Зов Морского царя

Екатерина Неволина, 2013

Гусли Садко – сильнейший артефакт, обладающий магическим влиянием на своих слушателей. Добраться до него мечтают многие, но команда «Русичей» в своем расследовании всегда оказывается на шаг впереди соперников. Все меняется, когда подозрения ребят подтверждаются и они наконец выясняют, кто предатель, пустивший их по следу врага. По его вине они не раз оказывались на волосок от гибели. Глеб понимает, что теперь они в западне, выбраться невредимыми из которой практически невозможно.

Глава 1

Занимательное чтиво

На море бушевал шторм. Корабль стонал, словно человек, страдающий от невыносимой боли. Да и немудрено. Словно кости, трещала его палуба, обвисшей кожей трепались на свирепом ветру порванные паруса, а сломанные мачты походили на выступавшие из мертвого тела ребра. Корабль умирал и корчился в своей предсмертной муке. Буря терзала его, разрывала на части и в то же время никак не могла сдвинуть с места. Он застыл, словно накрепко привязанный к чему-то на дне добротной пеньковой веревкой, сплетенной лучшими новгородскими мастерами.

Люди, сгрудившиеся на палубе, просоленные, усталые и сами едва живые, уже не пытались ни натягивать снасти, ни браться за весла. Теперь ни у кого из них не оставалось сомнений: сам Царь морской гневается на них и требует себе искупительную жертву.

Был среди людей высокий да статный купец в богатой, затканной золотым шитьем одежде. На него и поглядывали сейчас остальные — кто с надеждой, кто с ненавистью.

— Садко-купец, — прошептал один из моряков, сплевывая на ходящую ходуном палубу. — Вот те крест, из-за него беду терпим! Давно ли был в Новгороде последним, спасибо говорил, когда за столом чарку наливали, а теперь, как разбогател, зазнался, сам черт морской ему не брат!

Его товарищ, уже немолодой, с просмоленной жиденькой бородкой, быстро взглянул из-за плеча, не слышат ли, и покачал головой:

— Ты, Ярун-то, потише. Морской царь головы требует, вот Садко-то твоей головушкой и расплатится.

— На чужом горбу в рай не въедешь, — снова сплюнул моряк. — Море — оно справедливость любит. Помяни мое слово, даром наш гусляр не отделается! Заплатит-таки гордец за все, что с него причитается!

Словно в подтверждение его слов корабль снова душераздирающе заскрипел, будто завопили от боли и страха сразу сотни глоток. Люди зашумели, еще сильнее заволновались. То тут, то там все яснее звучало страшное слово:

— Жертва! Жертва!

Словно шторм, нарастал людской гул.

Человек в расшитом кафтане медленно оглядел толпу. Его лицо блестело от морской воды, а волосы прядями прилипли к высокому лбу, и все же чувствовалось в нем некое благородство, словно была на этом человеке особая печать.

— Жертву, говорите, надобно?! — спросил он зычным голосом, перекрывающим вой ветра. — Кто сказал «жертву»? Ну, подходи, кто смелый!

Молчит дружина, притихли матросы. Страшно пасть жертвой жестокой бури, но там, возможно, есть еще шанс спастись, а подвернуться под руку разгневанному Садко никто не хочет. Наконец, вышел из толпы один старичок. Идет, качается, за снасти цепляется, еле-еле на ногах держится.

Предстал он перед купцом, поклонился и говорит:

— Не вели казнить, именитый гость^[2], вели слово молвить! Стар я, нечего мне терять, а потому не боюсь уж твоего гнева. Разве не видишь сам, что осерчал на нас Морской царь. Не двигается наш корабль с места, сколько усилий ни прилагаем. Уж и вино в воду лили, и злато-серебро бросали — без толку. Хочет Владыка головы человеческой.

— Что же ты такое, пес паршивый, болтаешь! — поднял было Садко руку, чтобы проучить стоящего перед ним человека за дерзкие слова, да и опустил: не годится старца бить.

— Нужно кинуть жребий, — продолжал тем временем старик. — Чей жребий быстрее других утонет, тот в жертву Морскому царю и потребен.

— Отродясь ему не кланялся и кланяться не стану! — ответил Садко гордо, и в тот же миг в небе полыхнула молния, словно небесный карающий меч.

Забегали, заголосили люди, а старик упал на колени, ухватившись за полы златотканого кафтана.

— Пожалей, Садко, если не себя, то наших сыновей да жен, что на берегу дожидаются! Поклонись Морскому царю, чай не каменный, не развалишься.

