шумеры на самом деле — мне, возможно, и предстоит узнать.

Следующим утром меня разбудил мужской голос, который я уже слышала раньше сквозь сон. Громким и радостным шёпотом он спрашивал, правда ли, что я вчера приходила в себя, и как его любимая доченька сейчас себя чувствует, и когда она сможет встать и отправиться в Храм, ведь занятия начнутся уже через 6 дней. Ему отвечала мать девочки, что со мной всё в порядке, просто сплю и лучше меня не беспокоить. И такое счастье слышалось в её голосе, что и на мою душу её радость легла мягким, пушистым покрывалом. Но мужчина настаивал, и дверь стала приоткрываться с тихим, можно сказать деликатным, скрипом. На пороге возник мой как бы родитель, уважаемый Акке, сын Натту.

Мужчина лет сорока, невысокого роста даже по меркам древнего мира, с чёрной окладистой бородой, очень ухоженной — завитой и умащенной благовониями. Его бёдра прикрывала недлинная юбочка с вышитым орнаментом в виде каких-то цветочков, на ногах — кожаные открытые сандалии, на груди красовалось медное украшение в виде головы какой-то птицы. В общем, скромненько так одет, по-домашнему. За ним стояла милая молодая женщина лет 25–27, с тёмными вьющимися волосами, коротко остриженными, и совершенно нагая, если не считать мелких медных бус на шее.

Я знала, что здесь рабыни, наложницы, а в бедных семьях и жёны, дома ходят без одежды, дабы хозяина и повелителя в лишний разор не ввести. Поэтому её появление в нудистском виде встретила с некоторой иронией, но без особого ошеломления. Произнесла родителям соответствующие слова приветствия. Правда немного запинаясь и раздумывая над порядком слов. Но мои нестыковки, видно, списали на болезнь, да и радость уважаемого Акке, сына Натту, была столь велика, что на подобные мелочи внимания он не обратил. Родитель простёр руки ввысь и возопил:

— Благодарю тебя, великий Ан! И тебя благодарю, солнечная Инанна! И за спасение дочери обещаю принести в каждый из ваших храмов нашего города по мере зерна, баклагу мёда и 2 жирные птицы!

Да-а-а, батюшка оказался жук ещё тот! Это ж надо так хитро обещать жертву: ни вид зерна, ни вид птицы в своём обете он не упомянул, а цена пшеницы и проса, гуся и курицы весьма различна, да и баклага в отличие от кувшина вмещает в себя гораздо меньше. Что значит опыт работы в налоговой службе! Но тут уважаемый Акки отвлёкся от божественного и направил свой радостный взор на меня:

— Как ты себя чувствуешь, Арбела?

Я не стала разочаровывать родителя:

— Завтра уже попробую встать, мой господин. Но когда идти смогу в Храм — не знаю. Еще слабость большая.

Счастью уважаемого Акки не было предела. Он осыпал меня ворохом похвал и благословений и умчался в Храм Ана сообщить, что избранная очнулась. Чтоб, значит, они готовы были выразить отцу героини соответствующую благодарность. В этот момент я и увидела, что мама девочки смотрит на меня с каким-то напряжением. Не раздумывая, я протянула к ней свои ручонки, и женщина не выдержала. Она бросилась ко мне, обняла, и гладя по голове, принялась бормотать и приговаривать что-то ласково-успокаивающее. Но через некоторое время она отстранилась от меня и, глядя в глаза, спросила:

— Арбела, девочка моя, но ведь ты не хотела идти в школу. Ты мечтала через три года выйти замуж за сына уважаемого Ишби, начальника твоего отца. Почему ты передумала?

Ну что тут скажешь! Мать сразу заметила нестыковки в поведении родной дочери. Стараясь оттянуть время ответа, я прижалась к ней, спрятав голову подмышкой. Но отвечать всё равно пришлось:

— Мне видение было. Великая богиня гневалась на меня за плохое поведение, говорила, если не послушаюсь, не изменюсь — накажет ещё сильнее. Наверное, я и впрямь плохо себя вела. Я исправлюсь, мамочка.

Женщина долго всматривалась в мои глаза, потом притянула меня к себе, и мы долго сидели, молча наслаждаясь теплом друг друга. И вдруг до меня донеслось тихое:

— Может так оно и лучше…

На следующий день, первым ко мне пришёл Ур-Лугалединн, бару того главного Храма Ана, а также его заклинатель-ишибу. Надо отметить, что его осмотр и лечение, прямо скажем, было феерически нетрадиционным в понятиях реалий моего времени.

Для начала, он буквально вплыл в комнату, придерживая одной рукой край роскошного плаща, украшенного красными и зелёными шарфами и накидкой, отделанной мехом леопарда. Вторая длань ловко играла печатью, подвешенной на магическом двойном шнуре. Очень миленький каунакес^[1], с длинными тканными волосами, напоминал гриву льва и цветом, и густотой. Длина его плаща, как я узнала позже, балансировала на грани государственной измены. Этот плащ был почти по самую щиколотку, почти достигал положенной длины одеяния лугаля! А его голова! Это же опера, «Кармен»! Длинные волосы парика, заплетённые в косички и украшенные бисерными нитями из сердолика, были закручены в конструкцию, напоминающую рога быка-производителя. Видимо, из-за отсутствия густоты волосяного покрова, борода была накладной, но зато длинной и украшенной серебряными бусинками. Но истинным украшением этого светила медицины были роскошнейшие бакенбарды. Они действительно были великолепны: длинные, пышные, густые, завитые, подкрашенные хной и опрысканные вроде как белой амброй. Всё это можно было бы простить, у каждого из нас есть свои маленькие слабости. Но его лечение! Такое прощать нельзя. Так что шоу продолжалось.

За уважаемым бару трое рабов несли две корзины, переносной стул и два сундучка с лекарствами и магическими принадлежностями. Удобно расположившись на принесённой мебели, Ур-Лугалединн принялся рассказывать о своих заслугах на поприще врачевания недугов. Всего четыре раза упомянув, что он является жрецом-гадателем и заклинателем-ишибу главного Храма Ана, и заметив, что, если бы не избрание меня Богиней, не видать нам его в нашем доме, так что в качестве доказательства своего мастерства и высоких полномочий, представил нам свою личную печать. Каждый присутствующий член семейства (здоровый, разумеется) был допущен к руке и вслух проговорил всё, что прочитал её хозяин. Пришлось всё запомнить, не смотря на болевшую голову. Потому как на печати было вырезано бородатое божество в длинном одеянии. В правой руке бог держал нечто, похожее на таблетки. Рядом было изображено дерево, с которого свисают два инструмента, напоминающие хирургические иглы. На двух высоких постаментах стоят некие сосуды. Но главное не это. Надпись, выполненная чёткой клинописью, гласила:"О бог Эдинмуги, наместник бога Гира, помогающий родящим самкам животных, Ур-Лугалединна, врач, является твоим слугой".

Насколько я потом смогла разобраться в шумерских реалиях — это означало, что данный господин учился, выражаясь моим современным языком, на ветеринара. Поэтому неудивительно, что после знакомства, которое к невероятному нашему облегчению, наконец-то завершилось, он сделал следующее. Определил болезнь как воспаление головы, наложенное рукой одного из демонов Удуг, по причине обиды за моё избрание. Теперь-то, после рассказа Обейды, я понимала причину озвучивания такого диагноза. Но сначала была в полной растерянности. Потом этот прохиндей вынес окончательный вердикт: девочка будет жить и поправится, но лечение будет долгим и трудным. Поэтому необходимо посвятить её в жрицы Инанны как можно быстрее, а то мало ли что. Как мне потом объяснила Обейда, в случае моей смерти до этого момента — ритуал возможен только через 3 праздника Урожая на четвёртом. Ибо люди не смогли сохранить Избранную до её передаче Инанне. А если я стану жрицей и умру от проклятия демона, сразу через 10 минут после становления жрицей, то ритуал выбора новой любимицы Инанны можно будет проводить хоть на следующий день после моего захоронения. Ибо в этом случае моя смерть будет санкционирована самой богиней. Где-то так. Судя по всему, жрецы Храма не особенно стремились видеть меня в качестве главной избранницы Богини. Так что, как мне сказала Обейда, началась срочная подготовка к ритуалу.

Посвящение является актом вхождения в духовную иерархию своего города. Жрецы утверждали, что при этом на человека нисходят благодать бога-покровителя и некие высшие силы, управляющие душой и телом. У посвящённого открывается внутреннее зрение, позволяющее видеть и воспринимать проявления духовного мира. Он становится сильнее, умнее, выносливее. Кроме того, с момента посвящения он получает помощь и наставление Бога-покровителя (или Богини) и духа-хранителя.

Посвящение в Шумере совершалось не просто так. Необходимо было получить рекомендации жреца. И если сразу после избрания на празднике мой родитель никак не мог ни с кем договориться, то сейчас к нему уже на утро пришёл один из самых почитаемых, не помню его имени, жрецов храма Ана, направленный самим Лугаландой, Верховным жрецом. В храмовой же ювелирной мастерской всего за сутки сделали мою личную печать. Правда, не из золота или серебра, как положено Избранной Инанны, а из бронзы, но их понять было можно. Зачем тратиться, если Избранная вскоре нас покинет? А об экономии средств и оскорблении Богини никто не узнает, так как личная печать остаётся со своим владельцем и после смерти, её хоронили вместе с ним. Кстати, то ли из-за спешки, то ли из-за жадности, но печать мне сделали весьма скромную. Ни тебе священных сюжетов, ни хвалебных и возвышающих надписей. На небольшом цилиндре изобразили только богиню Инанну и небольшую надпись:"Арбела, Избранная богини Инанны". Скромненько, и со вкусом. Хотя я была не против, наоборот. Такой печати не было ни у кого, разве что у богов! (шутка).

Само посвящение тоже было весьма скромным, если не сказать унылым. Вечером того же дня меня доставили в храм Великой Богини. Лугаланда что-то пробормотал, видно нужные слова, и меня подвели под руку статуи Богини, чтобы получить её благословение и тут же попытались оттуда вывести, даже не освятив мою печать. Я напомнила об этом, заметив, что печать без благословения Богини не будет действительна. Кажется, Лугаланда аж позеленел от злости. Именно в этот момент мою печать прокатывали по дощечке с глиной, помеченной моими данными, включая отпечаток ладони. Только после этих формальностей печать становилась своеобразным паспортом владельца и её достоверность всегда можно было проверить по этой копии, навечно остающейся в храме. А это для Лугаланда было архиважно, как я теперь понимаю. По закону, эту печать планировали поставить на моё завещание. А что в этом документе будет написано — это уже дело техники помощников верховного жреца. Во всяком случае, так он думал. А тот факт, что печать, не осенённая благословением Богини, не получит силу заклятия, его не особенно волновало. Точнее, не волновало вообще. Поэтому он и поспешил зарегистрировать содержание печати, проигнорировав небесный ритуал её благословления. И мой демарш по привлечению внимания окружающих к этой его оплошности добавил ещё один камешек в копилку его любви ко мне.

