Плюшевая заноза

Екатерина Коровина, 2020

«Мишке же больно!» Знакомая фраза? А что если этот «мишка» Вы и играют с Вами? Легкое чтиво о нелегкой жизни детских игрушек, внутри которых по решению Небесного суда отбывают свое заключение человеческие души. Герои этой книги даже представить себе не могли, что однажды им придется на собственной шкуре испытать все прелести детских игр. А ведь во время этой «игрушечной жизни» им еще предстоит разобраться в себе, меняясь к лучшему, чтобы получить шанс вновь стать обычными людьми… Ну что, поиграем?

ГЛАВА 5

Воскресное утро выдалось дождливым и прохладным. Когда за окном такая погода, просыпаться не хочется от слова совсем.

Я все еще приходил в себя от осознания, что зайка стала для меня чем-то большим, нежели просто подруга по несчастью.

— Ох, и погодка, — пожаловался Джон, когда Ричард ушел завтракать. — Доброе утро, ребята!

— Ме мома хахахи? — промычал я, отчего Лия непонимающе уставилась на меня.

— Че-го?

— Ме мома хахахи?

— Кажется, он хочет что-то сказать, — пояснил солдат.

— Так пусть говорит! Кто ему мешает?

— Можно? — поинтересовался я с опаской. — Просто ты вчера…

— Ой, не нагнетай, а? Мало ли что я вчера сказала! — Ох, уж эти женщины!

— Хорошо. Доброе утро всем!

— Если оно вообще доброе, — пробурчала зайка.

— Что на этот раз? — это спросил Джон. Я вообще опасался с ней говорить, по меньшей мере, до полнолуния.

— А что, не видно?

Мы с воякой недоуменно переглянулись и уставились на Лию.

— Блин! Я застряла в этой долбанной игрушке в этом долбанном доме неизвестно зачем и на сколько, а вы хотите сказать, что все в порядке?! Серьезно? Где моя жизнь? Где мои друзья? Я хочу домой, путешествовать, гулять, тусоваться. У меня, между прочим, тур на Гоа забронирован был на август! И куда теперь, скажите, мне надеть новый купальник за две тысячи долларов? Черт, да он же там остался, а я — тут! Кому его теперь отдадут? Кэтрин? У нее сиськи маленькие! И черный цвет под ее смуглую кожу будет вообще «фу»! — девочку понесло.

— Лия? Лия? Лия, мать твою!! — заорал Джон. — Соберись! Не ты одна застряла тут на неопределенный срок. Этот срок зависит только от тебя. Как только ты поймешь, что делала не так в прошлой жизни, тебе разрешат родиться заново человеком. Той жизни больше нет, что бы ты ни делала. А мы с Томом не подписывались слушать твои истерики, и уж тем более, в мои планы не входило подрабатывать твои личным психологом. У меня, знаешь ли, своих проблем достаточно. Ты здесь всего неделю, а я полгода. И в отличие от тебя, меня тут уже все «заиграло»!

Зайка всхлипнула.

Мне ее было жаль. Бедная, потерянная девочка, привыкшая, что все в жизни происходит так, как она хочет. Еще жальче ее было потому, что даже в такой нестандартной ситуации она по-прежнему переживала за шмотки и о том, что не сможет тусоваться. Я искренне надеялся, что она изменится, что на это не уйдут годы и что она найдет возможность взглянуть на себя со стороны.

Джона тоже можно было понять. Он был тут «старожилом», при нем исправилась и отправилась в новую жизнь как минимум одна душа. Его всего переломало-переклеило, он попадал в игры Ричарда почти каждый день, но терпел. И верил в избавление. А тут мы с Лией как снег на голову! Мало того, что она истерит не по-детски, так еще и эти наши перепалки… Ладно, словесная война, возможно, даже веселит нашего друга, но вот все остальное… Я бы на его месте тоже орал. И это он еще умудрялся говорить без бранных слов!

— То есть, если я стану обычной, серой мышью и запихну свое мнение в… кхм… то меня «простят»?

— Нет, девочка. Если ты перестанешь задирать нос, строить из себя супер-важную персону, требовать к себе повышенного внимания и готовности тебе услужить, если ты перестанешь зацикливаться на вещах и станешь больше думать о чувствах, желательно, не только своих, если научишься быть благодарной и не цепляться к словам — вот тогда тебя «простят». Придется потрудиться, хотя трудиться ты явно не привыкла. Вот так нас и ломают. Через колено. Хочешь — живи, как жил, будь, кем был, но терпи все эти «игры», не хочешь — будь добр, меняйся в лучшую сторону и будет тебе счастье. У меня все.