Скрипнул зубами купец, да делать нечего.

— Ладно, — махнул он рукой, — бросим в море каждый свой жребий, и первым кинул в воду свою шапку.

Тут же пошла шапка ко дну, словно была сделана не из мягких невесомых шкур, а из тяжелого свинца.

Посмотрел Садко на это и покачал головой:

— Неправильный это жребий. Кинем еще раз. Теперь судить будем по тому, какой жребий последним на волнах останется.

Бросили снова. На этот раз отвязал он от пояса меч и кинул его в море. И снова чудо — легкие деревянные щепки, что бросили дружинники или матросы, тут же ко дну пошли, а тяжелый меч на волнах качается.

Вздохнул купец.

— Видно, такова моя доля.

Взял он свои верные гусли, а более ничего, перекрестился и прыгнул в море.

И как только сделал он это, замерла страшная буря, и, покачнувшись, вновь поплыл корабль, все дальше и дальше уходя от того места, где остался Садко, примостившийся на тонкой доске, случайно подаренной ему морем.

Когда изрядно потрепанный бурей корабль скрылся за горизонтом, небо и вовсе просветлело, разошлись тучи и выглянуло солнце.

Осмотрелся Садко вокруг. Куда ни глянь — синь да синь. То небесная, то морская. А на горизонте небо с морем и вовсе мешаются, словно две сестры, прильнувшие друг к другу в тесном объятии.

Улыбнулся купец, вспомнив те времена, когда он, простой гусляр, ходил на берег Ильмень-озера и подолгу играл там на своих чудесных гуслях так, что его сам Царь морской заслушивался.

Тронул он струны гуслей, и поплыла над морем дивная мелодия. Звенящая, как ручеек, мощная, как шум горного водопада. И было в ней все на свете — и первый лучик едва пробудившегося солнца, и горячий шепот влюбленного юноши, и тепло первого погожего дня… Так хороша была эта чудесная мелодия, что даже ветер затих, заслушавшись, а поверхность моря стала гладкая, словно шелк.

Великой силой обладали те гусли…

— Великой силой обладали те гусли… — Александра подняла взгляд от книги и пожала плечами. — Вообще-то очень странная версия. Впервые такую вижу. Обычно гусли Садко не считаются волшебными, а былина повествует о том, как бывший гусляр, а ныне купец попал на дно, где играл перед Морским царем, а тот, чтобы наградить музыканта, велел ему выбрать жену из морских царевен.

— Доводилось читать, — согласился Ян, устроившийся на подлокотнике ее кресла. — Там еще было про то, что Морской царь долго этого самого Садко запугивал. Говорил, что, мол, или съест его, или сожжет, или женит. Уж не знаю, что страшнее.

— Только твои шутки, — отрезала девушка.

Динка, наблюдавшая за их пикировкой с дивана, чуть заметно улыбнулась. Ян понравился ей сразу, но теперь он, похоже, приносит настоящую пользу, потихоньку размораживая Александру. Его постоянные провокации, как ни странно, шли только на пользу, и Саша все больше напоминала живого человека, а не ледяную скульптуру или хладнокровную русалку. Кстати, а ведь ее, кажется, когда-то тоже выловили из моря…

— И еще один момент, — снова задумчиво сказала Саша, — Садко долгое время простой гусляр. Свой дар он получает после первой встречи с Морским царем. Тогда Садко, еще не ставший купцом, бродил по берегу реки, напевая свои песни, и так пленил Морского царя, что тот выплыл из пучин и пообещал Садко помощь. Но, мне кажется, дело не только в этом. Именно после той встречи песни гусляра стали обладать особенной силой. Что, если Морской царь отдал человеку гусли?

— Интересная версия, — кивнул Глеб. — Ну а дальше-то что?

Ему, как главе их маленького отряда, положено быть серьезным и, если что, одергивать наиболее увлекшихся членов команды. Динка на него не сердилась. Глеб, как и Ян, был стопроцентно своим.

* * *

Долго играл Садко, пока не иссякли силы, а потом, обессиленный, заснул.

Проснулся он уже на дне морском, где высился прекрасный перламутровый дворец Морского царя.

Сам царь, с густой седой бородой, в которой запутались ракушки, сидел на высоком коралловом троне.

Поклонился ему Садко, а Морской царь и говорит:

— Много ты, Садко, по морю плавал, меня подарками не уваживал, а теперь сам прибыл мне в подарочек. Скажи теперь, казнить тебя или миловать.

