Кликуша

Екатерина Шитова, 2023

Первая красавица на деревне, дерзкая и озорная Прасковья, готовится к скорой свадьбе. Но встреча с нечистью в ночь на Ивана Купалу грозит навсегда поломать ее судьбу. Послушавшись совета ведьмы, Прасковья скрывает от жениха случившееся и выходит замуж. Чем же для нее обернется эта ложь? И будет ли крепкой семья, в которой один из супругов хранит страшную тайну и прячет в себе нечто темное и страшное?

Глава 3

— Мам, страшно! — прошептала Прасковья и крепко вцепилась дрожащими пальцами в руку матери.

— Пойдем, Прося, не бойся. Не убьет же она тебя! Наоборот, поможет, — строго ответила Зоя и громко постучала в низкую дверь.

Когда дверь распахнулась, мать и дочь, склонив головы, вошли внутрь. В избе было душно, пахло горьким дымом и травами. Прасковья в потемках не увидела пустое ведро, стоящее у порога, запнулась за него и чуть не упала.

— Ну, жаба неуклюжая! — недовольно проворчала хозяйка избушки.

— Извините, не увидела. Темно, — сказала Прасковья и испуганно взглянула на мать.

Зоя остановилась у порога и громко произнесла:

— Здравствуй, Марфа, мир твоему дому! Мы к тебе с подарками пришли да за помощью.

Из темноты избы к ним вышла толстая, некрасивая женщина. Ее круглое, недовольное лицо лоснилось жирным блеском и было сплошь покрыто бородавками, а над верхней губой росли черные усы. Женщина внимательно осмотрела своих гостей и указала рукой на деревянный стол, заваленный сухими травами.

— Начинайте с подарков. Это хоть поприятнее, чем те беды да заботы, которые вы с собой притащили.

Зоя торопливо кивнула и, заискивающе улыбаясь, подошла к столу, поставила на него корзинку, накрытую платком.

— Вот, Марфа, как я и обещала: всего тебе принесли, ничего не пожалели. Все, что было у нас — все тут. Сахар, соль, мука, яйца…

Зоя выкладывала на стол гостинцы — такую плату попросила у нее ведьма Марфа за помощь Прасковье.

— Вот еще рыбный сочень принесла, очень вкусный, сама пекла. С поминок остался, — Зоя протянула ведьме пирог, — у нас бабушка на днях померла. Моя мать. Вчера схоронили. Помяни.

На этих словах Прасковья побледнела и без приглашения опустилась на лавку. Ведьма зыркнула на нее недовольно и стала внимательно рассматривать гостинцы. Сочень она поднесла к носу и долго принюхивалась в нему, с шумом втягивая ноздрями воздух.

— Покойником пахнет, — тихо и задумчиво произнесла Марфа, — мать-то сама померла, или помог кто?

— Сама! Старая уж была, два года лежмя лежала и померла вот! — быстро проговорила Зоя, и щеки ее покрылись пунцовым румянцем.

— А пахнет так, как будто ей помог кто… — задумчиво проговорила ведьма.

Прасковья сидела ни жива, ни мертва. Почувствовав, что все тело ослабло, и сознание вот-вот покинет ее, она попросила у Марфы воды.

— Ишь ты какая, царевна-королевна, — проворчала Марфа, зачерпнула в чашку ключевой воды из ведра и поставила чашку перед Прасковьей, — привыкла, небось, к тому, что все тебе на блюдечке достаётся? Вон и теперь мамка за тебя просит, а ты на лавке расселась, глазами хлопаешь.

Прасковья отпила воды, опустила голову, почувствовав, что ее мутит от вида мерзкой ведьмы. Ей захотелось уйти отсюда как можно скорее, она встала с лавки и сделала несколько шагов по направлению к низкой двери.

— Сиди уж. Я гостинцы назад все равно не отдам! — зло гаркнула Марфа, и Прасковья попятилась обратно к столу, укоризненно глядя на мать.

Откусив большой кусок рыбного сочня, ведьма прикрыла глаза от удовольствия и промычала что-то неразборчивое, повернув лицо к Зое.

— Чего говорите, не разберу? — прошептала Зоя, которая и сама уже была вне себя от страха.

— Вкусно, говорю, наготовила! — захохотала ведьма и засунула сразу полсочня себе в рот.

Прожевав, она вытерла губы рукавом своей замызганной рубахи. А потом взяла чашку, из которой пила Прасковья и залпом допила оставшуюся воду.