— Хенна, ты уже закончил с печатью? — голос Верховного скрежетал как не смазанное колесо.

— Да, мой господин.

Служка, точнее маленький жрец, аж пригнулся от страха.

— Принеси печать сюда, под руку Великой.

Всё это время все присутствующие здесь жрецы с интересом наблюдали за этой сценой. Все всё прекрасно понимали и, не выступая против намерений Верховного жреца (самоубийц тут не было), тем не менее наслаждались его маленьким унижением. Врагов, явно, у него было более чем достаточно. Тем временем Хетта суетливо схватил печать, начал искать тряпку, которой её можно протереть, ведь нельзя подносить под благословение Богини вещь, испачканную глиной, почему эту регистрацию и проводили уже после ритуала. Тряпка не находилась, Хенна всё больше мельтешил, Верховный всё больше наливался злостью, народ наслаждался зрелищем. Наконец, жрец догадался вытереть цилиндр концом своего плаща, и рысью кинулся ко мне с целью поскорее передать эту злосчастную печать. И остановился, раскрыв рот. Присутствующие, со смешками провожавшие взглядом несчастного служку, а увидев меня, не только переставали хихикать, но тоже застывали изумлёнными статуями. Но когда и Лугаланда, остановив на мне взгляд, поперхнулся и выпучил глаза, я забеспокоилась. Оглядевшись вокруг и не увидев ничего примечательного, я осмотрела уже себя. Моё тело, ещё недавно покрытое открытыми ранами и с зажившими, но со струпьями, было девственно чистым, покрытым лишь загаром и лёгким румянцем от жары…

На следующий день после простого, но обильного, завтрака, состоящего из ячменной каши с огромным куском масла, кувшинчика свежих сливок, каких в прошлой жизни я не пила никогда, а также горки горячих лепёшек, плошки мёда и большого куска козьего творога, я встала. Да, это было зрелище. Ножки-соломинки тело не держали совсем, голова запрокидывалась в разные стороны, в глазах роились мушки, сменяемые время от времени лёгким туманом. Я хотела, чтоб все думали, что не смотря на зажившие раны, всё же меня считали больной и слабой. Я им не мешала так думать. Более того, я со всем моим актерским талантом, показывала окружающим, как я больна. Но обещание родителя Храму висело надо мной Дамокловым мечом, да и валяться, откровенно говоря, было невообразимо скучно, даже книжки не почитать. Так что показывала всем, как я хочу быстро выздороветь.

Поддерживаемая с двух сторон Уррой и няней, я доплелась до внутреннего дворика, села на скамеечку у стены дома и с любопытством огляделась. Маленькая скамеечка, на которую меня усадили, была вырезана из корня какого-то дерева в виде спящего крокодильчика и прислонена к стене большого двухэтажного дома из необожжённого кирпича. Второй этаж опоясывала крытая деревянная галерея, столбы которой были вырезаны в виде пальм. Справа, в правом крыле дома, на первом этаже через открытые окна виднелась большая кухня. Слева к дому было пристроено одноэтажное, но высокое строение, напоминавшее сарай и амбар одновременно. На втором этаже виднелись каморки рабов и прислуги. Правое и левое крыло соединялись между собой рядом сараев для носилок, колесниц и арб (слева) и хлевами для живности и птиц (справа). Посередине их разделяла прихожая, через открытую дверь которой была видна калитка на улицу. Все эти строения окружали внутренний дворик, в середине которого располагался круглый бассейн, примерно 5–6 м. в диаметре, с фонтаном в виде рыбы с растопыренными плавниками. Вокруг бассейна росло несколько фруктовых деревьев и кустов с ягодами. Да, судя по всему, мой уважаемый родитель был далеко не бедным человеком.

Я сидела, наслаждаясь теплом и покоем, и наблюдала за жизнью дома простого шумерского чиновника. Бегали рабы из дома в сараи, и обратно. Блеяли овцы, кудахтали куры. Из кухни доносились умопомрачительные запахи. Бранились наложницы, кричал осёл. Всё как у нас, как у людей, если не считать территориальной и временной экзотики. Но тут мои размышления были прерваны появлением Урры, принёсшей мне обед. Сегодня богиня послала мне баранью похлёбку с душистыми травами, лепёшки с козьим сыром, запечённую в листьях рыбу, три вида салатов из овощей, политых разными соусами, молодого утёнка, зажаренного с яблоками и сливами, сладкие финики, ягоды ежевики, залитые сливками, и кувшин вина из фиников, разбавленного водой. Вы не поверите, но я это всё съела. Меня оправдывает только то, что, во-первых, я целую неделю почти ничего не ела, а во-вторых, очень вкусно всё было. После этого ни на что, кроме глубокого здорового сна, сил у меня не хватило. Так я провела неделю, добавив в распорядок прогулки по саду, купание в бассейне, а потом (втихаря) и комплекс упражнений по йоге, которыми уже полтора года как стала увлекаться.

И вот настал тот долгожданный для моего уважаемого родителя час, когда меня можно стало вывести в город, без боязни потерять по дороге. И мы вышли на улицы славного Урука. Было безумно любопытно. Конечно, о Шумере в университете я читала довольно много, благо книг об этой загадочной стране написано ого-го сколько! Но то книги, а то жизнь. И теперь мне предстояло сравнить мои книжные представления с окружающим миром и весьма скудными воспоминаниями Арбелы.

Выход в Храм.

Жили мы, если так можно выразиться, в квартале для среднего класса. Мой новоявленный батюшка принадлежал к чиновникам среднего звена и селился рядом с себе подобными. Когда мы вышли за калитку, я увидела кривую улочку, огороженную примыкавшими друг к другу высокими глинобитными заборами. За время, которое нам понадобилось чтобы дойти до главной площади квартала, я увидела только пять калиток — немаленькие домики понастроили местные чиновники! Ничего в мире не меняется!

На главную площадь нашего квартала, посвящённого богу Энки, мы вышли неожиданно. Только ещё перед глазами продолжался глухой глиняный забор, потом резкий поворот и перед нами огромная, идеально круглая площадь с четырьмя широченными проходами улиц, ориентированных на стороны света. Точно посередине возвышался зиккурат бога Энки, покровителя нашего города вообще, и нашего квартала в частности. Храм был самым старым в городе, поэтому стоял не на платформе, а на насыпном холме и сделан был нашими предками ещё из необожжённого кирпича-сырца.

Массивные стены здания разделялись по высоте чередующимися выступами и нишами. Внутри храма находился открытый дворик, откуда можно было попасть в узкие и длинные залы со сводчатыми перекрытиями. Уважаемый Акки слишком торопился в главный храм, поэтому в наш родной заходить не стали. Мы обошли его с запада и по южной улице направились к центру города. Чем ближе мы подходили к нему, тем шире и чище становились улицы, тем больше становилось народу, да и одеты они были богаче. Пришли, наконец. Огромная площадь, не меньше чем Красная в Москве, опять же идеально круглая, раскинулась точно в центре Урука. Именно здесь, судя по всему, было сосредоточено всё важнейшее города-государства — дворец энси Урукагины, Красное здание совета старейшин и Храм Ану. Но доминировал над всеми строениями, разумеется, последний.

Храм. Он стоял на высокой кирпичной платформе, высотой метров 20, не меньше. К ней с запада и востока вели лестницы с высокими ступенями. Наверху платформы стремилось в небо святилище Верховного бога Ану, так называемый Белый храм. Очень большой, где-то 80х100 м. Мы медленно поднялись к этому чуду. Сложен он был из известняковых блоков, оштукатуренных каким-то неизвестным мне раствором, белым, с блестящими вкраплениями, из-за чего переливался на солнце как ваза из богемского хрусталя. Мы вошли во внутренний открытый дворик, уже заполненный паломниками и нищими. Храмовые проститутки, в отличие от уличных, одетые в кокетливые льняные или плетёные набедренные повязки и украшенные медными бусами и подвесками, предлагали свой скоропортящийся товар всем желающим. Желающие удовлетворяли свои немудрёные потребности прямо в сводчатых нишах, обрамляющих внутренний двор, щедро платя богине плодородия. Возле жертвенного стола суетились младшие жрецы, принимая подношения и совершая обряды.

Мы прошли к сдвинутому к краю платформы святилищу. У входа стояли охранники, одетые только в набедренные повязки, и вооружённые копьями с медными наконечниками. Родитель обратился к молодому жрецу, одному из предлагающих паломникам воду для омовения. Изложив мою историю, он попросил сообщить о нашем приходе Верховному жрецу. Тот убежал. Я снова начала оглядываться, интересно ведь. Ориентированные на четыре стороны света стены, с узкими прямоугольными нишами, были покрыты росписью с геометрическими узорами и изображениями быков в возбуждающей, но мягкой, красновато-коричневой цветовой гамме.

Вернулся молодой жрец и пригласил нас во внутренние покои. Поднявшись по тонкой, витой лестнице, ведущей в алтарь, через маленькую скрытую дверцу мы прошли в коридор с побелёнными стенами. Пройдя несколько шагов, остановились возле двери из кедра, привезённого с Черных гор. Жрец деликатно постучался и что-то услышав, открыл дверь. Мы вошли. Уважаемый Акки бросился на колени, а я, как избранная, осталась стоять, ещё не хватало стесать тонкую кожу на детских коленках.

Знакомство с верховным жрецом Лугаландой.

В большой четырёхугольной комнате с тремя узкими стрельчатыми окнами было тихо и прохладно. За большим прямоугольным столом из того же горного кедра и с ножками в виде крокодильих лап, сидел высокий мужчина лет пятидесяти в пышном парике, украшенном цветными серебряными и золотыми бусинками, и в, так называемом, каунакесе — запашной юбке из шкуры горного козла. Нет, я ещё по той жизни знала, этот каунакес был не только самой древней мужской одеждой шумеров, пришедшей на смену набедренных повязок из кожи животных, но и любимой, самой распространённой одеждой за всё время существования Шумера и Вавилонии. Правда, тут есть одно «но». В это время каунакес уже шился в виде многоярусных юбок из шерстяных или тканных материалов, лишь имитировавших мех длинными тканными «волосами» или бахромой. А тут главный жрец главного божества — и такой анахронизм! Видно этот человек был очень привязан к древним обычаям предков, даже самым мельчайшим. Хотя надо признать, что скромность одежды полностью компенсировалась богатейшим поясом. Мои разглядывания были прерваны Верховным, который некоторое время внимательно рассматривал меня, а затем перевёл взгляд на уважаемого Акки:

— Ты уверен, что здоровье девочки в порядке?

