Берта

Екатерина Зайцева (2024)

Устойчивый с виду мирок маленькой Берты лопнул как пузырь. В погоне за небесным огнём она пробуждает силы, во много раз превосходящие её саму. После того как в руках Берты побывала звезда, магия, скрытая под самым носом, открывается ей, как и те, кто способен ей владеть. Берте приходится пройти по дорогам, которыми её ведут, чтобы узнать, в состоянии ли обладающие магией контролировать то, куда мир ведёт их.

II

Проснулась Берта уже на рассвете от нежной трескотни утренних птиц. Солнце, пока ещё теплое, но уже гораздо более по-осеннему мягкое, грело ей пятки. Муравьи, с таким трудом выпровоженные восвояси, вновь копошились в корзине с яблоками, попутно перебегая по ногам девушки. Руки Берты уже не болели, но ныли нестерпимо, как будто не в силах забыть, что ещё совсем недавно что-то в них было, что-то важное и ценное. Берта перевела взгляд с пола на ладони. Ожог виднелся, но как будто бы за ночь успел зарасти и уже был похож на шрам. Камня видно не было, но это было и не важно. Он уже не порадует Берту своим свечением, как ей хотелось бы, а на уголёк ей было всё равно.

Оперевшись на локти, Берта поднялась. Лёгкий ветерок подул ей в лицо. И откуда бы в доме образоваться сквозняку? Она хорошо заткнула все дырки в стене пару месяцев назад. Не может быть такого, чтобы ветер прорывался изнутри дома.

И тут она увидела глаза. Прямо перед ней сидела огромная серая неясыть. Ветерок, который Берта почувствовала, был вызван взмахом крыльев этой опасной птицы. Обычно маленькие, они и без того пугали Берту своим уханьем и грозным видом, у этой же когти были размером с человеческую ладонь, а карие глаза смотрели пристально и недобро. Берта замерла. Но птица лишь ещё раз взмахнула могучими крыльями и улетела прочь из избы.

От сердца немного отлегло. Берта чувствовала себя измотанной, но она жива и это главное. Просто чудо, что тот вчерашний звездопад её не убил. И что это было за помешательство? А сова, очевидно, залетела, потому что Берта не закрыла на ночь дверь. Вчера с ней случился кошмар наяву, но скоро тяжёлая работа смоет все плохие воспоминания и уже этой ночью Берта будет крепко спать. Правда сможет ли она работать с такими руками? Берта попробовала подняться с колен, уперевшись в ладони, и тут же тихо взвыла. Раны болели, если к ним прикасаться, наросшая за ночь плёнка была лишь видимостью выздоровления. Так тебе и надо за глупость, подумала девушка сама про себя. Совсем скоро сбор урожая, заготовки на зиму, как ты будешь делать это с такими руками? Пришлось посидеть и подождать, пока боль утихнет. В принципе, всё, что нужно, это обмотать руки чем-нибудь, чтобы они не болели так от прикосновений. И разве у неё где-то тут не лежала заживляющая мазь? Она много раз спасала Берту, когда та ранила себя за чисткой рыбы или во время полевых работ — должна помочь и сейчас.

Встав кое-как на ноги, Берта направилась к ящику, в котором хранилась банка с лекарством, и чуть не упала от того, что у неё закружилась голова. Похоже, вчерашняя ночь так просто её не отпустит. Берта упёрлась локтем в стену, отдышалась и всё же дошла до тумбы из тёмного дуба. Достала банку с мазью, с трудом открыла её, вспоров на ладони большой пузырь, из которого тут же потекла вода. Затем вытащила из нижнего ящика самую чистую тряпку из тех, что была. Кое-как зубами порвала её на два куска — не очень равных, поэтому больший решила использовать для правой руки, пострадавшей сильнее. Густо намазала ладони мазью, особенно пройдясь по только что вскрытому рубцу, и обтянула руки импровизированным бинтом. Боль будто бы немного утихла. Берта закрыла ящик и прислонилась виском к холодному дереву. Ей хотелось чуть посидеть с закрытыми глазами и подумать, прежде чем куда-то пойти. Теперь она по крайней мере могла делать не очень грязную работу. А есть ли у неё такая? Кажется, осталось только полить ещё раз овощи, да пройтись разок по грядкам, посмотреть, нет ли где рассадника жуков, а дальше уже останется ждать, когда будет пора собирать урожай. Значит, надо снова идти к реке. В ведре осталось всего ничего воды, она сейчас всё потратит на репу. Берта мысленно прошлась по всем участкам своего небольшого огорода, маленького дровяного дома, и не вспомнила почти ничего такого, что нельзя было бы отложить на потом.

