В тихом омуте

Екатерина Риз

Тихий, маленький городок, в котором жизнь течет неспешно и незаметно, по крайней мере, на первый взгляд. За степенным укладом жизни неугасающие людские сплетни, тайны, сотканные из чужих пороков, и легенды о семейных сокровищах, хранимых в сундуках сумасшедшей старухи. И что же будет, когда хранительница семейных тайн и достояний отойдёт в мир иной? Кто окажется наследником и станет претендовать на накопленные богатства? Ведь на наследство претендует самый настоящий Черт.

ГЛАВА 2

Вот и обнаружились те самые скелеты в шкафу, про которые совсем недавно говорил Арсений. Вот только закопала их в своё время не Клавдия Поликарповна, а Юлин свёкор. Точнее, не он один, вся семья в сокрытии этого постыдного, как считалось, события участвовала. И поэтому после ухода, или бегства, Николая Васильевича из дома бабки, все ещё долго молчали.

И Юля замолчала, было неудобно задавать вопросы, даже мужу, но удивилась она не на шутку. За два года брака она ни разу не слышала о том, что у Сени есть старший брат, а у свёкра ещё один сын. О нём никто никогда не вспоминал, никакой Игнат никогда не приезжал к ним в дом и не звонил. Юля даже имени Игнат никогда не слышала. К тому же, фамилия у него не Тетерин.

Покидали теперь уже чужой, по сути, дом, со смешанными чувствами. Час назад семейство Тетериных подъехало к крыльцу особняка, ощущая себя без пяти минут хозяевами, а уходили ни с чем. Николай Васильевич, как оказалось, отбыл на машине, и Юле с Арсением, и Марии Степановне с невесткой пришлось возвращаться домой пешком. Правда, идти было не так далеко, но они шли медленно, и все опять же долго молчали. Лица у всех были невесёлые, и Юля радовалась только тому, что остальные родственники поспешили разъехаться, прихватив с собой доставшиеся от бабки ценности.

— Что ж это такое делается, — в расстройстве проговорила в какой-то момент Мария Степановна. — Мать совсем сдурела на старости лет… Это как же так?

Юля держала мужа за локоть и только прислушивалась к разговору. А свекровь тоже устала молчать, негодование рвалось у неё из груди, и она даже остановилась и, наконец, возмутилась в полный голос:

— А потому что она всегда его привечала, мальчишку этого! Тебе ли, мам, не знать! И говорить что-либо было бесполезно, упрямая старуха!

— Но оставить ему дом!.. Я даже подумать не могла, предположить…

— Она сделала это назло!

Рассуждать сейчас о том, что баба Клава сделала что-то назло или с какими-то другими целями, было бессмысленно, можно было только злиться и разводить руками. Но Арсений всё-таки уточнил:

— Значит, всё точно достанется Игнату?

— Ты же слышал, что сказал нотариус. Игнат в курсе того, что заполучил наследство, и скоро появится. Чёрт его несёт, — окончательно сникла Алевтина Ивановна. — Столько лет не появлялся, и вот, пожалуйста.

— Мама постаралась, — проговорила Мария Степановна, в бессилии развела руками. — А Игната и, правда, чёрт принёс, по-другому с ним не бывает. Свят-свят.

Все эти разговоры казались странными, даже беспокоящими. Юля стояла рядом с родственниками мужа и всё, что могла, так это прислушиваться.

— Я к Ольге схожу, — вдруг решила Алевтина Ивановна. — Схожу и скажу ей всё, что думаю! — гневалась она. — Без её участия точно не обошлось! Обработала старуху для сыночка своего! Не удивлюсь, если она её в город к нотариусу и таскала!

— Аля, успокойся, — попыталась угомонить сноху Мария Степановна. И сказала: — К Оле я сама схожу. Ваши встречи ничем хорошим не заканчиваются.

— А чем хорошим они должны заканчиваться? — удивилась Алевтина Ивановна. — Всю жизнь нам с Колей испортила! Мало все в городе о нас судачили не один год, теперь всё заново начнётся!

Да, в плане сплетен жить в маленьком городке неудобно и опасно. Слухи могли разойтись и обрасти по пути кучей новых подробностей из-за любой мелочи, а уж ребёнок на стороне или измена жене вызывали у людей огромный интерес. Очень странно, что Юля за два года брака ничего об этом не слышала, наверное, в силу прошедших лет слухи утихли, а сейчас, Алевтина Ивановна права, всё всколыхнётся с новой силой.

Все в доме казались не на шутку расстроенными. Недаром, по всей видимости, Николай Васильевич несколько недель до этого мучился от дурного предчувствия, вот неприятное событие его и накрыло. В доме поселилось раздражение и гнев, все разбежались по разным комнатам, и только Юля занималась обедом для заселившихся гостей и выслушивала их просьбы и поручения. Крутилась весь день, как белка в колесе. Домашним её помощь и поддержка были без надобности.

В какой-то момент к ней подошла Люба, закончившая уборку в свободных комнатах гостевого дома. Присела за стол на террасе с чашкой чая, но уже спустя минуту Юля поняла, что женщина решила не просто передохнуть. Обычно Люба предпочитала отдыхать в одиночестве, в беседке в саду, а тут рискнула придти на террасу. И всё к Юле приглядывалась, и, наконец, негромко поинтересовалась:

— Юль, что случилось-то?

Рассказывать уборщице о семейных делах было явно неправильно, но, судя по всему, Люба и без неё уже кое-что знала. Можно только удивляться, как и с какой скоростью разносятся новости по маленькому городку. Вот откуда, откуда можно было узнать, что сегодня зачитывают завещание Клавдии Поликарповны? Что ждут приезда нотариуса из большого города, что соберётся вся семья? Тетерины на каждом углу об этом не трубили, они, вообще, старались о своих семейных делах за стенами дома не распространяться. Но все почему-то всегда всё знали. Их фамилия в маленьком городке всегда была на слуху, и к этому Юля только привыкала.

На вопрос Любы так просто ответ найти было нельзя. Выносить из избы сор, как говорила Мария Степановна, было строжайше запрещено, это Юле объяснили ещё в первые недели замужества. Нужно всегда держать язык за зубами, она теперь Тетерина. Поэтому Юля пожала плечами и расплывчато ответила:

— Что-то обсуждают.

Люба понимающе кивнула, заправила за ухо редкие, спутавшиеся волосы. Юле иногда казалось, что она их никогда не расчёсывает, хорошо хоть мыть не забывает. Люба не очень охотно следила за собой и своим внешним видом, хотя женщиной была не старой. Но чересчур простой, на грани неряшливости.

— Говорят, Игнат едет, — сказала она вдруг. Юля обернулась на неё, взглянула с удивлением на её осведомлённость, но сама замерла, не понимая, откуда во взгляде Любы вдруг взялось столько робости вперемешку с любопытством. Что такого, даже если этот Игнат приедет в город? Почему все так реагируют?