Лия молчала. Как-то очень тяжело молчала. Драматизма в эту ситуацию добавлял хлынувший с новой силой дождь. Я же думал о том, что все, что сказал Джон, относится и ко мне. Мне тоже нужно научиться думать о других, принимать их выбор и их мнение, научиться прощать, улыбаться просто так, от души, попытаться проявить заботу и внимание, выслушать, утешить. Придумать, как будет лучше для всех, а не только для меня. Почувствовать, каково это — быть человеком, который стоит напротив меня, каково ему слушать то, что я говорю, понять, какие чувства у него вызывает то или иное мое действие или бездействие. Я же ничего этого при жизни не делал! У меня было правило: «Бьют — бей в ответ. Не бьют — бей первым». Неужели это был я? Джон умел открывать глаза на правду. Даже таким незрячим, как мы с Лией. Может, поэтому меня так тянуло к ней. В каком-то смысле мы — родственные души. Два законченных эгоиста, хотя и дошли до этого разными путями.

Злой солдат, заяц с потухшим взглядом и медведь а-ля «ушел в себя, вернусь не скоро» — должно быть, со стороны наша компания выглядела весьма интригующе. Вот только на душе скребли кошки. И их, этих кошек, никак не удавалось оттуда выгнать.

* * *

Ричард возился с конструктором и игрушечной дорогой, строя город. Небоскребы занимали свои места по обеим сторонам автотрассы, домики поменьше ютились между ними. Рядом с самым высоким зданием стоял припаркованный джип. В ход пошли кубики — из них строились мосты и арки.

Мы следили за мальчиком, гадая: пронесет или нет?

На пороге детской бесшумно возникла мама:

— Сынок, дождик закончился. Может, сходим в парк?

— Хорошо, мамочка, — малыш достроил еще одну многоэтажку, поставил ее в центре своего игрушечного города и повернулся к маме. — А можно я возьму с собой мишку? Я обещал показать его Дэнни и Полу.

— Можно, — она мягко улыбнулась.

А вот мне что-то не улыбалось.

Малыш взял меня за шею и…

Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Все ступени на месте! Мои пятки тоже. Их я ощущал особенно остро — они горели! Перехватив меня, и взяв за талию, видимо, чтобы не волочить по земле, Ричард шагнул на улицу. Свежий воздух ворвался в мои плюшевые легкие и от непривычки голова пошла кругом. Как же мне этого не хватало! По сути, мое новое место обитания было сродни тюрьме. Ни выйти, ни зайти, ни прогуляться. Вот только тюрьма была не вокруг, а внутри меня. Зато «пытки» в этой «исправительной колонии» были снаружи. И мой личный пятилетний надсмотрщик был ну о-о-о-чень изобретательным.

Район, в котором я теперь жил, был тихим и уютным. Небольшие однотипные домики, утопающие в зелени деревьев протянулись до самого горизонта, туда, где дорога шла в горку, сливаясь с небом. Мимо нас, поднимая брызги из небольших лужиц, то и дело проносились машины. Из дома, обшитого желтым сайдингом, доносилась зажигательная танцевальная музыка, под которую прохожие всех возрастов, сами того не замечая, подстраивали свой шаг. Некоторые, не стесняясь, пританцовывали, а две парочки даже устроили баттл прямо посреди пешеходной дорожки.

Довольно скоро мы пришли в парк. Измученные затяжной жарой, сегодня люди спешили насладиться долгожданной прохладой и свежестью воскресного вечера. Джесс присела на скамейку, вытащила предусмотрительно захваченную с собой книгу, внимательно оглядела детскую площадку, задержав взгляд на паре мальчишек лет пяти и, отметив, что все в порядке, погрузилась в чтение. Меня же потащили туда, где среди разноцветных качелей и горок резвились дети.

— Дэнни, Пол, смотрите! Это мой мишка!

— Ух ты, какой большой!

— Подумаешь! У меня дома больше.

— Зато мне моего папа подарил! На день рождения.

— Ну и что? Я мне дядя. Зато мой сильнее твоего.

— А вот и нет!

— А вот и да!

— А вот и нет! Мой знаешь какой сильный!? Да он даже твоего дядю поборет!

— А вот и нет!

— А вот и да!

— Ребята! — переключил внимание на себя тот, кто не был замешан в споре. — Ребята, а давайте лучше с горки покатаемся?

— Пойдем, — разом отозвались оба.

— Все равно мой лучше! — чуть помедлив, очень тихо и сердито добавил Ричард и последовал за друзьями.

Конец ознакомительного фрагмента.