Берта опёрлась о тумбу спиной и бегло оглядела пол — не было ли где-то её камня. Нет, нигде его не оказалось. Впрочем, он ей был на самом деле и не нужен. И что это действительно вчера на неё нашло? Разве она не знала, что звёзды тухнут, когда падают с неба? Но этот белый свет так её заворожил! Ей так хотелось, чтобы этот прекрасный огонь освещал ей пространство, так хотелось свою собственную маленькую звёздочку. Ей бы не помешало немного больше света в жилище без окон с одной дверью. И разве тут не стало темнее?

Она скосила глаза на печь. Что-то с очагом было не так. После секундного осознания Берта поняла — огня не было. Он погас впервые за столько лет. Берта вжалась спиной в тумбу, ручка больно вдавилась в позвонок. Нет, это слишком невероятно, невероятнее звездопада. Этот огонь не гас никогда. Не отрывая спины от опоры, Берта сместила голову влево — хотелось заглянуть внутрь печи, всмотреться, быть может там есть хоть один тлеющий уголёк. Но с её позиции ничего кроме чёрного проёма не было видно. Дыхание Берты участилось, сердцебиение стало отдавать в горле. Такого просто не может быть! Он никогда не гас — ни летом, ни зимой. Он не тух даже если она проливала туда ненароком своё варево, не тух даже если она, обозлённая на летнюю жару, сама пыталась его затушить водой из реки. Но теперь его нет. В погоне за звёздным огоньком она потеряла огонь куда более ценный — тот, без которого не пережить зиму. Не вполне понимая, зачем она это делает, Берта повернулась направо к двери — нет ли там снова этой совы. У кого Берта хотела просить совет? Не унесла же птица огонь в когтях. Лучше всего было бы подползти к очагу и проверить уголья, но было так страшно обнаружить, что потухло всё без остатка, что спокойнее было смотреть в дверной проём в поисках совы. Берта попыталась успокоиться. Девушка рассудила, что лучше всего сейчас будет отвлечься на работу и натаскать ещё воды с реки для рассады. Одними ногами она оттолкнулась и вылетела из избы вон.

Мысль о том, что придётся нести в обожжённых руках полное ведро воды не очень успокаивала, но Берте было необходимо чем-то заняться, чтобы не оказаться в ловушке своих мыслей. Зачастую она бывала настоящей трудягой не потому, что дел было действительно много, а потому что тяжёлая монотонная работа выбивала из головы все слова, которые она так часто произносила сама себе долгими вечерами. Берта боялась этих мыслей, потому что они медленно, но верно, тянули её вниз, давая понять, что всё, чем она занимается, бессмысленно, и она всё равно умрёт в этом доме, совершенно одна. Берта опустила глаза вниз, в землю, и смотрела на ускакивающих из-под ног кузнечиков — так спокойнее всего. Один крупный кузнечик где-то с середины пути до реки всё прыгал и прыгал перед Бертой вперёд. Что же ты не отскочишь влево или вправо? Смешное создание всё не понимало, что пора бы ему свернуть. Так он и довёл Берту до места, где заканчивалась трава и начинался песок. Тут зелёный отскочил влево и понёсся ещё на три прыжка от преследовательницы. Берта проводила его глазами и заметила, что улыбнулась. Если бы не постоянно меняющееся полотно неба и животный мир, так бы она и легла тут костьми.

