Кликуша

Екатерина Шитова, 2023

Первая красавица на деревне, дерзкая и озорная Прасковья, готовится к скорой свадьбе. Но встреча с нечистью в ночь на Ивана Купалу грозит навсегда поломать ее судьбу. Послушавшись совета ведьмы, Прасковья скрывает от жениха случившееся и выходит замуж. Чем же для нее обернется эта ложь? И будет ли крепкой семья, в которой один из супругов хранит страшную тайну и прячет в себе нечто темное и страшное?

Глава 2

— Ну же, доченька, постарайся, милая! Вдруг еще что-то вспомнишь? — Зоя гладила руку дочери и то и дело заглядывала ей в глаза.

Но Прасковья смотрела мимо матери пустым, безразличным взглядом. Это пугало Зою, дочь была не похожа сама на себя, сидела на кровати, как кукла. Но местный лекарь сказал, что это обычный испуг, и нужно просто оставить девушку в покое, тепле и не тревожить ее — сама оклемается. А как же не тревожить, если только Прасковья могла рассказать, что на самом деле случилось в лесу на Купалью ночь.

Когда дочь не вернулась с игрищ в назначенное время, Зоя переполошила все село. Выяснилось, что еще одна девушка, Маша, не пришла в ту ночь домой. Едва забрезжил рассвет, мужики и парни отправились на поиски пропавших девушек. Сначала искали у реки, потом двинулись к лесу. И тут Зоя, которая шла в первых рядах, увидела, как Прасковья сама выходит из леса и идет к ним навстречу.

— Прасковья! Доченька! — что есть сил закричала Зоя и со всех ног бросилась к дочери.

Только подбежав ближе, она заметила, что Прасковья бледная, как праздничная скатерть, косы ее растрепаны, а одежда перепачкана грязью. У Зои к горлу подступил комок, нехорошее предчувствие сдавило грудь.

— Тебя кто-то обидел, доченька? — дрожащим голосом спросила женщина.

Прасковья устало взглянула на мать и покачала головой.

— Нет, мама, — ответила она.

Взгляд девушки был странным — пустым и отрешенным. Зоя осторожно взяла дочь за руку.

— Что же ты в лесу делала, Прося? Где Маша?

Вокруг них столпились мужики и парни, все внимательно слушали, что скажет Прасковья.

— Маша? — спросила Прасковья и задумалась, будто вспоминая, кто такая Маша, — Маша в лесу…

Прасковья осеклась и стала беспокойно оглядываться по сторонам.

— Что же ты Машу-то в лесу оставила, Прасковья? — крикнул кто-то из толпы.

— Где Маша, Прося? — тихо спросила Зоя, сжимая руку дочери.

Взгляд Прасковьи помутнел, лицо побледнело еще сильнее.

— Маша попросила меня сходить с ней к лесному оврагу. Ей хотелось сорвать цветок папоротника.

Прасковья отыскала глазами родителей подруги и замерла..

— Говори, Прося, говори, не томи! — нетерпеливо воскликнула Зоя.

— Она поскользнулась и упала в овраг, — тихо выдохнула девушка, — Она… Она разбилась насмерть!

В толпе ахнули, зашептались. Мужики тут же побежали в лес, в сторону большого оврага. А Прасковья с матерью остались стоять, растерянно глядя друг на друга.

— Доченька, как же так? У тебя свадьба через неделю. Тебя-то зачем в лес понесло?

— Не знаю, мам! — всхлипнула Прасковья, — Маша просила сходить с ней, вот я и не смогла отказать.

Зоя укоризненно покачала головой.

— Ох, девки-девки! Молодые, беспутые, безголовые!

— Мам! Да если бы я знала, что так будет, разве я согласилась бы идти? Машка так просила, так просила! Что же мне делать-то теперь, мам?

Зоя обняла рыдающую дочь, прижала к себе и нащупала на ее спине разорванную ткань платья. Обойдя Прасковью и взглянув на ее спину, женщина вскрикнула от ужаса — вся спина дочери была в свежих, кровоточащих царапинах. Словно какой-то зверь драл ее острыми когтями.

— Прасковья, кто же тебя так? — тихо спросила Зоя, — вся спина изранена.

