Крысы кошкам не друзья

Екатерина Исакова, 2019

Канализация, Финский залив, полицейский участок, подземная река, цирк, темница… куда еще может занести человека за двое суток? Лев, молодой парень, пускается в путешествие, берущее начало в подъезде жилого дома на окраине Санкт-Петербурга. Встречи с эксцентричными героями своего времени, опыт работы в борделе, полеты на железных альбатросах – лишь малая часть того, что выпадет ему на пути поиска родных и переосмысления жизненных целей и идеалов.

Глава

5

Честно, купание в Финском заливе не бодрит с утра пораньше. Мусор плавает там вместо уточек, и не дай бог вода попадет в рот. Но когда рядом с тобой гремит перестрелка, такие мелочи, как холод и чистота перестают волновать.

–Выбраться. Нужно выбраться из воды, — повторял Лев, как мантру.

Он проплыл до Пассажирского порта и только там вышел на берег. Лев надеялся, что таким образом избавится от преследования, но ошибался. Никто его просто так отпускать не собирался. Пять вооруженных бойцов столпились на берегу, как рыбаки, в предвкушении крупной рыбешки.

–Бежать некуда, парень, — издевательски произнес один из них, когда беглец, еще не восстановив дыхание после заплыва, вылез на берег.

Лев выплюнул воду, которой все же нахлебался, пока плыл, глубоко вздохнул, поправил мокрые волосы и согнулся, положив ладони на колени, соорудив себе подпору.

–Заблуждаетесь, товарищ, — улыбнулся он и, разбежавшись, прыгнул обратно в воду.

Когда бойцы подбежали к краю, то обнаружили, что Льва нигде нет. Подумав, что он просто нырнул, стали ждать, пока у нерадивого пловца кончится воздух. Но проходила минута, за ней вторая и третья. Лев не всплывал. Бойцы вызвали подкрепление, забили тревогу из-за сбежавшего подозреваемого. В течение тридцати минут тридцать полицейских обыскивали Морской вокзал. Осознав бессмысленность поисков, вызвали профессионального дайвера. Но было уже поздно.

***

Идея, как уйти от преследования, возникла сразу же после второго прыжка в воду. Канализация, а точнее тысячи труб и туннелей, ведущих в самые разные уголки города — либо туда, в гости к черепашкам, либо в руки правосудия.

Лев не был брезгливым человеком. Даже заплыв по Финскому заливу не вызывал в нем чувства отвращения. Но лезть в канализацию — более, чем мерзкое занятие. Но куда деваться? Лев ухватился за бортик дыры, уходившей под пристань, и с усилием поплыл против течения.

Проплыв по узкому туннелю около пятнадцати метров, он вынырнул в длинном широком туннеле, заполненном водой из-за обильных питерских дождей. Труба располагалась рядом с потолком, а потому там было немного места, не заполненного водой. Только оказавшись в туннеле, Лев не сориентировался, и его резко подхватил бурный подземный поток. Пловца-неудачника несло, как дохлую селедку, вода била по лицу, как будто летели пощечины, не оставляя никакой возможности вздохнуть; начинало казаться, что он уже не выплывет. Но вдруг Лев начал падать. В яму.

Яма — помещение цилиндрической формы, куда стекались воды из трех разных туннелей. Вода здесь была спокойной, что позволило Льву подплыть к лестнице на стене и взобраться по ней на второй уровень канализации — на небольшую платформу с решетчатым полом и тремя проходами, ведущими в три разные стороны. Немного полежав и восстановив дыхание, Лев выбрал один из них, самый нестрашный. Просто наугад.

Шел он долго, час или два, то и дело выбирая новые ответвления и пути, падая в воду, а после выбираясь из нее. Лев пытался отыскать люк, который стал бы его спасением. Но про устройство канализации он ни черта не смыслил, а потому плелся наобум. Хотелось есть и спать, хотя бы пить, но остановка — потеря времени. Даже тот страх, покалывавший нервишки, когда Лев только начал свое путешествие по подземному городу, исчез. Его задавило своим весом чувство отчаяния.

Спустя примерно четыре часа бессмысленных скитаний по этому проклятому лабиринту послышались голоса.

–Господь, помяни мои слова. Боря, у тебя с головой все в порядке? Зачем ты мне молоток бросил? Я тут не гвозди забивать собираюсь!

Это был голос потрепанного бабскими причитаниями и регулярным пивом мужика в синем комбинезоне и каске с фонариком. Он ворчал на своего молодого помощника, но его не ласковые слова казались Льву поцелуями флейты.

