Перевозбуждение примитивной личности

Екатерина Вильям-Вильмонт, 2003

Выбирать между любовью и одиночеством просто. Но когда любовь сваливается на тебя как снег на голову, да еще число претендентов на твои руку и сердце растет с каждым днем, – как тут быть? На ком остановить выбор? Главное – не унывать! И не бояться сделать шаг навстречу мечте. Ведь счастье рядом, нужно только не пройти мимо него…

Глава третья

Кот на ограде

Обед на веранде показался мне верхом кулинарного наслаждения. И хотя мне случалось обедать в самых шикарных ресторанах, даже у Максима в Париже, но, по-моему, я нигде не ела ничего вкуснее Муриных зеленых щей со сметаной и половинкой яйца в тарелке, котлет с молодой картошкой, золотистой от растопленного масла и щедро посыпанной укропом, и клюквенного киселя! Я забыла о всех правилах разумного рационального питания, подсчете калорий, уписывала за обе щеки.

— Ой, как приятно, что у тебя такой хороший аппетит! — умилялась Мура. — Хочешь еще кисельку?

— О нет, спасибо, я уже еле дышу! Просто все так вкусно… Все такое родное… Ты знаешь, в Бельгии нельзя купить нормальную сметану. Ее там просто нет! Я привожу ее из Германии, когда там бываю.

Майка поцеловала всех нас на прощание и умчалась.

— Мура, по-моему, у Диночки слипаются глаза. Ей надо поспать! — мягко заметил Вася.

— После такого обеда еще и спать? — ужаснулась я, но в сон меня клонило неудержимо.

— Ничего! Сегодня у тебя было столько волнений, что все калории сгорели, — засмеялась Мура, — а еще вечерком мы с тобой пойдем погуляем, у нас тут красивые места. Ты где предпочитаешь спать, в доме или в саду?

— В саду!

— Пошли тогда!

Мура провела меня в заднюю часть сада, где на лужайке стояла полосатая качалка-диванчик под тентом, которая в моем детстве представлялась мне верхом красивой жизни. Я видела такое только в кино и редких заграничных журналах.

— Тебе тут удобно будет? Хочешь, я ее закреплю, чтобы не качалась? Помнишь, как ты не любила гамак?

— Ну еще бы, он так больно врезался в кожу…

Мура убедилась в том, что мне удобно, поцеловала меня и ушла. Но сразу вернулась и принесла махровую простыню.

— Накройся, а то мошки какие-нибудь…

Я закрыла глаза и тут же провалилась в сон. Не знаю, сколько я спала, но проснулась от чьего-то задушенного голоса:

— Барсик, Барсик!

Я открыла глаза, и взору моему представилась картина достаточно уморительная. На высоченной, под три метра кирпичной ограде, отделявшей Мурин участок от соседнего, сидел здоровенный, толстущий кот, пушистый, полосатый, а к нему по ограде подползал мужчина с куском сырого мяса в руке.

— Барсик, миленький, хороший, поешь, ну, пожалуйста…

Стена была узковата даже для кота, его мохнатое пузо на ней не умещалось. Хозяину наверняка было не слишком удобно ползти. Я чуть не скончалась от хохота. Мужчина не замечал меня, он был слишком целеустремлен. Но Барсик взирал на него весьма надменно.

— Барсик, поешь, я тебя умоляю!

Тут уж я не выдержала.

— Послушайте, он не похож на голодающего, ваш Барсик! — сказала я и тут же испугалась, что мужик сейчас свалится с ограды. Но ничуть не бывало.

— Здравствуйте, — невозмутимо сказал он. — Ради бога извините, просто кот третий день ничего не ест, а вчера залез сюда и сидит… Хозяева уехали, и мне его поручили… Я за этим поганцем ползаю, а он как будто смеется. Извините еще раз.

Мне стало жалко бедолагу. Наверное, больно лежать пузом на кирпичной ограде. И тут я приметила у гаража лестницу-стремянку. План созрел мгновенно.