— О да, светлейший! Главный храмовый врач, уважаемый Мукаллим, дважды за эту неделю осмотрел мою дорогую дочь. Он сказал, что она снова здорова и может приступить к обучению.

— Тогда мы закончим наши с тобой дела, и ты отправишься домой. Девочка останется здесь, потом её отведут в школу.

— Как вам будет угодно, светлейший.

Жрец встал и подошёл к небольшой горке, на верхней полке которой стояла приличных размеров шкатулка, украшенная лазуритом. Верховный открыл шкатулку, достал весьма увесистый холщовый мешочек и протянул Акки:

— Положенное вознаграждение уважаемому отцу Избранной уже приготовлено. Здесь 1000 гена серебра.

Потом достал ещё один мешочек, поменьше:

— А в этом 12 лазуритов, 12 сердоликов и 12 камней бирюзы.

Он положил оба кошеля в протянутые руки родителя и по загоревшимся глазам последнего я поняла, что указанная сумма серьёзно превышала ожидаемую. Уважаемый Акки вдохнул полную грудь воздуха и совсем было открыл рот, но жрец резко махнул рукой:

— Не надо благодарностей. Твой долг в отношении дочери и своей общины выполнен. Ступай. Двое храмовых охранников проводят тебя до дома.

— Но со мной…

— Ничего-ничего, но на улицах неспокойно, а все знают, что ты привёл дочь в Храм. И все также знают, сколь щедро Храм платит отцам избранных за удачу. Охрана лишней не будет. Ступай.

Постоянно кланяясь, уважаемый Акки покинул комнату.

Магическая проверка.

Некоторое время жрец молчал, задумчиво меня разглядывая. Затем уселся за стол, взял из стоявшей на нём сердоликовой чаши большой прозрачный камень и протянул мне:

— Возьми камень в левую руку, девочка. —

— А что это за камень? — протянула я, стараясь разобраться и понять, данное действо безопасно для меня, или не очень? Слишком мне не нравился взгляд Верховного.

— Циркон один из самых сильных магических камней, известных нам. Он падает с неба, точнее с Солнца, Луны или Небесных камней. Он не только вселяет в человека интуицию, уверенность в своих силах и бодрость духа. Он лечит душевные болезни, такие, как поразившая тебя. Более того, улучшает умственные способности и усиливает стремление заниматься науками. Согласись, тебе сейчас это совсем не помешает.

— Да, конечно. Но не думаю, что за один раз он вылечит все мои болезни, так что и начинать не стоит. — Попыталась я отмазаться. Но, не тут-то было.

— Разумеется. Но задачей этого опыта не является твоё лечение. Это слишком дорого, тратить небесную энергию, когда храмовый врач прекрасно справляется со своей задачей. Хоть ты и не поймёшь, но всё-таки поясню. Благодаря дипирамидальной форме кристаллов, в цирконии создаётся"эффект двойной пирамиды". Что в совокупности усиливает энергетическое воздействие на несколько порядков. Таким образом, достаточно крупный и чистый циркон приобретает способность разгадывать посылаемые свыше знаки и определять, в том числе, способности к магии. Необходим лишь тесный контакт с проверяемым человеком

Да, девятилетней девочке, безграмотной и дурной, в речи Верховного всё было кристально ясно. Интересно, это он так издевается? Я, со своим высшим образованием, и то одно определение не знала. Хотя, раз я ему для чего-то нужна, то убивать меня здесь и сейчас он точно не будет. Так что можно попробовать, а то он серьёзно рассердится. Пока, думаю, он всё списывает на мой всем известный дурной характер. Но долго мои капризы терпеть не будет. Так что камень взяла. Ничего особенного не почувствовала, лишь приятную прохладу. Но вдруг тот стал терять прозрачность, наконец став молочно-белым. Так как Верховный не забеспокоился, я тоже решила не нервничать. Затем его грани стали менять цвет. Сначала он вспыхнул красным, фиолетовым, оранжевым, потом пошли холодные тона — зелёный, голубой, синий. Потом опять по новой. Грани кристалла переливались всеми цветами радуги, яркость становилась всё интенсивнее, а сам камень начал нагреваться. Я взглянула на верховного, интересуясь его отношением к этой красоте. Жрец сидел, широко открыв глаза и не менее широко распахнув рот. Удивлённо взирая на отданный мне кристалл, он пытался что-то сказать, но безуспешно. Я решила помочь:

— Что с вами, светлейший?

Странно, но он даже не прореагировал на мою наглость. Кажется, он меня не слышал.

— Э-э-э…

— А подробнее?

— Камень…

— Не спорю, действительно камень. И что с ним не так?

Тут Лугаланда остро взглянул на меня. Кажется, он полностью пришёл в себя. И моя ирония ему явно не понравилась.

— Цвета…

— Да, красивые и яркие. И что?

— Их много. Загорелись все цвета спектра…

— Да, а сколько было надо?

— Один…

— Сколько?!

–…

— И что это значит?

— Я не верю… — Всё-таки он был действительно растерян. Хотя при такой-то должности психологическая закалка должна быть на высоте. Что же его так поразило?

— Во что вы не верите, светлейший? Что всё это значит?!

Откровенно говоря, я сама начала волноваться. Всё это действо перестало походить на шутку. Верховный начал говорить медленно, тускло и протяжно, словно во сне:

— Арбела, за все полторы тысячи лет служения Великой Богине жрецами нашего храма, не было случая, что бы Око Инанны показало более трёх цветов! Ни разу, понимаешь?!

— Не совсем. И что это означает?

— Каждый цвет показывает предрасположение человека к какому-то виду общей магии:

Красный — крови,

Оранжевый — огня,

Жёлтый — земли,

Зелёный — жизни,

Голубой — воздуха,

Синий — воды,

Фиолетовый — потусторонних сил и магии…

Теперь я поняла почему мои совершенно наглые ответы прошли мимо внимания светлейшего. Но дальше искушать судьбу всё же не стоило, человек этот явно психологически тренирован, на такой-то должности. Так что скоро окончательно придёт в себя, и быстро. Но вопрос магических способностей, которых отродясь не было ни у меня, ни у моей реципиентки, должен быть обязательно решён.

— Если я правильно поняла, то у меня или имеется предрасположение ко всем видам, или камень сломался.

— Он не может сломаться, глупая девчонка! Это застывшая слеза Великой Богини, и она просуществует миллионы лет!

— Тогда в чём дело?

— В том, что у тебя способности ко всем видам магии!

— Это хорошо или плохо?

— Это невозможно!

— Не поняла. Так есть у меня эти способности или их нет?

— Не знаю! Если есть, то это будет первый раз за время от прихода Богини в этот мир!

— А как это узнать точно?

— Мы будем проверять тебя Оком так часто, как это будет возможно. Кстати, думаю, что тебе уже пора идти заселяться в школу. Ступай, Дуду тебя проводит.

Кажется, он уже жалеет, что так много мне наговорил. Надеюсь, что он решит всё-таки что я ничего не поняла, с такой-то репутацией. Просто любопытствовала, как обычная любопытная девчонка.

Школа.

Давешний молодой жрец вывел меня из храма, и мы отправились по северной дороге к храмовой школе. Мои воспоминания о весёлых школьных годах были не то что бы грустные, но и особой радости не вызывали. Я была отличница, а в школе это диагноз. Поэтому необходимость пройти этот ад ещё раз у меня восторга не вызывала. Но против бога в лице его главного служителя города, естественно, не попрёшь, поэтому я безропотно двигалась в направлении местного светоча знаний. Шли недолго. Завернув за угол северной улицы и пройдя метров 100 вдоль высокого глинобитного забора, жрец открыл калитку с нарисованным на ней знаком «э-дуб-ба», как в дальнейшем выяснилось, означавшим"дом табличек", то бишь школа. Мы попали в прихожую, в которой, в отличии от моего, точнее Арбелиного, дома не было ничего, кроме нескольких грубых скамеек. На одной из них сидел привратник — чернокожий раб, очень толстый. Он самозабвенно жевал просяную лепёшку и на нас не обратил особого внимания, видно мой провожатый был здесь довольно известен. Мы прошли во внутренний двор школы, и я интенсивно завертела головой.

Вокруг открытого внутреннего двора располагался типичный шумерский городской дом как хозяйственного, присутственного, так и обучающего назначения. Построен из обычного местного кирпича-сырца. Состоял из основного здания в виде буквы П, крылья которого смыкались с хозяйственными постройками. Задние стены этих построек являлись тем глинобитным забором, через который мы прошли. В центре двора как обычно приветливо поблёскивал бассейн, раза в три больше, чем в нашем доме. Фонтан в нём был выполнен в виде статуи из диорита размеров в полтора человеческого роста в виде мужчины в круглой шапочке, сидящего со сложенными в молитвенной позе. На его коленях стояла чаша, из которого лилась вода. Слева от фонтана, за кустами тамариска, виднелся жертвенный алтарь, а справы, среди пальм и фруктовых деревьев — плиты захоронений. Их было довольно много. Видно учение здесь проводится по другим правилам, чем в моем мире. Столько погребений учеников довести до такого количества — это надо постараться.

По дорожке, ведущей к главному входу здания, к нам неторопливо направлялся высокий человек, одетый в льняную рубашку-безрукавку или, точнее, короткую тунику, значительно выше колен, из-под которой виднелся край набедренной повязки в виде шерстяного полотнища с бахромой на левой стороне. На шее мужчины был повязан витой шнур с большим серебряным кольцом-пекторалью, и личной печатью в виде бронзового цилиндра. Серебряные обручи на руках и ногах мужчины довольно весело позвякивали. Парик без всяких украшений венчал его голову. Подойдя к нам, мужчина внимательно оглядел меня, а потом обратился к моему спутнику:

— Это, как я понимаю, избранная Великой Инанной?

— Да, уважаемый Шульги. Именно эту девочку Госпожа Неба выбрала себе в услужение на празднике Урожая. Её зовут Арбела, она дочь Нутты, писца отряда по сбору податей.