— Не знаю… Я по лесу бежала, ничего перед собою не видела, падала… — пролепетала Прасковья.

Взгляд ее снова стал отрешенным, она нахмурилась, силясь вспомнить, что с ней случилось, но ничего не помнила, все словно покрылось черной пеленой.

— Прасковья, милая, скажи правду. На вас с Машей кто-то напал? — еле слышно произнесла Зоя.

— Не знаю. Нет… — растерянно ответила Прасковья, и из глаз ее непрерывным потоком потекли слезы, — мам, я не помню! Я ничего больше не помню!

— Ладно, все-все, успокойся, не реви, — строго сказала Зоя.

Она взяла дочь за руку и потянула ее за собой. Прасковья послушно пошла за матерью, громко всхлипывая.

— Ничего-ничего. Сейчас баню затоплю, намою тебя, напарю, чаем травяным напою, и ты сразу в себя придешь, успокоишься.

— Что же делать-то, мам? Что теперь делать? — без конца спрашивала Прасковья, пока они шли к дому.

Зоя оборачивалась на дочь, смотрела с тревогой на синяки и ссадины на ее теле и молчала. Она пока что и сама не знала, что делать.

***

Вымыв Прасковью в бане, Зоя уложила ее в кровать и укутала теплым одеялом. Девушка закрыла глаза, и вскоре дыхание ее стало ровным, она уснула. Старуха, лежащая напротив, внимательно смотрела на внучку и беззвучно жамкала беззубой челюстью.

— Снасильничали? — тихо спросила она.

Зоя пожала плечами, вздохнула горестно.

— Типун тебе на язык, мама! Говорит, что не помнит ничего. С подругой пошла ночью в лес за цветком папоротника, и все — всю судьбу себе обе переломали. Подруга в овраг упала, шею свернула, а наша, по-моему, умом тронулась от страха. Что теперь со свадьбой делать — не знаю.

— Молодая, отойдет еще к свадьбе, — спокойно ответила старуха и отвернулась к стене.

Зоя еще немного постояла над дочерью, повздыхала, потом перекрестила ее, пошептала молитву над ее головой и пошла в кухню спать.

***

Прасковья поначалу спала крепко и спокойно. А потом вдруг резко проснулась от того, что кто-то толкнул ее. Она открыла глаза, осмотрелась, но вокруг было темно и тихо, только бабушка, как обычно, стонала и кряхтела во сне.

Только Прасковья хотела лечь, как вдруг снова подскочила на кровати, как будто кто-то пнул ее в бок. Испугавшись, она хотела сесть, но тело ее не слушалось. Ее внезапно всю затрясло, руки скрючились в судорогах, а спину выгнуло дугой. Прасковья упала с кровати и начала биться головой об пол, издавая страшные вопли. Проснувшись от сильного шума, Зоя прибежала в комнату. Она второпях зажгла керосиновую лампу и, увидев, что Прасковья вся почернела, и изо рта ее идет пена, закричала от страха, упала на колени рядом с дочерью, не зная, как ей помочь.

— Прасковья! Доченька! Да что же это такое? — закричала Зоя, обхватив ладонями черное лицо дочери.

И тут вдруг Прасковья затихла, тело ее обмякло, судорога ушла. Она взглянула на мать, оттолкнула ее, вскочила на ноги и забилась в темный угол.

— Это я Машку убила! — захохотала Прасковья, страшно округлив глаза.

Зоя сидела на полу перед дочерью бледная и напуганная. Она была уверена, что сердце ее вот-вот разорвется от страха.

— Что ты такое говоришь, доченька? Что с тобой, моя Просенька? — тонким голосом проговорила Зоя, пытаясь сдержать рыдания, подступающие к горлу.

— Я! Я Машку убила! Она в овраге живая еще была, а я ее взяла и задушила! — Прасковья присела в углу, вцепилась растопыренными пальцами в волосы и закричала, — Дура она была. Зачем таким дурам жить?

