Коло Жизни. Средина. Том первый

Елена Александровна Асеева

Третья книга тетралогии произведения «Коло Жизни. Средина» расскажет о дальнейшем пути и взрослении юного божества, Крушеца. И вновь сменились времена, прошли тысячелетия. Человечество окончательно извратило знания о создании планеты, изменило имена богов, утратило дарованные белоглазыми альвами и гипоцентаврами традиции, учения и верования. Впрочем, сама Земля продолжает оставаться под пристальным вниманием богов и их созданий.

Глава пятая

Яробора хватились вмале после того как Бабай Умный увел его от ребятни. И первым кто кинулся искать мальчика, была, конечно, Изяслава. Отроковица, выполнив распоряжения матери, возвращаясь из житницы, постройки, что тулилась к сараю, овину, сеннику, хлеву, птичнику и дровнику (стоящих по правую от дома сторону) и проходя под поветью, части крытого тесом двора, где лежала скирда сена, обратила внимание, что среди играющей детворы не видного меньшого братца. Возможно, Изяслава и не придала б тому значения, понеже ну, куда, в самом деле, может уйти со двора малое дитя, ежели бы никакое-то шестое чувство (про которое в грядущем будут почасту толковать люди) подтолкнувшее ее позвать Ярушку. Будучи послушным мальчиком, привязанным к старшей сестре, тот всегда отзывался на ее зов.

Однако, ноне как отроковица не кликала братца, обегав не только двор, но заглянув во все хозяйственные постройки, перетеребив всех деток, Яроборка так и не откликнулся. Ну, оно и понятно, так как в тот момент лежал на кушетке в особой комнате, величаемой худжра, на маковке четвертой планеты и был осматриваем бесицами-трясавицами.

Вскоре к поискам мальца подключилась уже и Белоснежа, услышавшая из избы взволнованные окрики младшей дочери. А погодя мальчонку искала вся община, нынче закончившая страдную пору и потому находившаяся большей частью в поселение. Люди искали Яробора по всем закуткам построек, огородов, домов, дворов. Проверяли берег реки, окраины леса, но мальца словно и след простыл.

На ту пору сошедший с тропки Бабай Умный придав себе вид суховатого пенька, вельми внимательно наблюдал за рыщущими по окоему леса людьми, иноредь не слышимо для них переговариваясь с марухами.

Ярушка отсутствовал не более чем пару часов, ибо большее время Боги не могли себе позволить. А засим Вежды принес его на Землю. Необходимость в Бабае Умном, как таковом теперь для Зиждителей отпала. И Димург положив мальца на тропку, пред тем сняв с него апекс, резко подхватил создание своего младшего брата за изогнутый сучок, коим днесь представлялась рука Бабая Умного, да унес его на маковку. Золотое сияние, точно поглотившее кусок леса, также стремительно иссякнув, явило изумленной Изяславе лежащего братика. Отроковица, бежавшая из глубин леса, куда они вместе с матерью дотоль ушли, чтобы вознести дары к древу дуба и испросить помощи у Бога Воителя, на малость сдержала свой скорый шаг, а после, гулко вскрикнув, кинулась к брату.

— Матушка! Матушка! — громко завопила Изяслава, подхватив на руки мальчика и прижав к себе. Прерывистые рыдания вырвались из ее рта и единожды россыпью слез окатили бледное лицо Яробора. — Матушка! Нашла! Нашла Ярушку!

Прошел и вовсе малый миг времени и из леса выскочили два старших брата мальца Сивояр Велиг и Горобой Дедята. Оба крепкие, мускулистые мужи с темно-русыми, долгими волосами, схваченными позадь головы в хвосты, и густыми усами, брадой купно покрывающими лица. А погодя по тропке не менее ретиво для вже пожилой и полной женщины прибежала Белоснежа. Ее белокурые, присыпанные темноватыми полосами волосы от волнения выбились из-под опояски, широкой тканевой полосы повязанной на голове, концы которой спускались на спину.

Заплаканные красные очи Белоснежи живописали все тягостные думки об уделе ее драгоценного поскребышки. Мать резко подскочила к дочери, и, выхватив из рук сына, единожды осмотрев, ощупала губами лоб, очи, уста, чуть слышно дыхнув, окружившим ее детям:

— В обмороке. И уже, верно, давно. Где Славушка ты его нашла?

«У…у…у!» — зычно прокатилось по лесу и девочка признав в том окрике сродника не мешкая отозвалась.