–Да! Я здесь не сдохну! Я знал, что умру не сегодня! — Лев закричал от счастья, выбежав из-за темного угла.

Услышав победный визг, немолодой рабочий заорал, что есть мочи, и упал с лестницы. Зрелище и правда было страшным: гигантское существо, все в грязи и дерьме, со всклоченными волосами, покрытыми пятисантиметровым слоем какой-то липкой дряни, в разодранной одежде. К тому же, громко орущее басистым голосом и бегущее с поднятыми руками-вермишелинами. Точно монстр, вышедший из глубин канализации поглазеть на род людской.

–Мать твою, это же человек! — крикнула голова молодого помощника, появившаяся из люка.

Лев выбрался наружу и оглянулся: Нарвский проспект. Примерно шесть с половиной километров от Морского вокзала. Лев стоял и смотрел по сторонам, наслаждаясь тем, чему раньше он не придавал особого значения — возможностью дышать.

–Эй, парень, ты кто? — спросил Льва молодой помощник.

–Кто я? Преступник, стало быть, — сказал Лев и истерично захохотал.

–Ааа… Преступник, я так и подумал. А что же ты в канализации делал?

–Купался, — глупо ответил Лев на глупый вопрос.

К этому времени на поверхности показался немолодой рабочий, захлопнувший за собой люк да проверивший, надежно ли он закрыл его.

–Ты, зараза малолетняя, что забыл в канализации? Ты хоть представляешь, что мог умереть? Сейчас же дожди, уровень воды поднялся… — начал отчитывать Льва рабочий.

–Уж поверьте, я там не по собственному желанию очутился, — отвечал чумазый крокодил.

–Ну, по собственному, не по собственному, с этим полиция разбираться будет. А вот как раз и они.

Из патрульной машины, подъехавшей к тротуару, вышли двое — сержант и рядовой.

–Что тут собственно происходит? — начал было сержант.

–Да вот, товарищ полицейский, задержали мы тут одного любителя пошастать по канализации в одиночестве, — отвечал ему рабочий в возрасте, подергивая усишки.

Сержант с рядовым переглянулись.

–Понятно. Вам, молодой человек, помочь или вы сами сядете в машину?

–Попробую сам, а там дам знать, — ответил Лев и подошел к автомобилю.

–Нет, стойте! — крикнул рядовой и достал из бардачка несколько газет, а после постелил их на заднее сиденье.

–Не поможет, — скептически заметил Лев и плюхнулся в салон, специально смяв бумажки.

Полицейская машина отъехала, оставив рабочих, люк и страх смерти. Им на смену пришли иные, нельзя сказать, что более приятные чувства.

–Имя, фамилия, отчество, дата рождения, место жительства, — диктовал сержант.

–Петербургский Лев Павлович, появился на свет шестнадцать лет назад девятого января, в ночь, когда луна покраснела, а звезды стали падать с небес…

–Что за бред ты несешь? — сержант развернулся и посмотрел на Льва, как на обезьяну.

–Прошу прощения, моё красноречие иногда доходит до абсурда, становясь губительным. Так вот, без определенного места жительства, если так можно выразиться.

–Бомж что ли? — сказал рядовой с максимально присущим ему уровнем иронии.

–Ну, в иной ситуации я бы возразил. Но сейчас от меня воняет хуже, чем от мусорной свалки, так что бомж — наиболее подходящее слово.

–Хорошо, бомж Петербургский, номера родителей.

–За не имением таковых, я продиктую вам, господа, номер Марии Станиславовны.

–Это еще кто такая?

–Социальный работник.

–Ну, понятно. Значит, добавляем ко всем твоим характеристикам то, что ты приютский.

–Из ваших уст звучит довольно грубо, но да, так и есть. Ни папы, ни мамы вот уже как шестнадцать лет.

–Уууу… Только плакать не начинай, парень.

–Договорились.

Лев продиктовал номер Марии Станиславовны, и машина подскочила на лежачем полицейском. Дорога до отделения, учитывая пробки, составила около пятидесяти минут. Газеты и правда не помогли: к концу поездки весь салон пропах говном вперемешку с мочой.

–Приехали, вылезай — сержант открыл заднюю дверь.

Лев вылез. В знакомое ему место притащили, сволочи. Полицейский участок. Ммм… запах как в столовке. Где-то жарили пирожки. Владимир Ильич их любит: Лев всегда захватывает парочку, когда нужно идти в участок.

Внутри отделения все было по-обычному облезло, потерто и развалено. Где-то сыпалась штукатурка. Рядом с тем местом, где по вечерам собирались проститутки, на стенах были намалеваны разные надписи.