— Это не важно. Главное, что она выздоровела. Ну, девочка, ты знаешь, что тебя ждёт?

Я, естественно, ответила «нет». Главный наставник храмовой школы снова обратился ко мне:

— Тогда я немного расскажу тебе об этой ситуации. Ты знаешь, что каждый год на праздник Урожая на торжественной церемонии в храме солнцеликой Инанны проводят церемонию выбора будущих её служительниц?

— Да, знаю, господин наставник.

— Но знаешь ли ты, что далеко не каждый год сама Госпожа Неба выбирает себе кого-нибудь в услужение?

— Нет, уважаемый Шульги.

— Зови меня просто господин главный наставник.

— Хорошо, господин главный наставник.

Как выяснилось позднее, шумерская школа весьма отличалась от нашей, современной. Кстати, послушание здесь было доведено почти до Абсолюта, но при этом отношения учитель-ученик строились исключительно на способностях последнего и его желании получать знания.

— Продолжим. Далеко не каждый год Великая Инанна выбирает себе служительницу из представляемых ей претенденток. Но ещё реже богиня сама называет имя избранной из огромной толпы присутствующих. Ты знаешь об этом?

— Нет, господин главный наставник.

— Тогда ты, конечно, не ведаешь о том, почему так происходит.

— Да, господи главный наставник.

— Это происходит потому, что требования к избраннице Великой Богини очень высоки. Богиня сама выбирает не просто служительницу в свой храм. Нет. Сама она называет ту, которая МОЖЕТ, только МОЖЕТ стать Главной жрицей её главного Храма. Ты понимаешь, что это значит?

— Смутно, господин главный наставник.

— Поясню. Когда жрецы Храма из претенденток выбирают самую достойную, Главный жрец Храма Ану-Инанны отправляет её сразу в Храм Инанны, где специальные жрицы обучают её соответствующим ритуалам, которые она будет исполнять, став жрицей Инанны. Старшей жрицей, имей ввиду, но не Главной. Но если девочку избирает сама Великая богиня, то это значит, что у избранницы есть способности, необходимые для того, чтобы она могла стать Главной Жрицей Госпожи Неба. А это уже совсем другая история и другое предназначение.

— Почему? — тут я немного дала маху по почитанию своего наставника. Слава богам, он этого не заметил.

— Потому, что Главная жрица храма не просто исполняет положенные обряды. Она единственная слышит Богиню, и заставляет нас, никчёмных, делать то, что нужно Госпоже Неба. Но тут есть очень тонкий, я бы сказал, деликатный, вопрос. Не всегда Великая отдаёт прямые приказы. Иногда она даёт только намёки, загадки, иносказания. Чтобы разобраться в них, Главной жрице необходимо очень много знать. Очень много. Причём, как бы это не кощунственно звучало, не столько правильное исполнение ритуалов. Надо знать многое — математику и врачевание, историю страны и историю Мира, нашу литературу и тексты священных писаний. Научиться оказывать влияние на людей простых и сильных мира сего. Изучить организацию хозяйствования, законы, экономику и торговлю. Овладеть способностями видеть пути богов и людей, и узнать многое, многое другое. Иначе она не сможет стать Главной жрицей.

— Но почему?! Ведь на её указала Богиня?!

— Да. Но указала на маленькую девочку, которая ещё многого не знает. А чтобы это всё узнать, надо что?

— Учиться, учиться и учиться, как завещала Великая Инанна.

— Умница, даже не ожидал от тебя. Точнее, это завещали нам все боги, но в главном ты права. Надо учиться, причём много и очень-очень прилежно. Это будет нелегко. Но если ты хочешь верно и правильно служить Великой, ты это сделаешь. Обычно девочек с определёнными задатками обучают в семьях, приглашая учителей и жрецов. Но твоя семья никогда не предполагала в тебе задатков будущей избранной. Да, по совести, и не могла себе специального учителя позволить. Ведь обучение стоит дорого. Не только в семье и в Храме, но и в школе. Если говорит откровенно, в школе особенно. Не хочу тебя пугать, там, где учатся только мальчики, где методы и формы обучения вовсе не легки, а скорее жестоки, тебе потребуется вся сила, вся воля твоя, чтобы это обучение выдержать. Не известно, сможешь ли ты выдержать всё это, но вставшей на путь Избранной назад дороги нет. Сейчас тот последний миг, когда ты всё-таки ещё можешь отказаться. Ты будешь наказана, ты никогда не вернёшься домой, ты сгинешь в недрах далёкого храма. Но ты останешься жить. Если же ты останешься, но не выдержишь, то тебя ждёт смерть. Согласна ли ты остаться, подумай, девочка.

— Мне не надо думать, господин главный наставник. Я остаюсь.

Интересно, куда мне было деваться-то с подводной лодки. Могу себе представить картину — я, в богиней забытой храме, подвизаюсь младшей жрицей, сиречь храмовой проституткой. Ничего себе карьера! Мало того, что не выполню ничего из того, что мне поручили, главное, как я выдержу такую жизнь с моим-то менталитетом? Для этой деятельности необходимо особое состояние души и абсолютно повёрнутые на этом деле мозги и чувства. Это местные считают такую работу служением богине, а я как представлю всю эту толпу вонючих, грязных, истекающих слюнями и спермой мужиков на себе… Нет, лучше идти в школу и учиться, учиться, учиться!

— Ты уверена, девочка?

— Да, господин главный наставник. Только у меня есть один вопрос.

— Какой?

— Вы сказали, что все эти серьезные требования относятся к избранной самой богиней, правильно?

— Да, конечно.

— Но мне сказали, что моё имя назвал Верховный жрец, который услышал его во сне.

— Да, это так. Тебе только забыли добавить, что это же слышали и видели во сне все жрецы храма, так что…

— Понятно, господин главный наставник. Больше вопросов не имею.

— Ну что ж, ты выбрала. Дуду, избранная Великой богини остаётся в школе. Ступай и сообщи Верховному жрецу, что девочка приступает к обучению. Пойдём со мной, дитя.

Мы поднялись на галерею второго этажа и пошли мимо открытых проёмов, ведущих в комнаты. Мне было любопытно и поэтому, я по мере сил и возможностей, заглядывала в каждую. Впрочем, ничего особенного там не увидела. Общежитие и в Шумере общежитие. Виднелись расстеленные на полу циновки с подголовными валиками для сна, вокруг стояли или лежали какие-то корзины, кувшины, коробки с вещами. Мебели практически не было. Каждая комната предназначалась для 4–6 человек. Дошли до самой последней, моей. Она, конечно, была гораздо меньше остальных, примерно 4 м². Но зато отдельная. Даже дверной проём был закрыт тростниковой циновкой. Как я потом узнала, здесь раньше спал ночной дежурный воспитатель, тире надзиратель, что позволило мне насладиться наличием кровати типа топчан. Но боги, как же здесь было грязно!

— Конечно тебе придётся здесь немного убраться, но зато ты будешь жить в отдельной комнате, что является большим преимуществом по отношению к остальным ученикам. — Доброта нашего главного наставника не знала границ. — Ладно, ты здесь устраивайся, но не долго. Через 30 минут все собираются на обед в столовой. Она в кухонной пристройке слева от входа. Приходи без опоздания.

Ученики.

Они все смотрели на меня. Смотрели по-разному. Кто просто удивлённо, кто настороженно, кто спокойно и даже равнодушно, кто с насмешкой и издёвкой. Вообще-то их можно понять: никогда ещё девочка не обучалась ни в одной шумерской школе, даже избранная. Не то что бы все они были безграмотны и глупы. Просто, согласно обычаям, они обучались исключительно дома. Немудрено, что мальчишки были поражены и растеряны. Но среди этого моря заинтересованных и возбуждённых лиц два выделялись неприкрытой и немотивированной, как мне казалось, ненавистью. Один из мальчишек, явно старший ученик лет 14–15, с почти сросшимися бровями, сидел возле моего знакомца Нанше. Второй, круглолицый, с ярко выраженной семитской внешностью выходца из Аккада, явно младше первого пацана, лет 10–11, сидел за средним ряда столов, где располагались ученики средних классов. Не понимая, чем вызвано такое недоброжелательное отношение к моей скромной персоне, и не зная тутошних реалий, я решила не реагировать. Но лица запомнила.

Господин главный наставник поднял руку, привлекая внимание, хотя тишина с момента нашего прихода стояла такая, что слышно было как кричит осёл городского водоноса на Северной площади. Главный наставник положил руку мне на плечо и с некоторой даже торжественностью в голосе, начал:

— Ученики! Сегодня у нас знаменательный день. Впервые за многие столетия Великая Богиня Инанна сама выбрала себе избранную служительницу. Вы все знаете об этом, так как присутствовали на торжествах праздника Урожая. Но вы не знаете о другом. На следующую ночь, через свою главную служительницу — Старшую жрицу храма Небесной госпожи — Богиня передала свою волю в отношении этой девочки. Избранная должна получить самое лучшее образование, которое есть в Шумере. И Совет жрецов решил направить её сначала в нашу школу, и только потом — школу Небесного храма. Итак, представляю вам Арбелу, дочь уважаемого Акки. С завтрашнего дня она начнёт заниматься в первой дюжине младшей группы. Думаю, будет разумно, если и кушать она будет вместе со своей дюжиной.

Парень со сросшимися бровями, что-то прошептал и за столами старших учеников прошелестели тихие смешки. Главный наставник недовольно на них оглянулся и всё тут же смолкло. Я снова сделала зарубку в памяти. Конечно, их ирония была понятна. Насколько я помню из университетского курса истории Шумера, в э-дуб-ба — "дом табличек", мальчики поступали в 5 лет и учились как минимум до 20-ти. Эта каторга делилась на три этапа:

— младшая группа (с 5 до 10 лет) вроде нашей начальной школы; ¬

— средняя группа (с 11 до 15 лет) напоминала нашу среднюю школу,

— старшая группа (с 16 до 20 лет) была уже университетом.