— Батюшка! Батюшка! Мы тут! Нашли! Нашли Ярушку! — Она на мгновение вслушалась в звуки насыщающие лес и отдающиеся недалече протяжным хрустом и беспокойным стрекотанием сорок, а после шибутно вздернув плечиками, ответила, — я его тут нашла. Тут прямо на тропке.

— Не может того быть, — низким басом протянул Горобой Дедята самый молодой из сынов Белоснежи и Твердолика Борзяты, однако, уже имеющий двух сынков близнецов годком постарше Яробора. — Мы здесь давеча с Сивояром Велигом проходили, тут никого не было. Лишь пенек сухой, скривившийся с сучком стоял. Скажи братка.

Третий по старшинству брат торопливо кивнул своей и вовсе дубопокатой головой с большим вдавленным лбом, подтверждая слова Горобоя Дедяты. А последний уже обводил взглядом прилежащую к торенке оземь, разыскивая искривленный пенек, днесь, право молвить, ушедший в собственную светелку на безмерной маковке, и ожидающий отбытия из Млечного Пути к своему Творцу Господу Темряю.

— Нежданно, — Изяслава понизив голос, приглушенно молвила. — Златое сияние накрыло все эвонто место, — девочка очертила подле себя круг. — Я выскочила из-за дерева, и, узрев сияние, замерла. А потом свет погас, и на тропке я увидела лежащего Ярушку.

Старшие единожды недоверчиво воззрились в лицо девочки, однако так как она никогда досель не врала, ибо жила по верованиям лесиков, а значит славила Правь… Правду и отворачивала свое лицо от Кривды, мать негромко вопросила:

— А более никого не видела?

— Нет, матушка, — отозвалась отроковица и стремительно хлюпнула и без того плюхающим от сырости носом.

Она протянула руку к голове меньшого братца и с нежностью огладила его русые волоски, тем медленным движением передавая ему всю свою любовь. А Яробор внезапно порывисто вздрогнул конечностями. Легкая зябь прокатилась по всему его тельцу, слегка выгнув ножки, ручки, окутав кожу россыпью крупных мурашек. На бледные щечки мальца резко накатил румянец, точно от прибывшей крови, веки самую толику сотряслись, а после отворились. Ярушка глубоко вздохнул, сначала воззрившись в округлое лицо матери, где зрелась особая массивность нижней челюсти, плоский лоб и вогнутая спинка носа, как признаки первых женщин Дари, тех самых созданных из клетки Бога Дажбы. Малец какое-то время осмысленно разглядывал ставшие водянистыми от переживаний очи Белоснежи, и негромко, хотя весьма четко сказал:

— Бабай. Бабай така кака… Пливел мене туды… ох! ох! така кака.

Сродники Яробора после той пропажи, обобщенно, как и все жители общины признали, что в его уделе участвовал тогда сам Бог Воитель. Так как чудесное появление мальчика на тропке никаким иным образом не можно стало объяснить. Посему и мать, и отец Ярушки еще не раз принесли тому Богу дары от труда своего: зерно, цветы, медовуху… Дары бескровные, потому как по оставленным законам Небо, кровавые жертвы гневили Зиждителей, абы мерзостно было для них принятие невинной крови от созданий Родителя. Хотя, как и понятно, Небо те законы не оставлял, дары ему были без надобности, а Воитель, ноне обитающий в своей Галактике Бискавице не только о дарах, но даже о произошедшем с мальчиком ничего не узнал. О перемещение Яробора на маковку теперь молчал не только Вежды, но и Седми, страшась, что Родитель может прознать про аномалии у Крушеца. Отекная, как и намечалось Димургом, была где-то спрятана на маковке. Бесицы-трясавицы, марухи, Кукер, Бабай Умный предупреждены о недопустимости болтовни, как таковой. И Родитель, приняв от Вежды доклад об установки на мальчика Лег-хранителя, никоим образом не показал, что прознал про доставку последнего на маковку.

Возвернувшегося Ярушку мать долго потом осматривала, мыла на дворе в большом корыте и не зримо для мужа утирала с опухших очей текущие слезы, поелику махунечкий поскребышек был очень дорог ее материнскому сердцу.

Сам же Яробор внесенный в свою пятистенную избу матерью перво-наперво направился исследовать ее угол и лавку, где дотоль почитай три года сидывал Бабай Умный. И не найдя создание на прежнем месте долго еще стоял там покачивая головой и вздыхая, словно сопереживая беде Крушеца которого разлучили с тем, кто был, однозначно, близок Богам.

