Мама на Рождество

Екатерина Орлова, 2023

– Папочка, – шепчет Милли, взбираясь ко мне на колени. – Смотри, наша мама танцует с другим дядей. Пойди ударь его.– Милли, я не дерусь с мужчинами, которые танцуют с женщинами. К тому же, она не «наша» мама.– Так пусть ею будет! Я сегодня напишу новое письмо Санте. Пускай забирает кукольный домик и сделает Эйку моей новой мамой.Закатываю глаза и пытаюсь не рычать от злости. Как вот ее разубедить? Как, нахрен, себя убедить теперь, что я ее не хочу?Утром Эрика Коулман бесила меня. Вечером привлекла. А теперь я хочу ее до зубовного скрежета. Это какая-то ненормальная реакция организма. Но она сама виновата во всем этом. Потому что бросала на меня эти многозначительные взгляды. Улыбалась другим мужчинам, танцевала, демонстрируя чулки. Чертова Эрика!–Немного нелогичная героиня, чертовски влюбленный пилот и забавная маленькая девочка.Без драмы! Легкая рождественская история

Глава 3

Киллиан

Эта сучка смотрит на меня глазами, полными гнева. Какова дрянь, а? Украла моего ребенка, пока я расплачивался в кафе, а теперь еще и смеет злиться.

Отодвигаю Милли себе за спину и взглядом разрываю дамочку на куски. Стараюсь не замечать ее красоты, потому что она сбивает с толку. Не модель, но есть в ней что-то притягательное. И сиськи нормальные такие. Эх, надо найти кого-то потрахаться. У меня так давно не было секса, что я готов наброситься на киднеппера.

— Пошли, — рычу я, снова схватив ее за локоть, а потом тащу к охране.

— Куда? Эй, отпусти меня! — возмущается она. — Куда ты меня тащишь? Пусти, ненормальный!

— Ты украла ребенка и хочешь свалить? Ни хрена не выйдет!

— Кого я украла?! Эй! Девочка потерялась!

— Девочка ждала отца возле кафе, потому что внутри ей было жарко!

— А не надо оставлять маленького ребенка без присмотра! Придурок!

Почему меня, нахрен, заводит то, как она брыкается?! И глазищами своими в меня сверкает, готовая испепелить. Губы эти пухлые надувает и тычет в меня пальцем с прозрачным лаком на ногте. И пахнет она…

Вот черт! Она же выкрала Милли!

Встряхиваю ее, а заодно и себя, чтобы не сделать какой-нибудь глупости.

— Папочка, я хочу пи-пи, — тоненьким голоском тянет дочка, а я чертыхаюсь про себя.

— Сейчас, Панда, отдадим эту мисс охранникам, и я отведу тебя в туалет.

— Она тоже потерялась? — спрашивает Милли, хватая меня за указательный палец еще крепче.

— Ага, в дебрях уголовного мира, — цежу сквозь зубы.

— А что она сделала? — не успокаивается дочка.

— Тебя украла.

— Она меня не крала. Я пошла посмотреть на медведя и потерялась.

Я резко останавливаюсь и опускаю взгляд на дочку.

— На какого медведя? — прищуриваюсь.

— Там медведь конфеты раздавал, и я пошла за ним, — Милли прижимает к себе свою потрепанную игрушку и виновато смотрит на меня.

— А я что тебе говорил?

— Эй, может, отпустишь меня? — раздается слева. — Видишь, никого я не пыталась украсть!

— Тихо! — рявкаю на девушку и снова смотрю на дочь. — Что было дальше?

— Дальше я потерялась. Прости, — она покаянно опускает голову.

— Смотри мне в глаза, Милли, — приказываю строго.

— Не разговаривай так с ребенком! — снова встревает блондинка, которую я все еще держу за локоть. — И вообще к ребенку надо присаживаться, когда обращаешься к нему, а, тем более, ругаешь. Ей же страшно!

— Не лезь не в свое дело!

— Пф, — фыркает она и вздергивает подбородок.

— Я пошла, — возобновляет свой рассказ дочка, — но медведь уходил дальше. Я бежала за ним, но люди толкались, и я не успела. А она, — Милли кивает на несостоявшуюся преступницу, — взяла меня за руку и повела к охране, а тут ты пришел и спас меня.

— Ладно. Больше так не делай, хорошо?

— Мгм. А мы найдем медведя?

Ничего не ответив дочке, я перевожу взгляд на девушку.

— Убедился?

— Ни хрена подобного.

— Не ругайся при ребенке.

— Ты меня еще будешь учить воспитывать дочь? — я прищуриваюсь, впиваясь взглядом в эту фурию.

Но не успеваю и слова сказать, как ладошка Милли соскальзывает с моего пальца, и через секунду дочка скрывается в толпе с криком «Вон тот медведь, папочка!»

Конечно, я бросаю девушку и мчусь за дочкой, расталкивая людей и сто раз произнося слова извинения. Подхватываю свою егозу и поднимаю вверх.

— Милли! Больше так не делай!

— Но он же уйдет! — канючит она.

— Мы и без него можем купить конфеты.

— Вкусные, как у него? — тут же переключается она на меня, и кладет ладошки на мои щеки, чтобы я посмотрел на нее.

— Еще вкуснее.

— Ура! Тогда идем за конфетами!

Я поворачиваю голову и осматриваю то место, где мы были до диверсии Милли. Конечно, девушка не стала дожидаться своей казни и сбежала. Я бы тоже так поступил. Вроде и ребенок нашелся, и я избавлен от волокиты с преступницей, а раздражение все равно не проходит. Найти бы ее и упечь за решетку. Кто знает, скольких детей она успела украсть.