Боковым зрением Берта приметила рыжее пятно. По правую руку от неё через реку был перекинут мост. Причудливое сооружение появилось из ниоткуда, но выглядело так, будто стояло тут всегда. Хотя оно и было неблизко к ней, Берта разглядела витые ножки, на которые опирались перила, а на треугольном соединении правой и левой частей переправы фигурку чёртика, смотревшего на холм, где располагался её дом. Не снимая улыбки, Берта тихо опустила ведро на берег, развернулась и пошла обратным путём. С неё на сегодня было довольно, она шла домой.

***

Берте очень повезло, что на днях пошёл дождь. Она так и не вернулась на берег и не забрала ведро. Из дверного проёма было не видно, но, может, его и вовсе уже унесло водой. За урожай можно было не беспокоиться, да Берта за него и не боялась. Она едва смогла заставить себя выйти и набрать за домом хвороста для очага, но даже не закинула его в печь и не пыталась зажечь. Ей было страшно, что оно смотрит на неё с моста.

Чёртик определённо смотрел. Мост был далеко, фигурка была похожа на точку, на муху, но взгляд явственно ощущался. Закрытая дверь не помогала. Берте даже хотелось, чтобы вернулась та исполинская сова. По крайней мере та сидела рядом и не тронула Берту. С ужасом Берта замечала, что вода для питья заканчивается и скоро придётся идти набирать новую порцию. Выходить за дом по нужде было ещё страшнее, и Берта экономила воду как могла. Но делать было нечего — становилось холоднее, голоднее, после дождя воздух стоял сырой и как будто серый. А в доме всё так же не было ни огонька.

Одним утром Берта и спала, и не спала. Чуть потеплело, солнце прощалось с летом и кинуло в щель между дверью и стеной свой самый яркий луч. Птицы пели как весной, кузнечики вторили им. А в горле у Берты почти сутки не было и капли воды. Было ясно — или Берта встанет прямо сейчас, или она уйдёт вслед за первым жёлтым листом. Не думая уже ни о чём, Берта как могла быстро скинула одеяло, поднялась на печи, перебарывая головокружение и темень в глазах, кое-как натянула обувь на ноги и вышла из дома прямо по направлению к мосту.

Смотреть в землю и ловить взглядом кузнечиков не помогало, так что Берта просто шла так быстро как могла. Почти у моста она подумала, что можно было бы сначала пойти к тому месту, где она оставила ведро, но лучше уж так. Она напьётся и с той стороны реки. В эти несколько дней все самые невероятные предположения рождались в её голове и тут же разбивались друг о друга. Оставалось только подойти и проверить, правда ли мост возник и теперь через реку возможно перейти. Берта не заметила, как её нога достигла первой деревянной дощечки, и вот она уже спускалась на другом берегу реки.

Трава тут была более жухлой и остро упиралась Берте в правую щёку и в бок. Воздух был осеннее, свежее, но у земли было тепло. Ветерок шелестел травинками над головой, не достигая Берты внизу. Тут было множество насекомых, больше, чем на её стороне. Кто-то из них больно куснул Берту с внутренней стороны коленки и всё-таки заставил вскочить. Никого там, где Берта почувствовала укус, не было, однако она с отвращением заметила впившихся клещей на обеих голенях и ещё несколько ползущих вверх по штанам. Пришлось выбежать обратно на песок, отряхнуть себя всю, скинуть и осмотреть одежду, а после и тело. Ещё один гад как-то успел пробраться между штанами и рубашкой и зацепиться ей за спину. Несколько сидело на обуви, кто-то заполз под шнуровку, один при ней залез внутрь ботинка. Столько на её стороне никогда не было. Как Берте не было противно, это была её единственная пара обуви на любое время года, так что она нашла травинку потолще, кое-как протянула между шнурками и опустила так в воду. Она не была уверена, что кровопийцы задохнутся, но лучше варианта не нашла. Другой конец прутика Берта закопала в песок. Немного подумав или, скорее, немного задержавшись взглядом на своих вещах, она проделала то же и со всей остальной одеждой, и залезла в воду сама.

