В тихом омуте

Екатерина Риз

Тихий, маленький городок, в котором жизнь течет неспешно и незаметно, по крайней мере, на первый взгляд. За степенным укладом жизни неугасающие людские сплетни, тайны, сотканные из чужих пороков, и легенды о семейных сокровищах, хранимых в сундуках сумасшедшей старухи. И что же будет, когда хранительница семейных тайн и достояний отойдёт в мир иной? Кто окажется наследником и станет претендовать на накопленные богатства? Ведь на наследство претендует самый настоящий Черт.

ГЛАВА 3

Признаться, об этом разговоре с друзьями Юля позабыла уже к вечеру. Не придала серьёзного значения. Ну, о чём можно спрашивать, узнавать? У кого? У них ни одного достойного знакомого для подобных расспросов не было, как бы Милка не важничала. Да и Юлей двигало банальное любопытство, никакой пользы для себя от дополнительных знаний об Игнате Кудепове она бы не вынесла. Поэтому просто выбросила эти мысли из головы. Обсудила с друзьями постигшую семью мужа неудачу, то, что новой гостиницы у них, по всей видимости, теперь не будет, искренне повздыхала по этому поводу, но Милка лишь пренебрежительно фыркнула по поводу её грусти и посоветовала не становиться мещанкой по примеру новых Юлиных родственников. Надо сказать, что подруга родителей Сени терпеть не могла, и скрывать у неё своё отношение никак не получалось, поэтому и в гости, в дом Тетериных, не приезжала, ограничилась двумя визитами ещё в начале Юлиной семейной жизни, после чего сообщила, что «уж лучше вы к нам».

— Мне не нравится, когда мне смотрят в затылок взглядом полицая, — сказала она тогда. — А твоя свекровь именно так и поступает. Будто я тебя развращаю.

— Вообще-то, — усмехнулась Юля, сидя на перекладине забора и качая ногами, — развращаешь. Ты меня и курить научила, и вино пить. А мне тогда было всего шестнадцать.

— И что? — удивилась Мила. — Мне тоже было шестнадцать. И, заметь, все были довольны. И мы с тобой выросли умницы и красавицы, а сейчас я чувствую себя так, будто в моей голове без спроса копошатся, и все эти воспоминания наружу вытаскивают. По всей видимости, твои новые родственники крайне недовольны тем, что в жёны их сыну не девственница досталась.

После этих слов Юля невольно нахмурилась, пожурила подругу:

— Что ты говоришь?

— Правду! — Они сидели в саду дома Тетериных, кругом всё чисто и обустроено под дворянский быт, и вот тогда Мила впервые и выдала: — Мещане несостоявшиеся. Я, когда в этом доме нахожусь, у меня чувство, будто мы на сто лет назад отъехали, и сейчас меня розгами пороть начнут. А ты на них работаешь, как служанка.

— Я не работаю, Мила, — попыталась донести до подруги истину Юля. — Я пытаюсь помогать. Хотя бы тем, что умею, что у меня получается. — Она понизила голос и фыркнула со смеха. — Никогда не думала, что умею я так мало.

— Конечно, за постояльцами кровати заправлять, это не в банке карьеру делать. Тут, конечно, талант нужен, чтоб ни складочки!..

— Прекрати. И говори тише. — Юля, на самом деле, испугалась, что их услышат. За три месяца в доме мужа, она ещё не успела до конца привыкнуть, и постоянно боялась сделать что-то не то, и кого-то расстроить или разочаровать. И без того чувствовала, что за ней приглядывают и к ней присматриваются. То свекровь, то бабушка мужа.

— Послала бы ты их куда подальше с их постоялым двором, и заставила бы Сеню в город перебираться.

— У нас нет лишних денег, чтобы снимать квартиру, ты же знаешь. А с моими родителями он жить не хочет.

— Зато ты всю жизнь мечтала жить с его родителями, вернуться в крепостное право. Пусть работу нормальную найдет, а не у мамы с папой под боком сидит.

Что-либо объяснять было бесполезно, Милка отказывалась понимать принятую Юлей позицию, а у той, если честно, не было достаточно доводов для того, чтобы подругу убедить в своей правоте. Наверное, потому, что Юля не была уверена, что она права, что поступила правильно, уйдя с престижной работы и осев дома. Но она приняла решение поддержать мужа и поступить так, как хочет он и его родители, чтобы не начинать семейную жизнь со скандала. Просто Юля любила мужа, на тот момент настолько сильно, что всё остальное в жизни не казалось важным. Всё можно было пережить, лишь бы быть вместе.

А сейчас говорить о правильности её поступков двухлетней давности, было поздно. И бессмысленно. Семья Тетериных, с их проблемами, заботами и гостиничным бизнесом — это и есть Юлина жизнь, потому что она теперь тоже часть этой семьи. Между прочим, она довольно долго к этому шла, старалась, порой боролась с самой собой. Ей очень хотелось перестать быть чужим для них человеком, пришлой невесткой из города. Это на самом деле было странно, особенно вспоминая слова Милы, но Юлю долго в глаза и за глаза называли городской, с какой-то особой, пренебрежительной интонацией. Она не понимала до конца, что это значит, но старалась, старалась стать для всех своей и понятной. А ещё найти в своей новой жизни что-то позитивное для себя самой. На это потребовалось довольно много времени.