— Все в твоей воле, — ответил Садко, — только позволь мне прежде сыграть на гуслях. Может статься, в последний раз.

Заиграл Садко веселую плясовую. И такова оказалась сила волшебных звуков, что весь дворец пустился в пляс. Не выдержал сам суровый Морской царь. Соскочил он со своего трона и пошел в присядку. Уж он плясал так, что все вокруг ходуном ходило. А волны на море поднимались с гору, много кораблей затонуло тогда.

Три дня играл Садко, и три дня танцевал Морской царь, а после умаялся и пощады запросил.

— Перестань играть, — попросил он, едва удерживаясь на ногах, которые по-прежнему выделывали всякие коленца, — не обижу я тебя, а напротив, награжу.

Умолкли волшебные гусли, и Морской царь обессиленно опустился на ступеньку своего трона.

— Ух, уморил… — вздохнул владыка. — Ладно, обещал я тебе награду, и слово свое царское сдержу. — Выдам за тебя одну из своих красавиц-дочерей!

Не смог возразить Садко: велика честь, да только если женишься на одной из русалок, на всю жизнь в подводном царстве и останешься, никогда земли родимой не увидишь, никогда не увидишь ясна солнышка, никогда не пробежишь по мягкой траве, никогда не поклонишься городу знатному, господину Великому Новгороду. Что же делать? И вдруг услышал Садко, что кто-то шепнул ему в ухо:

— Соглашайся, но как станет Морской царь дочерей своих показывать, пройди мимо всех. Самой последней пойдет девица Чернавка, ее и выбери, да как сыграют свадьбу и положат вас почивать, к жене своей не притрагивайся, тогда сможешь на Русь-матушку вернуться.

Сделал Садко все так, как ему подсказали.

Вывел Морской царь своих дочерей — одна другой краше. И были они милее всех земных девушек, сияли они ярче солнца ясного. Засмотрелся на их красоту Садко, но вовремя вспомнил совет. Прошел он мимо всех русалок и остановился перед последней, самой скромной, самой неприметной из них.

— Позволь мне, царь, выбрать вот эту! — указал он на Чернаву.

Удивился Морской царь, да разве тут поспоришь.

— Ну что же, бери ее, раз пришлась по сердцу, — согласился он.

Тут же устроили пышную свадьбу, какой на Руси-матушке и не видывали. Кружились хороводами прекрасные морские девы, и казалось, что это разноцветные резвые рыбки. Щедро лились меды пряные и яства столь диковинные, каких Садко ранее не пробовал ни на родине, ни в далеких чужеземных землях.

Как отшумел праздник, уложили Садко спать с молодой женой. Только гусляр даже смотреть на нее не стал, отвернулся к стене и вскоре заснул.

А проснулся он уже на Руси-матушке, на берегу речки неподалеку от Новгорода, что Чернавою прозывается.

Перекрестился Садко, поблагодарил Бога за спасение и пошел домой, где уж его живым увидеть не чаяли, а к пристани как раз его корабли подходили, целые да невредимые.

И зажил с тех пор Садко в богатстве и радости. И жену себе взял человеческую, девушку ласковую да добрую, что первой ему на родном берегу встретилась.

* * *

— Вы заметили один интересный факт?.. — Саша подняла голову от книги и оглядела друзей. — Когда Садко прыгал с корабля, у него были гусли. Фигурируют они и в сцене на морском дне, а вот на берегу их, похоже, уже нет. Какой делаем вывод?

— Ты хочешь сказать, что они так и остались в море? — Северин — высокий, светловолосый парень с пронзительными синими, как море, глазами, даже подался вперед. — И нам опять, как в Китеже, придется лезть под воду?

При упоминании Китежа Динка невольно передернула плечами. Если бы не Ян, все они так и остались бы при дворе княгини, поддавшись воздействию Китежской иконы, позабыв о собственном прошлом. Воспоминание, в целом, не из приятных.

— Возможно, — уклончиво ответила Александра.

Динка подозревала, что и Саша вовсе не в восторге от перспективы отправиться на морское дно. У нее были свои причины не доверять воде, ведь родные девушки погибли при крушении яхты, выжила только Александра. Как-то, на заре обучения в школе, Динка ради спортивного интереса залезла в электронную базу, прочитала личные дела учеников и узнала, что у Саши после трагедии была серьезная водобоязнь. С ней случались нервные припадки, стоило только увидеть текущую воду, какое-то время она даже не желала становиться под душ или залезать в ванну. Теперь, конечно, лучше. Когда вся команда ездила в летний лагерь, Александра даже купалась, правда, у самого берега.