По возрасту меня должны были определить в пятую дюжину младшей группы, но и старшего воспитателя понять можно. Было странно, если бы он знал о моём университетском образовании и научной работе. Я решила не возмущаться. Сев за указанный стол, обнаружила нехватку двух учеников в дюжине. Как потом выяснилось, малыши отравились какой-то гадостью на прогулке. Один умер, а второй был дома на излечении. Сидевшие рядом пятилетки, в отличие от наших детсадовцев, выглядели не в пример самостоятельнее и взрослее. Видно, жизнь их не особенно баловала. Они с любопытством таращились на меня, но в разговор вступить не решались. Ладно, ещё будет время познакомиться. После ужина я, естественно, отправилась в свою комнату. Мне её ещё убирать и убирать. В таком гадючнике не уснешь. По дороге, на переходе в левое крыло, мне преградил путь парень со сросшимися бровями:

— Меня зовут Агга, я сын старшего жреца по ритуалам Храма Ана. Не знаю, как и за что выбрала тебя Великая Богиня, но подозреваю, что здесь не обошлось без чёрного колдовства. Все в городе знают, какая ты никчёмная, глупая и вздорная девчонка.

— Насчёт последнего не будь так уж уверен. А по поводу колдовства — ты серьёзно утверждаешь, что какая-то мелкая колдунья может повлиять на решение Инанны?

— Не перевирай моих слов. На Богиню никто из смертных повлиять не сможет, а вот на её служителей…

— И как ты это себе представляешь?

— А я не представляю и представлять не хочу. Просто знай, что в этой школе будут следить за каждым твоим шагом и когда ты допустишь ошибку…

Мальчишка улыбнулся очень многозначительно и двинулся по коридору. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Не успела появиться в этом мире и уже вляпалась в какую-то интригу. Причём не просто так, а заимела пусть мелкого, но врага. Но что он имеет против Арбелы, интересно? Судя по должности его отца, они с моим не могли пересекаться даже случайно. Тем более со мной. Ладно, как говорила незабвенная Скарлетт, подумаю об этом завтра. Сегодня у меня ещё информации маловато.

В комнате меня ожидал большой тюк, уложенный на кровать. Я осмотрела полученное добро. Плетёная из травы толстая циновка-матрас, две льняные простыни, шерстяное одеяло, плотный валик под шею и глиняная чашка в виде пиалы. Специальной школьной формы, видимо, не предусматривалось. Не так всё плохо, а то я думала, что придётся спать на голой кровати. Выбросила в коридор остатки вещей наставника, принесла воды, подмела пол, протерла стены от пыли и паутины, благо комнатка маленькая, дважды вымыла пол. Расстелив, наконец, выданные постельные принадлежности, я с огромным облегчением улеглась. День был на редкость суматошный и полон впечатлений. Уснула мгновенно.

Письмо.

На следующее утро сильный удар гонга обозначил моё повторное вступление в школьную жизнь. Завтрак (две лепёшки из полбы, кружка молока и горсть фиников) не произвёл на меня сильного впечатления. В алтарном зале я вместе со всеми пропела положенные гимны Ану и Инанне. И вот наша неполная дюжина уже в классной комнате. Большое помещение, разгороженное на две неравные части ширмой из тростника. В меньшей стоял большой чан с глиной для изготовления свежих табличек. Там сидел помощник учителя, их изготавливающий. Там же хранились исписанные учениками, можно сказать, их контрольные работы и образцы для письма. В большей части класса на полу лежали небольшие, но толстые циновки. И одна большая, ещё более толстая, с низким столиком перед ней. Место для учителя, как понимаю. Школяры продолжали заполнять класс. Помимо самого учителя, в углу возле двери сидел надзиратель, главной задачей которого, судя по всему, являлось следить за поведением и прилежанием присутствующих. Заодно и вознаграждать по заслугам, на что явно намекал пучок розог у него за поясом и рядом на полу. Видно, не всегда хватало. Глядя на этого дядьку, слова главного наставника приобрели особую яркость. Парт, разумеется, не было, ученики сидели на циновках, перед каждой стоял маленький столик, скорее поднос, который можно было класть и на колени.

Вошедшие школяры расселись лицом к двери. Учитель, сидящий чуть слева, чтоб не загораживать свет, дал команду приготовиться к уроку. Внимательно наблюдая за ребятишками, тоже начала готовиться. Взяла из чаши кусок мокрой глины, размазала её тонким слоем по квадратной форме из уже обожжённой глины, разгладила деревянной линейкой и получила табличку для письма. Вытерла руки, взяла деревянную палочку с заострённым концом. Урок письма начался.

Сначала учитель с помощником проверили, правильно ли мы изготовили свои «тетрадки» для письма. Затем принесли большую глиняную панель, на которой уже давно были прорисованы знаки. Объяснив их значение, велел повторить. Попыталась. Если вы думаете, что мне было легко, то вы ошиблись. Когда-нибудь пытались писать стихи на песке? Здесь было гораздо труднее. На мягкой глине невозможно вывести чёткие линии, поэтому они получались треугольные и клинышками. Бумаги в этом времени и месте не было. Вообще. Вот поэтому шумеры и придумали эту клинопись. Что касается школы, то неверные или ненужные записи стирались и после уроков глина возвращалась в чан. Лучшие работы и нужные таблички обжигались на огне, становясь твёрдыми как камень, и сохранялись для других поколений школяров. Каждый последующий день, как выяснилось, начинался с урока письма и усвоения знаков, которых в шумерском языке было ровно 8 гласных и 19 согласных. Примерно. Мне было трудно ещё, по отношению своих одноклассниках, потому что дома меня учили языку эмесаль, то есть женский язык. А он отличался от мужского довольно серьезно. При школах составлялись большие тематические списки этих знаков и их модификаций. Нужно было не только уметь правильно их писать, но и знать наизусть все их значения. С учётом того, что уже 9 из них мои одноклассники выучили, на мои неокрепшие плечи легла двойная нагрузка. Причём тот факт, что я опоздала на занятия не по своей воле, учителем в расчёт не принимался. Вторым утренним уроком была арифметика. Здесь мне было легче, нужно было только запомнить начертание цифр и привыкнуть к шестеричной системе.

После обеда начинались устные уроки. Для нас, малышей, это были богословие, ботаника, зоология и география. Не могла даже предположить, что будет так интересно учиться писать и учить предметы, которые в своей школе недолюбливала! Вспомнились и университетские лекции по истории Древнего мира.

Уже довольно рано человеку в ходе его движения по жизни, понадобилось делать сообщения не только устно, от лица к лицу, но и через время и пространство. Для этого использовались специальные мнемонические, т. е. напоминательные, знаки, изображавшие вещи, о которых надо было что-то сообщить или которые вызывали какие-то нужные ассоциации. И вот сейчас, по моим прикидкам, около 3400 года до н. э., сидя на пятках за письменной доской, углом тростниковой палочки я рисовала знаки на пластичных плитках из глины. Каждый знак-рисунок обозначал либо сам изображённый предмет, либо любое понятие, связывавшееся с этим предметом. Например, небосвод, зачерченный штрихами, означал «ночь» и также «чёрный»,"тёмный", «больной»,"болезнь", «темнота» и т. п. Знак ноги означал «идти»,"ходить", «стоять»,"приносить"и т. д. Забегая вперёд, хочу сказать, что местное письмо я освоила быстро. И дело тут не в моём университетском образовании. Грамматические формы слов не выражались, да это было и не нужно, так как обыкновенно в документ заносились только цифры и знаки исчисляемых объектов. Правда, сложнее было передавать имя получателей предметов, но и тут на первых порах можно было обойтись наименованием их профессий: горн обозначал медника, гора (как знак чужой страны) или раба, и т. п.

Дни шли за днями. Уроки продолжались. Занятия шли целый день. Выучиться писать клинописью, считать, рассказывать сказания о богах и героях было нелегко. За плохие знания и нарушение дисциплины строго наказывали. Письмо сменялось историей шумерских правящих династий, математикой, астрономией, религиоведением. Несмотря на суровую дисциплину, школу здесь уподобляли семье, её, не побоюсь этого слова, любили. Учителя называли «отцом», а учеников — "сыновьями школы". В наше время бы так. В эти далёкие от моего мира времена дети по-прежнему оставались детьми. Играли и баловались. Особенно популярны были игрушки на колёсиках. Их даже в школу разрешали брать. Интересно, что величайшее изобретение шумеров — колесо, было тут же применено и в детских игрушках. По-моему, самое целесообразное применение. В общем, шла обычная жизнь школьника, а в моём варианте, школьницы младших классов. Кстати, со своими одноклассниками я подружилась. И способствовали этому наши русские сказки. Самая любимая была — про Колобка и Репку. Эти сказки обычно шли на"бис".

Неожиданности.

Но к празднику Нового года моё положение изменилось. Как освоившую программу первого года досрочно, меня перевели сразу в пятую дюжину младшей группы. Здесь учились ребята на год старше меня. Сказать, что в школе разразился скандал, значит не сказать ничего. Особый накал ему придало моё изображение в виде слепленной из глины статуэтки девочки, сидящей с табличкой в руках. Поставленная на своеобразную доску, точнее, полку почёта, она вызвала бурю эмоций. По моим наблюдениям, шумеры не только проявляли удивительную тягу к знаниям, но и очень ценили образованных и умных людей. Правда, почему-то все в стране были совершенно уверены, что эта мудрость сосредотачивалась в ушах человека. Поэтому в тот день, когда мой глиняный бюст с большими оттопыренными ушами и табличкой о переводе в новый класс поставили на полку в нише алтарного зала, школа взорвалась.

Впервые за всю её историю ученика после 3,5 месяцев обучения перевели на три десятка вперёд. Причём этот ученик — девочка. И не объяснишь ребятам, что в средней школе и университете моего времени нам преподавали ещё и не такие, предметы. А училась я всегда хорошо. Поэтому в этом времени и пространстве мне пришлось только выучить письмо в размере четырёх дюжин классов. Правда, с математикой ещё пришлось повозиться. В шумерской школе изучаются несколько систем счисления.

Во-первых, в начальных классах учат древнейшую из них, связанную с шумерскими числительными. Здесь различают счёт пальцев на правой и на левой руке: после числа 5 открывался как бы следующий счёт, заключавшийся в прибавлении к 5 других чисел (6=5+1, 7=5+2).

Во-вторых, математические записи исходили из двуручного десятичного счета, и числа от 1 до 9 изображались соответствующим числом палочек или клинообразных углублений. Из десятков собственные наименования имели только два — это 10 и 20. С шестого десятка, как и с шестой единицы, начинался новый счёт. Десятки обозначались кружками, причём с шестого можно было снова записывать счёт палочками. Десятки после 60 обозначались сложением 60 и какого-либо другого десятка, поэтому особого названия для сотни не существовало. Не фигурировала сотня и в шумерском счёте. Число 60 было основной счётной единицей. Если кто-то ничего не понял — не расстраивайтесь. Ни в жизни, ни в прочтении моих записок вам этот счёт не понадобится. Написала из чистого хвастовства — мол, во какая умная, сама разобралась. Хотя действительно просто — надо просто думать в другой плоскости, чем мы привыкли. Шумерам это вообще было как два раза… чихнуть. Они с детства так считают. И ничего, не плачут.