А вот с младшей сестрой Арсения, Лерой, ситуация сложилась обратная. Та вышла замуж за городского, и уехала жить к мужу, в большой город. И этот факт, непонятно для Юли почему, статус золовки повысил. О её замужестве все говорили едва ли не с завистью. Хотя, завидовать, по большому счёту, опять же, по мнению Юли, было нечему. Да, Лера переехала жить в город, и они с мужем, Аркашей, жили отдельно, в небольшой двухкомнатной квартирке, что досталась ему от бабушки, но на этом все привилегии и заканчивались. С работой у обоих было не очень хорошо, Аркаша работал продавцом электроники в сетевом магазине, а Лера и вовсе кочевала с работы на работу. Считалось, что ей не везёт с работодателями, а вот Юля склонялась к мысли, что золовка работать попросту не желает, да и характер имеет вредный и неуживчивый. А сейчас и вовсе, судя по разговорам между свекровью и бабушкой мужа, собралась в декрет. Если и собралась, то не скоро. Тесных, дружеских отношений у Юли с Лерой не получилось, делиться сокровенным Лера бы не стала, и о факте беременности Юля точно не знала, но, опять же склонялась к мнению, что Валерии просто-напросто надоело бегать в поисках очередного места работы. А так можно с чистой совестью пересидеть пару лет на шее родителей, которые и без того молодую семью, можно сказать, содержали. Свекровь без конца ездила в город, помогать дочери, везла сумки с продуктами, всё свеженькое с огорода и наготовленное на родной кухне, и Юля подозревала, что и по хозяйству дочери помогала. Лера с Аркашей появлялись в родительском доме раз или два в месяц, всеми силами демонстрируя свою усталость и загруженность городской жизнью, и после вкусного обеда или ужина отправлялись отдыхать. А Лера ещё не забывала заметить, специально для жены брата, как она тяжело в городе работает, а вот ей, Юле, крупно повезло, сидит у мужа на шее и изображает домохозяйку. Юлины труды у плиты и в гостинице, работой у Леры не считались, и заслуги не признавались. Поначалу было обидно, Юля даже мужу пыталась жаловаться, но Арсений лишь отмахивался и говорил:

— Это же Лерка. Кому какое дело, что она говорит? Пусть мама ею занимается.

Получалось, что всерьёз слова Валерии принимала только сама Юля. Вот и посоветовала себе в какой-то момент не обращать внимания. Пусть теперь городской побудет золовка. Ведь как бы Лера не жаловалась на усталость и занятость, она собой явно гордилась. И замужеством, и городской жизнью.

Вот и сегодня, вернувшись домой, Юля застала на кухне семейную идиллию. Точнее, не так, семейный совет. За кухонным столом собрались все Тетерины, включая Аркашу, который сидел с кислой физиономией и ел яблочное варенье, которое Юля сварила специально для постояльцев, с апельсиновыми корочками. А Аркаша его ел и чай прихлёбывал. Лера же гневно сверкала глазами, слушая родителей, и понятно становилось, что обсуждали они сорвавшееся наследство. На появление Юли даже внимания никто не обратил. Только Арсений улыбнулся и схватил жену за руку. Юля потрепала мужа по волосам и присела рядом.

— Нужно что-то делать, подать в суд, — сказала Лера, по всей видимости, уже не первый раз. На родителей взглянула с призывом, но те уже ни на какие призывы не откликались. По всей видимости, без дочкиной подсказки уже обдумали все возможные варианты.

— Ходила я к Ольге, — вдруг сказала Мария Степановна и шумно вздохнула. Посмотрела на сына и невестку, которые устремили на неё ястребиные взгляды. — Не спала всю ночь, думала, и решила пойти. Поговорить хотела.

— И что она тебе сказала? — будто выдавил из себя Николай Васильевич.

— Ничего не сказала. — По всему виду Марии Степановны было видно, что она недовольна. — В дом, правда, пустила, даже чаю налила. А про наследство говорить отказалась. Не моё, говорит, это дело. Как баба Клава решила, пусть так всё и будет.

Алевтина Ивановна, после слов свекрови, рассмеялась. Правда, зло и неприятно.

— Как же, всё равно ей! Она всё и устроила, старуху уговорила, ради сыночка старалась!

А Мария Степановна продолжила:

— Приедет, говорит, Игнат, и всё решит, со всем разберётся.

— Да уж, он разберётся. Этот дьявол только разбираться и умеет, разборки бандитские устраивать!

— Аля, угомонись ты уже, — одёрнул жену Николай Васильевич.

Юля кинула украдкой взгляд на свёкра, и, наверное, застала его в особый момент, потому что таким она его никогда не видела. На какую-то долю секунды Николай Васильевич сник, запечалился, даже плечи его опустились, а рот прискорбно скривился. Неизвестно, о чём он в этот момент подумал или вспомнил, о старшем сыне или о его матери, но Юле он показался несчастным, но вот Николай Васильевич сделал вдох, расправил плечи, и на его лице снова появилась уверенность, недовольство, а губы мрачно поджались.

Когда все разошлись после ужина, Юля осталась, чтобы помыть посуду. Если честно, даже радовалась, что, хотя бы за этим делом останется одна, слушать и дальше про несбывшиеся надежды и подлеца-брата, к тому же, не ясно брата ли, было утомительно и совсем невесело. И уж точно не хотелось оказаться на месте этого Игната, пусть и со всем наследством, доставшимся ему от бабы Клавы, чтобы тебе так перемывали кости. Даже слушать со стороны казалось неловким. По мнению Юли, уже пора было успокоиться и принять свершившееся, как факт. Да, остались неудел, но от льющегося яда ничего не изменится.