— Попробую вам помочь. Вы зовите его, отвлекайте, а я зайду с тыла.

Я прислонила стремянку к стене позади кота, тихонько влезла и затаилась, чтобы не спугнуть его. Он сперва беспокойно вертел головой, но потом, видно, решил, что я никакой опасности для него не представляю. А мужик продолжал подлизываться к коту:

— Барсик, Барсинька, хороший, ну иди сюда, иди!

И тут я схватила кота. Он возмущенно взвыл, но я умею обращаться с котами.

— Ну, тихо, тихо, ничего плохого я тебе не сделаю. — Я прижала его к себе, он, как ни странно, не пытался выдраться, а доверчиво прильнул ко мне. Видимо, он не только из вредности сидел на стене, а, забравшись туда, боялся слезть. С моим Мойшей вечно происходит то же самое. Уж сколько раз я доставала его с деревьев… А Барсик вдруг громко запел. — Ах ты, умница, какой чудный кот.

Мужик на стене кашлянул, словно напоминая о себе.

— Э… вы позволите спрыгнуть к вам? Чтобы я мог его забрать.

— Пожалуйста!

Он довольно ловко соскочил с высокой ограды. И еще помог мне слезть со стремянки. Но Барсик не пожелал идти к нему, а судорожно вцепился в меня.

— Вот сволочь! — в сердцах сказал мужик. — Простите… это я про него.

— Не волнуйтесь, я поняла. Да что вы тычете ему мясо, он пережил стресс и совсем не хочет есть.

— Какой еще стресс? — В его голосе послышалось возмущение.

— Я вам потом объясню.

— Но что же мне делать?

— Я отнесу его к вам, он окажется дома, в спокойной обстановке, и через час-другой попросит есть.

— В самом деле? Я вам страшно благодарен. Идемте.

Попав на соседний участок, я сразу поняла — кирпичную стену воздвигли не Мура с Васей. Дом соседей был новый, с иголочки, и поражал великолепием и безвкусицей.

Едва мы поднялись на террасу, похожую на круглый аквариум, Барсик сразу успокоился и охотно перешел с рук на низкое леопардовое кресло. И сразу начал умываться.

— У меня нет слов! — воскликнул мужик, а я наконец посмотрела на него. А он на меня. Он был большой, рыжий, синеглазый и показался мне весьма привлекательным. И при этом он очень серьезно, и я бы даже сказала потрясенно, смотрел на меня.

— Как вас зовут? — спросил он вдруг.

— Дина.

— А меня Сергей. Вот и познакомились… Вы тут постоянно живете?

— Где?

— На даче.

— Нет, я тут в гостях.

— У вас комар…

— Что? — не поняла я.

Он вдруг довольно сильно хлопнул меня по лбу.

Я отшатнулась:

— Вы с ума сошли?

— Комар же! — Он протянул мне огромную раскрытую ладонь с кровавым трупиком комара. — Простите, я сделал вам больно?

— У вас тяжелая рука!

— Мне это уже говорили, — смущенно улыбнулся он.

— Смотрите, Барсик спит. Вот что значит родные стены, — предпочла я перевести разговор.

— Вы иностранка? — вдруг спросил он.

— С чего вы взяли?

— Сам не знаю, вдруг показалось… Я не прав?

— Да нет, в общем-то, правы, я больше двадцати лет иностранка…

— И где вы живете?

— В Бельгии.

— Дина, я сам не знаю… Ерунда какая-то… Кажется, я в вас влюбился. С первого взгляда… Я, наверно, веду себя как полный идиот, да?

И вдруг я услыхала громкий голос Муры:

— Дина! Ди-и-ина! Где ты? Дина!

— Простите, мне пора, меня уже ищут!

— Что ж, вы так и уйдете?

— А что вы предлагаете?

— Сколько вы тут пробудете?

— Собираюсь завтра вернуться в город.

— У вас есть мобильник?

— Разумеется.

— Диктуйте номер, я вам завтра позвоню! А может, еще сегодня, если будет невмоготу.