Река не бурлила как обычно, она стояла почти без движения. В воде не было очень тепло, но всё же там было комфортнее чем на берегу. Берта чуть отплыла влево, чтобы на неё не падала длинная тень от моста. Больше мост не представлял угрозы, и Берта могла спокойно взглянуть на него снизу вверх. Чёртик сидел спиной к её дому и смотрел наружу, в поле. Ну и чёрт с ним, подумала Берта, уставшая удивляться. Что бы ни произошло той ночью, какие бы силы ни упали в её дом вместе с потухшей звездой, она была уже готова их принять. Берта оглянулась на свой дом. Может так казалось только с реки, но дровяной домик будто проваливался вглубь холма. Издалека он выглядел ещё более ветхим и покосившимся на левую сторону под гнётом лет. Этот вид разочаровал Берту, так что она поспешила отвернуться.

Берта вернулась на берег и ежась от холода вытащила из воды обувь и одежду. К счастью, ничего не уплыло и на вид как будто бы в обуви не было ни одного клеща. Либо они забрались глубоко внутрь, так что Берта решила, что будет лучше завернуть обувь в одежду и быстро добежать до дома, чтобы наконец разжечь печь. Пока она сворачивала мокрую одежду, Берта заметила, что с голеней клещи уже отцепились. Ну и прекрасно. Реку легко было переплыть, так было бы даже теплее, но Берте не хотелось пробираться назад не через мост. Быстрым шагом она поднялась и хотела уже проскочить мимо чёртика как когда перебегала сюда, но заставила себя остановиться и посмотреть на него. Старая деревянная фигурка всё так же смотрела в поле. Долго задерживаться под ветром Берта не могла, поэтому она мимоходом кивнула ему головой, и убежала домой. Страх ушёл, и скоро Берта уже спускалась в сменной одежде и самых плотных носках искать оставленное у берега ведро.

***

Было тяжело учиться разжигать печь. Хвороста не хватало, в доме у Берты не оказалось топора, так что теперь ей постоянно было холодно. Многое менялось день ото дня. Каждый раз, когда Берта просыпалась, что-то новое попадалось ей на глаза. Сначала река совсем перестала бурлить. После она увидела, что вода больше не уходит в деревья — между ними появился зазор. Потом Берта обнаружила, что наконец может пройти вглубь леса — стена деревьев была уже не такой плотной, ветки вполне можно было раздвинуть рукой. Раньше всего изменилась почва — трава на ней стала такой же жухлой как на той стороне реки. Осень резко опустилась на маленький огородик и поморозила посевы. Пришлось собрать часть урожая раньше времени. Родной старый домик будто гнал Берту от себя, становился чужим. И девушка с каждым днём уходила всё дальше в поле за рекой, неизменно кивая на прощанье фигурке чёртика, и приветствуя его при возвращении.

Однажды Берта глубоко погрузилась в свои мысли во время прогулки, ушла дальше, чем обычно, и не сразу приметила на горизонте другие дома.

Они были всего в паре часов ходьбы от моста вдоль берега реки. Если бы Берта ещё могла удивляться, она бы поразилась тому, как всё это время не видела их со своего холма. Но неужели это оно и есть? Человеческое жилище? Дома не слишком новые и красивые, но по сравнению с её хижиной гораздо более ладные и совсем не такие шаткие. Разноцветные — преимущественно зелёные или коричневые, они явно были поделены на ровные узкие участки, а у некоторых также был пристроен сарай. Берта поспешила навстречу миражу. За эти дни постоянно мелькающее в голове слово «одна» сменилось более пугающим «голод». Если видение было правдивым, ей больше почти не было смысла возвращаться назад.

На полпути Берту окликнули.

