Иду на свет

Елена Алексеевна Миронова, 2014

В сборник вошли рассказы и сказки разных лет. Сказки, которые вряд ли поймут дети. И точно поймут все, кто до сих пор верит в мечту и любовь: Золушки, не ставшие принцессами, Принцессы, которые предпочли трону и богатству дружбу с драконами. А вы верите в сказки?

Оглавление

  • ***

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Иду на свет предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

РАССКАЗЫ

Я люблю

Я люблю, когда идёт дождь, особенно летом. В нём есть сила и нежность, а это так редко бывает вместе. Когда начинается дождь, я открываю форточку или забираюсь на подоконник, чтобы быть ближе и чувствовать эту энергию, этот волнующий запах. Люблю, когда листья, ещё яркие, ещё живые, шуршат под ногами, словно чьи-то воспоминания. Ещё я люблю лежать в траве и наблюдать за облаками. Тогда течение времени приостанавливается, и начинаешь верить, что всё успеешь, а смерти не будет. Хорошо, легко и уютно лежать на ладони у Вечности. А может, так и есть — всё повторится, и я ещё вернусь, и однажды вздрогну от странного чувства, что всё это уже было когда-то.

Я люблю устраивать праздники. Не календарные даже, просто — праздники. Если надо, я сама придумываю им названия. Ты бы удивился, если бы знал, как легко устроить настоящий праздник из пары бутербродов и чашки кофе, из огарка свечи, из тихой музыки, из запаха цветущей липы, из журчания ручья и небесной сини. Хочешь, научу?

Я люблю смотреть сны. Говорят, цветные сны снятся только детям и сумасшедшим. Пусть будет так, но я-то знаю, что это говорят из зависти. Иногда мне удаётся посмотреть что-нибудь волшебное, многосерийное и со спецэффектами. Бывает, что снится музыка или строки ненаписанных стихов, вот только, проснувшись, я никак не могу их вспомнить.

Я люблю жизнь. Я люблю дочь, родителей и своих друзей. Ещё я люблю тебя, но ты, такой взрослый, тёртый, битый и усталый, очень этого боишься, потому что уверен, что тебе нечего сказать в ответ. И тогда мне становится безумно тебя жаль, ведь это так просто, так необходимо — любить, а ты — разучился…

Прогулка при луне

…И тогда я решила пуститься в разгул, о чём и сообщила с гордым и независимым видом. Он посоветовал мне не переборщить и спокойно поинтересовался, чего я добиваюсь. А мне хотелось просто погулять при луне вдвоём (с ним!), может быть, чуть-чуть поцеловаться, поговорить о чём-то хорошем — и только. Но он слишком привык быть моим мужем, да и ссора, затянувшись, перешла в подобие скрытой войны. Усмехнувшись, он пожелал мне хорошо отдохнуть, завёл мотоцикл и умчался к своим проблемам и радостям, в свою жизнь, где я занимала все меньше и меньше места.

Уложив дочку спать, я с забытым наслаждением принялась"делать лицо» на выход. Конечно, косметикой я пользуюсь, но сейчас-то я отправлялась блистать и покорять! И не куда-нибудь — на дискотеку!!! Кажется, лет восемь я не была в подобном увеселительном заведении? Хлебнув для храбрости, вместе со своей юной золовкой я пошла в клуб. Там было полутемно, полупусто, зато очень громко. Приглядевшись, я поняла, что на каждого представителя мужского пола приходится около десятка девушек разных возрастов. Через полчаса мне так надоело подёргиваться в такт орущему магнитофону, что я вышла в фойе. Там сосредоточенно играл на бильярде высокий молодой человек довольно интересной наружности."Вот он, шанс!" — подумала я и робко подошла поближе. Предполагаемый кавалер вежливо уступил мне кий, но, понаблюдав немного за моими неумелыми попытками загнать шар в лузу, резко заторопился и, объяснив, что его ждёт девушка, испарился в неизвестном направлении. Что ж, девушка — это святое…

И тогда ко мне подошёл невысокий субъект лет девятнадцати. Казалось, он был просто счастлив меня видеть, и скоро, забыв про бильярд, мы уже танцевали, а потом — сбылось! — пошли гулять.