— Пить хочу, — услышала Юля за спиной голос Леры. Обернулась, глянула на сестру мужа. Та стояла и смотрела на неё, уперев одну руку в крутой бок. Надо сказать, что Лера была девушкой эффектной, даже красивой, но красота у неё была несовременная. Широкая кость, кровь с молоком, полная грудь и крутые бёдра. Этакая Моника Беллучи деревенского разлива. Пожив в городе, Лера стала одеваться более стильно, более продумано, перекрасила волосы в более светлый оттенок, а взгляд, и без того высокомерный, в последнее время попросту сбивал с ног. Юля, по мнению Леры, тоже должна была падать, но она почему-то не падала, никак не получалось. Вот и сейчас лишь кивнула в сторону намытых стаканов.

— Налей себе воды.

Лера, совсем как отец, очень похоже, поджала губы. Прошла за пустым стаканом к столу.

— Я не пью воду.

— В холодильнике есть компот.

Компот Лера себе налила, остановилась у стола, на Юлю посматривала.

— Ты в город ездила?

— Да, родителей навестить.

— На весь день? Они же работают.

Допрос начал раздражать.

— У меня были дела.

— Да, здесь у нас дел мало, вон что творится. А ты по городу мотаешься.

— От меня ничего не зависит, — сказала ей Юля. — И от тебя, кстати, тоже.

Лера тряхнула головой, как породистая кобылка. На лице упрямое выражение.

— Я найму адвоката.

Юля не удержалась от снисходительного смешка.

— Это бесполезно. Оспорить волю усопшего крайне сложно.

— Сложно? Она была сумасшедшей старухой!

— Надо было доказывать это при жизни бабы Клавы. Что она не в своём уме. Сейчас это нереально доказать. К тому же, ты что переживаешь? Баба Клава оставила тебе драгоценности.

Лера откровенно скривилась.

— Да, два кольца и брошку. Богатое наследство.

— Нужно сходить к оценщику. Думаю, это не просто бижутерия. Баба Клава её не уважала.

— Да какая разница? Что брошка, а что дом, набитый её сундуками! Чувствуешь разницу?

Юля лишь плечами пожала, а Лера продолжала обиженно сопеть.

— Я так надеялась, что нам достанется нечто посущественнее тарелок и побрякушек. Как мы с Аркашей будем жить в этой тесной двушке с ребёнком?

Юля повернулась к золовке, взглянула с интересом.

— Ты беременна? — решила удостовериться она.

Лера наконец улыбнулась, с гордостью, и руку на живот положила.

— Беременна. Третий месяц уже. Рожу родителям внука, ты-то не собираешься, судя по всему.

Тема была неприятная, Юля отвернулась, вытерла руки полотенцем и аккуратно расправила его на краю стола. А золовке сказала:

— Всему своё время. Мы с Сеней обсуждаем…

— Господи, Юля, — Лера откровенно фыркнула. — Мне иногда кажется, что ты не от мира сего. Кто такие вопросы с мужиками обсуждает? Сеня, пока ему сорок не исполнится, так и не вспомнит о том, что неплохо бы чадо родить. Так и будет в танчики играться. А ты — обсуждай с ним, обсуждай! — передразнила её Лера, допила компот, оставила стакан на столе и из кухни вышла. Точнее, выплыла, как пава. Юля стакан забрала, вымыла, хотя желание было бросить его на пол. Вдруг разозлилась на Леру, на её поучительный тон.

— Лера беременна, ты в курсе? — поинтересовалась она у мужа вечером, когда они оказались за закрытой дверью своей спальни. Сеня снова сидел к Юле спиной, перед экраном компьютера, и отвлекаться на её разговоры не желал. Но ей необходимо было с ним обсудить тему беременности его сестры. А, может, дело было не в его сестре, а в самом факте деторождения. Юля временами осторожно заводила этот разговор, в конце концов, они женаты уже два года, и совместная жизнь сложилась, быт налажен, чувства проверены, можно было бы и о ребёнке подумать. Но каждый раз в ответ она слышала, что им совершенно ни к чему торопиться, они молоды, и можно ещё подождать. Более подходящего времени. Ещё совсем недавно более подходящим временем было открытие ещё одной гостиницы, увеличение посредством этого уровня доходов и общей стабильности в семье, а теперь все планы рухнули, и чего ждать дальше — непонятно. А вот Лере никакая ситуация в семье не мешает, и родители её не отговаривают, наоборот, поддерживают, а Аркаша попросту помалкивает.

Сеня кивнул, не оборачиваясь.

— Да, мама сказала.

— И что ты думаешь?

— Я? — Муж крайне удивился. — Почему я должен об этом думать? Это не моя проблема.

— Ты считаешь, ребёнок — это проблема?

— А ты считаешь, что нет? Сплошное удовольствие?

Юля помолчала, таращилась мужу в затылок. Тот молчал, вновь сосредоточившись на игре.

— Сеня, ты совсем не хочешь детей?

— Почему совсем? Наверное, не совсем.

— Как это?

— То есть, не сейчас. — Арсений глянул на жену через плечо. Понял, что она чем-то недовольна, и скроил добродушную физиономию. — Юлька, перестань хмуриться, — попросил он. — Ты из-за Лерки, что ли, расстроилась?

— Я не расстроилась, — соврала она. — Но не понимаю, чего мы ждём.

— Ничего мы не ждём, — удивился Сеня. — Мы живём в своё удовольствие, пока ещё можем. Куда нам торопиться? Тем более, смотри, что происходит? Если сейчас ещё визги и памперсы добавятся, я окончательно рехнусь. Тебе совсем меня не жалко?