Но что меня действительно напрягало все эти месяцы — это основной метод обучения в шумерской школе. Он заключался в том, что главным в обучении считалось развитие памяти. И как её развивали! Мама возьми меня обратно! Малыши (и я с ними) разучивали, запоминали, зазубривали каждый день различные тексты (сказания, загадки, стихи, описания животных, расчёты количества пива на семью т. д.) различного объёма. Мало того, на следующем уроке шла тренировка моторной памяти в процессе записывания этих же текстов. Существовали списки знаков и слов по разным отраслям знаний — от быта до медицины и астрономии — которые нами скопом запоминались, причём более половины из них мы их просто не понимали. Вот представьте, как вам придется заучить в первом классе фразу:"Учитель часто повторял, что знать истину для шумера значило уметь назвать словами реальные предметы и определить их статические признаки. Другими словами, главными были имя предмета и стандартный набор его признаков. Отсюда, основными целями обучения являлись запоминание со слуха этих имён и признаков, их повторение, умение читать и считать (кстати, чтение и счёт обозначались одним глаголом) и, до кучи, вбивали знание основных распевов божественных гимнов. Это всё равно, что в первом классе, в 3-ей четверти, когда дети выучили все буквы алфавита, учительница предложила записать текст (по памяти) такой текст:

"Аббревиация — есть искусственный способ словообразования путем соединения начальных (редко иных) элементов слов (обычно словосочетания). Типы — инициальная акронимическая, буквенная, звуковая,

слоговая, соединение слова с усечением другого слова, срединное усечение, соединение слов с конечным

и срединным усечением."

А что? Мы ещё более длинные и мудреные тексты запоминали. Можно сделать вывод, что основной упор в древнейшей государственной школе мира делался на развитие памяти, которая позволяет человеку вбирать все главные и основные сведения о мире. И что самое поразительное — данная метода работала! Именно благодаря ей (и немного благодаря университетскому запасу, конечно) я справилась с таким объёмом знаний первого класса, в общем-то, за небольшое время.

Даже изучение пиктографического письма меня не сильно задержало. Положенное по программе количество знаков освоила достаточно быстро. Но в пятой дюжине, другими словами на пятом году обучения, школяры изучают устный и письменный аккадский язык, тренируют умение свободно переводить с него на шумерский. Я, естественно, этим со своими одноклассниками не занималась с самого начала, и поэтому безбожно отставала от класса. Но главный наставник пошёл мне навстречу и выделил старшего ученика из 2 дюжины старшей группы. Нанше был первым, кого я увидела в стенах школы и первый, кто заговорил со мной по-доброму. И заниматься он стал со мной со всем рвением, прекрасно понимая, что меня ждут весьма суровые испытания. Тем не менее, меня терзало смутное сомнение: по правилам школы, если ученик не сдавал годовые экзамены, он отчислялся из школы без права на восстановление. Выучить аккадский за три месяца девятилетней девочкой… Возможно, решение о переводе меня сразу через три класса имело под собой менее альтруистическое значение, чем казалось. Так что придётся держать ухо в остро. Зато доброжелательное отношение ко мне малолетних сорванцов бывшего класса грело душу и спасало от одиночества. Но было здесь два подводных камня, на которые я постоянно натыкалась.

Ибби, маленький ненавистник, встретивший меня в первый день прихода в школу взглядом, напомнивший мне культовый фильм «Челюсти». Не было дня, когда при встрече он не бросил бы мне вслед тёплое слово, которое хотелось тут же забить ему обратно в глотку. Часто подстраивал маленькие пакости, подбрасывая колючки на циновки и песок в воду. Сначала я не понимала, из-за чего всё это происходит. Но однажды мы с Нанше зацепились языками по поводу очередной его проделки, задевшей в этот раз и моего репетитора. На моё недоумение по поводу его травли, Нанше ответил ещё большим недоумением:

— Ты что, действительно ничего не знала?

— Если б знала — не спрашивала. Ну что там за тайны?

— Да вообще-то никаких тайн нет. Все знают, что Ибби сын светлого Зуи, жреца-казначея храма Ана, дочь которого, девятилетняя Бау, была главной претенденткой на служение Богине Инанне.

— Ну и что с того?

— Ты действительно не понимаешь или претворяешься? Да, теперь я верю, что у тебя болезнь отшибла всю память. Ты теперь поосторожней, а то в такое ослиное дерьмо можешь вляпаться.

— Слушай, прекращай язвить и расскажи всё подробно.

— Ладно уж. Весь Урук знает, что семья казначея связывала с Бау очень серьёзные планы. Готовили её с самого детства, благо возраст был подходящий. Ведь выбирают служительницу Повелительницы Неба только среди девочек, которым к празднику Урожая исполнилось ровно девять лет. Лабашум, сын главного врача в храме Ана, он всё про всех знает. Так он рассказывал, что семья Бау провела большую подготовку для того, чтобы совет жрецов храма Ана-Инанны выбрали её. Жертвы были принесены огромные. И вдруг такое.

— Да-а. Можно теперь понять такое его ко мне отношение.

— Ещё бы. Думаю, что на этим подколкам не закончится. Слишком там всё закручено. Мне не разобраться. Одно знаю — тебе стоит поберечься.

— Что конкретно ты знаешь?

— Вот конкретного-то как раз и ничего. Но у них были такие планы, что отказаться от них семья вряд ли станет. Много золота они потратили. А ты им просто своим существованием мешаешь. Вот сама и думай.

М-да, что тут думать. Трясти надо. В наше время в таких ситуациях я поступала по заветам одного великого человека, который часто говорил:"нет человека — нет проблемы". Придётся быть не только внимательней, но и разработать возможные варианты защиты, вплоть до побега. Пусть ищут другую жрицу. Не просто же так меня выбрали для чего-то? Пока слишком мало информации, чтобы правильно планировать свои действия. Да ещё и этот долбанный Агга. Кажется, каждую свободную минуту своего пребывания в школе он посвящает моей дискредитации. Я точно знала, что он не принадлежал к семье Бау. Поэтому было непонятно, ради чего меня преследовал. Он никогда не делал мелких пакостей, как Ибби, он поступал гораздо хитрее. Например, однажды он увидел меня с ребятами за кувшином пива на нашей полянке, и тут же доложил дежурному надзирателю. Благо мы услышали его подход и успели отправить одного парнишку с кувшинами на кухню. Он постоянно нашёптывал учителям обо мне что-то нелицеприятное, отправлял меня во время своего дежурства на самые грязные работы. Правда, на нечто более серьёзное он не решался. Следили за нами в школе серьёзно, так что у моих недоброжелателей было мало возможностей навредить мне по-крупному. Так что посмотрим, полюбопытствуем, послушаем, померяем, понюхаем… впрочем, рядом со мной присутствует кладезь информации, так что надо пользоваться:

— Слушай, Нанше. Может, ты знаешь, почему ещё и Агга на меня зуб точит?

— Как-как?

— И куча. Почему, спрашиваю, Агга меня в чёрном колдовстве обвиняет?

— Ну, это просто. Он уже пять лет жених Бау, поэтому тоже заинтересован в её возвышении.

— Погоди, ведь если она станет главной жрицей храма Инанны, то замуж ей выходить же нельзя?!

— Да. Но есть исключение. Если она была обручена до избрания, то её жених становиться «воскресным» мужем, чем-то похожим на принца-консорта в Эламе.

Термин звучал по-другому, но смысл был именно такой. Главное, эта информация всё расставила по своим местам. Теперь я точно знала о своих лучших друзьях в этом богоугодном заведении.

Не смотря на все эти сложности, я с головой окунулась в учёбу. Мне действительно это было необходимо, к тому же ещё и интересно. Особые трудности мне доставляло изучение аккадского языка. Слишком большой разрыв по времени с остальными учениками дюжины. Аккадский язык принадлежал к группе восточно-семитских языков и с шумерским не имел ничего общего. Арбела росла в семье, где даже среди рабов не было акадцев. Поэтому язык этот не знала, так, нахваталась на улицах и в домах подруг каких-то слов. Если бы не мой университет, где мы учили основные древние языки, мне пришлось бы туго. Так что благодаря родственных ему семитских наречий, о которых уже имела представление, мне удалось овладеть минимумом знаний для сдачи экзаменов. Но боялась ужасно. Эта страшная для любого нормального ученика процедура была назначена через два месяца, на вторую неделю после Нового года.

Подготовка к НОВОМУ году.

Этот праздник шумеры праздновали весной, во время разлива рек и накануне первого равноденствия. В первые дни года разыгрывалась ритуальная битва между молодым богом Нинуртой и силами зла, которыми руководил демон Асаг. В конце битвы Нинурта побеждал, убивал своего противника и создавал из частей его тела новый мир. После этого торжественно проходила интронизация царя. В этом году школа, точнее её старшая группа, тоже будет участвовать в празднике. Они будут изображать войско демона Асага. Воинов Нинурты, бога мирного труда и защитника рода, будут играть стражники храмов и воины градоправителя. Нинурта весьма амбивалентное существо — пахарь в мирной жизни и защитник своей земли в военное время. Он наделён избыточной жизненной силой, на войне он яростен и агрессивен, в мирное время тих и сосредоточен на своём труде. Мечта нормальной женщины. Нинурта — это олицетворение любви шумеров к своей земле и готовности в любой момент достойно защитить эту землю. Поэтому празднование Нового года длилось несколько дней и выливалось в длительные масштабные представления и разнообразные соревнования.

Так как нашей школе предстояло изображать войско демона Асага, тех самых чудовищ гор и степей, и захват ими родной земли Урука, издевательств над его жителями и природой, то костюмы и сценарий были соответствующие. Меня в качестве участника представления не рассматривали по определению. Женщинам на войне не место. Старшие ученики проводили многочисленные тренировки и репетиции, сначала в школе, потом — вместе со стражниками в храме.

В первый день Нового года планировался показ прорыва Асага на Землю из подземного мира, для чего из глины, тростника и камней строили огромный холм с пещерой, через которую это несчастье произойдёт. Затем Асаг вызовет при помощи запретной чёрной магии, своих слуг и они, все вместе, начнут угнетать и уничтожать простой народ Урука.