— Вася! Вася! Дина куда-то пропала! Дина! Дина!

— Иду! — крикнула я и побежала к калитке.

— Господи, детка, куда ты делась? Я уж не знала, что и думать! — кинулась ко мне Мура.

— Понимаешь, кот соседский на забор залез, пришлось помочь его оттуда снять!

— Барсик?

— Ну да, Барсик.

— С ним это не первый раз, и он почему-то идет на руки только к их шоферу.

— Вот и ко мне пошел.

— А кто там был, Рита?

— Какой-то знакомый хозяев. Они в отъезде.

— А! Ну слава богу, я уж испугалась… Ты хоть поспала? Удалось?

— Да, спасибо, чудесно поспала.

— Тебя комар укусил. Странно, в этом году мало комаров.

Поздним вечером, отправив Васю спать, мы с Мурой сидели вдвоем, пили чай и говорили, не могли наговориться, но разговор был сумбурный, стройного рассказа о жизни ни у меня, ни у нее не получалось. Мы то и дело сбивались на общие воспоминания о маме, о моем детстве и юности, о ее молодости, ее романах. Я вспоминала ее подруг, она моих.

— Ох, Динка, уже второй час! Надо ложиться, мы рано тут встаем, а ты спи сколько влезет.

— Нет, я вообще плохо сплю и встаю рано…

— Плохо спишь, потому что одна!

— Ерунда! А ты мне так ничего и не рассказала.

— Естественно, слишком много нахлынуло… Но мы же не последний раз разговариваем! Ты должна приехать к нам на несколько дней, тут ведь хорошо, правда?

— Да если б даже тут было плохо, я все равно ни за что не хочу снова тебя потерять. И мне очень нравится твой Вася, а Майка просто прелесть. Вы должны все приехать ко мне! У меня большой дом…

— Обязательно приедем, но лучше я приеду одна! Хоть отдохну от домашних дел, вот тогда-то мы и наговоримся. У тебя есть камин?

— Есть!

— Сядем с тобой у камина и будем говорить без помех… А с отцом ты все же повидайся. Надо, детка.

— Не уверена.

— И с бабкой повидайся, а то, не дай Бог, помрет, будешь жалеть. А кстати, почему вы с отцом только один раз виделись?

— И то случайно.

— Случайно?

— Ну да, совершенно случайно столкнулись в Париже, в ресторане, он там был не один, с какими-то французами, и договорились встретиться на другой день…

— И не встретились? — ахнула Мура.

— Ну почему же, встретились. Но как совершенно чужие люди… Он словно испытывал неловкость, ему это общение было в тягость…

— А тебе?

— И мне тоже, но как бы это объяснить… Мне было тяжело… в ответ.

— Думаю, ты неверно расставила акценты. Ему было тяжело оттого, что ты сама не пожелала поддерживать отношения с ним, со всеми нами… Думаешь, я не поняла, что ты во многом нас винила? Сколько лет прошло, я до сих пор помню твои глаза несчастного котенка, которого неведомо куда тащат и неведомо, что с ним будут делать… Я, когда вас провожала в Шереметьеве, вдруг страшно пожалела, что уговорила тебя выйти замуж, уехать, мне показалось, что ты нас всех ненавидишь. И не слишком удивилась, когда ты исчезла, не стала отвечать на письма и звонки…

— Это правда, я тогда ненавидела весь мир… И больше всех себя и своего дурацкого мужа… Я через три месяца бросила его…

— И что? — немного испуганно спросила Мура.

— Не поверишь… Подалась к рокерам.

— К каким рокерам?

— Сейчас они, кажется, называются байкерами… Ну, которые гоняют на мотоциклах. В Союзе их, по-моему, тогда еще не было, а там… Сошлась с парнем, студентом, он изучал славистику, неплохо говорил по-русски и меня тоже изучал как занятный экспонат… А я и его ненавидела, потому что это было не мое, вся эта рокерская жизнь… Она была мне не менее противна, чем все остальное. А потом… Не знаю, что было бы со мной, если б я на своем дряхлом мотоцикле не сбила Янека… Он был старше меня на десять лет. Его родителей, польских евреев, еще Гомулка выслал в Израиль, но он потом перебрался в Германию и преподавал в Гейдельбергском университете. И он в меня влюбился.