Луна была что надо — большая и круглая, а мой спутник — галантен и предупредителен. Он обводил меня вокруг луж, крепко держа за руку, рассказывал о себе, о несчастной любви, неполадках в семье. Мне было как-то очень уютно, я кивала, думала о чём-то своём, почти не слушая. Так мы добрались до дома. Я пообещала, что приду на следующий вечер, хотя и понимала, что вряд ли решусь повторить подобный"подвиг". Тут меня позвали, потому что, проснувшись, заплакала дочь. Когда ребёнок успокоился, я пошла на кухню, где и услышала то, что просто не укладывалось в голове.

Я показалась девчонкам слишком счастливой, и они решили не говорить мне этого сразу. Судьба жестоко посмеялась над моей робкой попыткой доказать себе, что я ещё умею нравиться.

Мой «кавалер на вечер"оказался местной достопримечательностью. Он был сумасшедшим.

Подснежники

…Ты опять стал приходить по ночам. Черты лица затерялись в памяти, но я знаю, что это ты и тебе — семнадцать. Будь ты взрослее, я могла бы спорить, прогнать, нако-нец. Но тебе всегда семнадцать, и вся боль и горечь — впереди…

Ты молчишь, просто смотришь чуть исподлобья, чуть настороженно, а в руках — букетик подснежников. У сна свои законы, но даже во сне, где возможно всё, я не могу ни оправдываться, ни обвинять. Да и надо ли? Всё равно всё слишком поздно. А память не обманешь.

…По календарю уже была весна, но морозило здорово. И я никогда не видела лесных подснежников, только садовые. Тогда их почему-то не продавали на каждом углу, а идти в лес казалось пустой и смешной затеей. Дома было тепло и по-особому уютно, если смотреть на зябнущих прохожих. Что на меня нашло тогда? Хотелось выглядеть гордой и красивой, вроде гоголевской Оксаны (или просто виновато шампанское?). «Выйду замуж за того, кто сейчас же принесёт мне подснежники!» — я сказала просто так, не задумываясь, никто и не поверил, было слишком весело и лень. Но ты поверил и ушёл, а когда вернулся через четыре часа, то молча протянул мне букетик подснежников. Странно, никто не смеялся, только Сашка тут же налил полстакана водки и протянул тебе, многозначительно покрутив пальцем у виска.

Конечно, ты простудился и долго болел. Поехал вечером за город, на велосипеде, из-за пустой прихоти — наверное, на это и правда способны сумасшедшие и влюблённые. Только я этого не понимала. А потом мы поссорились, как это обычно случается. Вскоре я уехала в другой город, вышла замуж. От знакомых случайно узнала, что и у тебя тоже семья. Давно пора успокоиться, но каждый раз, когда я бываю в твоём городе, я непременно прихожу к дому на набережной (там в сквере есть скамейка, помнишь?) и думаю, думаю… Нет, я не хочу встречи, и даже боюсь её. Прошли годы, мы изменились, я не знаю тебя сегодняшнего. Но как я смогу жить, как мы сможем жить, если, забыв про годы, ты узнаешь меня, прежнюю?

…Ты опять стал приходить по ночам. Говорят, если кто-то снится, значит, вспоминает. Ты помнишь меня? Может быть, и в твоём сердце есть уголок, куда ты не пускаешь никого? Может быть, и тебе знакома глухая тоска, что приходит ниоткуда и заставляет долго всматриваться в лицо человека, мирно спящего рядом, и — не узнавать его? Или только я обречена на странные молчаливые свидания с прошлым?

В этой истории мы не поставили точку. Мы счастливы, наверное, — счастливы. Но эти сны — пусть они будут. Даже если утром так хочется плакать.

Работа над ошибками

… — Ну, мать, ты даёшь! — говорил Саня Зорин, поднося мне зажигалку. Убеждённый бывший хулиган и мой одноклассник выглядел ошарашенным, и это было приятно.