— Эй! Ты кто? Откуда идёшь? — голос был по-мальчишески дребезжащий и чересчур резкий. Берта чуть не упала от испуга. Человеческий голос — впервые за неизвестно сколько лет. Она открыла рот, но не смогла ничего сказать. Язык, не привыкший к разговору, не слушался. Мальчишка с двумя друзьями подбежали ближе, — Ты кто? — опять повторил бойкий юнец лет десяти, — Ты из леса идёшь?

Берта что-то прошептала — это было большее, на что был способен её голос. Мальчик громко переспросил «что?» и, не дожидаясь ответа, повернулся к своим друзьям, которые стояли чуть поодаль, — Кто-нибудь из вас расслышал? — оба дружно замотали головами. Один был явно напуган гостьей и не решался подходить близко.

— Ты знакомая Глаши? — Берта отрицательно помотала головой, — Значит, приехала из Кольцовки? — снова отрицательные кивки. Берта указала в сторону реки и снова попыталась произнести хоть слово. Хотя она была на голову выше детей, ей вдруг стало очень страшно. Нет, она помнила, что другие люди есть, она всегда это знала. И всё же живая речь поразила её сильнее всех других неживых чудес. Она боязливо сделала шаг назад и то же сделали дети.

— Я понял, ты заблудилась, пойдём с нами, — неожиданно вступился мальчонка, который с ней заговорил. Друзья мальчонки были явно недовольны тем, что он решил всё за них, но виду не подали и пошли следом. Берта шла от них на расстоянии, и никто не пытался сократить дистанцию.

Через какое-то время дети начали разговаривать между собой о чём-то постороннем. Самый пугливый иногда оглядывался на Берту, остальные шли уже будто её не замечая. Дистанция между ними увеличилась, и Берта почувствовала себя немного спокойнее. Хотя по мере приближения к деревне она всё больше ощущала, как её голова вжимается в плечи, а шаг становится более неловким. Они подходили всё ближе к выкрашенному в одуванчиковый цвет дому, яркость которого будто предупреждала Берту о своей ядовитости.

— Зайдём ко мне, — обратился мальчонка, позвавший Берту в деревню, к своим друзьям, но не к ней, — Заодно пообедаем.

Живот у Берты заурчал. Здесь, за калиткой, всё было как у неё, но лучше. Огород выглядел аккуратнее и ухоженнее. Овощи росли больше и сочнее. Особенно Берту поразили кабачки — у неё самой выраставшие размером с ладонь, эти были как будто накачаны соком, так что один вполне мог стать полноценным обедом. За детьми она войти не решилась, но встала вплотную к ограде и не сразу обратила внимание на недовольный оценивающий взгляд старушки слева от неё. Берта заметила её, нервно дёрнулась и чуть не упала, женщина ещё сильнее нахмурилась. Бойкий мальчонка вспомнил о заблудившейся, подбежал к своей бабушке и что-то ей сказал, указывая на Берту.

— Ты откуда? — голос пожилой женщины не оставлял сомнения, что Берте здесь не рады, она бы убежала, если бы не голод. Берта ничего не ответила, только указала в сторону реки, откуда они пришли, и тут же опустила руку. Бабушка отправила детей в дом, а сама подошла к Берте, но не слишком близко, — Убирайся, откуда пришла!

Если Берта когда-то и знала ругательства, которые на неё дальше посыпались, то уже давно забыла. Было там и оскорбительное, но совсем не понятное ей «бомжиха» и чуть более знакомое, но не менее ясное «ведьма», и прямое указание идти туда, откуда она пришла. Берта очень хотела попросить для себя немного еды, но не могла. А поток слов всё не прекращался и становился лишь больнее и злее, в ход пошла и лопатка в руках старухи. Из дома выбежал тот мальчонка, который привёл сюда Берту. Он подбежал к своей бабушке и взял её за руку.

— Бабуль, ну пожалуйста!

— Эта грязная бомжиха с нами обедать не будет! И откуда ты её вообще взял?

— Бабуль, ну она заблудилась, она из леса пришла.

— Ах из леса! — взгляд сверкнул по Берте, будто нож полоснул по коже, — Из леса никого хорошего не приходит. Убирайся!