Пройдя по коридору и повернув налево, Лев попал в кабинет участкового. В нем находились двое — сам участковый, Алайкин Владимир Ильич, и социальная работница по делам несовершеннолетних, Пожарская Мария Станиславовна. На удивление, она добралась до участка быстрее самого Льва. Как только правонарушитель зашел в кабинет, участковый демонстративно зажал пальцами нос и открыл окно.

–Свободен, рядовой, — сказал Владимир Ильич, садясь за стол.

–Я присяду? — спросил Лев.

–Ага, конечно. Хочешь мои стулья запачкать? Стой и слушай, а когда позволят, отвечай на вопросы. — говорил участковый. — Ох, ну и смердит от тебя, Петербургский!

Владимир Ильич был невысок ростом, плотного телосложения с поросячьим лицом. Если то, что гадко пахло от Льва являлось единичным случаем, то от участкового постоянно пасло потом и несвежей одеждой.

–Спокойно, Владимир Ильич, не стоит кричать на него, — в поток слов участкового вмешался тонкий голос Марии Станиславовны.

Она была похожа на Людмилу Витальевну, классную руководительницу Льва. Не очень высокая, с шоколадными волосами, небрежно заколотыми около шеи. Ее хитроватый взгляд был направлен на Льва, хотя говорила она не с ним. Одна ее нога была перекинута через другую. Короткая юбка, черные колготки и рубашка с расстегнутой верхней пуговицей делали из Марии Станиславовны кокетку. Так могло показаться на первый взгляд. На деле же, она была профессионалом своего дела. Мария знала индивидуальный подход к каждому своему подопечному. Мария позволяла им говорить с ней, как с подругой. Лев мог высказать свое мнение, где-то надавить, что по правде ему льстило, а она, взрослая, слушала и иногда даже продавливалась.

–Кхм, ладно, — кашлянул, ожидав, наверное, поддержки, участковый, — продолжим. Скажи мне, Лёва, что ты забыл в канализации этой, тем более один?

–Ну, я был участником импровизированного театра, — отвечал тот.

–Что ты несешь? Я четко, без грубости, спросил тебя. А ты начинаешь клоунаду! Вот, Мария Станиславовна, я был вежлив, он сам провоцирует меня.

–Лев Павлович, я прошу вас перейти ближе к делу, а то наш достопочтенный Владимир Ильич не любит длинных историй, — мягко произнесла Мария и улыбнулась.

Участковый смутился и чуть заметно покраснел.

–Ну раз вы просите, то я перейду ближе к сути, — Лев подмигнул, — в канализацию я попал через Финский залив. Там я залез в трубу под водой, а после, проделав долгий пятичасовой путь, оказался там, где меня подобрали ваши коллеги.

–Так, неплохо, весьма неплохо. То, что ты не помер в этих трубах с туннелями — это неплохо. Но твои приключения с говном меня не особо интересуют. Ты лучше рассказывай, что заставило тебя в эту трубу залезть, — говорил участковый, раздраженно постукивая ручкой по столу.

Лев перевел взгляд на Марию Станиславовну. Он еле заметно мотнул головой, как бы сигнализируя о том, что следующая часть его рассказа не должна быть озвучена.

–Так вы пишите, Владимир Ильич, — резко вмешалась Мария.

–Что же мне писать? Он еще самого интересного нам не открыл…

–Пишите, что в канализацию может попасть любой человек, просто нырнув в Финский залив. Пишите-пишите. А я позабочусь о том, чтобы эти бумаги попали, куда следует.

–Ладно, я отправлю эту информацию куда надо, — отвечал ей участковый, — но сейчас я хотел бы узнать, зачем он туда вообще прыгнул. Явно не искупаться в октябре решил.

Мария, как бы извиняясь, посмотрела на Льва. Того времени, что она приберегла для него, хватило, чтобы придумать слегка правдоподобную версию произошедшего.

–Я за котом нырнул.

–Что за фигню ты несешь, Петербургский? Какой, к хренам собачьим, кот? — переходил на ор участковый.

–Самый настоящий. Рыженький, худой. Его девочка маленькая поймать пыталась, а он от нее спасался. Ну вот и прыгнул в воду, — совершенно серьезно, без тени улыбки говорил Лев.

Мария Станиславовна от стыда прикрыла рукой лицо и больше не смотрела ни на Льва, ни на участкового.

–Вы знаете, я бы сам утопился, если бы такая здоровая девочка на ручки меня взять попыталась, — продолжал Лев.