Мы сбежали проветриться и перекурить, спрятавшись от ветра за торцевой стеной монументального серого здания нашей школы, где сейчас танцевали, пели и пили в открытую выпускники разных лет — вечер встречи был в самом разгаре. Признаться, если бы не юбилей, я бы не приехала. Ахи-охи девочек, комплименты ребят и торжественная речь, произнесённая в мою честь постаревшим и подвыпившим «классным» Пал Семёнычем, сперва грели самолюбие, а потом наскучили, и я потихоньку попросила Зорина"выгулять"меня. Ему тоже было явно не по себе в шумной компании, к тому же Саня не пил.

— Что, так уж сильно изменилась? — я одарила его нарочито томным взглядом и тут же подмигнула.

— Закрутела, заматерела, и вообще, — Саня оценивающе оглядел меня с головы до ног. — Ладно, рассказывай. Десять лет носа не показывать — это надо суметь! Ты замужем?

Я покачала головой.

— Уже нет.

— Характером не сошлись? — Зорин как-то нехорошо усмехнулся.

— Нет, решила себя побольше любить. Это невесёлая история, Сань, давай не будем. Хочешь, я тебе про дочку расскажу?

— О, и дочка имеется?

— А как же! Крайне самостоятельная и здравомыслящая особа пяти лет. И талантливая к тому же — рисует, поёт, сказки сочиняет.

— Положим, талантов и тебе не занимать."Акула пера", столичная штучка!

— Зорин, не язви, а то ущипну!

Саня улыбнулся.

— Нет, правда, ты сильно изменилась. Уверенность какая-то появилась, одета с иголочки. Я думал, такие превращения только в кино бывают. Помнишь"Служебный роман"?

— Ты ещё"Золушку"и"Гадкого утёнка"вспомни! Классику надо читать!

— Где уж нам уж! В общем, молодец!

— А ты как живёшь?

— Да вот, пристроился охранником в коммерческом магазине, их сейчас расплодилось… Знаешь, кто там заправляет?

— Ну?

— Колька Прохоренко!

— Иди ты?!!

— Точно, он теперь так приподнялся, круче только яйца бывают: Тачка крутая, пара"комков". Спонсором заделался, в прошлом году компьютер школе подарил, директриса аж прослезилась. Забыла, наверное, как"на ковёр"его вызывала.

Представить рыжего губошлёпа Прохоренко, вечно списывающего у меня контрольные, в роли"нового русского"было сложновато. А впрочем, кого и чем сейчас удивишь? Папа нажал на нужные рычаги, тряхнул мошной — и вот вам, получите: уважаемый бизнесмен Николай Прохоренко, хозяин жизни!

— Ладно, с этим ясно, а остальные как? Я же ни про кого ничего не знаю.

— Вот теперь я тебя узнаю!! Разве ж вам есть дело до нас, грешных? Вы-с всё больше где-то там, в облаках витаете…

Я так ущипнула его, что он от неожиданности уронил сигарету. Она зашипела в снегу и погасла.

— Ну и шутки у тебя дурацкие!

— И сама дура! — весело подтвердила я. — Обзываться не будешь.

— Ты то ли из детства ещё не вышла, то ли успела в него обратно впасть, — подытожил Зорин, потирая пострадавшую руку и закуривая новую сигарету.

— Ладно, давай по порядку. Самохина вышла замуж и уехала на Север, за длинным рублём. Крылова трудится в местной парикмахерской, Аллочка Пронина — в секретаршах…

— А что, на"Мисс Вселенную"не потянула?

— Язва!

— Молчу, давай дальше.

— Юрка и Лёшка Петров шофёрят, Комлев устроился программистом, как и хотел, Женька Озеров в ГИБДД…

— Женька — мент? — ахнула я.

— Чего ты ржёшь? — окрысился Зорин, — Чем не работа?

— Всё, Сань, больше не буду. А Пашка Ионов где?

Саня осёкся и странно на меня посмотрел.

— А что Пашка? Работает Пашка, машины ремонтирует, руки у него золотые.

— В футбол больше не играет?

— Когда ему играть-то. У него теперь семья, ему зарабатывать надо, а не мячи гонять. А то ты не знаешь?

— Откуда? — искренне удивилась я. — Значит, у него всё хорошо? Я рада.