— Мы справимся, — сказал Ян непривычно серьезно.

Динка заметила, что парень положил руку на плечо Саши, показывая что девушка не одна, что он не бросит ее в беде. Ян мог сколько угодно насмехаться, паясничать и даже задевать чувства Александры, но как только доходило до серьезных неприятностей, он оказывался рядом и без колебаний отдал бы за нее собственную жизнь. Это чувствовалось, такие вещи всегда видны, хотя их никогда не выставляют напоказ. Глядя на Александру и Яна, становилось даже завидно. Почему саму Динку все воспринимают как ребенка, относятся несерьезно. Ей бы, может, тоже хотелось, чтобы рядом находился кто-то надежный и умный… Ей, в конце концов, уже почти пятнадцать, в то время как Джульетте, когда она влюбилась в своего Ромео, было только тринадцать. Можно сказать, старость на носу, а в жизни ничего не происходит.

Девочка покосилась на сидевшего неподалеку Северина, единственного свободного парня из их компании. Светловолосый, мужественный, красивый, но надежды на него вообще нет. Конечно, он возится с ней, но при этом воспринимает как младшую сестру, готов вытирать нос и варить манную кашу.

— Главное, чтобы нам опять не помешали, — проговорил Глеб и окинул всю компанию внимательным взглядом.

Все замолчали. Глеб затронул очень опасную тему.

Об этом в группе не говорили.

После неувязок с прошлым заданием все члены команды сочли, что среди них есть предатель, сливающий информацию конкурирующей организации. Разумеется, проводилось расследование. У Динки при воспоминании о нем до сих пор немели кончики пальцев. Да, расследование было, и после него Евгений Михайлович, директор школы, официально заявил, что предателя в команде нет, что информацию сливал один из охранников, напарник Сереги, а захваченный в подвале Брюсова дома маг сбежал сам, ловко освободившись от веревок.

Никто из «русичей» не оспорил слова директора — да и как их оспоришь, чтобы показать свое доверие к команде, их тут же отправили на новое задание, и все же… все же в голосе и во взгляде Глеба читалась настороженность. Он словно намекал, что имеет собственное мнение, отличное от мнения руководства.

Динка выдержала его взгляд спокойно и лишь чуть заметно презрительно улыбнулась, вспоминая беседы с Евгением Михайловичем. Беседами их называл сам директор, ранее служивший в весьма определенных структурах, которыми до сих пор пугают доверчивых и впечатлительных иностранцев. Члены организации, носившей название КГБ — иначе: Комитет государственной безопасности, — умели добывать информацию. Сомневаться в их профессионализме глупо.

Ребята молчали. Саша раскрыла книгу и демонстративно погрузилась в чтение. Ян заглядывал в текст из-за ее плеча, и порой до Динки долетало фырканье, когда на глаза магу попадалось уж слишком смешное слово или красочное описание. Глеб, словно ни в чем не бывало, снова склонился к документам, которые изучал, а Северин со скучающим видом листал какой-то потрепанный том.

Девочка встала с дивана и подошла к окну.

Небо было беспросветно-серым и, словно тетрадка, расчерченным косыми линейками дождя. Весь школьный сад промок до последнего листика и блестел, переливался под тугими струями. Прижав ладонь к стеклу, Дина задумалась.

Сразу после возвращения из Монино ее пригласили на беседу.

— Проходи, садись, где удобно. — Школьный психолог Светлана, правая рука Евгения Михайловича, дружелюбно улыбнулась застывшей на пороге Дине.

Девочка деловито оглядела комнату с диванами и мягкими пуфами, приглушенный свет лампы падал на причудливой формы дизайнерский столик. Пахло ладаном и еще чем-то холодным, от чего Дина внутренне поежилась.

— А где же все? — поинтересовалась она.

— Что именно? — Светлана вопросительно подняла бровь.

— Ну, там дыба, клещи, раскаленная жаровня — все, что нужно для допроса.

Школьный психолог улыбнулась:

— Нам это ни к чему, ведь у нас не допрос, а беседа. Ты знаешь, что все мы оказались в очень сложной и неприятной ситуации. Да-да, все мы: и вы, и я, и Евгений Михайлович — ведь в случившемся есть доля нашей вины, и изрядная. В общем, боюсь, без вашей помощи не справиться.

Динка настороженно опустилась на пуфик.