На следующий день устроители праздника планировали сбор войска со всех поселений нома Урука, под руководством его легендарного героя и правителя Гильгамеша. Войско собиралось и начиналась его подготовка к битве с демоном. Это происходило в виде соревнований молодых воинов — копейщиков, лучников, колесничих, пращников.

На третий день Гильгамеш обращается за помощью к богам, проводя магические действия: гадания различного вида, заклинания силы и удачи. Жрецы восхваляют богов в гимнах, приносят им жертвоприношения. Бог Нинурта откликается на их просьбу и спускается на землю. Народ славит Бога.

На четвёртый день Нинурта и Гильгамеш учат воинов Урарту воевать и побеждать, трудиться и созидать во благо рода. Проводятся гонки колесниц и бой быков, как символов войны и труда, конкурсы поделок среди ремесленников. Притом надо отметить, что кроме серьёзных призов здесь шло негласное, но очень жёсткое соперничество. Победители гонок, если они были свободны, а не принадлежали великим домам, нанимались в эти дома за очень хорошую плату. Ремесленники, оказавшиеся лучшими среди своих, прямо здесь, на площади, получали серьёзные заказы. С учётом того, что гости приехали из большинства городов страны — выгода была нешуточная.

На пятый день происходит ожидаемая битва между людьми Урука, возглавляемыми Нинутрой, и против демонов Асага. Первые, естественно, побеждают. Бьются деревянным оружием, это, так сказать, показательные выступления, в которых участвуют победители предыдущих соревнований. Слава им обеспечена до следующего Нового года.

На шестой день народ празднует победу нового над старым, пируют, начинаются ритуальные игры и танцы, вечером разжигаются костры и праздник превращается в пир, весьма серьёзно похожий на оргию, по моим, современным, меркам. С порядком празднования меня познакомил вездесущий Нанше. Что-то я начала задумываться о его ко мне внимании. Что-то здесь не так. Слишком он меня опекает. Или это чьё-то задание, или у него какой-то интерес. Надо будет разобраться — какой. Между тем праздник приближался.

Вызов в Храм.

Праздник ждали все: и взрослые, и дети. Ждала его и я. Было безумно интересно увидеть, как выглядел шумерский шоу-бизнес. Но за неделю до долгожданного события меня вызвал к себе старший наставник школы. Шульги сидел за очень красивым письменным столом, сделанным из кедра, столешницу которого украшал орнамент из пшеничных колосьев. Склонилась в почтительном поклоне, жду. Старший наставник поднял голову от рассматриваемых табличек и поинтересовался:

— Как идёт учёба, Арбела? Не трудно через дюжины прыгать?

— Пока справляюсь, уважаемый наставник.

— Это хорошо, девочка. Тогда тебе не составит труда немного отвлечься и поучаствовать в празднике Нового года в качестве одной из героинь.

— Не совсем поняла вас, старший наставник.

— Почему?

— Действительно непонятно. Даже если бы планировали моё участие, то как и других участников праздника, давно бы предупредили. Репетиции идут которую неделю, а сценарии расписывались ещё зимой. Но всё это не имеет значения, потому как избранная до вступления в должность не участвует ни в каких ритуалах. Она учится и готовится к вступлению в должность главной служительницы Богини.

— Ну, что тут непонятного, девочка. Родилась идея сделать тебя, как избранницу самой Госпожи Неба, участницей новогоднего представления. Думаем, народу очень понравится

— Но такого никогда не было! Разве это не нарушение традиций?!

— Всё когда-нибудь случается в первый раз. К тому же, это будет исходить от жрецов, а это уже не перемены, придуманные людьми, а воля богов.

— Но женщины никогда не участвовали в праздничных представлениях!

— Жрицы участвовали в храмовых танцах, ну и ещё кое-где.

— Но я не жрица!

— Слушай, девочка моя! Откуда в тебе столько воли?! Как будто не в шумерской семье росла! И ладно бы отец был жрецом или правителем, а то обычный писец-чиновник. Что ты себе позволяешь?!

— Но, господин…

— Молчать, негодница! Завтра на рассвете за тобой зайдёт Дуду, тот молодой жрец, помощник Верховного жреца. Он отведёт тебя к наисветлейшему Лугаланде.

— Наисветлейшему?! Он что, божественного происхождения?!

— Не смей перебивать меня, дерзкая! Но да, его мать, бывшая Верховная жрица Небесной Госпожи, ведёт свой род от Энки — Господина Земли. Так вот. Дуду отведёт тебя в Храм и там тебе объяснят твои обязанности на празднике. Всё ясно?

— Да, господин наставник.

— Тогда ступай.

Что-то здесь было не так. Что-то было совсем не так. Запах интриги и подлости окутывал меня плотным пологом, хоть и мысленным. В Шумере женщины занимали положение среднее между рабами и слугами. Мужчины их и за людей-то не считали. В стране даже было два письменных языка — мужской и женский, да и в устном было много различий. Хотя я это уже говорила. Уважением и почитанием пользовались только жрицы и представительницы правящего класса, очень сильно правящего. И никогда женщины не участвовали в праздничных церемониях! Это было бы воспринято как кощунство, и нарушительницу традиций ждала бы мучительная смерть на жертвенном камне.

Почему же меня толкали на такой рискованный шаг? Ведь даже будучи ученицей жреческой школы, я не могла бы пользоваться правами и привилегиями посвящённой жрицы. А я пока вообще училась в школе государственной. Статус избранной не освобождал от наказания за нарушение традиций. Меня пока только выделили как возможную служительницу Богини, но не назначили ею. Другими словами, ещё неизвестно, смогу ли ею стать, пройду ли все испытания. Тогда почему?! Что за всем этим кроется? Понимая, что информации для анализа у меня маловато, решила отложить его хотя бы до завтра и пойти спать. Так и сделала. Правда, уснуть мне удалось очень нескоро.

Поручение Верховного.

На рассвете я уже стояла возле бассейна. Дуду не опоздал. Сделав знак следовать за собой, развернулся и вышел в прихожую. Я пошла за ним. Сегодня дежурил тот же раб-нубиец, что и в день моего прихода в школу. Это показалось мне занимательным. Мы часто с ним перебрасывались парой фраз. Меня, в основном, интересовала его родина. Кто знает, что ждёт меня впереди. Вот второй охранник, аккадец, меня почему-то недолюбливал. Нубиец весело мне подмигнул. Я подмигнула в ответ. Может это принесёт мне удачу? Мы вышли на улицу и направились в Храм. Приближение праздника ощущалось на каждом шагу. Ремонтировались дороги, убирались улицы, подправлялись заборы. Наконец пришли. Зиккурат тоже готовили к Новому году: вычищали мусор из щелей между камнями, полировали кирпичи стен, обновляли фрески и росписи. Мы сразу прошли в знакомый мне кабинет Верховного жреца. Кроме благородного Лугаланды там находился незнакомый мне маленький толстенький жрец в ярко расшитой тунике. Я склонилась в почтительном поклоне.

— Твои манеры улучшились, девочка. Школа явно пошла тебе на пользу. — Раздался хорошо запомнившийся мне голос Верховного. — Как твои успехи, Арбела?

— Живи вечно, светлейший Лугаланда. — Выпрямившись, произнесла традиционную формулу приветствия. — Благодарю, хорошо.

— Я рад. Теперь ты поступаешь в распоряжение светозарного Меты, он покажет твоё место в предстоящей церемонии. Идите.

— Могу я задать вопрос, Высочайший?

— М-да, дерзости в тебе не убавилось. Ну, задавай.

— Разве моё участие в праздничной церемонии не является грубым нарушением древних родовых традиций? Не нарушу ли я табу? Не вызовет ли это гнева богов?

— Хорошо, что ты боишься гнева богов. Надо, чтоб ты ещё научилась бояться и гнева земных властителей. Но я отвечу, ибо это не праздные вопросы. Тебе не стоит бояться гнева богов. Избрав тебя, Госпожа Неба простёрла над тобой свою руку. Знаешь ли ты историю богини Инанны?

— Да, светлейший.

— И всё же напомню. Красавица Инанна, Великая Мать, Богиня любви и плодородия, самая значительная богиня нашего пантеона. Также ей приходится исполнять и роль Богини Войны, и госпожи Небес. Даже аккадцы ей поклоняются, называя её Эштар. Она — сестра бога Солнца Утту и дочь бога Луны Наны. Будучи Звездой Утренней Зари, она постоянно наблюдает за нами с Неба. Как и другие женские божества плодородия, Инанна весьма любвеобильна. Как богиня телесной любви, она является покровительницей храмовых блудниц. Она также милосердная Мать, заступающаяся за людей перед богами.

Тут, прервавшись, Верховный подошёл к окну и замолчал. Не знаю, о чём он там думал, но, конечно, не вспоминал историю Великой Богини. Зато мои мысли метались как зайцы внутри своры гончих. И не одна из них не могла мне помочь понять — что, собственно, происходит? Чего он добивается? И причём здесь я, в смысле обычная девятилетняя девочка, пусть и с сильными, но совершенно не развитыми магическими способностями? Кстати никто за это время, прошедшее с нашей прошлой встречи, даже не подумал меня поучить в этой области. Да и я, дура, упустила это из виду. Но меня-то можно понять, я пришла из времени и страны где магии, как и секса, нет. Но он-то об этой чёртовой магии должен помнить, ведь он заранее предполагал у меня, точнее у Арбелы, эти способности. Иначе зачем он проводил испытание? Всё чудесатее и чудесатее. Тем временем, наглядевшись на стены храма, Лугаланда продолжил:

— В нашем городе Инанна всегда была особенно почитаема. И тем не менее, на празднике Нового года она всего лишь присутствовала среди богов, как одна из многих. Это оскорбило Богиню, и она послала сон Акаламдугу, одному из наиболее уважаемых ясновидящих Храма. Она повелела через него, чтоб на празднике Нового года её изображала избранная ею Арбела, любимица богини, и чтобы роль для неё сделали зрелищной и величественной. Вот, собственно и всё, что тебе надо знать. Ступайте.

Ну, и что прикажете думать по поводу этого бреда? Делать больше нечего Инанне, только сны своим адептам посылать. Причём, не для того, чтоб, например, о наводнении предупредить, а исключительно из желания увидеть на празднике меня в выигрышной роли.