Здесь немало таких огородов, подумала Берта. Она сможет взять себе немного овощей и уйти назад. Они голодать не будут. Берта, не поднимая глаз, начала отступать назад, но мальчишка подбежал к ней и снова взял за рукав.

— Я тебе еду вынесу.

— Ничего ты не вынесешь! — старуха сильнее чем надо отдёрнула ребёнка к себе, — она идёт вон!

И Берта ещё быстрее, не поворачиваясь к старухе спиной, стала отступать назад. Деревню, подумала она, можно попробовать обежать кругом и по дороге она успеет что-то захватить.

— Галь, это кто? — из соседнего дома показалась фигура ещё одной старухи, но чуть более тощей, хотя, кажется, и более возрастной, — Цыганка что ли?

— Бомжиха, — огрызнулась первая, — в дом не пускать.

И с этими словами бабушка затолкала внука в дом и захлопнула дверь, а остальные дети продолжали стоять и смотреть на Берту в окно, пока их не согнали обедать.

— Знакомая ты какая-то, — вторая старушка приблизилась и взяла Берту за локоть, отчего та дёрнулась и отпрянула от неё, — Ой, шуганая какая! А лицо знакомое. Тебя не Верой зовут?

— Нет, — чуть помолчав ответила Берта. Голос прорезался, но дрожал оттого, что её только что грубо отогнали от дома, — Берта я.

— Берта? Ты немка? — на лице старухи появилось любопытство. Берта не поняла отчего.

— Не немка. Я могу говорить. Я сейчас говорю!

Любопытство ушло с лица старухи, и та лишь покачала головой. Подумав с минуту, она повернулась к своему участку и рукой поманила Берту за собой.

— Идём, покормлю, — голос был спокойный и даже добрый, эта женщина Берту совсем не боялась. Берта поспешила в дом, пока её приглашают.

В этом доме всё было непривычным. Первое, что бросалось в глаза — всё было ровным. Пол из прямых деревянных досок, хорошо пиленая мебель без заноз, прямоугольный ковёр на стене и такой же на полу, чудны́е железные предметы, назначения которых Берта не понимала, тоже ровные и ладные. Контраст с древесно-земляным жилищем Берты просто поразительный.

— Садись за стол, девочка. У меня как раз с обеда картошка с луком осталась.

Берта сглотнула, глаза округлились. У неё лук ещё не поспел, а она его так любила.

— А мяско к нему хочешь?

— Хочу! — утвердительно вскрикнула Берта громче, чем планировала, и смутилась. Старуха только посмеялась над этим и рукой пригласила Берту к столу.

После сытной еды, самой сытной за долгие месяцы, Берта погрузилась в дрёму, а старушка начала расспрашивать, откуда она и кто. Но поняв, что Берта совсем засыпает, оставила расспросы и занялась посудой. А Берта, разглядывая узор на настенном ковре, постепенно всё больше погружалась в него и выдела сны, такие же яркие, как рисунок, на котором она задержала взгляд.

***

Тук-тук-тук.

В оконное стекло глядели вчерашние мальчишки и с ними ещё десяток детей.

— Квакушка, вставай!

Квакушкой была, очевидно, неопрятная девушка в штанах и рубашке из выцветшей грубой ткани, растянувшаяся на диване под окном. Действительно, в ней было что-то от лягушки. Длинные ноги, все в синяках, ссадинах, зелёных следах от смятой травы и коричневых от земли были, будто у лесной квакши, все в пятнах. Одежда тоже была в зелёных и коричневых следах, равно как и спутанные волосы в косе ниже лопаток. Оставалось догадываться, какого цвета была эта косичка, заплетённая не одну неделю назад, с кусочками пожухших листьев и каких-то ещё неясных мусорных крошек в ней.

Квакушка встрепенулась и подскачила, услышав человеческий голос. За ночь она забыла, что снова увидела этих странных, добрых, злых и таких непонятных похожих существ — людей.

— Выходи к нам!

— Да, выходи к нам!

