Его рука

Екатерина Копчинская (2024)

К застрявшей в будничной рутине Нине при странных обстоятельствах попадает дневник художника. Дневник действует, как портал, открывая путь в созданный художником мир. Нина пытается найти неизвестного художника, чтобы вернуть дневник, но вместо этого находит нечто иное. Книга написана по серии картин «Мысли о смысле» нижегородской художницы Елены Смирновой.

Глава 6. Мечты

— Как только что-то узнаю — сразу позвоню, — проговорил Антон, аккуратно подруливая к Нининому подъезду.

«А если не узнаешь — не позвонишь?» — Нина искоса взглянула на сосредоточенное лицо мчсника, пытаясь угадать не жалеет ли он о своём предложении. В её голове не укладывалось, что человек тратит свой выходной день сначала на погоню за незнакомой девицей, чтобы вернуть явно не слишком ценный браслет. Хотя это ещё можно объяснить хорошим воспитанием и врожденным благородством. Но энтузиазм, с которым Антон поддержал идею поиска хозяина дневника, явно выходил за рамки обычной вежливости. Что там за этими рамками Нина предположить не решалась, но от мысли, что звонок может и не состояться, ей почему-то стало не по себе.

— А я просто позвоню, узнать как дела, — откликнулся с заднего сидения Олег. — Ты нам точно правильный номер дала? Я ведь проверил! Набираю — «абонент — не абонент».

Нина улыбнулась однокласснику:

— Точно. Телефон выключила утром ещё. Хотела побыть в тишине.

— Не очень получилось, — сказал Антон с насмешливым сочувствием.

— Наоборот! Очень даже здорово всё получилось! — воскликнула Нина и тут же смутилась от своей горячности. — А если удастся того водителя найти… Ты правильно сказал: тетрадь наверняка выпала из машины, когда я его из кабины тащила…

— Эй! Вообще, это была моя версия! — напомнил Олег.

— Да? — Нина растерянно переводила взгляд с одного мужчины на другого. — Извини…

— Да какая разница… — пробормотал водитель автобуса под ехидным взглядом профессионального спасателя и торопливо добавил: — Ролик, как этот чудак с эстакады летел завирусился. Кто-то запись с видеорегистратора выложил.

— В общем, вы оба правы: надо вернуть тетрадь владельцу, — она потрясла сумкой. — Может он объяснит, почему эти рисунки и слова так на меня действуют…

— Так это просто! — подмигнул Антон. — Ты — целевая аудитория.

— Точно! Впечатлительная и тонко чувствующая натура… — провозгласил Олег и утверждающе поднял указательный палец.

— Да ну вас, — Нина махнула рукой. — Я пошла. Пока. Спасибо, что подвёзли и вообще… за всё…

— Позвоню, — в один голос сказали Олег с Антоном и недовольно переглянулись.

Нина выбралась из джипа и пошла к подъезду. Ей хотелось оглянуться и помахать новым знакомым, но она сдержалась. Радостное волнение, смешанное со смущением, уступало место волнению тревожному. Дома придется включить телефон, и проверочный звонок Олега вряд ли будет единственным пропущенным вызовом…

В квартире было темно и тихо. Не зажигая свет, Нина разулась, на ощупь сунула ноги в тапки, прошла в комнату и бросила сумку на журнальный столик. На диване по-прежнему валялось оставленное утром одеяло. Где-то в его складках затерялся мобильник. Борясь с желанием оставить всё как есть, Нина перетряхнула одеяло. Глупая надежда, что телефон вдруг взял и сам собой куда-то исчез, рухнула с глухим ударом соскользнувшего на пол аппарата. Она вздохнула и включила питание. Тут же забулькали смски, докладывающие о том, что абонент Мама звонил 28 раз.

«Сейчас абоненту «Мама» придёт оповещение, что абонент «блудная дочь» появился в сети, и будет двадцать девятый», — подумала Нина и уселась на диван.

Экран засветился.

Нина скользнула пальцем по экрану, включила громкую связь и положила телефон на широкий диванный подлокотник.