Изба Твердолика Борзяты была большой, прямоугольной, постройкой, имеющей внутреннюю поперечную стену, каковая делила ее на два помещения. Внутренняя стена, в целом, как и четыре наружные, подымаясь от самой земли до верхнего венца сруба, торцами бревен выходила на главный фасад и со стороны двора делила его на две части. Входом в избу служил низкий проем, закрывающийся рубленной дверью, вступив чрез оный попадали сразу в сенцы, небольшое крытое пространство, где хранились ведра, деревянные бочонки, кадки. В самой избе слева от входа располагалась большая печь, чело коей было повернуто к дверям. Пространство от печи до передней стены служило женской половиной, величаемой куть, и отделялась тонкой дощатой перегородкой, где по боковой стене вплоть до фасадных окон проходил залавок, высокая лавка, под которой стоял шкаф-судница хранящая посуду и припасы. На залавке находились чашки, миски, опарницы, сито, кринки, и иная утварь.

На полу под передней лавкой, где спала Изяслава, помещали ведра. Невысокий потолок и пол были подбиты липовыми, гладко струганными досками. Насупротив входа располагалось окно, а над ним пролегали полати. Они зачинались от боковой стенки печи, и, проходя над дверью, и по пятой стене помещения завершались как раз под окном. Раньше на них спали сыны Твердолика Борзяты. Одначе, теперь, когда они образовали свои семьи и имели собственные избы, полати больше служили для хранения скраба домашнего обихода, понеже Яробора укладывали спать в женской половине на лавке подле Изяславы.

Во второй комнате избы, где стены были украшены вышитыми тканевыми ручниками, почивали мать и отец. В переднем углу этой светелки стоял прямоугольный стол, над ним, на укрытой белыми расшитыми рушниками угловой полке, поместились деревянные чуры, живописующие образы Богов: Небо, Дажбы, Воителя и Богинь: Удельницы, Любви — супруги Небо, Лета — супруги Воителя. В левом углу комнаты располагалось деревянное ложе, устланное одеялом, посередь которого лежали две большие квадратные подушки, сверху укрытые ажурным, белым покровом. Вдоль стен находились сундуки да широкие лавки, прикрепленные к стенам.

Четыре небольших окна со вставленной в них слюдой озаряли комнату избу, к ночи чаще прикрывающиеся желтоватыми, короткими занавесками, а в долгие морозные ночи, плотными ставнями, помещенными с наружной стороны дома. На полах в избе лежали тканево-плетеные подстилки, так как в помещение всегда ходили без обувки.

Ярушка после произошедшего с ним путешествия на маковку нежданно и резко заговорил. Дотоль он говорил весьма не ясно и по-детски, недосказывая или коверкая слова, а тут вдруг принялся выдавать целые фразы и столь чисто, точно, как гутарили о том общинники, его прорвало. И так прорвало, что мальчик не смолкал ни на миг, порой измучивая Изяславу сей болтовней и бесконечной чередой вопросов.

Еще одну чудную вещь приметили за мальцом не только сродники, но и иные общинники, после возвращения досель едва зримое желтовато-коричневое полыхание над его головой, повторяющее круг стало сиять многажды ярче. И в лучах солнца казалось, по русым волосам Яробора струятся золото-бурые брызги света. Как пояснил сынам Перший, Крушец очевидно, приметил установку Лег-хранителя и таким ярким сияние привлекал к себе внимание. Крушец помимо сияния еще и воздействовал на плоть, потому мальчик почасту теребил правое ушко, словно желая содрать с него Лег-хранителя.

Мальчик всегда казался несколько странным, а после пропажи стал еще более загадочным и сам того не понимая часточко замирал на месте вглядываясь в небо, особенно ночное. Тогда, когда в марном его сияние появлялся желтый Месяц, по коло опоясанный слегка колеблющимся пламенем света. Объяснить своего состояния взрослым он не мог, так точно в такие моменты отключался от всего, что жило, существовало подле него. Может улетая куда-то в иное место… иное место… скорей всего на маковку четвертой планеты, ноне прозванной людьми: Красный Гор, Куджа, Мангал, Лахитанга, Нергал, Веретрагной, Вархран, Бахрам, Арес, Марс, Орей, Яр.