— Серьёзно? — Он всё так же странно, испытующе разглядывал меня, потом отвернулся. — Ладно, проехали.

— Зорин, ты чего? — спросила я. Он резко повернулся с перекошенным от сдерживаемой ярости лицом. Таким я его не видела.

— А ничего! Сама разговор завела, так зачем из меня мартышку делать? Ну, не сложилось у вас, разбежались, всё ясно, так нет! Навели, понимаешь, секретность, и думают, что все дураки или слепые. Да про ваш роман вся школа знала!

Если бы Саня Зорин вдруг оторвался от земли и начал летать, как Дэвид Копперфильд, я бы, наверное, изумилась меньше. Немая сцена затягивалась, он смотрел на меня, я на него, и тогда в глазах его забрезжила смутная догадка.

— Так. Только спокойно. Ты хочешь сказать, что у вас ничего не было?! И что это не ты поломала Пашке жизнь и благополучно смылась поступать на этот свой журфак?

Теперь уже я начинала злиться.

— Зорин, если бы я не знала, что ты трезвенник, я бы решила, что ты перепил!

Он пытался понять.

— А как же…

— Саня, не мычи, говори прямо — кому и что я поломала! — окончательно вспылила я, и он поверил.

— Слушай, Воронцова, — я не стала его исправлять, хотя теперь носила другую фамилию, — все знают, что ты с Луны свалилась, но что ты при этом ещё и ударилась!

Я показала ему кулак и потребовала:

— Короче и ближе к делу!

— Молчу, молчу, с вами, психами, и связываться-то опасно. Ладно, убедила — Пашка тебе ничего не сказал. Но ты-то не могла не знать, что он по тебе сохнет! Он же стихи тебе писал, ночами не спал, его мать моей жаловалась, а когда ты уехала, то и вовсе голову потерял, почернел весь! Ух, как я тебя тогда ненавидел! А потом решил — дело ваше, живите, как хотите.

— Саня, дай мне сигарету, пожалуйста, — попросила я сдавленным голосом. Он с минуту наблюдал, как я пытаюсь затянуться, держа сигарету в трясущейся руке, а потом заметался по утоптанному прямоугольнику школьного двора, ругаясь вполголоса. Такого виртуозного мата я не слышала уже давно, но это почему-то помогло.

— Он тебе не сказал! Великий конспиратор! А ты из-за своих книжек не видела, что творится у тебя под носом! Ну, пару таких кретинов ещё поискать!

— Сань, не ругайся, а? — постепенно я приходила в себя. — Я ведь правда не знала.

Он успокоился, а потом рассказал мне всё. В это было трудно поверить, но я знала, что Саня Зорин говорит правду, потому что хулиган Зорин был лучшим другом надежды школы Паши Ионова.

…В девятом классе я была тем самым гадким утёнком, застенчивой, неуклюжей толстушкой в круглых очках с сильными стёклами. Конечно, я училась хорошо — что мне ещё оставалось? Девчонки бегали на танцы, целовались, делились секретами, а я сидела в библиотеке и постепенно создала свой собственный мир, куда не было дороги никому. Другие жили — я только грезила о жизни. Но Пашка выбрал меня, и в это сначала никто не поверил, над ним смеялись даже, но недолго: Пашка умел быть очень убедительным — на словах и не только. Меня перестали дразнить, но и это я не поняла, только вздохнула с облегчением и списала на то, что мои непутёвые, невоздержанные на язык одноклассники наконец-то повзрослели. Он провожал меня домой, каждый день, прячась за домами и деревьями — и этого я не замечала тоже. Он писал мне письма, но не отправил ни одного. Он не решался подойти и рассказать о своих чувствах, и кто знает, как бы я тогда приняла это? Скорее всего, не поверила бы ни единому слову, расплакалась и убежала…

Я стояла, глубоко задумавшись, и только потом поняла, что Зорин говорит ещё что-то.

— Что ты сказал? — переспросила я, возвращаясь к реальности.

— Ты что, не слушаешь? Да-а, дела… Наломали вы дров, ребята. А я, получается, последний трепач? Пашка не сказал, а я всё разболтал. И что теперь будет? Он женился недавно, с ребёнком взял… — уточнил он зачем-то.

