Принцесса для плохиша

Екатерина Котлярова

– Откуда это у тебя? – испуганно лепечу я, когда замечаю в руках Андрея свой дневник. – Занимательная вещица, – кривая ухмылка на губах. – Думаю, что многим будет интересно узнать, какого о них мнения наша Ледяная Принцесса. – Отдай, – побелевшими губами шепчу я. – Нет, – категоричный ответ. В отчаянной попытке бросаюсь вперёд и выдираю тетрадь из его рук. – Всего один клик и весь универ увидит твои записульки, – показывает экран телефона. – На что ты готова пойти, чтобы я этого не сделал? – насмешливо вскидывает брови. – Чего ты хочешь? – выкрикиваю в отчаянии, пальцами теребя край дизайнерского платья. Парень демонстративно окидывает меня взглядом с ног до головы, а затем, сделав шаг вперёд, шепчет на ухо слова, из-за которых я забываю дышать.

Глава 8

Андрей

Смотрю на принцессу сквозь стену дождя. Проклятье! Какая же она мл*ть красивая! Просто неземная.

Мокрые волосы облепили лицо. Дождь стекает по фарфоровой коже, замирая на кончике аккуратного, как и вся эта девчонка, носика. Сжимаю пальцы на шлевках джинсов до треска. Ведь только касался её. Только оглаживал нежный овал лица пальцами. Ласкал шелковистую кожу без единого изъяна. Алиса губы быстро облизала, собирая языком капли дождя.

Дернулся. Всё же вырвал с мясом одну шлевку, с такой силой сжал кулаки. Поцеловать. Заклеймить. Всосать в рот поочерёдно каждую губу. Языком ворваться в сладкий ротик. Знаю, что сладкий. Помню прекрасно ощущение их нежности.

— Андрюша, — снова зовёт меня, а в глазах промелькивает обреченность и тоска. Протянутая в мою сторону ладошка безвольно падает. Обвисает вдоль хрупкого, как статуэтка, тела.

Больше не думая ни минуты, делаю десять стремительных шагов к ней. Смотря исключительно в синие, просто нереально синие глаза девчонки.

Всегда думал, что она красит глаза. Потому что просто нереально иметь такой насыщенный цвет. Такие длинные чёрные ресницы, которые делают глаза девчонки кукольными. Она сама похожа на куколку. Фарфоровую. И невероятно хрупкую.

Каждый раз, когда смотрю на неё, вспоминаю, как у нас в детском доме в витрине стояла фарфоровая кукла. С длинными чёрными волосами и бездонными синими глазами.

Каждый раз, когда мы проходили мимо в столовую, мне казалось, что она смотрит на меня. Осуждает за то, что я стащил два куска хлеба, спрятав в кармане штанов. Мне было пять, когда я решил забрать игрушку из витрины. Был новый год, и нам привезли коробку игрушек. Но я был в больничном крыле, свалившись с ангиной из-за того, что нажрался снега, думая, что он уймет вечный голод, который преследовал меня столько, сколько я себя помню. Когда меня вернули в мою комнату, оказалось, что все игрушки разобрали. Не осталось даже самой страшной и потрёпанной. Воспитательница, та ещё сука, спускающая деньги, которые давали на развитие детского дома, на то, чтобы отстроить себе дачу и сделать в квартире евроремонт, с безразличным видом, почесывая мерзкий подбородок с бородавкой, сказала, что я сам виноват. Снег меня есть никто не заставлял. Как и тратить деньги на моё лечение.

Уже в тот миг я, пятилетний пацан, понял, что окружающий меня мир — полное дерьмо. И если хочешь получить своё, то ты должен идти по головам, рвать зубами глотки.

Причитая, как её задолбали спиногрызы, на которые уходят её бабки, которые она откладывала на бассейн, эта мразь ушла, оставив меня в холодной комнате трястись под тонким одеялом и задыхаться от кашля. Все таблетки я сожрал ещё с утра, надеясь, что если я выпью их много, то боль в горле уйдёт сразу.

Когда в коридоре всё стихло, я выскользнул из комнаты и направился в холл, где находилась та самая витрина. Свет фонаря с улицы падал прямо на кукольное личико. Мне казалось, что она смотрит прямо на меня. Только взгляд мне казался ласковым, а не осуждающим. Открыв витрину и подтащив к ней лавочку, потянулся к кукле. Вот только равновесие удержать не смог и завалился на пол вместе с витриной. Как в замедленной съёмке видел, как на сотни осколков разлетается фарфоровая кукла. Раня руки, оставляя глубокие порезы, я собирал их и к груди прижимал.

Так и Алиску когда впервые увидел в парке, замер. Потому что мне показалось, что я вернулся в детство. Снова смотрю на хрупкую, как оказалось, куколку за стеклом.

Мы как обычно отрывались после выигранного мной боя с пацанами в парке. Рыжий заливал, как я круто уложил того бугая, который несмотря на рост и весовое преимущество, оказался неповоротливым. Я пропускал слова мимо ушей, потому что знал прекрасно, что рыжий та ещё крыса. Знаю, что при любом удобном случае подставит, если ему выгодно будет. Ещё со времён детского дома он завидует мне, но ничего не смеет вякнуть, потому я его конопатую задницу прикрывал и защищал от ублюдков, которые любили закрывать его в кладовке со швабрами.

Я думал о том, как заработать ещё бабла, чтобы сделать нормальный ремонт в хате, которую мне выделило государство. Свой прошлый выигрыш я спустил на байк.

Из мыслей меня вырвало плавное движение, которое я уловил боковым зрением. Белое пятно, которое было совершено не к месту в этой части парка. Сюда даже охранник не заходил, потому что знал, что может нарваться на отморозков и провести ближайшие пару месяцев в больнице. Лениво повернул голову и опешил.