Прасковья принялась хохотать, как сумасшедшая. А когда голос ее охрип, она осела в углу и закрыла глаза. Зоя долго не решалась встать и подойти к дочери. Она тихо плакала, закрыв лицо руками. А потом услышала, как старуха завозилась на своей кровати. От испуга она совсем позабыла о ней! Она поднялась с пола и присела рядом с матерью, которая уже два года не вставала с кровати. Лицо старухи оставалось абсолютно спокойным. Она пожевала беззубой челюстью, а потом произнесла:

— Кликуша она.

— Что? — Зоя взглянула на мать непонимающим взглядом.

— Кликуша, — повторила старуха, — бес в нее вселился в лесу, разве не видишь? Теперь он внутри нее сидит и из нее кликает.

Зоя вытаращила глаза от удивления.

— Это что же, получается, Прасковья Машу убила?

— Бес врать не станет. Только это не Прасковья была. Это бес ее рученьками Машку погубил, — прошепелявила старуха.

— И что теперь делать? Как этого беса прогнать? — тихо спросила она, склонившись над матерью.

— Никак ты его не прогонишь, — недовольно ответила старуха, зевнула, широко раскрыв рот, и снова, кряхтя, отвернулась к стене, — сколько кликуш видела, ни одна от беса избавиться не смогла.

Зоя осторожно подошла к дочери и, убедившись, что та уже крепко спит, подхватила ее под руки и уложила обратно в кровать.

***

Три дня после случившегося Прасковья провела в постели. Она лежала на подушке, смотрела в потолок и не шевелилась, словно окончательно превратилась в тряпичную куклу. Мать кормила ее с ложки, переодевала, заплетала ей косы. Но на четвертый день жизнь и сознание вернулись к девушке. Она поднялась с кровати и заправила ее, потом подошла к бабушке и звонко поцеловала ее в дряблую щеку.

— Говорила же, оправится. Что с ней, молодой кобылой, будет? — проворчала старуха.

Зоя вошла в комнату и ахнула, увидев, что дочь, улыбаясь, смотрится в зеркало.

— Алексей еще не приехал? — спросила девушка, как ни в чем не бывало.

— Нет еще. Сегодня обещался, — растерянно ответила мать, прижимая руки к груди и не веря своим глазам.

У нас свадьба послезавтра, а он все еще не приехал! — возмущенно воскликнула Прасковья, — хорош жених!

Девушка строго взглянула на мать и нахмурилась.

— Мам, ты чего на меня уставилась, будто впервые увидела?

Зоя отвела глаза, махнула рукой на Прасковью.

— Уж и посмотреть нельзя, что ли? Скоро уедешь от нас с бабушкой. Хоть насмотрюсь на тебя напоследок! — прошептала она.

Прасковья закатила глаза и стянула с себя через голову сорочку. Надев яркое цветастое платье, она выпорхнула на кухню, словно легкая бабочка. Зоя смотрела на то, как дочь, пританцовывая, наливает себе полную чашку молока, и внутри у нее разливалось теплое, приятное спокойствие.

“Может, все обойдется, забудется… Может, ошиблась бабка и нет в Прасковье никакого беса…” — так думала Зоя, неотрывно наблюдая за дочерью.

***

Но той же ночью Зоя проснулась от громкого стука, доносящегося из комнаты Прасковьи.

— Прося, доченька, — сонно позвала она.

Шум стих на какое-то время, но вскоре до Зои вновь донесся стук, а следом за ним она услышала жуткие, хрипящие звуки, за которыми последовал громкий и неестественный смех Прасковьи. Зоя вздрогнула и почувствовала, как по телу пополз липкий страх.

Хрипы слышались все сильнее, и Зоя, пересилив себя, вылезла из-под одеяла и босыми ногами прошлепала по холодному полу в сторону комнаты. Остановившись в дверном проеме, женщина замерла на месте. То, что она увидела, на мгновение лишило ее рассудка. Ее старуха-мать лежала на полу, а верхом на ней сидела Прасковья, сжимая пальцами тонкую, дряблую шею.

— Прося? — взвизгнула Зоя.

Она вцепилась дочери в волосы и хотела оттолкнуть ее в сторону, но Прасковья схватила ее за запястья и сжала их до хруста.

