Мама на Рождество

Екатерина Орлова, 2023

– Папочка, – шепчет Милли, взбираясь ко мне на колени. – Смотри, наша мама танцует с другим дядей. Пойди ударь его.– Милли, я не дерусь с мужчинами, которые танцуют с женщинами. К тому же, она не «наша» мама.– Так пусть ею будет! Я сегодня напишу новое письмо Санте. Пускай забирает кукольный домик и сделает Эйку моей новой мамой.Закатываю глаза и пытаюсь не рычать от злости. Как вот ее разубедить? Как, нахрен, себя убедить теперь, что я ее не хочу?Утром Эрика Коулман бесила меня. Вечером привлекла. А теперь я хочу ее до зубовного скрежета. Это какая-то ненормальная реакция организма. Но она сама виновата во всем этом. Потому что бросала на меня эти многозначительные взгляды. Улыбалась другим мужчинам, танцевала, демонстрируя чулки. Чертова Эрика!–Немного нелогичная героиня, чертовски влюбленный пилот и забавная маленькая девочка.Без драмы! Легкая рождественская история

Мама на Рождество

Глава 1

Киллиан

— Благодарю, миссис Торн.

Няня моей дочки вежливо улыбается и кивает.

— Счастливого Рождества, мистер Томас, — отвечает она и выходит из дома.

Я разворачиваюсь и сталкиваюсь взглядами с Милли, которая, прижимая к себе своего старого медведя по имени Гризли, смотрит на меня, склонив голову набок. Ее волосы слегка растрепались и теперь комично торчат в стороны.

— Ну что, Панда? Чем займемся? — спрашиваю присев.

Я называю так свою дочь, потому что в три года она заявила, что будет пандой, когда вырастет. И заставляла меня так называть ее. Сейчас, в свои пять, Милли в полной мере осознала свою выгоду быть девочкой, папиной принцессой, так что больше не сравнивает себя с медведем, но прозвище прижилось.

— Разбирать подарки, — она кивает в сторону стоящей в углу елки.

— Рановато еще для подарков, Рождество не наступило.

— А когда наступит?

— Через пару дней.

— Тогда зачем там сейчас лежат подарки?

— Санта принес их заранее.

— Зачем?

Я вздыхаю, потому что вот этот поток вопросов всегда ставит меня в тупик. И, если еще на такие банальные, как «Почему небо голубое?», я могу ответить, то про Санту что-то совсем растерялся.

— Это просто коробочки, они пока еще без подарков.

И правда, нахрена я набросал подарки заранее?

— Тогда почему тяжелые?

— А там… гири.

— Как у тебя в спортзале?

— Да, — облегченно выдыхаю, когда Милли сама начинает подсказывать ответы.

— А зачем они там?

Хочется ругнуться, но при ребенке нельзя. И так всегда, когда я возвращаюсь из длительных рейсовых командировок. Я настолько привыкаю там общаться без ограничений, что потом сложно перестроиться дома. Сейчас снова ругательство щекочет кончик языка, но я держу себя в руках.

— Не знаю. Слушай, нам нужно в торговый центр.

— А зачем? — задает она любимый вопрос, но я уже вижу ее интерес, загоревшийся в глазах.

— Нужно купить подарок дяде Фреду.

— Мы купим ему мягкую игрушку? — загорается она и начинает хлопать в ладоши, а я прикрываю глаза и еще раз выдыхаю. Кажется, на этот раз пронесло от углубления в тему гантелей в подарочных коробках. — Я буду выбирать, ладно?

Милли продолжает перебирать варианты подарков для Фреда Коулмана, пока я несу ее в спальню принцессы, чтобы расчесать и заплести ее любимые хвостики. Потом переодеваю дочку и усаживаю у себя в спальне смотреть мультики, пока сам быстро принимаю душ и меняю форму пилота на свободный свитер и джинсы.

— Папочка, от тебя вкусно пахнет, — заявляет Милли, когда я появляюсь из ванной.

— Спасибо, детка, — улыбаюсь своему маленькому критику и прохожу в гардероб, чтобы надеть часы и браслет на запястье.

— Ну как? Готова?

— Ага.

Милли бодро спрыгивает с моей кровати, не откладывая медведя, и несется к лестнице, шурша утепленными штанами. Ее задорные хвостики подпрыгивают в такт движениям. Я улыбаюсь еще шире. За эти две недели я так чертовски соскучился по дочери.

— Папочка, только я не доела свою кашу, — огорошивает она меня как раз перед тем, как мы собираемся обуться.

— Давай променяем кашу на… скажем, пиццу.

— Ура! Пицца! — радостно восклицает она, а потом хмурится. — Но миссис Торн сказала, что я должна каждое утро съедать не меньше десяти ложек, иначе не вырасту. А я не могу быть всегда такой маленькой, потому что тогда я никогда не достану до шкафа со сладостями.

Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться.

— А сколько ложек ты съела?

Она начинает загибать пальчики, деловито бубня себе под нос и хмурясь. Я с умилением наблюдаю за сложными подсчетами.

— Пятнадцать тридцать восемь! — выдает она с гордостью, а я, уже не скрываясь, смеюсь.

— Это больше десяти.

— Правда? — с сомнением в голосе спрашивает она.

— Точно больше.

— Ну я все равно съем еще две, — Милли разворачивается и бежит на кухню. — Ты только без меня не уходи! Ты же сам подарок не выберешь!

— Каша уже остыла. Может, подогреть?

— Нет! — выкрикивает дочка из кухни, а я качаю головой.

Достаю из шкафа свои ботинки, сапожки Милли, перекладываю кошелек из форменной куртки в повседневную, и в этот момент слышу стук в дверь. Распахиваю ее и замираю. На пороге, широко улыбаясь и, как всегда, выглядя роскошно, стоит моя жена.