— Сань, ты не убивайся так. Не побегу же я к нему разбираться? Будем жить, как жили.

— И всё-таки зря я тебе рассказал, — мучился Зорин, но я оборвала поток раскаяния.

— Ты правильно сделал. Теперь хотя бы не будешь меня ненавидеть, — он попытался возразить, но я продолжила. — И для меня это важно. Знаешь, ты не говори Пашке, что ты… В общем, что я знаю. Теперь иди к нашим, а я, пожалуй, пойду. Мне завтра обратно, хоть вещи соберу…

— Ты не пропадай, — попросил он, явно радуясь, что не надо продолжать этот разговор.

— А я и не пропадаю! — попыталась я отшутиться, но вышло неубедительно. — Не провожай, мне нужно побыть одной.

…Я нарочно пошла самой длинной дорогой, собираясь с мыслями. Пашка, Пашка… Я ничего не заметила. Ни-че-го. Я жалела себя, плакала в подушку, и мне не хотелось жить. Я не встречалась с мальчиками, а впервые меня поцеловал на дне рождения подруги пьяненький Витька Колесников. Это было противно, я вырвалась и ушла домой. Я заполняла своё одиночество годами упорной учёбы, я твердила себе, что могу стать лучше всех, и, наверное, чего-то я всё же добилась, но я помню, каково это — проснуться рядом с чужим спящим мужчиной и спрашивать себя:"Зачем мне всё это, зачем?"И моё замужество — оно было тем же нелепым фарсом, но я благодарна своему бывшему супругу за то, что у меня есть дочь, и ещё за то, что ему достало ума больше не появляться в моей жизни. Как сложились бы наши судьбы, если бы у Пашки хватило бы тогда решительности, чтобы объясниться? Кто знает? И стоит ли гадать? Нельзя вырвать из прошлого страницу и переписать набело. Но у меня ещё есть время для работы над ошибками. Теперь я знаю, что самые лучшие книги не заменят друзей и любимых, и я уже не прячу голову в песок. Я живу. Прощай, Пашка Ионов, краса и гордость бывшего 9-А, лучший нападающий школьной футбольной команды, прощай и постарайся обязательно

быть счастливым — хотя бы ради меня.

…Я ускоряю шаги. Наверное, мама уже волнуется, а дочка давно спит, обнимая руками забавного плюшевого зайца. Я иду домой, и мне словно опять шестнадцать, и город моего детства смотрит мне вслед, щуря подслеповатые глаза фонарей.

Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!

Знаете, что, оказывается, является самым явным показателем неблагопо-лучия? Это когда люди перестают улыбаться. Будь то семья или страна. Пройдёмся по городу. Мне показалось или точно — народ улыбается? Пусть неуверенно как-то, но…

А вы умеете улыбаться? Подойдите к зеркалу. Что это — новая морщинка? Забудьте! Вон там, за зеркалом — ваш зеркальный двойник. Здравствуй! Ну что, брат, дела неважные? Что ты смотришь исподлобья? Не вешай нос, прорвёмся! Видите, видите?! Ваше отражение робко улыбнулось в ответ. А если нет зеркала — загляните в любую лужу. Помните, как в мультике:"А теперь иди и улыбнись ему". А он не такой уж и страшный, тот, который сидит в пруду, правда?

Интересно, а можно научиться улыбаться? Раз-два, растянули уголки губ, прищурили глаза…"Сейчас же перестань гримасничать!"Мама, я учусь улыбаться!

Попробуем ещё, что-то ведь было такое, доброе и весёлое… Забыла… Звонок… Ты?! Сколько лет, сколько зим! А помнишь? А это помнишь? Спасибо вам, мои дорогие, что вы тоже — помните.

Иду по городу и смеюсь без причины. Немного крейзи? Что вы, просто я раздаю улыбки, берите, мне не жалко. Город, я люблю тебя!И вас тоже. И вас! Парень, что ты такой грустный? Ну-ка, подпевай:"Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка — это флаг корабля!"Улыбнись, а? Так-то лучше!