— Я, конечно, могу еще раз проверить наше программное обеспечение на предмет взлома и уязвимостей. Но это же глупо. Я тоже подозреваемая. А если я и вправду шпион, то не только не найду ничего серьезного, но только хуже сделаю, — сказала она с деланой серьезностью.

Но Светлана как будто не заметила насмешки.

— Мы все здесь подозреваемые в каком-то смысле, — сказала она с грустью. — Но это по-своему справедливо. Очень хорошо, что ты склонна к техническим, точным наукам. Ты по-другому видишь мир, замечаешь то, на что другие не обратят внимания. Это может очень помочь нам всем.

— Ну что же, я готова, спрашивайте, — Динка уселась, по-турецки скрестив ноги, и внимательно посмотрела на психолога.

— Ну, сначала самое простое: не замечала ли ты в последнее время что-то странное? Изменилось чье-то поведение, у кого-то появились посторонние интересы в городе?..

Девочка пожала плечами.

— Вроде бы нет. Но, наверное, только глупый шпион ведет себя подозрительно. Умного заподозришь в самую последнюю очередь. И на самом деле сливать инфу может кто угодно. Все отлучались по своим делам, и достаточно надолго, чтобы встретиться с кем-то или передать что-нибудь. Мы же не сидим тут как привязанные.

— Ну, в этом случае ты как раз вне подозрений, — Светлана улыбнулась. — Почти все время проводишь в школе. И значит, не можешь быть шпионом.

— Это утверждение ошибочно, — торжествующе сказала Дина. — Как раз, если рассуждать логически, то могу. Евгений Михайлович пару раз давал мне доступ к нашим системам безопасности. Просил проверить, нет ли там каких-нибудь маленьких дырочек для маленьких жучков, ну в компьютерном смысле.

Психолог кивнула, показывая, что понимает, о чем речь.

— Конечно, с тех пор доступы менялись, и не раз. Но будь я шпионом, то наверняка оставила бы для себя лазейку.

— А зачем тебе быть шпионом? — вдруг спросила Светлана.

— Ну как же, — обиженно протянула девочка, — а бесчеловечное обращение: литературой и физкультурой мучают, пытают овсянкой.

— А как насчет предательства? — спросила она снова.

— Что? — переспросила Дина.

— Тот, о ком мы говорим, не шпион, а предатель, — сказала Светлана серьезно и убежденно. — Потому что предал своих друзей и чуть не убил их. По-настоящему, а не как в компьютерных играх. Ты же помнишь Арину. И то, чем завершился штурм у озера, тебя как раз тогда похитили^[3]. И ничего веселого или романтичного в этом нет. Это подло и больно. Для всех остальных, конечно. Я, как и ты, хочу, чтобы все это поскорее кончилось и никогда не повторялось.

Дина смотрела на нее притихшая, как мышка, лишь глаза девочки посверкивали в сумерках, окутавших комнату.

— Я… я понимаю. Простите. На самом деле, простите. Просто я не хочу думать об этом. Потому что все это так, как вы сказали. Просто… предателем не может быть кто-то из наших! — добавила она тихо, но убежденно.

— Я очень хочу верить, что это так. Если бы я была религиозным человеком, то, наверное, молилась бы об этом. Но тогда ты тем более должна мне помочь. Представь, что тебе дали задание… по учебе. Трудное, неприятное, но просто задание.

— Ну… — Дина, уселась поудобнее и наморщила лоб.

— Что ты можешь сказать о Глебе?

— Он часто отлучается по делам. Иногда возвращается поздно. Да нет, это не Глеб. Он же правильный до жути. И Евгения Михайловича очень уважает.

— С ним могло что-то произойти. Жесткие, правильные люди долго терпят, но легко ломаются, — предположила Светлана. — Может, изменилось чье-то отношение к нему? То, чем вы занимаетесь, — суровое и опасное дело. И у взрослого человека оно может вызвать серьезный стресс. Уверена, во всех ваших провалах Глеб до сих пор винит себя.

— Мы все любим Глеба и уважаем, — возразила Динка. — И никто не стал к нему хуже относиться из-за того случая на острове Перуна^[4]. У всех бывают фейлы. А у озера он и вовсе ни при чем. Там собралась куча серьезных, взрослых дядей с автоматами. Они и должны были смотреть.

— Я понимаю, что все вы хорошие друзья, но все же с кем-то человек лучше сходиться, с кем-то хуже. Как по-твоему, у кого из вас с Глебом наиболее доверительные отношения?