Нестройный хор детских голосов был дружелюбным, мордашки улыбались. Берта тоже улыбнулась им.

— Сейчас!

Берта встала, сладко потянулась. Сон был долгим и крепким, на улице снова было утро. Живот был приятно заполнен, во рту чуть пахло жареным луком от съеденного накануне обеда. Берта поправила перекосившуюся рубашку и вышла к детям во двор.

Во дворе Берту ждали не только дети. На квакушку пришла посмотреть вся деревня, состоящая из одних стариков и детей. Человек двадцать стояло, переговаривалось и чего-то ждало от неё — она не знала, чего.

Дружелюбная бабушка, накормившая Берту вчера, и с ней мужичок с седыми усами подошли к девушке.

— Марта сказала нам, что ты из леса, заблудилась, — Берта не говорила ей, чтобы заблудилась, кажется, она сказала перед сном, что живёт в доме у леса, но решила не спорить, тем более что дети первые могли всем сказать, что она заблудилась, а взрослые повторили, — Что ты с группой шла и отстала много дней назад, — Ничего подобного Берта точно сказать не могла, тем более что не знала, что за группа, — Ты не переживай, отдохни у нас. Марта согласилась тебя приютить на время. Я сегодня поеду с Афанасием Палычем, — он указал на другого старика, — в город, можем и тебя взять. Или посиди пока тут, мы всё узнаем и потом тебя отвезём.

— Спасибо, — Берта не знала, что ещё сказать. Всё было непонятно, какая-то группа, город. Но наконец-то жители деревни были настроены радушно, голодная смерть больше не грозила, в доме Марты было тепло и хорошо. Она посмотрела на ту, кто за неё вступился.

— Это наш староста, Василий Петрович, он никогда не представляется, его и так все знают, — старик усмехнулся и махнул рукой, якобы, ну да, забыл, — А ты действительно лучше оставайся у меня, отдохни, умойся. А там уже найдём твоих и отвезём тебя к ним.

— Спасибо, — сказать действительно больше уже было нечего, и Берта только улыбалась и мяла руки. Все ждали, что она ещё что-то скажет, но она не говорила, так что старики начали перешёптываться между собой. Вчерашний бойкий мальчонка подбежал к своей бабушке и что-то спросил.

— Да, но не очень далеко.

Мальчишка припрыгнул к толпе детей.

— Идём играть! И Квакушку с собой!

Дети обрадовались и подхватили Берту, так что ей оставалось только следовать за ними, куда бы они её ни вели. Берта чувствовала облегчение — она нашла людей, те её приняли, и если ради этого надо было пройти через тяготы последних дней, то Берта не была против.

Рядом с деревней был вычищенный пустырь, отлично подходящий для игр. С удивлением для себя Берта обнаружила, что смутно помнит какие-то из них. Детям было не до объяснений, куда там, и приходилось схватывать на ходу. Только какие-то две совсем ветхие старушки сидели на лавочке за калиткой и выкрикивали Берте, что делать. Кажется, им и детям было смешно, что Берта на голову всех выше, а играет как маленькая. Лишь во время игр Берта обратила внимание, что все дети были полнее её. Но смущение по этим и другим поводам уходило, Берта заражалась весельем остальных. Наконец, ребятня устала, остановились в невысокой траве отдышаться.

— Ай, не трожь!

Кто-то, кажется, толкнул девочку рядом с Бертой, но кто из детей это был? Ведь поблизости никого нет.

Берту ухватили за локоть. Нервная и запуганная, она отпрянула от этого так же, как и от похожего прикосновения старухи. Только Берта успела подумать, что, наверное, толкнула кого-то из детей, как та же невидимая рука уцепилась за её волосы и потащила назад. Это не мог быть ребёнок, Берта испугалась и рванула вперёд. Несколько волосинок больно вырвались из кожи головы, оставаясь висеть в воздухе, неясно, на чём. Дети закричали. Закричала и Берта.

