Лялька. По волчьим законам

Екатерина Ромеро, 2023

Он тот, кто люто ненавидит меня. Я та, кто скрывает секрет, и если я не расскажу его, стану игрушкой в руках опасного бандита, способного сделать со мной все."Мы заключили негласную сделку. Я ему тело, а он мне защиту. Все предельно ясно, вот только мне до дикости страшно отдать свое тело бандиту, который ненавидит меня до скрипа в зубах."Жестокость. Девственница. Криминал. Лихие 90-е.

Глава 9

Залезаю в душ. Включаю воду, направляю на лицо, шею, грудь, живот, бедра. Горячие струи бьют по коже снова и снова, но не смывают ЕГО следов. Горячих рук бандита, сильных, жестоких, ненавидимых меня. Они на моем теле уже отклеймились и не смываются ничем!

На полке замечаю мыло, беру его, растираю, смываю кровь с бедер и промежности. Розовая вода стекает по ногам, но я не плачу. Не могу просто. Словно какой-то зажим в груди стоит. Шах сказал не реветь, не касаться его, не говорить первой и я понимаю, что если сейчас расплачусь, он услышит. Он все еще находится за дверью и снова…снова сделает это со мной. Эту нелюбовь, эту ненависть, он снова поиграет со своей игрушкой.

Моюсь до тех пор, пока кожа не становится розовой, однако боль не проходит, наоборот, она становится ярче. Он не целовал, не ласкал меня. Шах просто брал меня, как свою куклу, которой я для него и являюсь. Даже не человеком, без чувств и эмоций, просто пустой куклой. Он меня использовал. А теперь и остальные сделают тоже самое со мной.

Выключив воду, я беру большое полотенце и промакиваю тело, немного волосы, которые будучи влажными, сразу начинают виться.

Слышу хлопок двери, мерзкая судорога проходит по позвоночнику. Шах вышел, а значит, теперь придут те, другие звери, которые делили меня в той вип-комнате…Боже.

Поднимаю взгляд на зеркало и с трудом себя узнаю. Красные глаза, искусанные губы, и хоть слез нет, я бледная вся, дрожащая, а теперь…общая. Общая!

Я не знаю, что происходит со мной в этот момент. Что-то ломается. Я наверное, ломаюсь, я чувствую это. Шах оказался намного сильнее меня, он отнял у меня веру. То последнее, что у меня оставалось. Шах победил, ну и пусть. Пусть!

Меня всю дико колотит и единственное, чего я сейчас хочу — чтобы все прекратилось. Чтобы перестало гореть, ведь я не смогу стать их общей игрушкой. Я так просто не могу.

Мое смазливое лицо, длинные светлые волосы, фигура. На меня всегда обращают внимание, смотрят на тело, но никому дела нет до того, что внутри. Мое сердце. Мне нужно, чтобы оно перестало…перестало стучать. Чтобы они не смотрели на меня, чтобы не касались, не рвали, не убивали меня окончательно!

Секунды бьют по нервам. Они уже идут, я знаю, знаю.

Лихорадочно оглядываюсь по сторонам, и не найдя ничего подходящего, просто ударяю по зеркалу стоящей в ванной табуреткой. Снова, снова и снова, пока на нем не появляется паутина сколов и кривые трещины, а после зеркало не начинает осыпаться мелкими осколками на пол.

Я даже не знаю, откуда во мне столько силы берется, однако в считанные секунды я превращаю это чертово зеркало в горсть осколков и не раздумывая, хватаю самые большие голыми руками. Я люблю жизнь, вот только та роль, которую начертил мне Шах, это не жизнь вовсе, а жалкое существование, и я не смогу…не смогу просто.

Хлопает дверь и я замираю, когда слышу топот ног. Они пришли, они уже…здесь!

Сжимая стекло в дрожащей руке, я зажмуриваюсь и провожу им по нежной коже запястья несколько раз, до скрипа сжав зубы.

Я знаю, что это большой грех, но пожалуйста, пусть все закончится! Пусть перестанет болеть. Мне никто уже не поможет, мертвые не встают из могил, у меня нет связей, у меня нет…ничего.

— Прости меня. Уже слишком поздно, я не смогла.

Не стану игрушкой, не смогу, не буду общей куклой! Для них и особенно, для него, ненавидящего меня.