–Вот скажи честно, ты за идиота меня держишь? А, нет, погоди. Ты меня и Марию Станиславовну за идиотов принимаешь? Как кот с канализацией и с тобой связан? — участковый уже не орал, его скорее интересовало, что будет дальше.

–Ну, так котик упал в воду, а я за ним. Я людей не очень люблю, а животных наоборот. Кошек особенно, — монотонно вещал Лев, — этого несчастного течением понесло в трубу. Я за ним и поплыл.

–Вот ни в жизнь не поверю, что ты ради какого-то кота в трубу канализационную полез! — уже смеясь, прокричал раззадоренный участковый.

–Я не полез, меня тоже туда течением унесло.

–Ох, Петербургский, ты сам веришь в то, что говоришь?

–Вижу тень сомнения на вашем лице. Но ничего, у меня есть доказательства. Вас разве не интересует, что стало с котиком?

–Не очень, но рассказывай.

Лев грустно улыбнулся и достал из кармана штанов несколько куриных костей с остатками мяса.

–Размазало кота о стены, товарищ участковый, — с этими словами Лев положил кости на стол.

–Мерзость то какая! Убери! Фу! — взвизгнул по-девчачьи участковый, вскочил со стула и убежал в другой конец кабинета.

Мария Станиславовна не так резко отреагировала, но тоже съёжилась и отошла от стола, от греха подальше.

–Теперь поверите? — спросил с еле заметным ехидством Лев.

–Да верю я! Убери кости эти со стола моего и можешь проваливать! — кричал, приобняв фикус, участковый.

–Как прикажете, — ответил Лев и засунул кости обратно в карман, — могу я теперь идти?

–Вали!

Мария Станиславовна и Лев вышли из кабинета.

–Вроде неплохо вышло, — начал было Лев.

–Молчи и иди за мной.

Они оба шмыгнули прочь из полицейского участка.

–Садись в машину, — скомандовала Мария, — только достань из багажника пакет полиэтиленовый и накрой им переднее сиденье.

–Будет сделано.

Достав столитровый пакет и накрыв им сидушку, Лев сел в машину.

–Откуда у вас такой пакетик? Трупов возили, или рассаду? — спросил он.

–Да шарики я воздушные заказывала, но не сейчас об этом. Пристегнись и начинай рассказывать, как ты в канализации оказался.

–Я бы предпочел для начала поинтересоваться, куда мы направляемся.

–Расскажешь свою правду, я расскажу свою.

–А я первый потому что…

–Потому что так надо, Петербургский, — улыбнулась Мария.

–Достаточно аргументированно. Хотя, что говорить, я не знаю. Вы все слышали.

–Про кота то? Я не овечка без мозгов, чтобы в такое верить. Говори правду.

–Я убегал от полиции.

–Вплавь?

–Да, они меня на берегу зажали, пришлось нырять.

–Ладно, уже более убедительно. А за что они тебя ловили?

–Я украл у них наручники и дубинку.

–Зачем ты это сделал?

–Ну… Мы с Савой выпили, а потом поспорили…

–Ты же не пьешь! Опять этот Вайтонис? Ну, всё ясно. Вот зачем ты с ним водишься, ума не приложу. Ладно, правду ты говоришь или нет, ничего не изменится. Последнее, что мне хочется узнать, чьи это за кости были?

–Не кошачьи они, тем более, не человеческие, не переживайте. Я думаю, что куриные, хотя, кто знает… Мусор мне в канализации по карманам набился.

–Как совпало то.

–Ага, а теперь ваша очередь. Куда мы едем?

–Домой.

–К вам? — ухмыльнувшись, спросил Лев.

–Нет, Лёва, мы едем в Павлин, — произнося это название, Мария смутилась и опустила глаза.

Лицо Льва перекосилось. За всю дорогу до этого Павлина, он не произнес больше ни слова.

***

Гордое название Павлин носило детское воспитательное учреждение, а проще — детский дом. Это было небольшое кирпичное здание с решетками на окнах. Где-то среди деревьев, обросших вокруг, как колья, пряталась детская площадка. Сейчас она была пуста. Заасфальтированная площадка перед зданием была сплошь усеяна картинками, нарисованными мелками с любовью и самоотдачей: кривые солнышки, некрасивые цветочки с рваными стебельками, косые домики без крыш. Мелкая бестолочь не может найти применения свободному времени.

Уже тридцать минут прошло, а Лев всё молчал. В машине молчал, идя по дорожке молчал, заходя внутрь здания, всё также молчал. Внутри Павлина его уже ожидали директор вместе с воспитателем.

–Павел Игоревич, у вас тоже со зрением плохо или это Петербургский соизволил навестить нас? — громко спросила воспитательница.