— За то, что ты его сшибла?

— Я так тогда испугалась… А он меня пожалел… Все про меня понял и увез в Египет, на раскопки… Он говорил: «Тебе надо окунуться в далекое прошлое, погрузиться с головой, тогда ты успокоишься…» И оказался прав. Прошлое и пустыня вылечили меня. Не сразу, но вылечили. И еще любовь… Он любил меня, не стремился отделаться от меня и моих проблем, он просто их решал. Заставил меня пойти учиться, заниматься языками.

— Ну, ты же очень способна к языкам. С детства на лету все хватала.

— Да, языки мне даются легко.

— А где этот Янек теперь?

— Не знаю. Когда я встала на ноги, он ушел от меня. Взялся спасать еще какую-то девицу, на сей раз из Бразилии…

— И сколько лет ты с ним прожила?

— Восемь.

— Но ты не любила его?

— Я? Я-то любила, и, когда он ушел, мне показалось, что мир рухнул… Но я поехала на раскопки, окунулась в далекое прошлое и вылечилась, на сей раз уже сама. И заодно поняла, что, собственно, все вполне логично. Янек был спасателем по призванию. И когда меня спасать уже было не от чего, он просто утратил ко мне всякий интерес, в том числе и сексуальный. Ну что ж, я его забыла, как забыла Москву, потом рокерские скитания… Я взялась за голландский и задалась целью найти достойную работу в Голландии, потому что там скапливалась потихонечку группа русских эмигрантов. Существовал даже такой спорт: студенты-слависты ездили стажироваться в Россию, женились там по рекомендации на русских и, соответственно, выходили замуж и так вывозили людей в свободный мир. А я еще в Гейдельберге познакомилась с одним таким вывезенным из Ленинграда парнем, мы очень подружились и до сих пор дружим.

— Только дружите?

— О да, он герой не моего романа, но близкий мне человек по духу. И у меня все получилось, я переехала в Голландию, стала работать там, меня неплохо приняли в эмигрантских кругах… Мне казалось, что жизнь наконец наладилась, и я стала мечтать о ребенке. Придумала, что найду себе красивого, а главное — здорового и с высоким ай-кью парня, забеременею и рожу себе ребенка. Голландия весьма подходящая для этого страна, там социальные структуры так высоко развиты, что… Одним словом, там мать-одиночка вполне может прожить даже без работы, а у меня была хорошая работа, но тут…

— Что? — испуганно выдохнула Мура.

— Я встретила человека, которого звали точно так же, как героя моей любимой детской книжки… Помнишь, «Серебряные коньки»?

— Ну еще бы! И как же его звали? Неужели Питер ван Хольп?

— Совершенно верно, — рассмеялась я, — Питер ван Хольп.

— Он был красивый?

— Да, пожалуй, его можно было назвать красивым. Высокий, статный, голубоглазый. Мы познакомились в доме одной эмигрантки, любовницы богатого еврея из Ирака. У них были какие-то общие дела. Начался бешеный роман, и через полгода мы поженились. И вот этого мне не простили.

— Кто?

— Эмигрантские круги. Я прекратила с ними всякое общение, со всеми, кроме Додика… А когда Питер внезапно умер, они придумали эту жуткую историю… Питер ведь был довольно богатым человеком, и все наследство досталось мне. Короче говоря, там сплели такую паутину, что будь здоров! Мол, я хотела получить наследство и отравила Питера каким-то таинственным ядом…

— И что?