— Вот такую дочь я вырастила себе на старость! — провозгласила мама вместо приветствия. — На работе тебя нет. Дома тоже. Телефон отключен. Где ты была? Заставила старую женщину тащиться на другой конец города. Я в дверь целый час звонила. — не переводя дыхания, Анна Борисовна выдала пулеметную очередь вопросов: — Где Павел?! Сосед сказал, что тебя искал какой-то посторонний мужчина! Что ты вытворяешь? Где Павел, я тебя спрашиваю? Что ты молчишь?

Нина услышала, как мама набирает воздух, чтобы выдать новую тираду, и скороговоркой выпалила:

— Здравствуй, мам.

— И это всё, что ты можешь сказать?! — голос взял ноту повыше. — Я места себе не нахожу, я уже хотела обзванивать больницы и не только больницы. И всё что я заслужила услышать в ответ, здравствуй, мам?! Ну здравствуй, дочь! — издевательский тон сочился ядом.

Снова вдох.

— Ты же слова не даёшь вставить, — Нине снова удалось вклиниться.

— Хорошо. Говори! Хотя я всё уже знаю! — обличающе взвизгнул голос. — Марк Петрович сказал, что ты взяла отпуск за свой счёт. С какой радости?

Нина ощутила знакомый ком в горле. Он возникал всякий раз, когда нужно было оправдать перед матерью свой поступок. Ком давил, мешая подбирать слова и вообще говорить. Нина положила руку на грудь. Стало немного легче. Другой рукой она нащупала в сумке тетрадь, словно это была ручка спасительной двери, через которую можно в любой момент скрыться.

— Так с какой радости, я тебя спрашиваю, тебе понадобился отпуск? — возмущенно звенел мамин голос.

Нина глубоко вдохнула и крепче сжала тетрадь.

— Хочу побыть в тишине, — медленно произнесла она. Получилось гораздо спокойнее, чем сама ожидала.

— Что? Какая тишина?! — Анна Борисовна сорвалась на фальцет. — Ты в своём уме?! Где Павел?! Ты вообще помнишь, что у тебя есть муж и обязанности?

— Мужа нет, он ушёл, — Нина погладила обложку. Ком в горле почти исчез. Дышать стало легче.

«Сейчас рванёт», — подумала она, вслушиваясь в повисшее молчание

— Как ушёл?.. Куда?.. Ты мне назло это говоришь!.. — драматические паузы после каждого вопроса делали речь прерывистой, как будто Анне Борисовне не хватало воздуха.

— Нет. Говорю как есть, хотя правду говорить не слишком легко и приятно, — Нина не поняла, как ей удалось пошутить. Слова выскакивали сами собой, словно были заготовлены давно и просто ждали своего часа. — Это, оказывается, Павел на мне женился назло. А я вот и не знала.

— Ну и не знала бы дальше! — прошипела мама. — Немедленно верни его. Слышишь? Проси прощения. В ногах валяйся. Делай, что хочешь, но верни!

— Не хочу, — ком в горле растворился окончательно.

— Нина, не расстраивай меня! — голос Анны Борисовны задрожал.

Каждый раз, когда мать называла её по имени, Нина каменела. Имя было чем-то вроде заклинания, которое использовалось лишь в крайних случаях, когда обычные обезличенные приказы не действовали.

Нина… отдай любимую куклу незнакомой девчонке.

Нина… поступи в «перспективный» институт.

Нина… благодари за работу.

Нина… выходи замуж, другого такого не найдёшь.

Нина… НЕ ЖИВИ…

Она вздрогнула всем телом, как будто среди ночи очнулась от «сонного паралича». Накатившее оцепенение отступило. Пальцы затеребили страницы тетради.

— Почему ты молчишь? — дрожь в голосе матери усилилась.

«Сейчас осадки начнутся», — непривычно равнодушно подумала Нина.

Из телефона послышался всхлип.

— Ладно, мам, мне пора.

— Куда пора? Как ты вообще жить теперь собираешься?! — слезиво вопрошала Анна Борисовна.