Выйдя из святилища, мы направились к собственно храму, где совершалось большинство обрядов и церемоний, где располагалось большинство жреческих помещений, библиотека, сокровищница и т. д. Пройдя через огромный главный зал, разделяемый шестьюдесятью кирпичными колонами, украшенными голубыми отполированными изразцами, мы вошли во внутренние помещения. Пройдя несколько коридоров, тускло освещаемых масляными светильниками, мы вошли в большую комнату, буквально заставленную стеллажами с огромным количеством глиняных табличек для письма. Сложенные в тростниковые коробки и высокие стопки, а также разбросанные россыпью, вместе с огромным тазом с мокрой мягкой глиной для новых табличек. Интересно, чей это кабинет — Долго я не раздумывала над этим вопросом. Открылась маленькая, незаметная дверца, и в комнату вошел Метта, один из немногих жрецов, которые вели со мной довольно дружелюбно.

Светозарный Метта уселся за большой письменный стол, заваленный не законченными табличками, письменными принадлежностями, кувшинами с пивом, кружками, вазами с фруктами, лепёшками, финиками и ещё чем-то, не разглядела. Сразу был виден кабинет творческой натуры. Ничего в мире не меняется, оказывается. Указав на ближайший стул, разрешая сесть, он приступил к пересказу праздничного сценария. Рассказав, только более подробно, всё, что мне уже было известно, главный распорядитель церемоний приступил к объяснению моей роли:

— Как ты уже знаешь, на третий день Гильгамеш обращается за помощью к богам. Раньше на его зов откликался только Нинурта, теперь придёт ещё и Госпожа Неба. На фоне второй храмовой террасы зажжётся Её символ — звезда в круге, сплетённый из сухого тростника. Как только она догорит — из открытой потайной двери, верхом на льве, своём священном животном, на первую нижнюю террасу выезжает Инанна…

— На льве?!!

— А что такого?

— На льве?!!!

— Что ты так испугалась? На этом льве уже 6 лет выезжает главная жрица, играющая Богиню на празднике плодородия, где заключается брак Инанны и Думузи. И ничего. Ты разве никогда не видела?

Я промолчала. Не будешь же рассказывать о Мегалите, о волшебнице, жившей за миллион лет до нашей эры, и моём сне. Но головой кивнула, видела мол, ну или понимай как хочешь. Метта кивок принял за знак согласия.

— Ну, вот. Лев хороший, тренированный, сытый. Наш правитель, да живёт он долго, человек смелый, но осторожный. И раз уж ему приходится быть Думузи, мужем красавицы Инанны, то к вопросу выбора священного животного он подходит очень серьёзно. Львят специально отбирают, растят, воспитывают. На празднике, пока Думузи и Инанна осуществляют свой брак, магически воздействуя на уровень плодородия наших земли, скота и людей, лев спокойно лежит рядом с упряжкой быков Думузи. В душе он, можно сказать, чистый ягнёнок. Так что не отвлекай меня всякими глупостями.

— Но как?! То есть я буду осуществлять наш брак?! Мне только 9 лет исполнилось!

— Да кому ты с такой фигурой нужна! В спальне будет Главная жрица. Так и отдаст она тебе этот главный ритуал.

— Простите, светозарный Мета, больше не буду вам мешать.

Ответила, с облегчением переводя дух. Жрец продолжил:

— Это ж надо так переживать. Другие и в 5 лет готовы играть эту роль, а эта дурочка и в 9 лет боится. Ты лучше о шестом праздничном дне подумала бы. Совсем забыла, что там происходит?

— А что там такого?

— Ритуальный танец со священным Змеем, глупая.

Танцы со змеем.

— Это я помню. Но ведь его танцуют молодые ученицы жреческой школы храма Инанны. Их ведь с первого дня, как они придут в свою школу, начинают учить этому танцу, так что несчастий почти совсем не бывает.

— Это так, это да. Только причём здесь будущие жрицы? Я о тебе говорю.

— А при чём здесь я?

— А ты этот танец видела?

— Два года назад. В прошлом году меня не взяли.

— А помнишь, как его танцуют?

— Честно говоря, очень смутно.

— И это дитё заставляют выражать суть Госпожи Неба, богини Любви и Войны. О, Богиня! Этот танец начинает сама Инанна, девочка. Она становится посреди поля и призывает к себе Змея. Её тело смазывают специальным бальзамом с вытяжкой из змеюки-самки в брачный период. Змей несётся к ней со страшной скоростью. Когда он подползает к ней достаточно близко, Инанна, точнее одна из старших жриц, которая училась этому с детства, начинает свой танец, завораживая его. А как выглядит Змей, ты помнишь?

— Нет.

— С удовольствием расскажу. Это Небесная Кобра — самая крупная ядовитая змея, известная людям. Жрица, заканчивая танец, должна схватить её за шею и превратить в палку, т. е. шест, символ богини. Тем самым как бы символизируя победу Инанны над демоном Асагом. После чего может идти к своему льву — ягнёнку. Ты сможешь это сделать?

— Боги, это не правда. Это просто не может быть правдой!

— Почему же, может.

— Но это верная моя смерть!

— Думаю, что да. Кроме того, если обычно к жрице выпускали молодую, неопытную кобру, не более метра полтора длиной, то тебе предстоит танцевать с настоящим старым священным Змеем из Храма Инанны. Его длина больше пяти метров. Кобра живёт в храме больше трёхсот лет, избалован, злопамятен, агрессивен. Намереваясь атаковать, он всегда встаёт на хвост, и только передняя часть его тела, поднятая почти вертикально, составляет в длину более полутора метра.

— Разве жрецы не понимают, что это мой смертный приговор?

— Когда я озвучил эту же мысль на совете жрецов, благородный Лугаланда ответил мне, что раз Инанна сама позвала тебя на праздник через храмового ясновидца, то сама и позаботится о тебе, ведь порядок праздника ей известен.

— Скажите, кроме этого очень уважаемого ясновидца, другие пророки храма видели этот сон? Ведь, насколько мне известно, приказ о признании меня Избранной они должны были видеть все?

Метта посмотрел на меня с искренним интересом. Немного подумал, но всё же ответил.

— Нет, сон про праздник видел один Акаламдуг и да, сон об избрании должны были видеть все пророки. Но ты откуда об этом знаешь?

— Слухами земля полнится. Но разве это не является предлогом для отмены Советом решения Верховного?

— Дорогая девочка, две трети Совета — сторонники Лугаланды, так что раз Верховный сказал танец твой, значит танец будет твой.

План спасения.

Вот теперь весь замысел моих заклятых друзей предстал передо мной во всей своей красе. Явно Верховный был против моего избрания, но пророки озвучивают сны сразу при пробуждении и при серьёзном скоплении народа. Вот он теперь и предпринимает соответствующие шаги, чтобы восстановить статус-кво. Но как выбраться из этой западни, откровенно говоря, не знала. Эту мысль я и озвучила:

— Ну и что же делать, демон его забери!

— Не знаю, девочка моя. За 12 дней невозможно научиться танцу со Змеем.

— Почему 12? Ведь до праздника неделя.

— Ну, ещё 5 дней праздника.

— Да, это меня, конечно, спасёт.

— Нет, я уже об этом говорил. Но есть одна вещь…

Светозарный Мета замолчал, встал из-за стола и подошёл к двери. Тихо открыл, выглянул в коридор, закрыл и подошёл ко мне. Внимательно посмотрел в глаза и тихо-тихо проговорил:

— Есть одна женщина, бывшая раньше одной из старших жриц храма Инанны. Сейчас она живёт в холмах, на излучине маленького притока Евфрата, довольно далеко, за городом. Не знаю, почему она ушла из Храма. Но она очень много знает, в том числе и о танце со Змеем.

— Тогда в чём же дело?! Поедем к ней!

— Девочка, как ты это себе представляешь? Я, главный распорядитель церемоний храма Верховного бога, привожу избранницу Великой богини к колдунье, изгнанной из Урука. Догадываешься, что меня после этого ждёт?

— Но что же мне тогда делать?!

— Возможно, выход найдётся. Тебя отдали в моё полное распоряжение. Зная мою миролюбивую натуру, никто не удивится, если я направлю тебя вместе со жрицей богини в деревню Дочерей Змея, для тренировки и освоения танца с ним.

— А кто эти дочери?

— Это девочки, имеющие способности к таким танцам. Не каждая может научиться такому. Их отбирают с раннего детства и отправляют в эту деревню на обучение.

— За помощь мне вам ничего не грозит?

— Жрица, о которой идёт речь, моя сестра по отцу. Об этом никто не знает. Раньше она тоже участвовала в танцах со Змеем. Она никому ничего не расскажет. По поводу возможных неприятностей… Даже если кто и узнает… Никто не поверит, что можно подготовить тебя за две шестёрки дней. Даже в гадючьей деревне. К тому же ехать с женщиной тебе будет более прилично.

— Конечно, это самое главное в данной ситуации. Почему вы это делаете для меня?

— Потому, что я хорошо понимаю, в чьих интересах твоя смерть, а в отношении этих людей у меня свои счёты.

— Одного не понимаю. Даже если я умру, Богиня не изберёт новую служительницу, надо будет ждать следующего праздника.

— А вот здесь ты не права. Закон гласит, что если избранница погибнет по естественной причине, то Совет жрецов выберет новую Избранную из числа подготовленных великими родами претенденток. Даже не проводя необходимых для праздника Урожая состязаний. Догадываешься, кого изберёт Совет жрецов?

— Да, иногда мне кажется, что Инанна потому выбрала меня потому, что просто не хотела видеть в своём храме ещё одного члена этой семейки.

Светозарный Мета неприлично хрюкнул и, распрямившись, отошёл к столу. Взяв молоточек из слоновой кости, ударил по бронзовому гонгу. Низкий, протяжный звук потянулся из комнаты. Через пару минут раздался задорный топот, и молоденький ученик храмовой школы появился в дверях. Светозарный Мета приосанился и важно произнёс:

— Не будем терять зря времени. Отведи Избранную на скотный двор. Там уже готова повозка и ждёт жрица Гула из храма Инанны. Она отвезёт Арбелу в деревню Дочерей Змея. Ступайте.

Мы вышли из храма и направились к скотному двору. Недалеко от ворот стояла четырёхколёсная повозка, напоминавшая телегу, на которой в фильме «Председатель» колхозники разъезжали по полям и лесам. Единственным отличием был матерчатый тент, натянутый на тростниковые стойки. На облучке сидела пожилая женщина в жреческой тунике. Поклонившись, я спросила:

— Я вижу светлейшую Гулу?

— Ты Арбела?

— Да, светлейшая.

— Садись. Ехать не близко.

Примечания

1

Каунакес — одежда из длинношерстного меха, которую с 3 — го тыс. до н. э. носил шумеры. Позднее каунакесом стали называть материю с ворсом, имитирующим мех.