Прошу любить и не жаловаться

Екатерина Береславцева, 2014

Женька Беликова, новоиспечённая москвичка с неустроенной личной жизнью и неудавшейся карьерой, возвращается в родной город после 20 лет разлуки. Чтобы уверить своих друзей, что жизнь её удалась, она решает выдать за своего успешного жениха незнакомца, с которым свела её судьба в очереди за билетом на поезд.

ГЛАВА 4

Вы знаете, чего я боялась, думая о своём возвращении домой в тот самый первый год? Что я вернусь ни с чем. Прилежная отличница, окончившая школу с золотой медалью, а институт, понятное дело, с красным дипломом, кого ставили в пример на каждом родительском собрании и каждую четверть вывешивали портрет (с глубокомысленным выражением лица и трогательной чёлкой на лбу) на доску почёта, — как я могла пропасть в другом городе? Даже если имя ему было — Москва? Никак — думаете вы? Я тоже так думала.

Но всё оказалось почему-то совсем по-другому. Начать с того, что вдали от родных мне людей я оказалась вовсе не такой уж и уверенной. А при ближайшем рассмотрении — и вовсе трусихой. Художественная школа, куда я сначала устроилась, пугала меня своими древними стенами и высокими требованиями. Я боялась сделать что-то не так, не так посмотреть, не так сказать, и мои дорогие коллеги этим очень умело пользовались. На меня взваливали самую тяжёлую работу, и я пыхтела изо всех сил, а в съёмной комнатке плакала от бессилия и разочарования, уткнувшись в ветхую хозяйскую подушку.

Я как-то очень быстро поняла, что Женька в Арбузове и Женька в Москве — два совершенно разных человека. Откуда ни возьмись на свет повылезали такие мои качества, о которых я даже не подозревала! Моя обычная невозмутимость пошла трещинами, и оказалось, что под этой коркой прячется нервное и жалкое существо. Я, Женька Беликова!

И как я могла вернуться домой? Что бы я сказала своим друзьям? Ваша Белка — никчёмная неудачница?

И вот уже пятнадцать лет я тащу на себе это разочарование в самой себе. Нет, конечно, не всё так грустно. Были и светлые периоды в моей столичной жизни. Вот, например, встреча с Андреем Даниловичем, стареньким художником, с которым я познакомилась в Пушкинском музее лет десять назад. В зале французских импрессионистов.

В тот день, вдоволь побродив по уютным залам, я присела на небольшую скамеечку, стоящую прямо напротив «Портрета Жанны Самари» Огюста Ренуара, и, не отрывая взгляда от прекрасной рыжеволосой женщины, замерла. На меня смотрела моя Дашка и улыбалась мне ласково и чуть устало… Да, эта актриса как две капли воды похожа на мою подругу, ещё наш Саныч, Пётр Александрович, педагог по живописи, это подметил. Дашка, кстати, всегда гордилась таким сходством, у неё даже платье есть похожее, которое сшила ей мама, не устоявшая перед горячей просьбой любимой дочурки.

И вот сижу я так, мечтательно купаясь в розовых облаках, и боковым зрением вижу, что сбоку от меня маячит какая-то мужская фигура. Долго маячит, минут десять. И кажется даже, не сводит с меня назойливого взгляда.

«Наверное, познакомиться хочет, — с гордостью подумалось мне. — Ещё бы, я так романтично выгляжу! Эдакая загадочная незнакомка, с тонким профилем и белой кожей. Будь я мужчиной, сама бы в себя влюбилась!»

Я и оделась сегодня необычно. Длинная юбка в пол, наверху — лёгкая серебристая разлетайка, высокая шея открыта, волосы изящно подобраны к макушке. В общем, затейливая барышня!

И, улыбнувшись самой своей обаятельной улыбкой, я чуть склоняю голову направо, краем глаза цепляя настойчивого господина, и тут же мои сладкие мечты обрываются.

«Ну вот, а я-то надеялась!» — разочарованно оглядываю я щуплого дедка, одетого в бархатный пиджачок, и с серой береткой на голове. Не принц, пожалуй.