— Я не знаю, — ответила она и снова отвернулась.

Люба возвращаться к работе не торопилась. Продолжала сидеть за столом и делала вид, что пьёт чай и на всякий случай время от времени испускала усталый вздох, наверное, чтобы Юля не уличила её в притворстве. Юля делала салат для гостей, раскладывала тот красиво по небольшим тарелкам, украшала зеленью, и, признаться, раздражалась из-за того, что Люба таращится ей в затылок.

— Игнат приедет, мало никому не покажется, — вновь глубокомысленно, но в то же время с намёком на злорадство, проговорила Люба. — Они все его боятся.

— Кто все? — переспросила Юля.

— Тетерины.

— С чего бы им боятся какого-то Игната.

— Да потому что он сам чёрт, — вдруг заявила Люба, причём словами Марии Степановны. Юля снова на неё обернулась, глянула снисходительно.

— Что ты выдумываешь?

— Ничего я не выдумываю. Все так говорят. Он с малолетства такой. Уж если что задумал, так сразу спасайся. Уж сколько участковый за ним бегал, почитай до самой армии. Как забрали Игната в армию, так все и вздохнули свободно. Правда, он потом вернулся…

Люба снова замолчала, явно намеренно недоговорив, и Юля, поддавшись рвущемуся изнутри любопытству, взяла и переспросила, не успела себя остановить:

— И что?

— Устроил отцу сладкую жизнь. Неужели ты не знаешь?

Стало немного неловко, но Юля попыталась выказать своё безразличие к ситуации. Снова передёрнула плечами.

— А зачем мне?

— Ну, вот приедет, и узнаешь зачем. Ольга-то, наверное, как рада.

— Ольга — это его мать?

— Да. Красивая девка в молодости была. Да и сейчас она ничего, а вот замуж так никогда и не вышла. — Люба таинственно понизила голос. — Испортил её Колька Тетерин, все так в городе говорят. Даже бабки все в округе, как возьмутся карты раскладывать, так и говорят — испортил. Словно, порчу навёл.

Юля недоверчиво и презрительно фыркнула.

— Люба, что за мракобесие?

Люба тут же улыбнулась и совсем другим тоном, спокойным и весёлым, отозвалась:

— Хочешь, верь, а хочешь, нет. Но так и есть. Ни одного мужика с ней рядом больше не видели. Как Колька её бросил, так она только сыном занималась. Любит его до безумия. А он бес бесом с детства. А сам весь чёрный, даже глаза, как угли, вылитый чертёнок. А она все его шалости прикрывала. Но надо сказать, что бабка Клава его тоже любила. — Люба вдруг усмехнулась. — Чудно. Родных внуков и правнуков на дух не переносила, а этого в доме всегда принимала, по голове гладила. Я сама видела.

— Так может он хороший мальчик…

— Кто?! Игнат Кудепов? — Люба рассмеялась, даже в ладоши хлопнула. — Да уж, золото прямо. — И она снова понизила голос: — Говорят, он в городе-то главный бандит.

— В нашем городе?

— Ну да.

Юля снова недоверчиво фыркнула.

— Я, конечно, с бандитами не знакома, но что-то сильно сомневаюсь.

— Вот и зря.

— Люба, всё это домыслы. К тому же, если он в нашем городе постоянно живёт, что же к матери не ездит?

— Не ездит сюда больше. — Люба вздохнула и развела руками. — Как магазин Колькин сжёг до тла, так и не ездит.

Юля поневоле замерла, на Любу обернулась и остановила непонимающий взгляд на её лице.

— В каком смысле — сжёг?

— Так в прямом, — обрадовалась Люба. На всякий случай глянула по сторонам, чтобы быть уверенной, что их никто не слышит. — У Тетериных, ещё до гостиницы этой, магазин на площади был, продуктовый. Это лет десять назад было. Хорошо у них дела шли, в городе у нас тогда затишье было, а они единственные разносолы всякие заморские привозили и ими торговали. А потом Игнат из армии вернулся, ну, помотался малость, не зная, чем себя занять, работу искал, и решил тоже магазин открыть. Думаю, ему бабка с деньгами помогла, любила она его, вот тебе крест. Ну, и вышло, что они с папкой-то его, с Колей то есть, конкурентами стали. Несколько лет лбами упирались, упирались, как бараны, Коля-то старшего сына никогда своим не признавал, а уж, как женился и законного народил, то и подавно. А потом, в одночасье, магазин у Тетериных сгорел, до тла выгорел, ничего не осталось. Понятное дело, что это Игнат отцу отомстил, они до этого поругались прилюдно, прямо на площади. Милиция тогда бегала, проверяла, даже арестовать Игната пробовала, а он возьми да выкрутись. Чёрт он и есть чёрт. Разве его бумажками прокурорскими возьмёшь? Но после того, как милиция от него отстала, и Игнат пропал. Сказал, что ноги его в этом городе не будет больше. Вот с тех пор и не появлялся больше. Лет десять уж прошло.

— Занятная история, — пробормотала Юля, не на шутку впечатлённая услышанным.

— На то они и Тетерины, у них вся жизнь такая. Тайны сплошные. Неужели ты не знала?

— Меня как-то никогда чужие тайны не интересовали. Поможешь мне на стол накрыть?

Они вместе с Любой отправились в гостевой дом, начали накрывать столы к обеду, а Юля чувствовала, что своим рассказом женщина лишь разожгла в ней любопытство. До этого Юля старалась не влезать глубоко в жизнь и тайны семейства Тетериных, в конце концов, в какой семье нет парочки скелетов в шкафу, в её семье они тоже присутствуют, даже те, о которых она мужу никогда не рассказывала. И сейчас выспрашивать чужого, по сути, человека, казалось неправильным, даже неприличным, но все родственники разбежались и попрятались, о чем-то переживали, а Юля попросту не знала, к чему готовиться. К визиту некоего Игната, который то ли брат её мужу, то ли не брат, а то и вовсе преступник и бандит.

Вот об этом она Любу и спросила, не удержалась:

— Так он сын Николаю Васильевичу или нет?

Они с Любой были в другом доме, вдали от ушей родственников, и можно было не оглядываться, боясь быть пойманной или подслушанной.

— Да кто же знает, — спокойно ответила Люба. — Свечку же никто не держал. Ольга твердит, что Тетерин, даже отчество сыну дала Николаевич, а Колька упирается, что нет. Мол, не похож, нагуляла. Кстати, Игнат и, правда, на Колю не похож. Он, вообще, ни на кого не похож. Говорю же, чёрный, как цыган. У нас и в округе таких мужиков не было и нет. Может, на самом деле, чёрт принёс, — усмехнулась Люба.

— А на сколько он Сеню старше?