В чем именно Сеню необходимо пожалеть, Юля не понимала. Но понимала другое: что если муж не горит желанием иметь ребёнка, то ничего хорошего из призыва Леры поставить его перед фактом, не выйдет. А хотелось, чтобы всё было взаимно. И радость, и ожидание, и желание заботиться о маленьком человечке. А Сеня, судя по всему, ещё до этого не дозрел. Муж вернулся к игре, Юля наблюдала за ним, с каким азартом он жмёт на кнопки клавиатуры, и понимала, что ей остаётся только гадать, когда Сеня повзрослеет настолько, чтобы захотеть воспитывать наследника.

Ещё один день закончился в режиме ожидания. Ожидания чего-то большего, каких-то перемен, непременно позитивных, которые совсем скоро наступят. А пока они не наступили, и без того есть, чему порадоваться, например, каждому волшебному утру, солнцу, пению птиц и блеску колоколов соборов за рекой. Юля каждое утро стояла на берегу реки и впитывала в себя чувство покоя и умиротворённости, несколько минут тишины и созерцания. В попытке осознать, что она здесь счастлива.

— Юля, завтрак!

— Иду, — отозвалась она на голос свекрови.

— У нас новые постояльцы, приехали поздно вечером. Двое взрослых и двое детей. Просили на завтрак кашу для детей, лучше манную. — Свекровь тараторила, а Юля вошла на кухню и принялась неспешно подвязывать фартук. — А тот мужчина из второй комнаты, Валерий Евгеньевич, кажется, полчаса назад уехал.

— Надо сказать Любе, чтобы прибралась в номере.

— Нет, его подруга осталась. Сказали, что ещё на несколько дней.

Эта информация удивила, Юля даже усмехнулась.

— С чего бы ей оставаться? Она же не могла дождаться, когда уедет отсюда.

Алевтина Ивановна безразлично пожала плечами.

— Не знаю. Он оплатил ещё неделю её проживания, а сам уехал. — Свекровь замолкла на секунду, после чего добавила: — Мне кажется, они поссорились.

— С чего вы взяли?

— Слышала вчера, как они спорили в саду. А сегодня он выехал в пять утра. Видимо, не стал дожидаться, пока она проснётся. Скажи же, неприятная особа.

— Я с ней близко не общалась.

— Для этого и не нужно общаться, у неё на лице всё написано. Заела мужика, вот он от неё и сбежал.

— Главное, что номер оплатил.

— Это точно. Дай бог, и она съедет без проблем. А то только и слышу от неё претензии.

— Что приготовить для неё на завтрак?

— Сказала: только не блины. От них, видите ли, толстеют. — Алевтина Ивановна красноречиво поджала губы, затем головой качнула, то ли осуждающе, то ли непонимающе.

— Хорошо, не блины, — равнодушно отозвалась Юля.

Наверное, с её голосом было что-то не то, задумчивости больше, чем привычной для неё жизнерадостности, потому что свекровь вдруг повернулась к ней и присмотрелась повнимательнее.

— У тебя что-то случилось?

Юля не сразу осознала, что её поймали на ненужных эмоциях, в первый момент глянула непонимающе, после чего растерянно моргнула и поспешила навесить на лицо улыбку.

— Нет. Всё в порядке.

— Точно? — не успокаивалась Алевтина Ивановна. — Вы с Сеней не ругаетесь? — И тут же попросила: — Вы не ругайтесь, нам сейчас не до вас.

Юля повернулась к плите и негромко проговорила:

— Мы не ругаемся.

— Хорошо. — Кажется, свекровь осталась довольна её простым ответом. И снова засуетилась. — Занимайся завтраком, а мы с Николаем Васильевичем в город поедем, дела у нас.

Что за дела, Юле, конечно, не сообщили, наверняка, даже не подумали. Вскоре она осталась на кухне одна, готовила завтрак для постояльцев, и задумчиво посматривала в окно. Всё-таки было что-то в последних событиях, беспокоящее и её. Вот только сформулировать точно пока не получалось, кроме того, что неудачная эпопея с наследством бабы Клавы кое-каким образом негативно отразилась и на её семейной жизни. Не в плане разговоров и расстроенных чувств домочадцев, а то, что вопрос о более самостоятельной и независимой жизни от родителей мужа так и не решился. А Сеня, судя по всему, и решать его не особо стремится. Его всё устраивает. Он до сих пор чувствует себя ребёнком рядом с мамой и папой, которому не нужно ни за что отвечать и брать на себя ответственность, даже за собственную, пока ещё маленькую, но семью.

Арсений проснулся, когда родители уже уехали, а Юля накрывала стол к завтраку в гостевом доме. Муж зашёл в столовую и, не скрываясь, зевнул и потянулся.

— Зачем ты встаёшь в такую рань? — задал он совершенно риторический вопрос.

Юля на него оглянулась, порадовалась, что муж не появился в гостевом доме в домашних шортах и любимой футболке с танчиками, одет был прилично, судя по всему, куда-то собирался.

— Потому что у меня много дел, — ответила ему Юля. — А твои родители уехали в город.

— К адвокату, что ли?

— К какому адвокату? — переспросила она, если честно, удивившись. На Сеню посмотрела, но тот лишь вытаращил на неё глаза, словно, Юля намеренно поймала его на слове, и тут же отмахнулся.

— Да так, матери пришла гениальная идея — посоветоваться с юристом. Со знакомым знакомых.

По всей видимости, узнал Сеня об этом ещё вчера, но ей не рассказал. Сказать по правде, скрытность Тетериных показалась обидной. Она часть семьи или нет? Видимо, частью этой семьи считает себя только она. Неприятно, очень.

— Доброе утро.