— Аааа! Что ты наделала, Прося? Что ты натворила? — завопила Зоя, вытирая крупные, прозрачные слезы, бегущие по щекам, — ты же убила ее! Чем тебе помешала дряхлая старуха? Чем не угодила родная бабка?

Прасковья отпрыгнула в угол, присела на четвереньки, опираясь на руки и стала похожа на огромного, черного паука.

— Вредная старуха! Будет знать, как меня бесом звать!

Прасковья выпрямилась и закричала во весь голос:

— Я не бес! Не бес!

Лицо ее почернело, опухло, губы искривились, глаза страшно выпучились, того гляди, выпадут из орбит. Зоя смотрела на Прасковью, открыв рот и не верила, что страшное чудище, сидящее на корточках в углу — ее дитя, ее красавица-дочь.

— Ладно-ладно, — тихо пробормотала Зоя, — успокойся, доченька! Уймись, родимая!

— Я не бес! — вопила Прасковья.

Тело ее вдруг согнулось пополам, а потом выгнулось дугой в другую сторону, она рухнула на пол и начала трястись в судорогах. Глаза Прасковьи закатились, на губах выступила пена. Зоя завыла, обхватив голову руками. Умом она понимала, что должна как-то помочь дочери, но душу ее сдавил такой нечеловеческий страх, что она не могла себя заставить подойти к ней.

Спустя несколько минут, которые показались Зое долгими часами, Прасковья затихла. Она осталась лежать на полу, вздрагивая время от времени. Зоя тоже сидела на полу, прижав ладони к лицу. Спустя какое-то время до ушей женщины донесся слабый шепот.

— Мамочка…

Зоя боязливо подняла голову и увидела, что Прасковья очнулась. Она сидела на полу — бледная и растерянная, и в ужасе смотрела по сторонам.

— Мамочка, а что с бабушкой? Почему она не шевелится? — прошептала Прасковья.

Она взглянула на Зою, но та вместо ответа громко всхлипнула и снова закрыла лицо руками. Прасковья взглянула на свои дрожащие пальцы и побледнела.

— Это я ее убила? — спросила она.

Зоя, не в силах вымолвить ни слова, яростно закивала головой. А потом из ее груди вырвались громкие рыдания. Прасковья сидела на полу и, не отрываясь, смотрела на задушенную старуху. Как она могла сотворить такое? Ведь она очень любила бабушку. Еще утром она целовала ее морщинистый лоб, смеялась над ее острыми шутками. А теперь бабушка лежит на полу с безобразно разинутым ртом, из которого вывалился синий язык. И мать уверяет, что виновата в этом она, Прасковья.

— Что со мной, мамочка? — снова прошептала она, взглянув на безутешную мать, — я ведь не хотела. Клянусь, я не хотела. Я не знаю, как это вышло!

Зоя вытерла слезы подолом ночной рубашки, шумно высморкалась и внимательно посмотрела на дочь.

— Это не ты ее убила, Прося. И Машку тоже не ты в овраг толкнула, — тихо сказала она, — Бес в тебе поселился, доченька. Это его рук дело. И зачем ты только в Купалью ночь в лес пошла?

У Прасковьи от изумления вытянулось лицо.

— Бес? Что же мне сейчас делать, мамочка? — жалобно спросила она, — я ведь думала, что у меня впереди долгая, счастливая жизнь. А теперь, получается, все кончено, никакой свадьбы не будет. Я душегубка, мамочка! Меня или в тюрьму отправят, или палками до смерти забьют на поляне.

— Подожди реветь! — строго приказала Зоя, поднимаясь с пола, — может, придумаем что-нибудь. Утро вечера мудренее, Прося. Иди ложись спать!

Зоя увела Прасковью на кухню, уложила ее на своей лавке, а сама кое-как затащила мертвую старуху обратно на кровать, вложила вывалившийся язык ей в рот и кое-как закрыла беззубую челюсть. Утром она скажет всем, что бабушка сама померла ночью, от старости.

Сев напротив старухи, она стала думать, как ей помочь дочери. Когда первые лучи рассвета заглянули в окно и коснулись растрепанных волос Зои, она встала, оделась, повязала на голову платок и тихо, чтобы не разбудить дочь, вышла из дома…