— Да, наверное, года на три-четыре. Колька из армии на побывку приехал, ну и закрутил с Ольгой. Она тогда ещё девчонкой была. Но всё у них случилось, он уехал, а она беременная. — Люба смешно развела руками. — К матери его, к Маше пришла, мол, так и так, а та в истерику. Ну, ты знаешь, как она умеет. Такой крик подняла, на всю улицу, видите ли, Ольга сама виновата, а сын её не при чём. А как не при чём, если пузо на нос лезет? А Ольга-то сама из простой семьи, у неё отец конюхом на ферме работал, и мать дояркой. А тут Тетерины!.. Зазнайства в них всегда через край было, только рассказывают всем, что простые, как два лаптя. Вот Машка и заупрямилась, и сыночка, видимо, настроила. Он уж вернулся, как Игнат родился. Как посмотрел на него, да матери показал, так и открестился. Не наше, говорят, нагуляла. Ольга-то сама светленькая, и Колька не цыган, а тут… уголёк, в общем. Вот и не признал он Игната. Уж сколько лет прошло, а всё открещивается. Потом и вовсе на Альке женился, мама, видимо, одобрила, а то и сосватала, и той чужой ребёнок тоже, как кость в горле. Всю семейную жизнь она с Ольгой цапается. Мимо неё не пройдёт, обязательно взглядом обожжёт.

— Прямо страсти, — подивилась Юля, если честно, не полностью доверяя источнику, что предоставлял ей информацию. Но послушать было интересно, хотя бы иметь примерную картину происходящего.

— Городок маленький у нас, — сказала Люба. — Все всё про всех знают. Только люди зря говорить не будут, Алька зря тоже на людей наговаривает. Столько лет эту историю смаковать бы не стали, если бы у неё продолжения не было.

— Какого продолжения?

Люба нахально присела за гостевой стол, поближе к Юле, и шёпотом проговорила:

— Говорят, Колька мать-то послушал, на Ольге не женился и сына не признал, но любил её сильно. Много лет к ней ходил. Видели его на их улице не раз, как он огородами, огородами… Всё к Ольге бегал, вот она замуж-то и не вышла. Его, видимо, любила, ждала. А чего ждать, у него уж Сенька к тому моменту родился. А потом их что-то развело, и они едва ли не врагами стали. Сейчас на улице встречаются и отворачиваются. Видимо, не простила ему Ольга, что сына не признал. Она уж сына больно любит. И баба Клава любила, единственная из Тетериных его приняла безоговорочно. Поговаривают, что и имя это, бабка ему дала. Как посмотрела на младенца, так и окрестила Игнатом. И Кольке подлость не простила, бессовестным до самой своей смерти называла. Сын, говорит. Истинный Тетерин. А какой он Тетерин, если как цыган?

— Всякое бывает, — проговорила Юля, отходя на пару шагов. — Генетика такая странная вещь…

— В те времена никто ни про какую генетику знать ничего не знал. Все понимали, что ребёнок должен быть похож на своих родителей. Ну, на бабку с дедом. А тут непонятно откуда что взялось. А уж характер у Игната… Не приведи Господь.

— Злой?

— Упрямый. Он как в школу пошёл, так упрямо всем говорил, что Колька его отец. Как мать сказала, так и он всем рассказывал. Не стеснялся, не скрывался. Кто что скажет не по его, сразу в драку. Всем свою правоту доказывал, ничего не боялся. А вот с отцом не общался, ни разу к нему не пришёл и ничего не попросил. Мимо дома идёт, головы не повернёт, не посмотрит. На улице не поздоровается, но нос так задерёт, что все без слов понимают, чей он сын. Похож, не похож, а заносчивость тетеринская. Но как из города уехал, все вздохнули с облегчением. Уж не знали, чего ждать. Казалось, поубивают с Колькой друг друга. Да ещё Сеня подрос. Начал вмешиваться, а Игнат его, как щенка к ногтю прижимал. Пальцем не трогал, брат всё-таки, но рядом с Игнатом Арсений как телёнок, только глаза беспомощно таращит. Правильно, его мамки-бабки-няньки воспитывали, а Игнат безотцовщина, на улице вырос, привык свою правоту кулаками доказывать.

Такие отзывы о муже, которого Юля считала смелым и сильным, оставили неприятный осадок в душе. Разговор захотелось закончить, а Люба, кажется, всерьёз радовалась свободным ушам и болтала без умолка.

— Интересно, что он с бабкиным домом делать будет? — задала Люба риторический вопрос, и, задумавшись, подпёрла кулаком острый подбородок.

Это уж точно работницу никак не касалось, и Юля решила женщине на это намекнуть. Люба поспешила подняться и придвинуть стул обратно к столу, заторопилась за горячей супницей, а Юля, оставшись ненадолго одна, не скрываясь, вздохнула. Чего только не бывает в жизни. Теперь и её одолевают мысли о том, что Игнат Кудепов, кем бы он ни приходился семье Тетериных, сделает с домом Клавдии Поликарповны. А вдруг он решит в нём жить, и снова начнёт конфликтовать с Николаем Васильевичем? Тогда их спокойная жизнь, без сомнения, закончится. Ведь Игнат, как все о нём отзываются, настоящий чёрт.

Что это, вообще, значит? Как человек может быть чёртом? Что это за определение?

В столовой появилась пара из Москвы, тот самый мужчина в очках и его девушка. Таких, как она, принято называть роковой красавицей. По крайней мере, Юля себе их именно такими и представляла. Красивыми, ухоженными, статными, с взглядом заскучавшей от мирской жизни королевы. Девушка была высокой, с идеальной фигурой, с копной тёмных кудрей, пухлыми, надменно поджатыми губами, и взглядом свысока. Яркие голубые глаза смотрели равнодушно на всю красоту вокруг, и молодую особу древние красоты совершенно не впечатляли. Юля поняла это, встретив её на следующее же утро после их приезда. Её спутник слушал колокольный звон и любовался собором на холме, а девушка откровенно скучала и жаловалась на то, что её в невыносимую рань разбудил щебет птиц. В ответ на это Юля могла лишь улыбаться и молчать, и уж точно не могла пообещать, что завтра утром она у птичек отключит звук, чтобы дорогая гостья могла выспаться без помех. За прошедшие два года, можно сказать, что работы в гостиничном бизнесе, Юля усвоила, что капризных гостей нужно выслушивать, причем с улыбкой, сочувствовать их неудобствам, но при этом стараться ничего им не обещать. Ведь большинство из этих обещаний выполнить попросту невозможно, так как люди порой жаловались на совершенно немыслимые вещи. Вот, например, на щебет птиц.

— Добрый день, Юля, — поприветствовал её вежливый постоялец. Юля улыбнулась, пожелала гостям доброго дня и пригласила за стол.

Девушка первой прошла к столу, присела и критичным взглядом обвела блюда с едой, приготовленной специально для них на обед. Губы гостьи то ли скептично, то ли недовольно скривились, но высказывать своё недовольство она вслух не стала, принялась за обед, и Юля этому порадовалась. Лишние претензии её сейчас бы точно не порадовали, особенно, если бы они дошли до ушей родителей мужа.