В столовой появилась брошенная постоялица Лана. Юля ничего не могла с собой поделать, кинула на неё изучающий взгляд, но девушка совершенно не выглядела расстроенной, брошенной, а уж тем более хоть как-то опечаленной по этому поводу. Может, Алевтина Ивановна не так поняла, и спутник Ланы и не сбежал вовсе, а уехал по делам? Лана, не смотря на довольно раннее утро, девять часов, выглядела свежей, отдохнувшей, и, в отличие от Юли, при макияже и на высоченных каблуках. Но, надо сказать, Лана даже по саду-огороду ходила на каблуках, Люба уже не единожды подходила с этим замечанием к Юле, чтобы посмеяться над странной москвичкой.

— Мимо коз дефилирует, — шептала она, посмеиваясь. — Моделька.

Юля в ответ на приветствие кивнула, пригласила гостью за стол, а вот Арсений широко улыбнулся. Не заметить мужской интерес в его взгляде было невозможно. Но он был настолько явным и неприкрытым, что впору было рассмеяться, настолько Сеня в этот момент, рядом со столичной штучкой, казался нелепым. Поэтому ни говорить, ни одёргивать мужа Юля не стала, лишь про себя хмыкнула.

— Что на завтрак? — бодро поинтересовалась Лана, присаживаясь за стол.

— Я приготовила вам омлет и гренки. Есть кофе и свежевыжатый сок.

— Замечательно. Спасибо, Олечка.

— Я — Юля.

— Точно, Юля.

Арсений всё ещё продолжал улыбаться, после чего произнёс:

— Приятного аппетита. Не буду вам мешать, пойду тоже позавтракаю.

— Сеня, там каша на плите, — сказала мужу Юля, но её голос вдруг прозвучал тихо, и его явно не услышали за певучим:

— Арсений, может, вы составите мне компанию за завтраком? — Лана гостеприимно улыбнулась, словно, это она подавала дорогому гостю завтрак, собственноручно его приготовив. — Не люблю есть одна.

Наверное, в голове Сени всплыли слова жены: на плите каша, и поэтому уже в следующий момент он шагнул к гостевому столу.

— Почему бы и нет? Юля отлично готовит омлет.

— Вот и замечательно, — обрадовалась Лана. — Заодно подскажете, что ещё мне посмотреть, где побывать… где развлечься. Видимо, я пробуду у вас ещё несколько дней.

Наблюдая, как муж усаживается рядом с московской красоткой, при этом буквально ест её глазами, Юле захотелось подойти и как следует стукнуть Арсения по голове. Желательно чем-нибудь тяжёлым. Он ведь даже на неё, на свою жену, не обернулся, не посмотрел, не поинтересовался — против она или нет, столь милых бесед с посторонней женщиной за завтраком. Сеня просто уселся за стол, придвинул к себе пустую тарелку, налил кофе и завёл интересный и познавательный разговор, предложив Юле мысленно попытаться припомнить, когда он в последний раз разговаривал с ней с подобным энтузиазмом.

Стоять у стола, наблюдать и слушать, было глупо и неловко, а присаживаться напротив Сени, показалось жалким. Выглядеть ревнивой провинциалкой перед самоуверенной красоткой не хотелось, и поэтому Юля буквально заставила себя выйти из комнаты, запретив себе даже за дверью приостановиться, хоть на минуту, послушать, о чём они говорят. Попытавшись смирить в себе гнев и возмущение, она отправилась на кухню, чтобы подать другим гостям и их детям горячую кашу к завтраку. Но внутри кипело и бурлило негодование. И высказать его мужу, как только представилась возможность, как только Сеня вернулся в дом, Юля не постеснялась.

— С чего вдруг ты уселся к ней за стол?

Арсений замер, попробовал притвориться удивлённым.

— А что в этом такого?

— Конечно, что здесь такого! — возмутилась Юля. Правда, голос пыталась особо не повышать, но взглядом мужа просверлила насквозь. — Мало того, что я обслуживаю гостей, кухарка и официантка в одном лице, так и ты ещё усаживаешься за гостевой стол! Странно, что не попросил и тебе кофе подать! Сидит и улыбается другой женщине, а я вокруг стола бегаю!

— Юль, ты сдурела?

— Не разговаривай со мной так!

— А как с тобой разговаривать, если ты несёшь откровенную чушь?

— Чушь, да? — Окончательно разобиделась она. — А эта мамзель, по всей видимости, никакой чуши не несёт, с ней интересно и есть о чём поговорить, да?

Арсений недовольно поджал губы и на молодую жену зыркнул. Весьма красноречиво, с явным желанием сказать что-то ей в пику.

— Представь себе. Не только о готовке и стирке!

От этих слов Юля замерла, ошарашенная. Смотрела на любимого мужа и не понимала, никак не могла осознать, как он мог сказать ей подобное. Никогда раньше не говорил, не упрекал, а сейчас вот у него вырвалось, и это показалось очень обидным. У Юли попросту руки опустились.

— А для кого я это делаю?

Арсений, видимо, понял, что сказал лишнего, что обидел, но попросить прощения он не додумался, или что-то другое ему помешало, какие-то мысли или чувство противоречия. И, в итоге, он лишь вздохнул, недовольно глянул и сказал:

— Я не то имел в виду. Перестань нагнетать. — Он на автомате обшарил карманы, судя по всему, в поисках ключей и телефона. — Всё, у меня дела. Вернусь после обеда.

— А куда ты собрался?

— Я же говорю, у меня дела.

— Сеня, твои родители уехали на весь день. Ты хочешь оставить меня одну с постояльцами?

— Юль, — нетерпеливо проговорил муж, — не в первый же раз. Ничего страшного не произойдёт. Завтрак съели, обед на плите. Если что, тебе Люба поможет.