— Для этого мне и нужна тишина, — Нина не узнала свой голос. Твёрдый. Спокойный. И в то же время… доброжелательный. Голос человека, общающегося с оппонентом на равных. — Я как раз хочу подумать как. Пока.

— Не смей ве…

Нина нажала отбой. Телефон умолк. Она сжала ладонями горящие щеки. В висках стучало, сердце отплясывало джигу-дрыгу. Не в силах сидеть, Нина вскочила и закружила по комнате. Первый раз в жизни у неё получилось дать отпор. Без слёз и истерических выкриков, на которые мама просто не реагировала. Взять и сказать, как есть, и не извиняться неизвестно за что, чувствуя унижение и презрение к себе за собственную слабость. Взять и поставить точку в исчерпавшем себя разговоре.

Адреналиновый всплеск утих. Нина обессиленно опустилась на диван и с ужасом смотрела на телефон, понимая, что, если он зазвонит, второй раунд ей не выиграть. Аппарат молчал. Видимо, боец из другого угла ринга приходил в себя после неожиданной атаки.

«А вдруг ей плохо стало?»

Нина схватила смартфон. Пьянящее ощущение свободы и легкости пропало, как будто кто-то сунул ей в руки огромную бутыль, слишком тяжелую, норовящую выскользнуть.

«Мама снова выиграла, — со злостью подумала она.»

— Не сдамся! — Нина ударила кулаком диван. И вместо того, чтобы нажать на вызов, отправила сообщение:

«Ты в порядке?»

Ответ пришёл мгновенно.

«КАК Я МОГУ БЫТЬ В ПОРЯДКЕ ПОСЛЕ ТАКОГО?????»

— В порядке, — Нина кивнула. Она отключила звук и положила телефон экраном вниз. Громоздкой неудобной бутыли в руках больше не было.

Усталость внезапно навалилась на неё — это был приятный груз дневных событий, о которых хотелось подумать, вспомнить во всех подробностях, чтобы убедить себя: это действительно было. Встречи, разговоры, новые люди, которым она, невзрачная Нина Калашова чуть ли не впервые в жизни вдруг стала интересна. Прихватив одеяло и тетрадь, она отправилась в спальню, размышляя о том, что все красивые слова остаются лишь словами, пока человек не прочувствует то, о чем написано. И вот сегодня услышанная когда-то эффектная фраза: «каждый день — это маленькая жизнь», перестала быть пафосной и обрела, наконец, смысл. А этот нереально длинный, переполненный событиями, день требовал какого-то особенного завершения.

Нина достала из дальнего угла шкафа старую потрёпанную коробку. Это была одна из немногих вещей из маминой квартиры, переехавшая вместе с Ниной во взрослую жизнь.

«Сколько мне было? Вроде девять…» — она присела на краешек кровати, вспоминая то новогоднее утро.

Обнаружив под ёлкой коробку, Нина с надеждой посмотрела на маму:

— Это мне?

— Тебе, — Анна Борисовна поджала губы и нахмурилась.

Щёки девочки порозовели от волнения. Откуда взялся нежданный подарок? Мама ведь свой уже подарила. И это была вовсе не кукла, о которой мечтала Нина. Кукла нужна была для одного важного дела, и Нина очень старалась, чтобы её получить. Пятерки, уборка и прочее хорошее поведение, о котором так много и строго говорила Анна Борисовна. Все старания пошли крахом из-за Женьки Плёнкина. Он увидел, как Нина кружилась на школьном празднике, изображая подхваченный ветром опавший лист, и совершенно сошел с ума. Сначала изводил предмет своего обожания дерганьем за косички. Нина на Женьку жаловаться не стала, а попросила маму заделывать пучок, сославшись на требование учительницы. Анна Борисовна без интереса выслушала рассказ дочери о готовящемся к новому году танце снежинок, но заменить косы на пучок всё же согласилась. Тогда Женька похитил у Нины пенал, написал на нём «Нинка-балеринка» и изобразил танцующую девочку. Самой Нине художество очень даже понравилось, как и надпись.