— Скажите, в вашем городе есть, где развлечься? — поинтересовалась у неё девушка, когда Юля уже собиралась оставить гостей одних, чтобы они спокойно пообедали и провели время наедине. Ведь для этого, судя по всему, они и приехали. Чтобы побыть вдвоём. У них ведь любовь. Да?

Интересно, кому она эти вопросы задаёт, самой себе?

— Конечно, — ответила она, остановившись в дверях. — Но это зависит от того, как вы привыкли… отдыхать.

Девушка пожала плечами.

— Как обычно. Рестораны, клубы. Где можно отдохнуть?

— Думаю, для этого нужно поехать в большой город. — Улыбнулась. — Здесь точно клубов нет. А вот ресторанов у нас много, довольно неплохих. Даже с живой музыкой.

Девушка напоказ вздохнула, кинула на своего спутника выразительный взгляд.

— Были мы вчера в ваших ресторанах. Не понимаю, как вы здесь живёте. Не город, а одно название. Кто только додумался назвать это городом!..

— Юрий Долгорукий, — выпалила Юля, прежде чем успела себя остановить. Девушка тут же устремила на неё горящий взгляд, видимо, решив, что над ней издеваются, а вот мужчина улыбнулся. Посмотрел на Юлю, улыбнулся и кивнул, а обратился к своей девушке:

— Когда-то этот маленький городок был столицей огромного княжества, Лана.

Девушка откровенно скривилась, а к Юле потеряла всякий интерес. Ела салат и посматривала на своего кавалера.

— Это было в незапамятные времена, Валера. А сейчас это больше смахивает на деревню, даже не особо большую. И я не представляю, что мы будем делать здесь неделю. — Лана жевала листья салата с каким-то непонятным остервенением, и в этот момент, со всей своей роковой красотой, была похожа на ламу. Эта мысль вдруг пришла Юле в голову, и она поспешила отвернуться, чтобы не выдать себя неподобающей улыбкой. А девушка, совершенно её не стесняясь, продолжила: — Наверное, ты специально меня сюда привёз, чтобы отделаться от моих просьб побыть со мной хоть немного. Конечно, жену ты возишь по курортам, а меня по деревням!

Мужчина совсем не обрадовался её словам, Юля видела, как он нервно повёл шеей и покосился на Юлю, всё ещё стоявшую у дверей в ожидании чего-то, ему явно стало неловко. А Юле стало его жалко, хотя, жалеть изменника вроде как и не стоило. Она сделала осторожный шаг назад, будто надеясь в один момент раствориться за дверью, но Лана снова её остановила.

— Так что вы нам посоветуете?

Снова пришлось остановиться, хотя Юля уже успела взяться за ручку двери.

— Знаете, по поводу развлечений, вам лучше переговорить с моим мужем, он больше об этом знает. Лучшие рестораны, клубы… Я передам ему, чтобы он непременно к вам подошёл.

— Спасибо, будем ждать.

Позже, за обедом, Юля передала Сене просьбу гостей. Арсений лишь кивнул, а вот Николай Васильевич сплюнул в досаде.

— Понавезут профурсеток из столиц, клубы им подавай.

Его настроение ничуть не улучшилось с утра, свекор был хмур, зол, но ещё больше расстроен приключившейся неудачей. И все домочадцы старались обходить его стороной, не раздражая лишний раз ни словом, ни делом. Но, как они ни старались, Николай Васильевич находил причину взорваться и выместить на ком-нибудь своё недовольство. Всего за полчаса до обеда Юля слышала, как он кричал на жену.

Юля старательно смотрела в свою тарелку, вдруг почувствовав себя виноватой лишь за то, что озвучила не к месту чужую просьбу. Ощущение было, что сама по клубам собралась, и теперь её испепеляли недовольным взглядом.

— По всей видимости, для москвичей у нас слишком тихо, — заметила Алевтина Ивановна. — Не цыган же нам сюда приглашать, развлекать их.

— Мама, причём здесь цыгане? — спокойно возразил Арсений. Похоже, он на грозное недовольство отца не обращал никакого внимания. — Просто москвичи привыкли к другому. Это мы здесь, на самом деле, как в деревне живем, плесневеем.

— Ах, ты плесневеешь! — вновь взорвался Николай Васильевич. — А кто тебя здесь держит? Езжай в Москву и живи там! Ходите по клубам, развлекайтесь! Беги из дома! Только запомни: от нас с матерью копейки не получите, работать оба пойдёте! Некогда будет по клубам-то гулять, ноги с голода протянете!

— Начинается, — пробубнил Арсений, отворачиваясь в сторону и не собираясь вступать с отцом в полемику, а Алевтина Ивановна схватила разбушевавшегося мужа за локоть.

— Коля, угомонись. Что ты на Сене срываешься, он при чём?

— А вы все не при чём! — рыкнул глава семейства. — Все не при чём, а головная боль и все проблемы у меня! Ты подумала головой, что мы теперь делать будем?! — Он даже из-за стола вскочил, подошёл к кухонному окну и рванул на себя раму. Достал из кармана пачку сигарет и закурил.

Всё было плохо. Юля сидела за столом, водила ложкой в тарелке с супом, и только стреляла глазами то на одного, то на другого. Сказать, что она сильно испугалась криков свекра, было нельзя, но очередную порцию впечатлений за сегодня получила, без сомнения. Судя по тому, как Николай Васильевич нервничал, она чего-то не знала. Конечно, потеря наследства могла расстроить сильно, но не настолько, чтобы человек начал рвать на себе волосы. Очевидно, Николай Васильевич успел распорядиться предполагаемым богатством, а тут птица-удача неожиданно вырвалась из рук, и свекор совершенно растерялся.

— Я не понимаю, зачем Игнату нужен этот дом, — проговорил Арсений якобы в задумчивости. — Он в городе давным-давно не был. Даже за матерью не приезжает и её сам не привозит. Как сказал, что ноги его здесь не будет, так слово и держит. А сейчас передумает?

— А ты откуда про Ольгу знаешь? — спросила его мать, строго глянув. Иногда Юлю умиляло и удивляло настойчивое желание родителей её мужа продолжать видеть в нём несмышлёного ребёнка, контролировать его, а после удивляться, узнав, что он что-то способен сделать без их ведома и согласия. Вот как сейчас. Не положено Сене интересоваться старшим братом, так зачем он об этом говорит?

Арсений же спокойно пожал плечами.

— Все об этом знают. Все знают, когда она едет его навещать. За ней приезжает машина, и она же её потом привозит обратно. Шофёр даже сумки с продуктами в дом заносит.

Николай Васильевич у окна зло усмехнулся.

— Буржуем заделался. Высоко взлетел, думает.

На злопыхательство отца Арсений внимания не обратил, и продолжил:

— Я к тому, что я могу с Игнатом поговорить. Мы никогда с ним не ссорились, насколько помню. Возможно, ему этот дом и не нужен совсем.