— Просто замечательно, — проговорила Юля чуть слышно. А Арсений уже вышел за дверь, лишь рукой ей на прощание махнул.

Настроение было отвратительным, а, если совсем честно, то хотелось плакать. Юля вышла на веранду с чашкой чая, выделив себе несколько минут на отдых и обдумывание неприятного разговора с мужем, прислонилась плечом к стене. Тоже хотелось всё бросить и уехать в город, пожаловаться Милке, а потом отправиться поднимать себе настроение, как они любили делать раньше. В торговый центр, в магазины и кафе, бокал вина или кофе с коньяком были бы сейчас очень кстати. А время, между прочим, только десять утра.

Из дверей гостевого дома появилась Лана, она успела сменить узкие джинсы и яркую кофточку, в которых выходила к завтраку, на платье в стиле Мерилин Монро, и, признаться, Юля на девушку засмотрелась. Даже с приличного расстояния Лана выглядела настолько самоуверенной и, можно сказать, влюблённой в себя, что ей хотелось позавидовать. Юля уже давно себя такой не чувствовала. И новых платьев и туфель у неё давно не появлялось, ей некуда было в них ходить. То есть, столь смелые обновки считались излишеством. С некоторых пор. И вот ситуация дошла до того, что любимый муж стал восторженно рассматривать других женщин, которые излишествам были только рады.

Лана прошла по дорожке, помахала Юле рукой и вышла за калитку. Жалко, что чемодана у неё с собой не было. Юля с удовольствием отправила бы загостившуюся гостью восвояси.

В доме было тихо. В обоих домах. Тетерины разъехались по делам, гости отправились на прогулки и экскурсии, и только Юля с Любой занимались повседневными, скучными делами. Конечно, Арсений — мужчина, он попросту не задумывается о том, что помимо готовки и встречи гостей, в доме находится куча других дел. Юля лишь вздыхала, раздумывая о несправедливых словах мужа, сказанных им утром. Загрузила стиральную и посудомоечную машины, поставила вариться суп, застелила столы в гостевом доме новыми скатертями, пропылесосила. Подумала и позвонила мужу. Телефон его отключён не был, но трубку Арсений не взял. Юля ещё немного подумала, посомневалась, после чего написала ему короткое сообщение: «Не злись». И немного успокоилась, когда спустя минуту ей пришёл ответ: «Не злюсь».

В какой-то момент Юля вышла в сад, собираясь посмотреть, чем занята Люба, а вместо Любы увидела в саду мужчину. Он стоял к ней спиной, на Юлином любимом месте и смотрел на хоровод старинных церквей за рекой. Очень высокий, широкоплечий, черноволосый, в белой льняной рубашке и в светлых джинсах. Он стоял в расслабленной позе, сунув руки в карманы на джинсах, и смотрел на сверкающие купола церквей. Мужчина явно вошёл не через гостевой дом, иначе Юля непременно услышала шаги, они бы обязательно столкнулись у стойки ресепшена. Гость появился через хозяйский дом, и это всерьёз насторожило, Юля присматривалась к мужчине с тревогой. Осторожно спустилась по широким ступеням веранды в сад и направилась к нему, правда, решила, что близко подходить не станет. На всякий случай.

— Здравствуйте. Вам чем-то помочь? — поинтересовалась она.

Мужчина обернулся на её голос, и Юле пришлось практически запрокинуть голову, чтобы посмотреть в его лицо, хотя между ними было несколько шагов расстояния. Признаться, в первый момент у неё сбилось дыхание. И дело совсем не в том, что мужчина был как-то по-особенному красив или притягателен, чего-чего, а слащавой красоты в нём точно не было. Его профиль, да и тёмный взгляд были скорее хищными и даже чуть надменными. Лицо будто выбито из куска гранита — широкий лоб, высокие скулы, тяжёлый подбородок. А курчавые волосы и густые брови были иссиня-чёрными, да и сам незнакомец был непривычно для средней полосы России смугл. Словно цыган. Одним своим присутствием незнакомец внушал чувство тревоги. Он нависал над Юлей, пригвоздив её тяжёлым взглядом к земле, и становилось понятно, что отвести взгляд или попросту отвлечься от него невозможно, мужчина своей выдающейся фактурой и выраженной темнотой, что, казалось, исходила от него, занимал всё внимание, все мысли, повергая людей в растерянность. Вот и Юля замерла перед ним, вытаращившись, наверняка, совершенно неприлично, и даже нервно сглотнула. Захотелось обернуться на дом и позвать кого-нибудь. Можно даже сказать, что на помощь. Но в доме никого не было, и от этой мысли захотелось убежать.

Наверное, очень глупо будет выглядеть, если она на самом деле убежит и закроется от гостя в одной из комнат.

А мужчина, тем временем, её разглядывал. Точнее, не разглядывал, он смерил её жалостливым взглядом, как удав птичку колибри, наверное, расстроившись, что попавшейся добычи на обед точно не хватит. А Юля вдруг вспомнила, что на ней надеты старенькие джинсы и растянутая футболка с Микки Маусом, явно не тот наряд, который способен впечатлить удивительного гостя.

Нужно было что-то сказать, даже если улыбнуться не получится. Для начала снова нервно сглотнула.

— Вы хотите у нас остановиться? — спросила она, подивившись своему писклявому голосу. — Извините, я не слышала, как вы вошли. Пылесос работал.

— Ты горничная? — спросил мужчина, и Юле от его глубокого голоса захотелось присесть. То ли от страха, то ли в реверансе.

— Нет, — выпалила она.

— А кто?

— Юля! — послышался с балкона голос Любы. — Машина у калитки, приехал кто-то!