Остаток дня мы с Милли проводим в торговом центре и сражаемся за каждую игрушку в детском отделе, где я пытаюсь прилично одеть ее к юбилею моего наставника, но ей все трет, жмет и чешется. В конце концов я нехотя соглашаюсь на колготки цвета конфеты в бело-красную полоску, синее платье и белые крылышки феи. Даже я понимаю, что отдельные элементы ее наряда совершенно не сочетаются между собой, зато у Милли отличное настроение, а у меня минус одна задача.

Купив подарок Фреду Коулману, мы с дочкой возвращаемся домой. До начала вечеринки у нас есть немного времени отдохнуть, так что я укладываю уставшую Милли в кровать и сам ложусь подремать. Но стоит мне закрыть глаза, за веками тут же всплывают те яркие глаза и пухлые губы. Картинки одна горячее другой. По телу горячей волной прокатывается возбуждение, и я со стоном переворачиваюсь на живот, втыкаясь твердым членом в матрас. Мычу от разочарования, что это не горячее влажное тепло какой-нибудь красотки.

Уснуть так и не получается, так что я поднимаюсь, принимаю горячий душ. Очень горячий. Вообще душ — это единственное горячее, что сейчас есть в моей жизни. Ну, и фантазии о той блондинке, будь она неладна. Наверное, она все же не пыталась украсть Милли, слишком уж моя дочь была спокойна. Да и вряд ли девушка так спокойно шла бы с ребенком между людей, скорее всего, она бы торопилась. Или моя вторая голова — та, что пониже пояса, — сейчас превалирует над верхней и пытается найти любое оправдание поведению блондинки, только бы не вычеркивать ее из фантазий.

Кормлю проснувшуюся Милли, мою ее, и мы собираемся. Когда дочка уже полностью одета в свой наряд, я улыбаюсь, глядя в ее счастливое личико.

— Папочка, а ты знаешь, что я нарисовала для Санты? Что я загадала в своем письме?

Каждый год моя дочь, которая еще не умеет толком писать, рисует Санте письмо. Она считает, что он уже плохо видит, потому что старый, и не сможет разобрать написанные ею слова. В этом году она нарисовала принцессу. Я подумал, что Милли хочет новую куклу и, конечно, уже купил ее. Но она удивляет.

— Я попросила новую маму.

Я вздрагиваю, вспоминая, что волосы у нарисованной принцессы были светлые, а глаза голубые, в то время как Алекса — мама Милли — брюнетка с карими глазами. А вот несостоявшийся киднеппер… Черт. Мне приходится отвернуться от дочери и слегка поправить неудобство в костюмных брюках.

Разворачиваюсь и присаживаюсь напротив дочки на корточки.

— А зачем тебе новая мама, Панда?

— У каждой панды есть мама, и у меня должна быть!

— Но у тебя же есть.

— Хочу новую, — хмурится Милли. — Чтобы была со мной каждый день. Чтобы кормила собаку, которую ты мне подаришь. Чтобы плела мне косички и готовила вкусную кашу.

— Я думал, миссис Торн готовит вкусную.

— Я ем, потому что жалею ее, — шепчет Милли, а я прокашливаюсь, чтобы не засмеяться.

— Папочка, я хочу новую маму. Старая приходит совсем на чуть-чуть, она даже не до конца выслушивает историю Гризли, отдает мне какую-то уродливую игрушку и уходит.

Насчет уродливых игрушек это правда. Милли ненавидит зайцев. Никаких. И кроликов. А Алекса, словно издеваясь, каждый раз тащит ей именно такие игрушки. У нас в гараже даже есть «кладбище» плюшевых зайцев. После Рождества мы с Милли собрались поехать в детский онкологический центр, чтобы подарить этих зайцев малышам, вынужденным провести праздники в больнице.

— Я не думаю, что Санта дарит живых мам на Рождество, — начинаю мягко, чтобы подвести Милли к тому, что хочу сказать, но она топает ножкой в лаковых туфельках.

— А мне подарит!

— Ладно, — сдаюсь, — понял. Поехали.

Подхватываю дочку на руки, целую сладкую щечку и несу вниз, чтобы переобуть из туфелек в сапожки, одеться и ехать на день рождения Фреда. Я договорился с родителями, что через пару часов они заберут Милли, потому что она наверняка устанет от праздника, а на следующий день я за ней заеду. В этом был еще один плюс. Я, конечно, не рассчитываю на юбилее своего наставника найти какую-нибудь красотку и затащить ее к себе в постель. Но после праздника можно завалиться в бар, а там уже найти ту, с которой я смогу развлечься по-взрослому.

К ресторану мы подъезжаем с небольшим опозданием, потому что Милли никак не могла выбрать между двумя парами обуви, отказывалась оставлять Гризли дома, а еще требовала заплести ей косы — то, чему я так и не научился за пять лет.

Выхожу из такси, с другой стороны открываю дверь Милли, но не успеваю достать дочку из машины, как слева от меня мелькает светлое пятно. Поворачиваю голову и едва успеваю выставить вперед руки, как прямо в них падает девушка, взмахнув светлыми локонами и хлестнув меня ими по лицу.

— Ой, простите, — испуганно бормочет она, поднимая голову.

— Ты? — произношу я, впиваясь взглядом в ее испуганное лицо.

— Ты? — одновременно со мной произносит дневной киднеппер.