Девочка задумалась:

— Наверное, с Сашкой. Они же дольше других знакомы. Ну и с Северином они, по-моему, хорошо ладят.

— А ты?

— Я слишком несерьезная, трачу время на ерунду, на игры то есть, и всякие литературы-истории не очень люблю. И искусство тоже — старые шмотки да пыльные картинки. Глеб меня еще маленькой считает. — Она вздохнула.

— А с Сашей или с Северином Глеб не ссорился?

— Да вроде нет.

— Дина, — Светлана пристально на нее посмотрела, — а ты знаешь, что Саша и Ян?.. — Она не окончила фразу. Дина с интересом смотрела на нее, явно ожидая продолжения. — Что им нравится проводить время вместе.

— Что они влюбились друг в друга? Так все видели, там, в Глинках.

— Как ты думаешь, как воспринял это Глеб?

— Глеб? Так он же с Олей. Ну, вы понимаете, им нравится проводить время вместе. Здесь он главный и занимается тем, чем нравится. Может, он и расстраивается из-за всех этих провалов, но не будет из-за этого предавать.

— Хорошо, а Саша?

— Мне кажется, ей здесь хорошо. И Ян опять же. Она последнее время вообще как-то ожила. И ради чего ей сговариваться с этими уродами?

— Может быть, Ян?

— Ну, он у нас недавно, конечно. И не со всеми сразу поладил. Но вообще он ничего. Футболки у него классные. С черепами, как я люблю. И музыку слушает правильную. Хотя я, конечно, слишком мало его знаю. Наверное, это надо у Евгения Михайловича спросить, он же его в школу брал. А что, — Дина мысленно попросила у Яна прощения, ну да ничего, выкрутится, — вы думаете, что он засланный? И Сашу тоже подговорил или заколдовал? Он ведь маг, вы знаете.

— Когда последний раз Саша и Ян отлучались куда-то вместе? — спросила Светлана.

— Я за ними не слежу. Им бы это не понравилось, — Дине отчего-то нестерпимо захотелось показать «психологине» язык. — Но там, в Глинках^[5], мы все отлучались, может, и они тоже. Не стану врать, я не обратила внимания, могло быть. Меня после тех событий еще долго трясло.

— Страшно было?

— Вы не представляете! Вообразите — такой лес, как в ужастиках, деревья корявые…

— Я не о том, — Светлана мягко перебила девочку. — Когда тебя взяли в плен на озере, страшно было?

Дина едва не прикусила язык, вот же змея!

— Да, — сказала она. — То есть сначала да, когда я поняла, что меня схватили. А потом уже не очень.

Психолог удивленно подняла брови.

— Меня не били, не пытали, как я боялась сначала. Сносно, в общем, обращались… для военнопленного. А потом, я знала, что меня все равно спасут, вытащат оттуда. Вы же не бросили бы меня.

— Что ты рассказывала им о школе?

— Я говорила вам уже. Ничего. Да они особо и не расспрашивали, а я старалась их не злить. Всяко приятнее ждать, пока тебя спасут, на диване с ноутом, чем связанной в ванне, например. Они простые были, как Северин говорит, бойцы. Наверное, ждали кого-то поважнее.

— Ты вообще с ними не разговаривала?

— Я как раз пыталась: спрашивала, кто они и собираются ли просить за меня большой выкуп, но они не ответили. Ну и по мелочи — можно ли выйти в туалет и все такое. Ах да, сказала им, что они еще пожалеют о том, что меня захватили. И ведь, правда, пожалели. Вы бы видели, как их Северин одной левой раскидал! — Глаза у девочки заблестели, на щеках появился легкий румянец.

— Кстати, о Северине. Что ты скажешь о нем?

— С ним все ясно. Он им Арининой смерти никогда не простит, и на их месте я бы с ним старалась не встречаться. Плохо кончится.

— Что ж, — сказала Светлана, — спасибо. Ты можешь идти. Если вдруг вспомнишь что-то еще, приходи ко мне в любое время. Ну и вообще приходи, помни, что ты не одна.

— Конечно, не одна! — Девочка возмущенно уставилась на собеседницу. — Мы — команда!

Примечания

2

Гость — значит богатый, уважаемый купец, торгующий с заморскими странами.

3

Речь идет о событиях, произошедших в книге «Секира Перуна» и «Город-невидимка».

4

Динка говорит о гибели Арины.

5

Речь идет о событиях, описанных в книге «Ловец теней».