Юля невольно обернулась на голос помощницы по дому, подняла глаза к балкону второго этажа, собиралась сказать, что уже встретила гостя, но промолчала, увидев, как Люба вдруг вытаращила глаза, глядя на мужчину, а затем и вовсе торопливо перекрестилась, и скрылась за балконной дверью.

Сказать честно, от подобного поведения Юля оторопела, к мужчине повернулась, на самом деле собираясь перед ним извиниться, но, к своему удивлению, увидела на его губах усмешку. Которая, кстати, совершенно преобразила его строгое лицо.

— Вот сразу чувствуется, что домой приехал, — проговорил он. И повторил свой вопрос, обращаясь к Юле: — Так кто ты, Золушка?

После такого замечания, Юля смущённо кашлянула, одёрнула старенькую футболку.

— Меня зовут Юля Тетерина. Я здесь живу.

— Юля Тетерина? — Во взгляде мужчины проявилось любопытство. — Не помню таких Тетериных. Или папаша ещё себе дочку на стороне успел заделать, а я не в курсе?

Игнат. Это был Игнат Кудепов. И как она раньше не поняла? Наверное, он настолько её поразил своим появлением, своей внешностью, что разум на какие-то минуты отключился полностью, и Юля продолжала и продолжала на Игната таращиться.

Заставила себя сделать вдох, надеясь, что с притоком кислорода к мозгу, вернётся и способность соображать. Хоть немного.

— Я жена Сени, — пояснила она.

— Ах, ты пришлая! — Игнат обошёл Юлю по кругу, разглядывая, а на его губах всё шире расплывалась ухмылка. Он не улыбался по-доброму, не смеялся, пока Юля видела только усмешку и ухмылку с намёком на издёвку, но даже это преображало лицо Игната. Он казался мягче и привлекательнее. Она едва успела себя одёрнуть, прежде чем дать новоявленному родственнику ненужный совет: «Вам нужно чаще улыбаться!». Если бы сказала, он бы окончательно убедился в том, что она откровенная дурочка. — Братик, значит, достаточно подрос, чтобы жениться?

— Сене тридцать два, — зачем-то напомнила Юля.

— Я почти помню это. Ты знаешь, кто я? Меня зовут Игнат.

— Я догадалась, — проговорила Юля себе под нос.

— Правда? Наслышана? Родственники, наверное, живут с моим именем на устах. Особенно, в последнее время. — Он продолжал насмешничать, но хоть Юлю перестал пытать взглядом. Крутил головой по сторонам, осматриваясь. — А ничего так всё обустроили, отец постарался. — Это прозвучало почти, как похвала. Игнат снова на Юлю посмотрел. — А где все?

Она дёрнула плечом.

— Я одна. Все в город уехали.

Игнат остался к этой информации равнодушен, прошёлся по саду, Юля с напряжением за ним наблюдала. Тревога не покидала, хотя она уговаривала себя расслабиться, говорила сама себе, что ничего особо страшного не происходит. Ну, приехал он и приехал, все ждали его появления со дня на день.

— Как бизнес идёт? — спросил он вдруг.

— Вроде, неплохо, — ответила Юля. Не понимала, что ей можно говорить, а что нельзя. Была уверена, что ей всё равно достанется от родственников мужа, что бы она Игнату не сказала, даже если будет молчать, как партизан. Сам факт того, что говорила, что оставалась наедине… Послушать Тетериных, да и всех остальных, на неё теперь обязательно ляжет проклятие. — Вы хотели поговорить с Николаем Васильевичем?

Он на неё посмотрел.

— Не то что бы прямо хотел, — проговорил Игнат, — но, думаю, надо. В конце концов, десять лет не виделись, пора подпортить старику настроение.

— Зря вы так, — вырвалось у Юли. — Он ведь, на самом деле, не молодеет. У Николая Васильевича давление скачет.

— Ещё скажи, что он сердечник. С удивлением посмотрю его рентгеновский снимок и обнаружу там сердце на положенном ему месте.

Ответом Юля осталась недовольна, степень ехидства Игната говорила о том, что впереди всех ожидает череда скандалов. Но не могла же она его выгнать? Во-первых, у неё не хватило бы на это смелости и сил, а, во-вторых, она не знала, как было бы правильно поступить. На случай появления Игната в их доме её никто не инструктировал. Но в дом его приглашать всё же не стоило. Поэтому Юля указала рукой на беседку под яблонями.

— Вы присаживайтесь. Я принесу вам чай.

— Чай? — Игнат, кажется, не на шутку удивился. Но отказываться не стал, снова к Юле присмотрелся. — Ну, неси чай.

Пока Юля заваривала чай для Игната, без конца посматривала в окно. Видела, что гость снова стоит и смотрит на купола, потом всё же прошёл в беседку и присел за стол. Думал о чём-то, вроде как хмурился.

— Что делается, что делается, — запричитала Люба, вбегая в кухню. Женщина казалась взволнованной и запыхавшейся. — Игнат приехал!

— Не понимаю, чему ты удивляешься, — нервно проговорила Юля. — Ты же сама говорила, что он обязательно приедет.

— Да, говорила. Но вот он приехал! Чёрт его принёс.

Юля кинула на помощницу укоризненный взгляд.

— Зачем вы все так говорите? Это неправильно, и даже неприлично. Человек не виноват, что у него такой цвет кожи. В этом нет ничего особенного, в конце концов.

— Как же, нету, — передразнила её Люба. — Когда ни одного мужика похожего в округе нету, а тут такое родилось. Сам чёрт!

— Странная логика, — не утерпела Юля. — Если ни одного такого мужчины в округе не было, то с кем его мать Николаю Васильевичу, по-вашему, изменить могла?