Родители устремили на сына изумлённые взгляды, Алевтина Ивановна, казалось, сейчас вскочит со своего места и бросится на сына, чтобы закрыть того грудью, на случай, если его старший брат вздумает лишь взгляд на него перевести. Но вместо этого она лишь постучала пальцем по столу, грозя.

— Не вздумай. Слышишь? Не вздумай общаться с этим бандитом! Ничего хорошего от этого не будет! Он отца чуть в могилу не свёл своими выходками. Сына гробить я ему не дам!

Юля наблюдала за происходящим в некотором замешательстве. Если честно, она и сама хотела посоветовать мужу встретиться с братом на нейтральной территории и обсудить сложившееся положение вещей. Это было бы правильным, логичным поступком. В конце концов, прошло достаточно много лет с тех пор, как Игнат покинул город и перестал общаться, точнее, даже случайно встречаться с Тетериными. Скорее всего, у него давным-давно другая жизнь, и он не думает о прошлых обидах. Может быть, мечтает о встрече и разговоре с отцом и братом, и полученное наследство могло бы послужить толчком, отправной точкой для того, чтобы начать налаживать отношения. И, возможно, старый особняк в маленьком городке ему, на самом деле, ни к чему, особенно, если он человек обеспеченный. Но Тетерины, кажется, были другого мнения, и не собирались идти ни на компромисс, ни, тем более, на примирение. Складывалось впечатление, что они и, правда, боялись этого Игната, на что Люба ей совсем недавно и намекала. Глупость какая-то.

Вечером не спалось. Близилась ночь, за окном совсем стемнело, а Юля сидела в постели, понимая, что сон к ней не идёт, хотя, день выдался суматошным. Весь день крутилась, как белка в колесе, можно сказать, что одна, потому что все остальные были заняты переживаниями и давними семейными дрязгами. И поневоле в Юле начало зарождаться то же беспокойство, в душе поселилось ожидание чего-то нехорошего, опасного. Сеня после ужина устроился в спальне за компьютером, играл в какую-то войнушку, не отрывал взгляда от экрана, а Юля сидела на постели, сложив руки на груди, и на мужа посматривала. Всё вспоминала разговор за столом.

— Странно получается, — проговорила она в конце концов, намеренно повысив голос, чтобы муж обратил на её слова внимание, оторвавшись от увлекательной игры.

Арсений от игры отвлёкся, но не настолько, чтобы повернуть голову и на Юлю посмотреть. Только переспросил:

— Что?

— Между нами и большим городом всего тридцать километров. Неужели ты ни разу не встретился с Игнатом за столько лет? Даже случайно?

Сеня равнодушно пожал плечами.

— У нас с ним разные интересы и разные дороги. Так всегда было. Где нам встретиться?

— Но он же твой брат, — удивилась Юля.

Арсений всё же обернулся на неё через плечо, взгляд, который он на жену бросил, был довольно выразительным.

— Во-первых, это никем не доказано, что мы братья. А, во-вторых, почему я должен отвечать за косяки моего отца? Он никогда Игната не признавал, и общаться с ним и с его матерью не хотел, так с чего бы мне питать к Игнату родственные чувства? Свалил он из города десять лет назад, и слава богу. Мы жили спокойно. От Игната сплошные неприятности. Что он в очередной раз и доказывает. Снова всё летит к чертям, стоило всплыть его имени.

— Но ты же собирался с ним поговорить, предлагал родителям…

— Я знал, что они запретят. Но если бы и не запретили, — Арсений вдруг призадумался. — Что ж… Может, и встретился бы, поговорил. Чем чёрт не шутит.

Сеня снова повернулся к компьютеру, а Юля некоторое время молчала. Знала, что её беспокоило.

— Николай Васильевич сильно рассчитывал на это наследство, Сень.

— Знаю. Хотел крутую гостиницу в центре города открыть.

Это на самом деле было так. Но беспокоил Юлю не сам факт рухнувших планов, а то, что на реставрацию и переделку старого дома необходима была крупная сумма денег, а, как она подозревала, в наличии у Тетериных её не было. Её необходимо было где-то взять, быть готовым начать ремонт немедленно, до наступления осени. В общем, свекор на фоне своих наполеоновских планов вполне мог совершить какую-нибудь глупость, например, влезть в долги, в надежде расплатиться после открытия гостиницы. А теперь все надежды рухнули. Не зря же он так нервничает и переживает.

— Отец тебе что-нибудь сказал? — осторожно поинтересовалась она у мужа.

Арсений недовольно выдохнул, видимо, она мешала ему сосредоточиться своими вопросами.

— Сказал, что бабка его и с того света достала, — проговорил он, скорее даже проворчал, и следом махнул на Юлю рукой, прося ему не мешать.

Она мешать больше не стала, сползла на кровати вниз, легла и вздохнула. А подумала почему-то о бабе Клаве. Со дня её смерти прошло полгода, но поверить до сих пор было трудно. Казалось, что она всё ещё в своём доме, бродит по нему, как хранитель великих сокровищ, проверяет надёжность замков на кованых сундуках, и раздумывает, кого одарить наследством Тетериных, а кого оставить с носом. И непременно посмеивается, думая, как сейчас мучается и негодует Николай Васильевич.

Не стоило Клавдию Поликарповну к ночи поминать, вот она Юле и приснилась. Довольная, улыбающаяся и совсем не старая, не смотря на все свои морщины. Баба Клава пила чай из фарфоровой чашки с розочками, сидя у себя на кухне, и на Юлю хитро посматривала. И когда начала смеяться, Юле даже во сне вдруг стало жутко, она вдруг осознала, что весёлой старушки на кухне быть не должно, а баба Клава тем временем воздела руку вверх, устремила палец в потолок и сообщила:

— Всё по справедливости. Всем по заслугам.

И исчезла. Как облачко или пар от горячего чая. А Юля осталась на кухне старого дома одна, оглядываясь в растерянности. Потом глаза открыла, поняла, что это был лишь сон, и вздохнула с облегчением. В доме было тихо, за окном пели птицы, Юля перевела взгляд на часы, потом на спящего крепким сном мужа. Сеня никогда не просыпался раньше девяти утра. Для него и девять утра — это раннее-раннее утро. А вот Юля могла вскочить в шесть, и чувствовать себя при этом бодрой и готовой к подвигам. Вот и сегодня, под впечатлением о диковинном сне, она ещё немного полежала, прижимаясь к спине мужа, говоря себе, что это показатель их нежных отношений, затем поцеловала Сеню в голое плечо и осторожно выбралась из постели. На часах начало седьмого.

— Ты что так рано поднялась? — поинтересовалась у неё свекровь, застав Юлю через полчаса у плиты. Та пекла блины, причём торопилась.

— В город поеду, — сообщила она Алевтине Ивановне. — Надо родителей навестить. Сейчас завтрак доготовлю, как раз успею на автобус.