Возможно, всё бы обошлось, если бы не Ритка. Она подскочила к Анне Борисовне на новогоднем утреннике и громко сообщила, что «Плёнкин вашей Нине пенал испортил, потому что влюбился». Сидящий рядом мужчина оказался Плёнкиным-старшим.

— Сватами будем! — загоготал он и немедленно пригласил побагровевшую Анну Борисовну в гости. Та от визита отказалась и весь праздник просидела стиснув зубы и аплодируя с такой силой, что легко могла колоть орехи, окажись они вдруг меж ладоней. Почему мама пришла в такое бешенство перепуганная Нина не поняла. Всю дорогу из школы она просила у превратившейся в Снежную королеву мамы прощения и дома попыталась отмыть пенал, но Женька постарался на славу. Схематичная балерина, хоть и побледнела, но всё равно упрямо проявлялась на светлой поверхности.

На следующий день Анна Борисовна вручила дочери «заслуженный подарок» — новый пенал был точной копией старого, только чёрный, чтобы грязь меньше видно было, пояснила она.

Так, из-за влюбленного Плёнкина, ни в чем не повинная Нина осталась без куклы, для которой мечтала шить наряды. Она придумывала модели платьев и делала зарисовки в секретной тетрадке.

Дома творить Нина не решалась, боялась, что рисунки увидит мама — вдруг они ей не понравятся. Заняться любимым делом в школе тоже возможности не было. Там бы тетрадь увидели точно, а показывать её не хотелось никому. Даже Ритке. Поэтому по дороге из школы Нина останавливалась ненадолго в парке, садилась на скамейку под старой липой и на несколько минут забывала обо всём на свете. Однажды Нина так увлеклась тёмно-зелёным бальным платьем с длинным шлейфом и бантом на талии, что не заметила, как к ней подсела женщина. Незнакомка похвалила картинку, назвав её хрустящим словом «эскиз». Нина испугалась и убежала, о чём потом долго жалела. Конечно она знала, что с чужими людьми на улице разговаривать ни в коем случае нельзя, но что если это была добрая волшебница? Как в сказках, которых Нина прочитала великое множество. Кто-то же их написал. Возможно, как раз те люди, кому волшебники встречались и кто решился с ними побеседовать. Если бы к неё тогда хватило смелости, она бы обязательно попросила фею найти папу. Девочка точно помнила, что папа был, когда она была совсем маленькой. Только потом куда-то пропал. Она пробовала спрашивать у мамы, но та сначала упорно делала вид, что вопросов не слышит, а потом и вовсе запретила их задавать.

Вот поэтому появление неожиданной коробки Нину особенно взволновало. Вдруг папа нашёлся и коробка от него?

— А это от… — цепенея от предчувствия, тихо спросила Нина.

— От Деда Мороза, — сухо бросила Анна Борисовна. — Есть ещё вопросы?

Нина вздохнула. Вопросы, конечно, были, но что толку, если ответов всё равно не получить. Она занялась коробкой. В конце концов главное, что появился ещё один подарок, который уж точно будет лучше унылого пенала.

В коробке была лампа. Волшебная. Если её включить, скучный белый потолок становился ночным небо. Звёзды мерцали, переливались и двигались, превращая комнату в сказочную пещеру. Нина зажигала лампу при каждом удобном случае, который, увы, выпадал не часто, потому что мама лампу мгновенно невзлюбила, объяснив, что «это вредно для глаз». Нина включала лампу тайком, а это можно было сделать только днём, когда мамы не было дома. Но днём звёзд было почти не видно. Тогда она полюбила зиму, за ранние сумерки и поздние рассветы. Можно было проснуться до будильника, включить чудо-лампу и мечтать о чём угодно. Нина точно знала, что среди всех этих танцующих звёзд есть та самая. Её звезда. Сумеешь отыскать — то, о чем мечтаешь, обязательно сбудется, и всё тогда станет очень и очень хорошо.