–Да, Надежда Игнатьевна, это сам Лев Павлович Петербургский. Тот самый, которому еще в младенчестве было дано отчество в мою честь. Если это теперь можно называть честью, — в той же тональности отвечал директор.

Высказанные, чтобы оскорбить, слова нисколько не задевали Льва. То ли он привык к такому обращению, то ли не несущие смысловой нагрузки пустые фразы уже не могли омрачить этот, и без того отвратительный день. Но как бы то ни было, за неимением сил придумать столь же пестрящий остроумием ответ, Лев предпочел молчать. Опять.

–Здравствуйте, Павел Игоревич, Надежда Игнатьевна, — сказала Мария, стряхнув с воротника пальто капельки дождя, — распишитесь, пожалуйста, вот здесь. Да, здесь, там, где надпись: передан под ответственность…

–Ох, ну и помотал ты наши нервы, Петербургский, — говорил директор, пока подписывал бумаги, — но ничего, теперь и на нашей улице будет праздник. Ты не думай, что все будет, как раньше, до твоего грандиозного побега. Теперь то я отыграюсь за все часы, которые я провел в полиции, за нервотрепку, за тонну бумажной волокиты…

Директор говорил это с заметным злорадством, не обращая внимания на стоявшую рядом с ним Марию Станиславовну.

–Павел Игоревич, не переусердствуйте, — сказала Мария, как дракон плюнул пламенем, и забрала подписанные бумаги.

–Ох, не сомневайтесь, его тут и пальцем никто не тронет; я не перешагну границу дозволенного, — мерзко скалясь, отвечал ей директор.

–Дайте мне минутку, и я отдам вам Льва насовсем.

–Ты прости, что так получилось. Просто в прошлый раз, когда я тебя нашла, но не отвезла, мне грозили увольнением и вообще обещали лишить лицензии, — Мария с нежностью потрепала Льва по плечу и убрала волосы с его лба, — потерпи еще немного.

Ласка и доброта топили подмороженное сердце Льва, как глиняная печь. Ему хотелось, чтобы его гладили и гладили, почесывали за ушком; он готов был мурчать, если попросят, кататься на спинке и шипеть на дворняг. Что угодно — только погладьте.

–Все хорошо. Я вроде как понимаю, — Лев отпрянул, чтобы не травмировать разнеженную душу.

–Я к тебе завтра зайду, принесу чего-нибудь. Если что случится — звони.

–Хорошо, — мягко произнес Лев и улыбнулся.

Мария приобняла его, развернулась и просто ушла. Лев глядел ей вслед, пока та садилась в машину, поворачивала ключ зажигания, жала на педаль, а после устало закрыл глаза.

–Предпочитаешь ничего не видеть? Думаешь поможет? Ты не спрячешься, не испаришься. Ты теперь наш, Петербургский, — говорила Надежда Игнатьевна.

–Я это уже понял, — открыл глаза Лев, — так что теперь?

–Ты теперь идешь в комнату, берешь чистую одежду и идешь мыться. А после будет воспитательные профилактические работы, — ответил ему директор.

–Какие на этот раз?

–Я пока не решил, — улыбнувшись, ответил Павел Игоревич.

Льва, как преступника, вели под руки с двух сторон. Его комната располагалась на пятом этаже в самом конце длинного коридора.

–Заходишь, берешь вещи, выходишь. Мы будем ждать снаружи. И не вздумай чего учудить. Даже если решишь прыгать с пятого этажа, то ничего не выйдет. Теперь решетки на каждом этаже, не только на втором и первом.

–Вас понял, капитан, — сказал Лев и вошел внутрь.

–Павел Игоревич, что вы будете с ним делать? — оставшись наедине с директором, спросила воспитательница.

–Да что-что… Не убью же я его! Усажу на стул, растолкую, что так не делается, напомню, что мы ему не враги. Только толку в этом мало! Сбежит, наглец, через месяц, а то раньше. Книжку, может, какую посоветую… Пускай читает. Хоть что-то.

Прошло пять минут. Лев все еще не выходил.

–Почему так долго? Он там уснул что ли? — заметно нервничал директор. — Надь, зайди, посмотри, что с ним.

Надежда Игнатьевна вошла внутрь, а через пару секунд выскочила с ошарашенными глазами.

–Его там нет!

–Как нет? — заорал директор.

Внутри и правда никого не было. Были две кровати и один шкаф, закрытое окно, решетка на месте. Директор вместе с воспитательницей обыскали каждый угол, но Лев будто испарился. Но почему будто?