Алевтина Ивановна не слишком обрадовалась её планам на этот день, её губы недовольно поджались, свекровь не смогла этого скрыть, но спорить не стала. Отъезд Юли означал, что сегодня Алевтина Ивановна сама следит за всем в гостинице и занимается гостями. Но Юля не выбиралась в город уже дней десять, не видела родителей, и запрещать ей было неправильно. Но Алевтина Ивановна всё же спросила:

— Ты Сеню предупредила, что поедешь?

— Да, — соврала Юля, глазом не моргнув. Знала, что если свекровь у сына и поинтересуется, тот вряд ли вспомнит, говорили они об этом вечером или нет.

Иногда выбраться из дома, из-под бдительного ока родителей мужа, было приятно. Казалось неким приключением. Юля ехала в автобусе в город, смотрела в окно и дышала полной грудью. Знала, что совсем скоро это ощущение внезапной свободы её покинет и к вечеру она уже успеет по Сене соскучиться, но сейчас наслаждалась тем, что была предоставлена самой себе.

Город встретил шумом машин, загруженностью дорог и мелким дождиком. Юля открыла яркий зонт, оказавшись на остановке, и поспешила через дорогу. Шла знакомой с детства улицей, мимо домов и дворов, в которых когда-то знала каждую клумбу и качели. До замужества она всю жизнь прожила на этой улице. Ходила в садик через дорогу и в школу за углом, здесь жили её одноклассники и друзья. Некоторые, кстати, до сих пор живут. Обычно по дороге к дому родителей Юля обязательно встречала знакомых, останавливалась поболтать и поделиться новостями. Почему-то все знакомые, особенно женского пола, были уверены, что она очень удачно вышла замуж, и живёт едва ли не в особняке, под крылом обеспеченного мужа. Наверное, Юля сама была виновата в этой дезинформации, никогда не пыталась никого переубедить. Всё-таки жить в большом доме в старинном городке, в семье, которая имеет собственный гостиничный бизнес, считалось весьма солидным. Не объяснять же всем, что пышная свадьба с каретами — это не показатель обеспеченности, а гостиничный бизнес, даже такой маленький, как у Тетериных, требует большого труда, причём не сидения на ресепшене, а настоящего труда, с бесконечной готовкой и уборкой за постояльцами. Это только со стороны всё красиво, а правду мало кто знает. Но правду Юля редко кому говорила. Даже родителей старалась успокаивать, сочиняла про штат горничных, а свою тягу к плите объясняла чересчур спокойной семейной жизнью, в которой она ищет отдушину.

Родители были недовольны её решением уйти с работы и посвятить себя семье. Владимир Иванович и Светлана Александровна не были столь непримиримы в плане семейных условностей, они были современными людьми с широким кругозором, совершенная противоположность родителям Арсения. И дочь старались воспитывать личностью разносторонней, никогда не ограждали её от жизненных неурядиц, не ограничивали свободу, даже в попытке уберечь от чего-либо, и, наверное, поэтому, за два года брака детей, так и не смогли найти общий язык с Тетериными. Встречались, собирались за одним столом редко, пару раз в год, и то, семейные посиделки всегда проходили несколько скомкано, все чувствовали себя неловко. Родители Юли оба из преподавательской среды, Владимир Иванович был деканом экономического факультета в местном университете, и поэтому он был так сильно недоволен и до сих пор переживал из-за того, что Юля оставила профессию, позабыла о своём дипломе, с головой уйдя, как он считал, в черновую работу. Мама Юли, Светлана Александровна, окончив в своё время литературный факультет педагогического института и проработав больше десяти лет в школе, теперь заведовала самой большой в городе библиотекой. Человек начитанный и интеллигентный, который, по её же признанию, совершенно не знала, о чём разговаривать с матерью и бабушкой зятя. Родители Юли не любили сидеть долго на одном месте, обожали путешествовать, уезжали за границу минимум дважды в год, присылали фотографии и делились с дочерью впечатлениями от увиденного. И, конечно же, Юля понимала, что для неё они хотят того же — бесконечного развития, приключений, взрыва эмоций. Что сами так ценят в жизни. А выбор дочери для них непонятен, и этим она их сильно волнует. Отец откровенно считал её семейную жизнь рутиной. Юля несколько раз пыталась доказать ему обратное, но как-то не получалось. Каждый раз она сбивалась на рассказ об их с Сеней любви, и дальше разговор не шёл. А самой Юле не нравилось думать о том, что их с Сеней семья — ничем непримечательна. Она ведь так старается…

Несмотря на то, что её родители и родители Арсения были близки по возрасту, их разделяло всего несколько лет, с первого взгляда можно было подумать, что между ними разрыв в десятилетие, а то и больше. Юля невольно отмечала это каждый раз, как видела их вместе, за одним столом. Её родители выглядели моложаво, особенно отец, стильно одетыми, положение и работа обязывали следить за собой и своим внешним видом, но самое главное, её мама и папа всегда улыбались. А Тетерины почти всегда хмурились и были чем-то бесконечно озабочены. Юля помнила, что, когда Арсений только познакомил их, привёл Юлю в дом, она от серьёзной атмосферы и тяжёлых взглядов несколько растерялась. Но следом ей начали объяснять, кто же такие Тетерины, и какая ответственность на них всех лежит. Что их семья, их имя у всех на слуху, и началось это не вчера, а больше века назад, и нужно понимать важность и необходимость оставаться правильными и порядочными людьми, придерживаться определённого жизненного уклада и не забывать об условностях, особенностях жизни в маленьком городке, где все друг друга знают.

— Это в городе все порхают, — любил говорить, а точнее ворчать Николай Васильевич. — Всем на всех наплевать, никакой морали. А здесь в тебя каждый может пальцем ткнуть, и никто уже не забудет, как ты оступился. В деревне ты у всех на виду.

Судя по последним событиям, говорили Тетерины так с высоты своего негативного опыта. Успели наделать ошибок, особенно Николай Васильевич, вот и продолжает опасаться, старается очистить репутацию. Теперь Юля это понимала.

— Как дела? — спросили её родители, когда Юля появилась у них как раз к завтраку. Никакой тебе каши, пирогов или блинов. Родители предпочитали завтракать по-европейски, омлет, тосты с маслом, обязательный стакан апельсинового сока, и позже кофе, который папа всегда варил сам, не доверяя жене, и гордясь своими талантами.

— Дела нормально, — отрапортовала Юля. Расцеловала родителей и налила себе сок. Улыбнулась широко, чтобы никто не усомнился в её искренности. — Соскучилась по вам, вот и приехала с утра пораньше.

— Конечно, по нам она соскучилась, — не поверил Владимир Иванович. — Настолько, что появилась за десять минут до того, как мы на работу с матерью отправимся. Так и скажи, что у Милки сегодня выходной, вот ты и примчалась с подружкой поболтать.

— Ладно, Вова, дай девочке от семейной жизни отдышаться. Вечером её из дома всё равно не выпустят.