— Сплошная горечь после тебя, а не вода! Да и вид у тебя, девка, не важный. Ну, рассказывай! Больная ты, что ли? — спросила Марфа, грузно усаживаясь за стол напротив Прасковьи.

— Так кликуша она! Бес в нее вселился в Купалью ночь, — тревожно зашептала Зоя, склонившись над столом, чтобы быть поближе к ведьме, — Она, беспутая, в лес ходила. Там-то, видать, и случилось это. Кликает она теперь.

— Ты сама-то, девка, говорить умеешь? — усмехнулась Марфа, даже не взглянув на Зою.

— Умею, — угрюмо проговорила Прасковья.

— Тогда говори! Рассказывай сама, что с тобой случилось в лесу! А ты, мамаша, помолчи уже.

Марфа снова зло зыркнула сначала на Зою, потом на Прасковью, та вздрогнула и схватилась руками за лавку, словно боялась упасть.

— Я плохо помню, словно во сне было, — начала она, — помню, как с Машкой пошли в лес, как дошли до оврага с папоротниками. Помню, как Машка поскользнулась и упала в овраг. И все, больше ничего не помню. Даже как из леса вышла — и то не помню.

— Косы распускали? Кресты с себя снимали? — насупившись, спросила Марфа.

— Конечно! Купалья ночь же! Как за цветком папоротника с крестом-то идти?

— Шепот да шаги кругом в лесу тоже, наверное, слышала?

Прасковья кивнула, и взгляд ведьмы стал темным и строгим.

— Ой, дуры-дуры! Ночью в лес — простоволосые и без крестов! Пустоголовые дуры! Ты-то, мамаша, куда смотрела? Хоть бы предупредила ее!

— Да кабы она меня слушала! — с досадой воскликнула Зоя, — без спросу ускакала к речке, и ищи-свищи ее!

Ведьма нахмурилась, лицо ее стало напряженным.

— И как часто кликает? — спросила она, повернувшись к Зое.

— Два раза уж принималась, — тяжело вздохнула женщина, — как сама не своя вдруг делается. Лицо чернеет, изо рта пена идет, тело в дугу сгибается. Страх да и только!

Марфа поднялась с лавки, подошла к Прасковье и обхватила своими пухлыми ладонями ее лицо.

— Ну-ка глянь-ка мне в глаза, девка. Посмотреть я хочу на твоего беса, — сказала она.

Прасковья посмотрела в узкие, темные глаза ведьмы. Та неожиданно поднесла свое лицо так близко, что Прасковья почувствовала кислый запах ее дыхания, и ее снова замутило.

— Ничегошеньки не вижу в глазах. Ну-ка открой рот!

Прасковья послушно открыла рот. Марфа заглянула к ней в рот, и снова нахмурилась.

— Тоже нет. Давай там смотреть.

Прасковья непонимающе взглянула на нее.

— Где — там? — спросила она.

Марфа махнула рукой на ее юбку и скомандовала.

— Ложись на лавку, юбку задирай!

Прасковья отпрянула ближе к матери, вцепилась в ее плечо.

— Мам, я не дамся! Мам, прошу тебя, давай уйдем отсюда! — взмолилась она.

И тут ведьма громко захохотала.

— Все понятно, там твой бес-то и спрятался. Боится!

Марфа снова тяжело опустилась на лавку, взяла трубку, набила ее табаком и закурила. По комнате поплыл густой белый дым. Прасковья закашлялась, ей стало трудно дышать.

— Кашляй-кашляй, девка. Табак-то у меня не простой!

Ведьма смотрела на Прасковью, прищурившись.

— Марфа, скажите, что же нам делать-то? У Прасковьи свадьба скоро должна быть, жених у нее хороший. Как нам беса этого прогнать? Ведь жалко девку, совсем молодая она у меня!

Ведьма поднесла трубку ко рту, затянулась и выпустила дым в лицо Зое.

— Не бойся, мамаша. Дам я твоей девке колдовскую траву. Пропьет она ее неделю, бес в ней подохнет и сам выйдет из нее.

— А как мы поймем, что он вышел? — спросила Зоя, теребя от волнения край своей кофты.

— Поймете. Он выходит большим черным сгустком вонючей слизи, — снова захохотала старуха, увидев, какими испуганными глазами на нее уставились обе женщины.

Сунув в руки Зое пучок колдовской травы, ведьма скорее выпроводила их из избы.