***

Надо было прикончить ее сразу и нет, я не пожалел русалку. Я захотел эту золотоволосую девку себе, а точнее, под собой. Эту лживую суку, продажную тварь, которая убила мою сестру. Не своими руками, но она ее продала, продала, блядь, Карину, и даже глазом не повела прекрасно зная, что с нею станет за это!

Я даже удивляюсь, когда вижу на белоснежной груди ляльки небольшой крест. Еще и верит во что-то, с ума сойти можно! Сколько же у нее лиц, имен, сколько ее уже переебало в этом черном бизнесе?

На вид вообще не скажешь, на лицо же ангел, блядь, во плоти, и только те фото не дают и капли сомнений. Она часть механизма, она продает людей в один конец, наживаясь на чужом горе!

Сучка дрожит, но оказывается с характером, и вот я уже сижу с разбитой к чертям головой. На вид слабая, но ударила сильно, чем просто вывела из себя. Я хочу ее наказать, показать ее место и конечно, у меня все получается.

Как она трясется, когда Ярдан ее раздевает. Глазища ее становятся еще больше. И не совсем они голубые, они какие-то аквамариновые, морские, всполошенные. Длинные золотистые волосы куклы рассыпаются по нежному молочному телу аж до поясницы, однако я прекрасно вижу ее худенькое тело, тонкую талию, аккуратную полную грудь с розовыми вершинами и возбуждение мгновенно простреливает ниже пояса.

Я хочу ее. Не должен, но хочу так, что аж ведет всего, я хочу ее под собой, всю, полностью. Чтобы пищала подо мной, разложить ее и вбиваться до умопомрачения в эту грязную суку. В ту, которую наверняка уже переебала хренова туча мужиков, но мне похер. Я ее хочу под собой. Точка. Буду предохраняться, я ее тупо брезгую трахать без резинки.

Ярдан притягивает куклу ко мне. Сам ждет, как и остальные. Я поделюсь, не поскуплюсь, тем более, ей точно не впервой, однако сразу что-то идет не так. Девчонка. Она включает целку, на полном, мать его серьезе строит из себя недотрогу не пойми на кой хрен.

Поставил девку на колени. Дрожит. Сосать не умеет ни хрена, вообще! Уложил на кровать, закрыла глаза, не двигается, не дышит даже. Сучка. Бесит.

Кукла включила целку, вот только даже одного взгляда на ее тело хватает, чтобы у меня встал. На нее. На эту лживую сучку, которая посмела забрать мое.

Ее фигура идеальная. Бархатная молочная кожа настолько нежная, про просвечивают синие венки. Округлая задница, полная, но не очень большая грудь со светло малиновыми сосками. Тонкая шея, кукольное лицо, огромные морские глаза с густыми светлыми ресницами, непослушные золотистые волосы. Русалка мать ее, вот только я знаю, какая тварь сидит за этой оберткой, и это просто кипятит мне кровь!

Развожу шире ее худые точеные ноги, девка судорожно вздыхает. Смотрю на промежность. Розовая нежная плоть, такая аккуратная, вообще не скажешь, что шлюха. Элитная, хрен поймешь либо себя не давала сильно, берегла. Как раз для меня.

Провожу костяшкой руки по складкам. Сухая, гладкая, одно только что не скрипит. Лялька глаза закрыла, бедра начала сводить месте, но хрен там. Жить захочет — будет подо мной, а после подо всеми.

Не разогреваю ее, конечно, не целую, брезгую я после всех касаться ее губ. Обойдется. Шлюх никто не целует, их просто берут, и я буду. Драть буду до искр из глаз! Смотрю на эту куклу и перед глазами порезанная Карина. Руки сжимаются в кулаки. Боже, как же я ненавижу эту тварь!

Венка на ее шее очень быстро пульсировала, и в какой-то момент мне захотелось просто сжать руки и придушить ее. Ей бы хватило пары минут и все, но нет. Меня затрясло только от одной мысли об этом. Я хотел ее тела, я имел на это полное право после того, что она сделала!

Припугнул ее, русалка затихла, перестала так отчаянно трепыхаться подо мной. Видел только, что ревет, глаза закрыла и молча ревет. Играет. Актриса хренова. Реветь надо было раньше!

Надел презерватив, развел ноги куклы шире и вошел, ожидая сразу погрузится в нее, но хрен там. Тугая до предела, я сразу же уперся в преграду. Сначала подумал, что так сжалась, но нет. Ни черта. Она и правда была целкой, невинной, самой настоящей девственницей.