Вот когда в голову кулаком прилетает ощущения те же. Идентичные. Девчонка. Темноволосая, нереальная, просто неземная. В белом платье и такого же цвета кроссовках.

Мл*ть. Это как статуэтка, которая стоит дохрена бабла, которую туеву кучу времени делали. Каждую деталь. Каждый плавный изгиб.

Походка, поворот головы, движения рук — всё мл*ть идеально. Совершенно. Её глаза расширились, когда она заметила нашу компашку, и девчонка едва заметно вздрогнула и сжала тоненькими пальчиками ремешок сумки.

— Эй, красотка, не хочешь с нами познакомиться? — подаёт голос рыжий. Мне даже смотреть на него не нужно, чтобы знать, что он скалится, являя свету кривые зубы. Шакал, который увидел слабую жертву. Шавка, которая начинает лаять на слабого котёнка, желая показать свою значимость.

Девчонка снова вздрагивает и поворачивает бледное лицо к нам. Взгляд пробегается по пьяным лицам.

Теперь удар под дых. Нежный овал лица, аккуратный носик, пухлые губы бантиком и чуть нахмуренные бровки.

Взять! Завладеть! Присвоить себе!

Внутри всё бушевало. Ревело. Рвалось вырваться наружу. Схватить эту девчонку. Задвинуть за спину. Закрыть от пьяных похотливых взглядов.

Рыжий, чувствуя безнаказанность, вскакивает и хватает девчонку за руку, из-за чего та вскрикивает. В глазах темнеет от ярости. Пелена красная застилает. Встаю с лавочки и медленно приближаюсь к девчонке со спины, смотря в лицо скалящемуся Рыжему.

— Рыжий, свалил, — лицо парня тут же меняется. Вижу, как ухмылка сползает по щелчку пальцев. Как испуганно смотрит, ища одобрения.

Рыжий сваливает, а я к девчонке практически вплотную подхожу. Чтобы запах духов почувствовать. Мл*. Глаза уходят под веки. Она пахнет крышесносно.

Девчонка разворачивается ко мне. Носиком утыкается в грудь. Темноволосая макушка оказывается прямо возле моего лица. Не могу отказать себе в желании склониться ниже, чтобы втянуть запах девчонки. Даже и подумать не мог, что чей-то запах может действовать так.

Вскидывает голову, а я тону в синеве её глаз. Что за фигня со мной происходит? Разве девок мне вокруг мало?

— Спасибо тебе за то, что заступился, — сжимает ладошками ткань платья, а я обращаю внимание на то, что одежда у девчонки явно не с рынка. Что подтверждают логотипы всеми известных фирм.

И снова удар. Только иного плана. Ниже пояса. По самолюбию. И злость на девчонку. Она даже понятия не имеет в каком аду я прожил всю свою жизнь. Смотрит с гордостью, вскинув подбородок.

Мне бы послать её куда подальше. Вернуться к девке, которая на шее моей повисла после боя. Лика? Лина? Как её там зовут? Не важно! Главное, что та девка помогла бы избавиться от той херни, что в груди давить стала. И от мыслей о синих глазах.

Но нет, мл*ть. Нет! Я впервые в жизни, в своей гребанной, полной дерьма жизнь решил проводить девчонку до дома. Не распрощаться после секса, даже не поинтересовавшись именем, а провести до дома, как… придурок сопливый.

Упрямая девчонка. И этим цепляет ещё сильнее. Не смотрит на меня с обожанием и восхищением. Не визжит. Не морозит глупой херни, от которой болит голова.

А смотрит с безразличием и раздражением.

Вижу, как передергивает плечами от холода. Обхватывает хрупкие плечи ручками. Накидываю на неё свою куртку, с каким-то кайфом, не поддающимся объяснению, любуюсь тем, как она тонет в ней. В груди всё сжимается кулаком, когда в сознании мелькает мысль, что наши запахи смешиваются. Как если бы я нависал над ней, сцепив тонкие запястья над головой и прижимая стройное тело к кровати. Даже мысли не мелькнуло затащить её в кусты. Не с ней.

Её упрямство забавляет. Подхватываю её на руки, взвалив на плечо. И в этот момент ветер взметнул лёгкую юбку, открывая вид на округлые ягодицы. Сбился с шага. Чуть не пропахал носом землю, испытав жгучий прилив желания. Простые мл*ть белые трусики с кружевами. Скрывающие всё. Но дающие волю фантазии. Жаркой порочной фантазии.

Придавливаю юбку, чтобы избежать соблазна задрать её выше.

Впервые за всё время плетусь как черепаха, не превышая скорость, не обгоняя машины. Почему? Да хрен знает почему. Сам не знаю.

Знаю только то, что кайф ловлю от того, что тельце тонкое к спине прижимается. Что ладошки на торсе сильнее сжимаются на поворотах.

Я не удержался от соблазна. Плюнул на доводы разума, что такая как она не для меня. Особенно после того, как дом её увидел.

Слишком сильно понравился её разрумянившийся вид. Слишком влекли её губы, которые блестели при свете фонаря.

Её губы были сладкими и нежными. Единственный поцелуй, который я помню до сих пор. После которого не целовал ни одну. Только эта белобрысая сучка с каких-то херов решила, что мне интересна.

И сейчас я снова стою возле ворот дома принцессы, смотрю на её губы и сдыхаю от желания её поцеловать.

Девчонка смотрит на меня искрящимися глазами. А в них радость промелькивает, когда я ладошку в руку беру. Пальцы перебираю и со своими неосознанно переплетаю.

— Веди принцесса, — улыбаюсь уголком губ, ловя её счастливую улыбку, от которой екает всё в груди.