— Алекса, — приветствую ее сухо.

— Привет, Кил. Как дела? — она пытается заглянуть за мое плечо, но я закрываю собой весь дверной проем. — Могу я увидеть Милли? Я привезла ей подарок на Рождество, — она поднимает повыше небольшую коробку.

— Не можешь. Подарок оставляй, я поставлю под елку. Опять на Рождество уезжаешь?

— Да, — тянет она неуверенно, дергая бант на коробке. — У меня выступление.

— Мгм, — коротко отвечаю, снова злясь на нее. Надо же, два года прошло с момента, когда я вытравил Алексу из нашей с дочкой жизни, а все равно еще неприятно ноет в груди, когда она в который раз предпочитает работу семье.

— Слушай, я завтра улетаю, хотела бы увидеться с дочкой.

— Надо было прийти за час до отлета. Тогда бы тебе не пришлось придумывать отговорки, почему ты должна быстро ретироваться.

— Ты несправедлив ко мне.

— Это я говорю, еще и накинув сверху небольшой кредит доверия.

— Какой же ты…

— Кто? — прерываю ее. Этот разговор начинает меня утомлять.

— Говнюк, — бросает она резко, превращаясь в привычную мне Алексу с острым языком. — Передавай привет Милли, — цедит сквозь зубы, всовывает мне в руки коробку и, развернувшись на высоких каблуках, спускается с крыльца.

Когда-то этот дом планировался как семейное гнездышко. Отец предупреждал меня, что Алекса и «гнездышко» — это полярные понятия. Но я не прислушался. Я тогда был чертовски сильно влюблен в певицу из бара, и мне казалось, что с ней я могу быть счастлив. Потом я думал, что после рождения ребенка она обязательно бросит карьеру и осядет дома. Дальше мы ругались, потому что я не имел права требовать оставить мечту, потому что так хочу. Она ведь не требовала от меня бросить мою. Что ж, я посчитал претензии справедливыми и оставил ее в покое. А затем она объявила, что нам нужно переехать в столицу штата — Мадисон. Якобы там для ее и моей карьеры лучшие условия. А то, что наша дочь не будет видеть залив Грин каждый день из окна и расти в уютном городке, ее совсем не интересовало.

Я не хотел возвращаться в Мадисон. Я учился в этом городе, прожил немало веселых часов, тусуясь в друзьями и шляясь ночами по барам. Но я не хотел, чтобы единственной ценностью моей Милли стали деньги и увеселения, как это случилось с ее мамой. С которой я, кстати, познакомился в одном из баров Мадисона. Мне хотелось, чтобы Милли росла недалеко от бабушки с дедушкой, чтобы каждый день созерцала красоту природы. Именно поэтому я купил дом в Маринетт, на берегу залива Грин озера Мичиган.

Милли в восторге от своей жизни. Она обожает свою будущую школу, свою добрейшую няню, своих дедушку с бабушкой, у которых остается довольно часто, когда я уезжаю в командировки. Она любит смотреть на озеро, летом вместе со мной или с дедушкой рыбачить, ловить бабочек и собирать цветы. Милли — это ребенок природы, и я хочу, чтобы так оставалось как можно дольше. Она счастлива здесь.

Уход Алексы стал для дочки огромным потрясением. Она ночами плакала, звала мамочку. Моя жена не подумала о том, с кем будет оставлять дочку, если бы мы переехали. Я часто бываю в командировках, она почти каждую ночь в барах и клубах. Алекса надеялась, что моя мама бросит отца, работу и свой дом, чтобы присматривать за внучкой в городе, и сильно удивилась, когда ей было отказано, как она выразилась, «в такой малости».

Иногда мой отец называет меня упертым ослом, который, возможно, должен был согласиться на переезд, но временами он все же соглашается с моим решением.

То, что дочь не нужна Алексе, я понял через неделю после ее отъезда в Мадисон. Тогда я должен был ехать в командировку и позвонил жене, чтобы она забрала к себе Милли, но та, сославшись на плотный график выступлений, отказалась. Впервые навестить дочь Алекса приехала через полгода после отъезда. Милли была несказанно счастлива снова встретиться со своей мамочкой. Но та пробыла дома не больше получаса, а потом снова засобиралась назад. Дочка никак не могла взять в толк, почему не может поехать с мамой, и почему мама с ней практически не побыла. И, конечно, пару ночей перед сном плакала до икоты и снова звала маму.

Тогда я и возненавидел женщину, которую когда-то любил до беспамятства. Алекса еще пару раз пыталась уговорить меня переехать с ней, заверяла в том, как сильно любит нас и скучает. А потом мы с Милли приехали в город, чтобы провести выходные с ее мамой, но Алекса выкроила для нас всего пару часов в своем плотном графике. Я выдержал тот уикенд только ради дочери. Но с тех пор я практически не подпускаю жену к нашей малышке. Еще один такой стресс мог бы ее сломить. Милли, словно почувствовав мой настрой, не спрашивает о маме, я о ней тоже не говорю.

— Папочка! — выкрикивает Милли за моей спиной, и я разворачиваюсь посмотреть на нее. — Я съела всю кашу.

— Всю-всю? — спрашиваю, закрывая дверь.

— До капельки! — с гордостью выдает моя красавица, тряхнув головой. — А что это у тебя?

— Это… м-м-м… — чешу затылок в поисках правильного ответа, а потом откладываю коробку на комод. — Это принесли еще одну коробку.

— С гантелями? — деловито спрашивает Милли, поставив руки в боки, при этом зажав под подмышкой многострадального медведя.

— Именно! — восклицаю, щелкнув пальцами. — Готова ехать?

— Да!

— Тогда обуваемся.