Русалка начала хныкать, пищать, но лишь поймав мой взгляд, заткнулась. Я же охреневал еще сильнее. Других продает, а сама чистая…да вот только после меня уже нет. Я хотел сделать ее грязной, я хотел ее боли, агонии, в которой сам уже варился последнюю неделю.

Я не прогадал. Она не только выглядела, как чертова конфета, она и правда оказалась такой. Сладкая ваниль, не приторная, нежная, кремовая. Ее хотелось жрать, облизывать, целовать, но я так и не коснулся ее губ. Не смог, хотя они манили, распахивались, дрожали, приглашали к себе.

Она очень нежная. Такая нежная, что аж смотреть тошно. Точно кукла-Катя, мать ее, красивая, слабая и конечно, теперь моя. Наша. Общая.

Перехватываю куклу, подстраиваю под себя, русалка сжимается, но все же тараню ее членом до упора. Вижу в голубых омутах слезы, отворачивается, сцепляет зубы, а я дурею.

В ней так узко, горячо, сладко! Лоно совсем не растраханное, такое нежное, трепетное, сочное и я ненавижу себя за то, что мне нравится. Мне до одури нравится быть в ней, брать ее, толкаться в нее, чувствуя самый настоящий кайф.

Сама же девка дрожит, уже не такая бойкая, как в зале. Дышит через раз, наряжена просто до треска. По телу аж ток пробивает, когда с каждым моим толчком я касаюсь вершин ее голой груди. Кожа к коже. Запредельно сладко. В какой-то момент она прижимается ко мне, впивается с силой пальцами в плечи, но быстро отпускает, поджимает губы. Мне же не нравится. Не хочу, чтоб касалась, у нее нет на это никакого права.

Кончаю быстро. Слишком узкая, сухая до боли, слишком охренительная тварь.

Как только выхожу, вижу кровь. Дохрена что-то крови. Мой член в ней, ее бедра, пятно целое на простыни. Сама же русалка молчит теперь, в нирвану будто ушла, но как ни странно, больше не ревет.

Ненавижу целок, с ними одни проблемы. Знал бы, пристрелил сразу.

А как с ней иначе? Парни предлагают прямо там ее разложить, на всех поделить, вот только делится я не люблю, по крайней мере, при мне. Сам попробую сначала, а дальше пусть делят куклу, как вздумается хотя уверен, после них ее уже не склеят. До дыр затрахают, на куски порвут, звери. Она слабая, хоть и бледная на вид, нежная, сука. Такая нежная!

Бросаю взгляд на куклу. Притихла. Ее глаза становятся больше, когда видит кровь. Сереет аж вся, бледнеет, губы дрожат. Искупавшись сам, отправляю ее в душ. Девка едва поднимается, будто не трахал я ее, а блядь, тут убивал. Сучка.

Выхожу покурить. Кукла плескается в душе. Вдыхаю ночной воздух. Я недоволен. Член ноет. Слишком быстро, не наелся я ни хрена. Еще хочу. Ее хочу, как ненормальный! Будто воды чистой глотнул, а мне все мало, мало, мало! Ее мне тела мне дико мало, глаз, запаха, всего мать ее, мне мало!

Возвращаюсь в комнату. Сам не знаю почему, хочу просто убедится, что кукла уже в кровати. На удивление, русалка все еще плещется, однако шума воды нет. Тихо там, как блядь, в могиле.

Прошло десять минут, сколько можно от меня отмываться, раскисла там или что?

Странная девка. То бойкая, то тихая, хрен ее поймешь.

— Ты утопилась там? Выходи.

Нет ответа, и я быстро теряю терпение. Нажимаю на ручку ванной, но дверь не поддается. Усмехаюсь. Забаррикадировалась, сучка.

— Открой. Лучше сделай это сама.

Тишина.

— Кукла, ты меня слышишь?

Молчит, а я недооценил эту тихоню. При этом за дверью ванной улавливаю какие-то звуки, треск стекла.

— Черт…отошла от двери!

Прикладываюсь плечом, сметая дверь с защелки и просто охреневаю, когда вижу ее. Девчонка. Сидит на полу в луже крови и осколков стекла. Кровь эта везде уже, блять. На белом кафеле плитки лужа натекла и русалка посреди нее голая с мокрыми вьющимися волосами. Белая вся, дрожащая. Ее левая рука вся в крови. Исполосована стеклом на запястье.