Павел звёздную лампу, как предмет интерьера, тоже не утвердил. Его раздражало разноцветное мерцание. Вот если бы вместо небесной абстракции по стенам и потолку плясали футбольные мячи…

Нина бережно вынула старую лампу из коробки, поставила на прикроватную тумбочку и включила пожелтевший от времени провод в розетку.

Разноцветные лучи брызнули в разные стороны, превратились в звёзды и застыли на всех поверхностях, куда смогли дотянуться.

«Надо же… работает! Дождалась всё-таки», — подумала она то ли о себе, то ли о лампе.

Сумерки за окном сгущались. Ночник озарял комнату таинственным ровным светом.

С трудом различая текст в открытой наугад тетради, Нина читала простые, проникающие в душу слова…

«Они есть у всех. Пылятся где-то. Забытые, потерянные при переезде во взрослую жизнь, брошенные в круговороте важных дел, но до сих пор очень нужные. Детские мечты. Или недетские.

Те самые, что способны раскрасить будущее в любимый цвет, если заново в них поверить. И в себя.

Есть мечты, из которых нельзя вырасти, их можно только исполнить.

Сейчас и здесь — лучшее время. Мечты устали ждать.»

Она щёлкнула переключателем на лампе. Неподвижные звёзды ожили и поплыли. Нина легла поверх одеяла и смотрела на их плавный ход. Стены комнаты расширялись, потолок уходил в вышину. Пространство, переставшее быть замкнутым, заполняли всё новые и новые светила. Тут и там вспыхивали радужные блики. Они были близко и далеко одновременно. Казалось, что нужно всего лишь поднять руку, чтобы зачерпнуть ладонью этот блеск. Нина потянулась вверх — не достать.

Одна звезда была ярче других. Она становилась всё больше, приближаясь, а может всё было наоборот, и это Нина летела ей навстречу, раскинув руки.

Миллиарды других звёзд побледнели, истаяли, превратились в искрящиеся песчинки и исчезли, уступив место той единственной. Нина купалась в этом ласковом сиянии. Свет не ослеплял и не обжигал, он просто был, и кроме него ничего больше не было.

Нина закрыла глаза и потеряла счёт времени, не зная, сколько минут, или может часов, она провела в этом залитом тёплым светом месте.

Какое-то мимолетное ощущение подсказало, что обстановка поменялась. Свет плавно гас. И сквозь приглушенное сияние, как из тумана, проступал засвеченный пейзаж. Ничего конкретного, только клубящиеся облака, похожие на уходящее в бесконечность хлопковое поле. Эти облачные цветы собирались в огромную гору, рассыпались и строили гору снова…

На глазах вырастал, рушился и возводился заново воздушный замок, как будто великий Гауди теперь творил на небесах и решил превзойти свои земные шедевры.

Нина завороженно смотрела на этот объемный пазл, обрастающий всё новыми деталями. Одно из бесчисленных окон распахнулось. Перед ним тут же материализовался балкон с ажурными перилами. На балконе появилась она.

«Амалия!» — мысленно позвала Нина.

Фигура на балконе царственно взмахнула рукой.

«Так ты принцесса?! Я могла бы сшить для тебя сказочное платье. Как всегда мечтала…»

Фигура наклонила голову в знак согласия, сделала шаг назад и исчезла внутри дворца.

В тот же миг очертания замка начали стремительно меняться. Исчезли ажурные перила, балконы, ставни на окнах, лестницы, изящные башенки, барельефы, лепнина. И вот уже перед Ниной бесформенная гора облачного хлопка. А в следующую секунду пропала и гора, растеклась, раскинувшись бесконечным одеялом. Сквозь прорехи в облачной ткани прорвался свет. Он на мгновенье затопил всё пространство и сжался в одну яркую точку, которая, как зрачок далёкого глаза, уставилась на Нину и, сверкнув напоследок, затерялась среди тысяч похожих друг на друга небесных блёсток.

Звёзды неторопливо шествовали по потолку, стенам, вернувшимся на место. Лампа погасла, и принявшая свой обычный облик комната погрузилась во тьму.