И пожалуйста, хотя бы сегодня не надо про смерть и войну. Я знаю, я всё знаю… Я ненавижу войну и тех, кому нужны войны. Но я буду улыбаться! Назло беде. Говорят, человечество выжило, потому что смеялось. Так хочется выжить… Я буду улыбаться — за тех, кто уже не сможет. И еще научу свою дочку открыто смотреть в лица людей, не ждать подвоха и раздаривать улыбки. Пусть наши дети будут счастливы, богаты друзьями! Пожалуйста…

Мужчина! Вы думаете, что вы серьёзный и солидный? А вот можете вы сделать какую-нибудь глупость? Хотя бы попрыгать на одной ножке? А запеть ни с того ни с сего? Попробуйте! Вам уже говорили сегодня, какой вы милый? Ага, улыбнулся, улыбнулся!

…Если вы встретите на улице такую вот, рыжую, смешную, пёстро одетую, — улыбнитесь ей. Может быть, эта смешная нелепость — я, а может, нет. Какая разница? Всё равно, скажите ей спасибо — за капельку добра, принесённого в мир, просто так, бесплатно, за яркое пятно на фоне серых стен! И слушайте мудрых советов хороших людей, пусть и киношных, но героев:"Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!"

Королевы не плачут

Когда я сошла с ума, на дворе стоял июль. По календарю, потому что в моём сердце давно уже поселилась лютая зима. Правда, тогда я всё время мёрзла, не смотря на то, что все термометры едва ли ни с утра показывали 30 градусов. Но даже яростное июльское солнце не смогло растопить ледяную стену равнодушия, выросшую между нами. Оказалось, что просторная трехкомнатная квартира тесна для двоих, и хочется убежать и спрятаться где-нибудь на краю света, чтобы только не видеть этих глаз, когда-то любящих и любимых, а теперь — холодно-безразличных. 20 лет, прожитых в, казалось бы, счастливом браке, внезапно остались позади, и начался новый отсчёт: времени БЕЗРАЗЛИЧИЯ. Мы, кажется, и не заметили, когда это началось. Нет, другая женщина или другой мужчина здесь ни при чём, но есть и другая измена.. Я поняла, что стала привычной, неприметной деталью интерьера, просто перестала быть интересной и сколько-нибудь значимой. Ни скандалов, ни битья посуды — Боже упаси, к чему это, у нас практически примерная семья, дети благополучно пристроены, у них свои интересы, свои семьи и они всё реже появляются в нашем когда-то общем доме… Сначала я пыталась выяснять отношения, как-то изменить ситуацию, но тот, кто когда-то был смыслом моей жизни, моей тихой пристань., надеждой и опорой, моим миром, чёрт возьми, только недоумённо взирал на меня, искренне не понимая: а чего, собственно, мне надо? Жизнь удалась. Скоро внуки пойдут. Оба состоялись, зарплата приличная, чего ещё желать?! А я чувствовала буквально, каждой клеточкой тела, что старею, нет — умираю… Всё — в прошлом, и ничего уже не будет, и нужно просто смириться и доживать свой век. А я хотела — жить!!!

Наверное, это всё-таки был бунт, но даже этого не понял мой когда-то понимавший меня с полуслова супруг. Он молча глянул на демонстративно предъявленную путёвку, усмехнулся и сказал: «Ну, раз уже всё решила, езжай, отдохни. Вина привези, только белого, полусладкого, там оно неплохое». И ушёл смотреть телевизор. Больше мы не говорили на эту тему. Две недели пролетели как один день, и вот уже скорый поезд уносит меня прочь от опостылевшего дома, из которого навсегда ушло тепло, счастье и любовь. А может, и не было её? Да нет же, что-то было: и первые, робкие признания, и поцелуи до рассвета, и соловьи, и букеты, и белое платье, и «Да» — на одном дыхании, до головокружения… А потом — дети, и маленькие семейные праздники, и совместные выезды за город, и смех, и взаимопонимание, и ночи всё такие же жаркие… Куда всё это ушло? Когда мы успели так охладеть друг к другу, так… состариться?! 45… Ягодка… Калина горькая…. И хватит думать, надо просто постараться уснуть, а потом будет море, солнце, золотой песок, и можно не думать ни о чём… Потом, всё потом. А сейчас — спать!