Все понеслись в сторону деревни, сбивая друг друга с ног. Один из детей наткнулся на невидимое препятствие и упал навзничь. Тут же он вскрикнул, потому что почувствовал, как его больно пнули, и через секунду второй ребёнок, бегущий вслед за Бертой в деревню, был отброшен в сторону, и горько зарыдал. Воцарилась паника.

Нечто догнало Берту и снова схватило, на этот раз за край рубашки. И снова Берта рванула, а оторванный кусочек сукна остался висеть в воздухе. Так быстро Берта не бежала ещё никогда. Едва она достигла домов, её снова схватили и уронили на землю. Теперь она узнала в той, кто её остановил, вчерашнюю старушку, которая хотела её прогнать.

— Убирайся к чёрту, ведьма!

Она плюнула в Берту и больно дала ей носком ботинка по спине. Берта подорвалась и побежала. Ей хотелось убежать к дому Марты, но ещё кто-то швырнул в Берту чем-то, похожим на обглоданную кость. Предмет пролетел мимо, и Берта продолжала бежать, но свернула влево, через чей-то заборчик, в сторону реки. Тогда ей вслед понёсся камень, и этот прилетел куда надо. Плечо заболело, Берта чуть вскрикнула от удара. Вслед за этим камнем понёсся и следующий. Дети пронзительно визжали и почти перекрывали ругательства стариков.

Наконец, Берта достигла берега реки. Мост был далеко, да она и не планировала идти назад. Это какая-то ошибка, ведь она бежала вместе со всеми, так почему её гонят? Долго думать у неё не получилось, так как в следующую секунду тяжёлый камень прилетел ей в лоб. Берта упала спиной в реку и на мгновение лишилась чувств.

Холодная вода захлестнула Берту с головой и потащила вниз по течению в сторону леса. Немного мутной воды попало девушке в рот, та поперхнулась и очнулась. Лоб болел, на языке была тина, и её всю трясло. Так много случилось за пару дней — Берте казалось, слёзы текли у неё из глаз, но она не знала этого наверняка из-за потоков несущей её воды. Наконец, Берта окончательно пришла в себя, и поплыла к другому берегу, подальше от деревни и неведомой угрозы, пытавшейся только что её схватить.

Выплыла Берта вся грязная, трясущаяся и в синяках. Она не сразу встала — продолжала стоять на коленях на берегу, опустив взгляд в землю. Теперь уже слёзы точно лились у неё по лицу, потому что Берта чувствовала, как заволокло глаза и ком встал в горле. Она села, дала себе выплакаться и только после поднялась.

Деревни позади неё не было.

Берта не очень удивилась. Конечно, деревня была очередным видением, капризом её внезапно переставшего быть постоянным мирка. Но почему этот ужасный длинный сон всё никак не проходит?

Она постояла на берегу ещё с минуту, тупо поглядела на то место, где только что виднелись дома, и пошла домой. Больше всего ей сейчас хотелось вернуться в свою лачугу, поменять одежду на сухую, заварить себе отвар из трав, и погреться у печного огня. Но ведь огня-то нет! — вспомнилось ей. Ну ничего, не беда. Придётся опять постараться и разжечь.

Она шла и шла, долго. Дом всё никак не был виден, хотя лес уже был достаточно близко. Наконец, она почти дошла до холма, на котором жила, и обнаружила, что и моста больше нет. Все видения разом ушли, испарились. Ну и славно. Дома она просушится, отдохнёт и продолжит работать. Ничего ещё не потеряно, она успеет приготовить всё к зиме.

Наконец, она взобралась на холм. Дома не было. Не было даже пустого места там, где когда-то она жила. Лишь бурьян да трава. Вместо хорошо возделанной земли кусты. Вместо дорожек муравьиные кучи. И даже вместо непроходимой некогда тёмной стены леса обычные старые деревья. Это был тот холм, но это было совсем не то место, которое она помнила.

У Берты больше не было сил стоять. У неё не было даже сил думать. Она легла прямо там, в высокой траве, свернулась в комок и заплакала. Долго. Заунывно. Безвыходно.