В словах матери слышался откровенный намёк, но Юля предпочла сделать вид, что его не заметила. Пила сок и продолжала улыбаться. Всё-таки родители думают, что её новые родственники домашние тираны. Причём, Сеню они таковым не считали, это мнение относилось именно к его родне. И как этот стереотип в родителях перебороть, Юля не знала.

Вскоре родители уехали на работу, Юля же зашла в свою комнату, в которой, кстати, со времён её незамужней жизни совсем ничего не изменилось. Зашла совсем ненадолго, несколько минут полежать на своей постели и заглянуть в огромный шкаф со своими вещами. В нём до сих пор висели платья, костюмы, красивым рядом стояли туфли на шпильке, но как-то так получилось, что с некоторых пор все они были позабыты, и у неё не находилось особого повода всё это носить. В рестораны Сеня её не приглашал, к родственникам вычурно наряжаться было непринято, а ведь когда-то Юля жить не могла без каблуков. Работала в банке и целый день, до гудящих ног, бегала на каблуках, мечтала их вечером снять, но всё равно любила все свои туфли. Лучшим подарком для неё на любой праздник считались отличные туфли, папа об этом знал, и никогда на дочери не экономил. Кто бы мог подумать, что Юлина жизнь внезапно изменится так сильно, что она позабудет, что такое высокий каблук и городская суета.

Милка, её подружка с детского сада, жила двумя этажами ниже. Сколько Юля себя помнила, столько они с Милой были знакомы. Вместе копались в песочнице, потом пошли в детский сад за руки и в красивых платьицах. Вот только у Юли платье всегда было чистое, а у Милки вечно в каких-то пятнах. Её мама, Анна Павловна, всегда удивлялась и сердилась на то, что её дочка, куда бы ни отправилась, обязательно найдёт и притащит в дом какую-нибудь грязь. Со временем, когда Мила достаточно повзрослела, это определение перешло с пятен на одежде на Милкину личную жизнь, и по этому поводу Анна Павловна не уставала сокрушаться и вздыхать. Повзрослев, Мила превратилась в респектабельную женщину, можно сказать, в предпринимателя. В какой-то момент своей жизни, наверное, не совсем осознанный, взяла и предприняла неимоверное усилие над своей ленивой натурой, и организовала, открыла, обустроила, назовите, как хотите, салон красоты. При том, что сама ни разу ногти самостоятельно не накрасила, всегда просила об этом Юлю. Но с организаторскими способностями у Милки всегда был полный порядок, вот она и занялась любимым делом — всё организовывать и всеми командовать, и вот уже третий год этим с упоением занималась. В её салоне трудилось три парикмахера, две маникюрши и якобы косметолог без ясного образования. А с недавних пор Милка бредила обустройством инфракрасной сауны и требовала от всех найти для неё достойного массажиста. Лучше мужчину, лучше красивого, высокого и с сильными руками. Его услуги точно станут пользоваться спросом у клиенток.

— У тебя салон красоты или вертеп? — удивлялся её старший брат.

Кстати, брат у Милки был классный. Юля искренне считала, что Женька — идеал мужчины. Обладатель спокойного нрава и мечтающий о семье и детях. Такого мужчину ещё поискать. А он всё почему-то ни у кого не находился, так и сидел в свои тридцать лет дома, исправно и вовремя приходя вечерами с работы, готовя ужин для себя и младшей сестры, и тем самым заставляя переживать Анну Павловну ещё больше. Та была уверена, что её детей кто-то сглазил. Даже квартиру освятила, дважды. Какие-то подушечки с травами по углам разложила, каждое окно под бормотание то ли заклинания, то ли молитвы перекрестила, а когда её терпение и нервы закончились, уехала к сестре в деревню, оставив взрослых детей проживать одних, и только попросила сообщить, когда возвращаться, чтобы нянчить внуков. Обратно её пока никто звал, вот уже третий год, внуков никак не намечалось. Милка строила бизнес, а Женька карьеру, трудясь главным менеджером в компании по установке элитных дверей. От него Юля в своё время и узнала, что двери тоже могут быть элитными, а не только жильё и автомобили. А, вообще, если говорить совсем честно, то Юля знала, почему Женька, со всеми его положительными качествами, не торопится жениться. Он с давних пор, наверное, ещё с их общей юности, был влюблён в неё. Это ни для кого не было секретом, но ей самой казалась очень странной сама мысль о том, чтобы встречаться с братом подруги, пусть и старшим братом. Но она же помнит Женьку совсем мальчишкой, со всеми его детскими чудачествами, фантазиями, подростковыми прыщами и первой сигаретой за углом дома. Помнит, как они с Милкой бегали за ним хвостом, выслеживали, а потом мчались к родителям, чтобы рассказать страшную правду — Женька курит. А после получали от него настоящего пенделя. И после всего этого представить их хотя бы целующимися, Юля никак не могла. А Женька, кажется, до сих пор страдал из-за того, как внезапно Юля встретила свою любовь, выскочила за Сеню замуж и улетела из родного гнезда. Мила по секрету говорила, что брат уже полгода даже на свидания не ходит, а последняя его пассия, по имени Ксюша, оказалась совершенной дурой, и до сих пор ему названивает.

— Что плохого в том, что названивает? — удивлялась Юля. — Может, любит?

— Не нужна нам эта корова. Она ни разу завтрак сама не приготовила.

Юля, не скрываясь, усмехнулась.

— Ты тоже.

— Знаешь что!.. — тут же возмутилась подруга. — Я ему сестренка младшая, он обязан обо мне заботиться, а она пока никто, не жена. Вот вышла бы ты за Женьку замуж, может, тоже бы никогда готовить не стала. А теперь вот умирай у плиты, корми своего Сенечку.

— Я не умираю, — миролюбиво возразила Юля. — Мне нравится готовить. И Сенечку кормить нравится.

Мила сокрушённо покивала.

— Да, любовь — коварная штука. Нужно быть очень осторожной.

— Ты чересчур осторожна, — сказала ей тогда Юля.

А сейчас вот настойчиво названивала в дверной звонок подружкиной квартиры. Правда, открыла ей не Мила, а Женька, заспанный и всклокоченный. Юля явно подняла его с постели, и любой другой человек если и не разозлился бы на неё, то возмутился, но Женька заулыбался спросонок и пошире распахнул дверь квартиры.

— Юлька, ты приехала!

— Приехала, — сказала она, не дожидаясь официального приглашения и протискиваясь мимо Женьки в прихожую. Скинула с ног босоножки и прошла на кухню. — Где Милка?

— Отсыпается. — Женька тоже зевнул во весь рот. — Явилась в два часа ночи, опять где-то тусила, — сдал он младшую сестру, и, судя по взгляду, ожидал от Юли поддержки и праведного возмущения. Но Юля лишь плечами пожала.

— Она свободная женщина.

— Как же, свободная, — фыркнул братик. — Сам видел, как за ней на днях Антон заезжал.

Юля глянула с любопытством.

— Она его простила?

— Чёрт их разберёт.