— В результате ничего, но нервы мне потрепали изрядно. Одно могу сказать — эмиграция штука ох какая несладкая! И движущая сила там — зависть, ну а у нас еще нашлись люди редкостно гнусные, особенно один незадачливый музыкант с сестрой. Они больше всех старались, даже в полицию написали, что я отравила и своего первого мужа, но тут им не повезло — тот был живехонек—здоровехонек, короче, вся история разъяснилась в три дня, но знаешь, как в старом анекдоте — то ли он украл, то ли у него украли, но осадок остался. И в результате я продала дом и перебралась в Бельгию, в маленький уютный городишко, подальше от этой паучьей компании. Я, знаешь ли, археолог, и арахнология не моя наука. Но, как я вижу, слухи дошли и до Москвы.

— Погоди, раз уж ты об этом сама заговорила… Отчего все-таки умер твой муж?

— У него, как выяснилось при вскрытии, была какая-то редкая болезнь, он подцепил ее в джунглях Амазонки. Но я ничего об этом не знала, он никогда не говорил, да, наверное, и сам не знал… Он вдруг плохо себя почувствовал, у него поднялась температура, ну, мы решили, что это простуда, он выпил аспирин, я даже не волновалась особенно, а утром он стал задыхаться и как-то страшно распух в течение получаса, когда врач приехал, все было кончено. И он сказал, что это похоже на отравление… Ну и закрутилось… Одна дамочка даже ухитрилась сообщить в газеты, что меня подозревают в убийстве. Но подозревали меня ровно сутки… А вони было, вони… Говорили, что я дала взятку патологоанатому. Они в своем рвении как-то забыли, что это не Россия…

— Господи, неужто все эмигранты такие сволочи?

— Боже упаси, там масса хороших людей, но очень многие, даже большинство, стали как-то странно на меня посматривать, держались весьма сухо, и за моей спиной часто возникал шепоток. Мол, дыма без огня не бывает и все такое… Да что говорить, меня не одну там подвергали остракизму. Например, про очень милую даму из Риги говорили, что ее дочь, оставшаяся в Латвии, собирается отнять квартиру у еще одной рижанки, попавшей в Амстердам… Выдумки чистой воды, но и эта дама тоже предпочла уехать, не выдержала, так что сама понимаешь…

— Тьфу! Не желаю больше говорить на эту тему. Но с отцом все же хотя бы созвонись, а лучше бы повидаться. Если тебе сложно, я могу сама ему позвонить, хочешь?

— Нет, я уже большая девочка…. А кстати, кто тебе-то сказал про мою историю, а?

— Да какая разница? Ты мне лучше скажи, после смерти мужа у тебя кто-нибудь был?

— Бывали, я бы так сказала, но если честно, что-то мужиков нет на горизонте. Перевелись, что ли, вымерли? Мужик — это ж не только член…

— Ты, как всегда, зришь в корень! — засмеялась Мура. — Ну все, смотри, уже светает, спи давай!

— Попробую. Ты прости, что так тебя заболтала, ты же рано встаешь…

— Не страшно, могу и днем поспать, не развалюсь.

— Должна тебе заметить, что ты прекрасно выглядишь! Никогда не дала бы тебе твоих лет!

— Наверное, оттого, что на воздухе живу! Спокойной ночи, детка, я сегодня просто счастлива. Спи!

И она ушла. А у меня сна не было ни в одном глазу, слишком все разбередилось, ожило… Наверное, все же Мура права, надо встретиться с отцом и бабкой, так сказать, для очистки совести. Хотя и страшновато… Но тут в памяти всплыли слова незадачливого котолова: «Кажется, я в вас влюбился…» Смешно, ей-богу. Влюбился он… Видали мы таких. Хотел вечером позвонить и не позвонил! Ну и не надо, это ведь он влюбился, а не я. Интересно, я еще способна влюбиться? Додик перед отъездом меня предостерегал: «Смотри, подруга, надышишься дымом отечества, могут всякие несвоевременные мысли появиться, о любви например. Романтика всякая полезет в твою преподавательскую голову, и как теперь говорят в России, крыша съедет, глупостей наделаешь…» Нет, не наделаю я глупостей, и никакая романтика в голову не полезет. Мне тут и без любви хватает эмоций, а ведь это еще только начало, так что рыжий ловец котов пусть спит спокойно.