Заметив мой взгляд, старичок улыбнулся мне мило и подошёл поближе.

— Здравствуйте, сударыня. Вы позволите обратиться к вам с просьбой?

— Да, конечно, — несколько удивлённо ответила я.

— Я понимаю, что слова мои могут показаться вам чересчур дерзкими, но не могли бы вы чуть-чуть подвинуться?

— Ой, конечно, конечно! — я моментально покраснела и даже хотела вовсе вскочить с лавочки, но что-то меня удержало на месте. Порывисто подвинувшись левее, я добавила: — Извините, что сама не сообразила. Загляделась.

— Ну что вы, что вы! — смутился дедуля. — Вы уж простите старика. Не хотел вас тревожить. Но я посижу чуток и уйду, не беспокойтесь!

Он опустился на край лавочки, ещё раз извинился и замолчал. Я скосила глаза. Его лицо, став совершенно отрешённым, было обращено на мою Дашку. Точнее, на Жанну Самари.

«Тоже, значит, поклонник Ренуара», — хмыкнула я про себя и опять повернулась к розовой женщине.

Её образ вновь взял меня в плен. Но сейчас, сидя рядом с почтенным незнакомцем, я почему-то совсем другими глазами смотрела на изменчивое лицо. Мне вдруг почудилось, что она видит нас. Да, да, смотрит на нас, как живая!

Мы сидели в молчании довольно долго. Перед нашей лавочкой медленно прохаживались люди. Вот пробежала маленькая девочка, таща за собой на ремешке, как собачку на поводке, футляр от фотоаппарата. Стайка иностранцев с маленькой толстой экскурсоводшей остановились прямо у картины, скрыв её полностью от нас. Мы со стариком продолжали сидеть. Безмолвно. Видя перед собой только уставшую рыжеволосую красавицу.

«Она нас как будто связала», — подумалось мне.

И когда спустя ещё несколько минут старик начал говорить, я ничуть этому не удивилась.

— Мы познакомились с моей Любушкой здесь, вот на этой самой скамейке, — его тихий голос показался мне совсем молодым, — почти пятьдесят лет назад. И не было года, когда бы мы ни возвращались в этот же день сюда. К нашей Жанночке.

Он улыбнулся. Я почувствовала это, даже не смотря на него.

— А сегодня здесь оказались вы… — дед повернулся ко мне. — Вы знаете, я опять не чувствую одиночества. Последние три года я приходил сюда один.

У меня защемило сердце. Я представила, как этот милый дедушка сидел на пустой лавочке и вспоминал свою жену.

— Мне даже показалось, что моя Любушка прислала вас вместо себя. Глупый я старик, правда? — засмущался он.

— Ну что вы! — горячо воскликнула я. — Я так рада, что оказалась именно здесь! Может быть, правда ваша Любушка меня привела сюда? Честно говоря, я ещё утром не собиралась в музей. Всё решилось неожиданно, в одну секунду.

Мы улыбнулись друг другу.

— А вы, наверное, тоже художница?

— Неудачливая художница, — не стала лукавить я. — Как-то не складывается моя творческая жизнь. А вы?

— А моя сложилась. Только знаете, что я вам скажу, — у него опять погрустнели глаза, — без Любы это не имеет никакого значения.

— Да, я понимаю, — тихо сказала я.

Вот так мы с ним и познакомились. Андрей Данилович оказался очень светлым человеком и талантливым художником. Я частенько бывала у него в мастерской и подолгу рассматривала полотна, на многих из которых было изображено одно и то же лицо. Лицо пухленькой девушки с весёлыми глазами. Его Любушки. Люба у окна, Люба за столом, Люба, выглядывающая из-за занавески…. И везде у этой женщины лучистая и добрая улыбка. Как у самого Андрея Даниловича.

Признаюсь, я ходила в мастерскую не только для того, чтобы пообщаться с ним. Меня тянули запахи растворителей и красок, сама атмосфера этого места. Всё то, чего я была лишена вот уже несколько лет.