Люба застыла в лёгкой растерянности, но затем открыла рот, а Юля её прервала, уже зная, что сейчас снова начнутся деревенские басни про чёрта. Взяла поднос с фарфоровым чайником, чашками, вазочкой с вареньем и румяными плюшками.

— Мне нужно подать чай, — оповестила она Любу. Из кухни вышла, не обернулась, но знала, что Люба прильнула к окну, с жадностью наблюдая за происходящим.

— Ого, — проговорил Игнат, увидев поднос и, по всей видимости, не на шутку впечатлённый. — Никогда меня так в этом доме не угощали. Точнее, вообще, никогда не угощали.

Стало неловко, Юля аккуратно поставила поднос на стол и подала Игнату чашку. Он протянул за ней руку, а у неё от испуга всё внутри сжалось. Но она выдержала, руку не отдёрнула. Чем, наверное, произвела впечатление.

— Ты ведь не местная, я прав? — спросил Игнат, наблюдая за Юлей.

— Я городская, — согласно кивнула Юля. Присела напротив, налила и себе чай, стараясь не встречаться с Игнатом взглядом. Не потому, что не хотела, а потому что тьма в его глазах, казалось, окутывала и затягивала в какой-то омут.

— И зачем же городская девчонка за деревенского простака замуж выскочила? Кстати, сколько вы женаты?

— Два года.

— Немного.

— И вы не правы, Сеня не простачок.

Игнат пил чай из фарфоровой чашки, и она казалась несуразно маленькой и невесомой в его огромной ладони. Вот на чашку Юля и предпочитала смотреть, стесняясь поднять глаза к тёмному лицу.

— Думаю, придётся изменить своё мнение. Ума хватило найти в жёны хозяйственную городскую девушку. Или ему просто повезло?

— Понятия не имею. Вы будете ждать Николая Васильевича?

— Не знаю. А когда он вернётся?

Юля лишь пожала плечами.

— Они с Алевтиной Ивановной в город ещё утром уехали. Сказали, что по делам, но, наверняка, заедут к Лере.

— Лерка в город перебралась?

— Она живёт там с мужем.

Игнат качнул головой и даже языком прищёлкнул.

— Какие перемены. У всех жизнь ключом бьёт.

Они помолчали, Юля нервно ёрзала на лавке, не зная, что сказать, а Игнат, кажется, задумался о чём-то. На дома смотрел.

— Примите мои соболезнования, — вдруг ляпнула Юля. Игнат перевёл на неё прямой, непонимающий взгляд.

— По поводу чего?

— По поводу смерти прабабушки. У вас, как я понимаю, были хорошие отношения.

Игнат вдруг улыбнулся.

— Баба Клава была что надо. Бойкая такая старушка, волевая. Одна меня за проделки в детстве не ругала. Мать за ремень хватается, а она конфеты в карман суёт. Жалко, что померла.

— Вы с ней тоже не общались?

— Почему? Мать в город её привозила, недели за две до того, как она упала. Неожиданно всё случилось.

— Да, — согласилась Юля. И призналась: — Она мне нравилась.

— Серьёзно? Обычно она никому не нравилась. Они с отцом терпеть друг друга не могли, сколько себя помню, так и было. Алевтина её сварливой старухой звала. А у бабки просто характер был. Ну да, не божий одуванчик, кремень настоящий. Таких сейчас не делают.

— Вам достался большой дом, — осторожно заметила Юля.

Игнат красноречиво выпятил нижнюю губу. Она была пухлой, и без того привлекала внимание, а сейчас Юля и вовсе на неё уставилась. Хорошо хоть Игнат потянулся за плюшкой и начал жевать. А в ответ на её слова безразлично пожал плечами.

— Можно открыть там музей. Всяких побрякушек и картин для этого у бабы Клавы хватит.

Юля моргнула в лёгкой растерянности, не зная, насколько серьёзно относиться к его словам.

— Вы могли бы продать этот дом. Он стоит больших денег, самый центр, историческая часть города…

— Мне не нужны деньги, — легко отозвался Игнат. Уставился на недоеденную плюшку в своей руке. — Вкусно, — сообщил он в некотором удивлении. — Алевтина пекла?

— Нет, я.

Он удивлённо вздёрнул брови.

— Ты ещё и печёшь?

— Я, можно сказать, работаю тут поваром.

— Судя по всему, не только поваром, — заметил он, явно намекая на её неряшливый наряд для уборки.

Пришлось скромно улыбнуться и пояснить:

— Семейный бизнес.

Игнат жевал плюшку, запил её чаем, а сам всё смотрел на Юлю. От его настырного взгляда хотелось раствориться в воздухе.

— У Тетериных нет семьи, кроме Тетериных, — сказал он в конце концов. — Запомни это. Ты им не семья. Как и я, впрочем.

От его слов Юлю будто ледяной водой изнутри окатили. Она смотрела на Игната и не знала, что сказать ему в ответ. Как поспорить, какие аргументы привести о том, что он не прав. А Игнат вдруг поднялся, выдал сдержанную улыбку.

— Ладно, познакомились, и хорошо. Я даже рад, что никого из любимых родственников не застал. Что-то нисколько не соскучился. Думаю, они по мне тоже. Но ты привет им передавай. Хорошо?

Юля тоже поднялась, чувствуя себя ученицей за партой.

— Хорошо.

Игнат снова смерил её особенным взглядом, едва заметно усмехнулся каким-то своим мыслям, потом потянулся и взял с тарелки ещё одну плюшку. А Юле сказал на прощание:

— Пока, Золушка.