— Устала я от вас. Уходите и не возвращайтесь больше, — сказала она и с грохотом захлопнула низкую дверь.

***

— Прося, милая, как же я жду нашу свадьбу! — прошептал Прасковье на ухо Алексей, — старики будто против нас, мрут один за другим!

Девушка грустно улыбнулась, на ее душе лежал огромный камень. Алексей ничего не знал о ее припадках и об истинной причине бабушкиной смерти. Мать строго-настрого запретила Прасковье говорить ему о том, что она кликуша.

— Он тебя сразу же бросит, если узнает! Кликушу ни один нормальный мужик в жены не возьмет. Зачем нужна такая, когда кругом полно нормальных девок?

И Прасковья привторялась и врала. Она врала так умело, что у Алексея и в мыслях не было усомниться в том, что с любимой что-то не так.

Из-за внезапной кончины бабушки свадьбу перенесли, а потом Прасковья сказалась больной, чтобы поменьше встречаться с женихом. Но он приходил к ней почти каждый вечер, сидел возле кровати и держал ее руку в своих горячих ладонях. А Прасковья считала минуты и гадала, когда же Алексей уйдет. Она каждый день пила меркзие на вкус травы, которые ей дала ведьма Марфа, и ждала, что бес вот-вот выйдет из нее.

Зоя тоже переживала, что Алексей может увидеть внезапный приступ Прасковьи, поэтому через каждые пять минут заглядывала в комнату и поторапливала его:

— Ступай уже Алешенька! Ей сил надо набираться. Больше свадьбу переносить нельзя — плохая примета!

Алексей послушно вставал и с тоской в глазах уходил домой.

— Ох и крепко он тебя любит! — как-то сказала Зоя, глядя в окно на удаляющуюся широкоплечую фигуру парня.

— Да, любит… — грустно вздохнула Прасковья, — только толку-то? Вдруг этот бес из меня не выйдет никогда?

— Типун тебе на язык, Проська! — грозно проговорила мать, — не болтай ерунду! Выйдет. И свадьбу сыграем, как порешили. И детей нарожаешь, как хотела. Будешь ты у меня самой счастливой!

Прасковья улыбнулась матери. И Зоя улыбнулась в ответ.

***

Всю неделю Прасковья, преодолевая отвращение, борясь со рвотными позывами, прилежно пила колдовские травы. Живот от них распухал и болел, иногда ей казалось, что кишки ее скручиваются узлами. Почти каждый час она бегала в деревянный туалет за домом. Она сильно похудела и ослабла, но уверенность в том, что все эти мучения помогают изгнать беса, придавали девушке сил.

А на восьмой день припадок снова повторился. Матери не было дома, она ушла к соседке и заперла спящую Прасковью на замок.

— А то вдруг что! Всякие тут мимо ходят! Повешу замок — и ей, и мне спокойнее будет — так сказала сама себе Зоя, запирая дверь.

И вот, спустя час после того, как мать ушла, Прасковья проснулась и почувствовала, что с ее телом опять творится что-то неладное. Вначале она решила, что это бес из нее выходит, но потом руки и ноги снова скрутило судорогой. Она хотела встать с кровати, но не смогла, упала на пол и стала биться в страшных судорогах. А когда тело ее обмякло и рухнуло на пол, Прасковья вдруг явственно ощутила, что она в своей оболочке лишняя, что кто-то чужой, более сильный, завладел ее телом.

Какая-то неведомая сила подняла ее на ноги, и Прасковья почувствовала, как ее собственные руки принялись изо всех сил стучать по запертой двери. Она колотила без устали, царапала дверь ногтями, кусала зубами, вопила, словно одержимая и рычала, как раненый зверь. Очень хотелось остановиться, почувствовать свое тело, успокоиться. Но вместо этого Прасковья изо всех сил ударялась головой о стену.

— Открой дверь! Я убью тебя, жирная тварь! — закричала Прасковья против своей воли, — Вздумала травить меня своими жалкими травками? Ведьмишка поганая! Ничего у тебя не выйдет!

Прасковья обернулась, осмотрела все вокруг потемневшим взглядом и начала крушить собственный дом — стол перевернулся, посуда упала на пол и вдребезги разбилась, усыпав все вокруг острыми осколками. Прасковья с ужасом смотрела на то, что творит бес, сидящий внутри нее, но сопротивляться ему она не могла, он забрал себе все силы. Она могла лишь подчиняться его воле.

Конец ознакомительного фрагмента.