Антон Хабаров, кажется вечный Милкин ухажёр, учился с ними в одной школе. Антон был ровесником Жени, они даже учились в начальных классах вместе, но затем, как-то так вышло, Антон уверял, что всё это козни со стороны педагогического совета, он от сверстников поотстал, как раз на два года. И получилось, что одиннадцатый класс он заканчивал уже с Юлей и Милой. Догадайтесь почему.

Потому что Хабаров был лентяй и хулиган. И дважды оставался на второй год. Но что самое странное, так это то, что его не выпроводили из школы после девятого класса, хотя, очень хотели. Директор, кажется, даже плакала, когда ей не удалось избавиться от сей легендарной личности. Хабаров хулиганил и ленился, но при этом он был очень настырным и далеко не глупым парнем. И, по правде говоря, учёба давалась ему легко. Настолько легко, что ему становилось скучно, и Антон предпочитал проводить время где-то ещё, а не в классе на уроках. Но стоило ему взяться за ум, знания из него начинали литься потоком, и учителя лишь разводили руками и вынужденно ставили ему приличные оценки. Вот так Хабаров и оказался в десятом, а потом и в одиннадцатом классе. Как-то случайно, просто отвлёкся в своё время, и немного подзадержался в детстве, как любила говорить его мама, Любовь Константиновна.

Мама у Антоши была замечательная, добрая, улыбчивая, сколько Юля себя помнила, тётя Люба торговала пирожками на рынке. Замечательная из неё вышла бы свекровь, Юля подруге на это не раз намекала, на что Милка с готовностью отвечала, что свекровью она бы обзавелась, без проблем, а вот муж, особенно такой безответственный тип, как Хабаров, ей совершенно ни к чему. Их бесконечный роман длился уже лет десять, они сходились и расходились, Антон даже предпринял попытку жениться, правда, из неё ничего толкового не вышло, и вот, видимо, он снова возник на Милкином горизонте. А она села в его машину, её никто снаружи не заталкивал, хотя, в день Антошкиной женитьбы полтора года назад, Милка топала ногами и клялась, что больше ни за что и никогда.

— Что хочешь на завтрак? — спросила Юля Женю, открывая холодильник.

— Гренки. Я молоко купил.

Гренки, так гренки.

Милка появилась на кухне на запах еды. Остановилась заспанная в дверях кухни и грустно глянула на подругу, что стояла у плиты. Спросонья Милка всегда грустила, семейная черта. Женька тоже бодрым никогда по утрам не выглядел.

— Что тебе спокойно не живётся? — пожаловалась Мила, опускаясь на стул у окна. Подперла подбородок рукой. — Рань такая.

— Это у тебя рань, а у меня уже половина дня прошла.

— Деревенская жизнь людям не на пользу, всегда тебе говорила. Надо больше спать.

— Говорят, ты не слишком много спишь, — заметила Юля с лёгким ехидством. — Говорят, гуляешь по полночи.

— Не верь злым языкам, — отозвалась Мила, придвигая к себе чашку с горячим кофе и дуя на него. — Все завидуют.

— Я не завидую беспорядочной личной жизни людей, — высокопарно проговорил Женя, вновь появляясь на кухне. Умытый, побритый и бодрый.

Мила кинула на брата многозначительный взгляд.

— А надо бы. Останешься старой девой.

Женька едва ощутимо тюкнул сестру по темечку и присел за стол напротив неё. Перед ним тут же возникла чашка с кофе и тарелка с гренками. Мила продолжала наблюдать за происходящим грустным взглядом, который потом перевела на подругу. Глянула серьёзно и изрекла уже привычное:

— Мне за тебя страшно.

Юля же браво улыбнулась. Если честно, смеялась именно над собой.

— Сама чувствую, что семимильными шагами приближаюсь к званию идеальной жены.

— Только тебе орден никто не даст. Секрет тебе открываю.

Женька уплетал гренки, а Юля присела на край широкого подоконника у него за спиной. На подругу смотрела.

— Говорят, Хабаров каяться приходил, — сказала она.

Мила послала брату гневный взгляд, а в ответ на вопрос подруги, якобы равнодушно пожала плечами.

— Мне всё равно.

— И, скажешь, что не с ним отдыхала вчера?

Мила сдвинула брови, задумалась, после чего выдала:

— Он мне должен.

— Ничего он тебе не должен, — возмутился Женя, который с Антоном, кстати, с детства дружил. Вот такая Санта-Барбара российского спального района. — Он женился через год, как вы расстались. Ты с ним даже не разговаривала.

— Откуда тебе знать, с кем я разговариваю?

— Я знаю.

— И что? Пусть не разговаривала. — Мила расправила плечи и напустила на себя побольше высокомерия. — Он все равно виноват. Выбрал себе в жёны блондинку, совершенную дурочку. Хотя, знает, что я таких терпеть не могу.

— Да, с тобой не посоветовался, — съязвил Женя, за что получил пинок по лодыжке под столом.

— Жень, оставь её сердечные дела в покое, — посоветовала ему Юля. — А то останешься инвалидом, а все равно ничего не поймешь.

— Вот это точно.

Мила на неё посмотрела.

— А у тебя что нового? Примчалась с утра раннего. Сбежала, что ли?

— Почти, — призналась Юля и вздохнула. Женька тут же обернулся через плечо, глянул на неё с интересом и, наверное, с каплей надежды, Юля приказала себе не вглядываться в его глаза. — Дома совершенный ужас.

И рассказала друзьям про несбывшееся наследство бабы Клавы.

— Ух ты, — хмыкнула Мила. — У Сени есть брат. Потайной.

— Тайный, — поправил сестру Женя.

— Скорее уж, нежеланный и нелюбимый, — сказала Юля. — И все его боятся, даже свёкор. Что очень странно, никогда не видела, чтобы он так нервничал.

— Как, ты говоришь, его зовут?

— Игнат Кудепов, — произнесла Юля имя незнакомого человека. Усмехнулась. — Люба говорит, он бандит.

— Бандит? Не представляю себе брата Сенечки бандитом. Сразу глазки невинные видятся, и ресницы длинные. Хлоп-хлоп, я хороший мальчик.

Юля кинула на подругу укоризненный взгляд. Милка примолкла, но всё равно усмехнулась. А потом предложила:

— Можно про него в городе поспрашивать.

— У кого? — удивилась Юля. — У тебя бандиты знакомые есть?

— Бандитов нет, а в полиции знакомые есть.

Юля не на шутку призадумалась, если честно, была совсем не против разжиться хоть какой-то информацией, но, в то же время, возникал резонный вопрос:

— А зачем мне это надо?

— Чтобы быть готовой к приезду родственника, — логично ответил Женя. Доел гренки и широко Юле улыбнулся. Широко и совершенно счастливо. Она засмотрелась в его голубые глаза, но, если честно, думала в этот момент совсем о другом. В конце концов, кивнула, соглашаясь.

— Хорошо, поспрашивай.