Подруга, оформлявшая мне путёвку в турагентстве, не подвела: отель оказался добротным, обслуживание на уровне, и кормили неплохо. Все номера были заняты, были здесь и семейные пары, и несколько отдельно представленных записных курортников из тех, что считают своим долгом гульнуть налево при первой же представившейся возможности. Поймав на себе пару заинтересованных взглядов, я мысленно усмехнулась: ну вот тебе и шанс… Бунт так бунт, в конце концов. Хуже не будет — просто некуда.

— Скучаете? — вкрадчиво прозвучало над самым ухом. Стало быть — шанс? Грех не воспользоваться. Я улыбнулась, и это послужило сигналом. Воодушевлённый явным расположением дамы седоватый, но ещё очень даже ничего мужчина подсел за мой столик. Дальше всё было предельно тривиально и предсказуемо, но я уже приняла решение и, когда тем же вечером он постучался в дверь моего номера, открыла и честно пыталась изобразить, что верю во внезапно вспыхнувшую страсть. И терпела, пока его потные руки шарили по моему телу. И сделала несколько шагов по направлению к кровати, куда меня влекли настойчиво и необратимо. И только когда он хозяйским движением и очень деловито потянул застёжку на платье, я ударила его, сама не понимая, как это получилось. Пощечина получилась хлёсткой и наверняка болезненной, по щеке моего несостоявшегося любовника растеклось некрасивое алое пятно. Он вскрикнул и схватился за пострадавшее место, выпучив глаза и хватая ртом воздух.

— Ах, ты…! — надо отдать ему должное, непечатное слово он всё же проглотил. Секунду мы молча смотрели друг на друга, потом он осклабился в нехорошей усмешке и медленно смерил меня взглядом с ног до головы.

— Слушай, ты… красавица! — выговорил он с изрядной долей сарказма. — А не старовата ли ты динамо-то крутить? Я ведь больше не подойду, а другой, может, и не позарится, — закончив тираду, он аккуратно подобрал с пола рубашку, накинул её и вышел из номера. А я осталась одна, в полурастёгнутом платье и со сбившейся причёской. В голове, как заезженная пластинка, крутилась одна-единственная мысль: «Ну и дура… Вот и оставайся одна, и храни верность мужу, которому ты неинтересна да и не нужна уже.. Положи её в сундук, вместе со своими принципами, и пусть их там жрёт моль. А ты — старая… старая… старая…»

… Неделя пролетела, как во сне. С утра я уходила на море, плавала до изнеможения, долго лежала на песке, потом возвращалась в отель, стараясь не встречаться ни с кем из тамошних постояльцев. С ним, особенно, но пару раз мы всё же пересеклись, и он отвесил мне шутовской поклон и отвернулся. Отпуск близился к концу, и вот от него остался один-единственный вечер. Я пошла прощаться с морем, но выбрала не привычный пляж, где и под вечер было многолюдно, а укромное местечко, которое присмотрела во время своих долгих и бесцельных блужданий по местным окрестностям. Место было невероятно красивое: выступ скалы нависал над морем, я могла бы часами сидеть здесь в одиночестве, вглядываясь вдаль, туда, где две синевы — моря и неба — сливались воедино. Я встала на самый край выступа и раскинула руки, позволив ветру всласть трепать волосы и подол платья. Заодно и слёзы высушит… Улететь бы, да где ж крылья взять… Всё, отлеталась, голубка сизокрылая. Разве что — камнем в воду. Может, так и лучше?