Да, к сожалению, моя творческая жизнь и правда не сложилась. Совсем. В художественной школе я долго не продержалась, подрабатывала ещё то тут, то там, пробовала себя даже в гончарном деле, но как-то всё оказалось не то, не то.

Ну а про личную жизнь и вовсе говорить не хочется. Вспомнить хотя бы мою последнюю любовь, на поверку оказавшуюся просто нелепой и пошлой историей. Геннадий (крокодил, как за глаза зовёт его моя подруга Танька) — самое большое разочарование моей жизни! А ведь как всё романтично начиналось!

Мы познакомились с ним на какой-то глупой вечеринке, куда притащила меня моя Татьяна.

— Женька, пора тебя выдавать замуж!

— Ты, что ли, это будешь делать? — ухмыльнулась я.

— А почему нет? — пожала плечами Танька. — Сама-то ты, небось, никогда не решишься на такой шаг! А у меня есть приятельница, которая устраивает встречи специально для таких, как ты!

— Для каких это таких? — не поняла я. — Красивых, но гордых?

— Убогих и застенчивых, дура! Да шучу я, шучу! — Танька заливисто захохотала.

Я тоже прыснула. Устоять, когда смеётся моя подруга, нет никакой возможности. Многие пробовали, но ни у кого не получалось! Мы, помню, как-то даже поспорили, улыбнётся ли одна наша общая знакомая, нудная сухая тётка, при звуке Танькиного смеха. Улыбнулась, да ещё как! Во всю ширь своего огромного рта, сверкая золотым зубом. Танька даже испугалась, что не сможет остановить истеричный смех этой тётки. Ничего, остановили общими усилиями! Впрочем, я отвлеклась.

— Ну, рассказывай, что ещё за вечеринки такие для красивых и застенчивых! — дёрнула я подругу за рукав.

— Короче, фишка в том, чтобы познакомиться как можно с большим числом людей за один вечер. Вот смотри.

И Танька, как заправский боевой генерал, смела в кучу липкие листки и ручки с карандашами (мы сидели с ней в офисе за моим столом), и стала всё это дело расставлять.

— Вот это — столы, а это… — она показала на цветные карандаши, — гости. За один столик рассаживается по четыре человека, две бабы, и два мужика, и общаются ровно пятнадцать минут. Ну, знакомятся, расспрашивают друг друга о том о сём…

— О чем расспрашивают? — не поняла я.

— Когда родился, когда первый раз поцеловался. Ну что ты, не понимаешь, что ли?

— Понимаю, понимаю. И что дальше?

— Каждые пятнадцать минут люди меняются местами, переходя от столика к столику.

— Ну и в чем смысл этих рокировок?

— А в том! — Танька округлила глаза. — Среди такого количества мужчин наверняка найдётся один подходящий!

Я помолчала, внимательно рассматривая разноцветные кучки на своём столе. Затем сдвинула всё это добро на край, положила чистый лист бумаги посередине и начала выводить на нем узоры.

— Ты чего это, Жень? — Танька зачарованно следила за моей рукой.

— Не мешай, я так думаю, — произнесла я, не поднимая глаз.

— А-а-а, — протянула моя приятельница. — Что, помогает?

— Думать? Ага. На, попробуй.

Я подвинула ей другой лист и дала в руки карандаш. Танька замерла, смешно наморщив лоб.

— А чего рисовать-то?

— Да что рисуется, то и рисуй, — промычала я.

— Ага, — задумчиво пробормотала Татьяна. И провела один малюсенький штришок. — Не, я так не умею, как ты!

Она бросила карандаш на стол и улыбнулась.

— Жень, ну что, сходим на вечеринку, а?

— Отчего не сходить, — медленно произнесла я, продолжая рисовать, — сходим, конечно. Чего мне терять, терять уж нечего. Приду, поглазею на людей. И мне польза, и тебе весело.

— Точно! — обрадовалась Танька. — Завтра же и пойдём!…