Шагов я не услышали, только почувствовала, как сильные руки схватили меня, оттащили от края и резко развернули к себе. Он был, наверное, ровесником мне, загоревший дочерна, широкоплечий, черноусый, наверняка южанин. Я уткнулась лицом ему в плечо и зарыдала, нет, завыла раненой насмерть волчицей, изливая горючими слезами всю накопившуюся на душе тоску, весь страх перед одиночеством и надвигающейся старостью. А он гладил меня, осторожно, как маленькую, и говорил что-то успокаивающее, наверное, только я не понимала ни слова… И целовал моё зарёванное и наверняка некрасивое сейчас лицо…Одежда будто исчезла сама собой, я осознавала только, что лопатки касаются прогретого солнцем песка, но горячая волна желания затопила берега моего ускользающего сознания, и мир распался, как детский пазл. Он был прекрасным любовником, умелым, опытным, нежным, и я поняла, что, прожив столько лет в браке, ни черта не знаю о плотской любви. Оказывается, можно вот так сходить с ума от восторга, отдавать и отдаваться, и доверять всю себя, послав подальше придуманные ханжами запреты. Время потеряло значение… Мы долго ещё лежали плечом к плечу и смотрели в звёздное небо. Потом он заговорил, и этот гортанный голос с лёгким акцентом звучит в моих ушах и по сей день.

— Никогда… Слышишь — никогда больше не жалей себя. Ты — великолепна, ты — красавица и королева! Твоё призвание — любить и быть любимой. Любовь — вообще единственное, что имеет смысл. Ни один мужчина в мире не стоит твоих слёз. И по мне ты не будешь плакать. Я бы мог солгать, придумать для тебя красивую сказку о том, что мы всегда будем вместе. Только лгать тебе не хочу. И не буду. А сейчас я провожу тебя до отеля, ты хорошенько выспишься и проснёшься счастливой. И больше никогда не будешь плакать, хорошо?

Я пообещала — и слово своё сдержала. На следующий день я уехала домой, и там объявила опешившему от неожиданности мужу, что прошу развода. Квартиру удалось разменять без проблем, дети предпочли не вмешиваться, а на расспросы и увещевания родни и друзей я молча улыбалась… Нет, другой мужчина в моей жизни так и не появился, вы ведь об этом хотите спросить? А тот мой короткий курортный роман и сейчас вспоминаю с нежностью и улыбкой, снова и снова повторяя те слова:

— Ты — великолепна, ты — красавица и королева! Твоё призвание — любить и быть любимой…

И слышу шёпот моря, и чувствую тепло уходящего летнего дня, и знаете? Я счастлива! По-настоящему счастлива… И, когда придёт мой последний час, мне будет что вспомнить. А слово я сдержала. Больше никто и никогда не видел моих слёз. Королевы не плачут…

Стеклянное одиночество

Да-да, вы правы, быть одиноким гораздо спокойнее. Вы этого не говорили? Значит, мне показалось. Но если вглядеться повнима-тельнее, то можно заметить, как тщательно люди сто-ронятся друг друга, правда? Даже в толпе каждый как бы воздвигает вокруг своего"Я"плотный купол из отчуждения. Так и ходим, осторожные и обособленные, сталкиваясь и не замечая друг друга. И только изредка кто-то приоткрывает форточку и выглядывает из одиночества, как из убежища. Я даже отчётливо вижу руку, готовую немедленно захлопнуть эту форточку и законопатить все щели. Вот прошли мимо друг друга и разминулись два человека, две тайны, две Вселенные…"Дзин-нь". Стекло может быть таким прочным. Но порой та же сила, что сталкивает миры и порождает галактики, заставляет сломя голову бросаться в чужое, заповедное, настороженное одиночество, и ледяным фейерверком разлетаются мириады невидимых осколков, и остаются двое, беззащитные, ошеломлённые."Безумцы", — усмехаются прохожие, зябко кутаются в привычное одиночество и спешат дальше, оглядываясь через плечо. А они стоят, вздрагивая на ветру, и учатся согревать друг друга. Не стоит бояться за них, ведь своё жизненное пространство они отныне заполняют любовью, а вместо замкнутого привычного мирка им открывается бесконечность. Вам кажется, что бесконечность — это страшно и неуютно? Что ж, тогда плотнее запахните двери своего персонального купола и спешите дальше — не смею задерживать. Мне жаль вас — вы абсолютно нормальны. А может, всё-таки?.. Нет? Жаль… Бедные, бедные… Хотя, конечно же, вы правы. Одиночество — это спокойнее. Сумасбродства — привилегия влюблённых.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

  • ***

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Иду на свет предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я