Начинай со своего дома

Екатерина Береславцева, 2014

Поменяв место работы и превратившись из тихой сотрудницы музыкальной библиотеки в незаменимого работника редакции журнала, Шурка Ковалёва круто изменила свою жизнь. Мирные, спокойные вечера, проведённые вдвоём с любимой собакой, ушли прочь, жизнь наполнилась приключениями, детективными расследованиями, мистикой и любовью. Но самое главное, в её жизни появился он – Дом, с которым, как оказалось, тесно связана Шуркина судьба…Это первая книга из серии «Арбузов и арбузовцы».

Глава 8

Чтобы дойти до наших журналистов, нужно сначала миновать кухоньку, расположенную в отдельной, довольно уютной, нише, свернуть направо, пройти через галерею, в которой я вчера так удачно приложилась головой, и выйти в ещё один блок, в котором располагаются комнаты наших верстальщиков и журналистов. Что касается Марии Семёновны, то она обитает на первом этаже, рядом с кабинетом шефа. Я на минуту задумалась. То ли сразу к Ксеньке бежать, то ли спуститься к главному редактору? Пересилила моя врождённая ответственность и уважение к начальству.

Первой, кто встретился мне на первом этаже, оказалась Настюха. Она с задумчивым видом сидела на диванчике в холле, прихлёбывала что-то горячее из своей огромной жёлтой кружки и болтала ногой.

— Привет, Насть! — улыбнулась я секретарше. — А ты чего это тут сидишь?

— У шефа важный разговор! — прошептала Настя, кивая на закрытую дверь директорского кабинета.

— А-а-а… — заинтригованно протянула я.

Мне стало жутко любопытно. Зимин вообще был загадочной фигурой для меня. Вот уже год, как я работаю в издательстве, а ещё не поняла, что он за человек. Мне кажется, и никто из наших не мог похвалиться большей осведомлённостью. Даже Настька и Мария Семёновна. Хотя наша редакторша, как правая рука великого и грозного, должна была хоть что-то знать про шефа, но, по-моему, и она пребывает в неведении.

— А кто у него там?

— Вольский!

— Сам? — ещё больше заинтересовалась я. — Как это он снизошёл до нас?

— Сама удивляюсь!

— И давно они заседают?

— Уже час точно, — взглянула на наручные часики Настасья.

— Час? — удивилась я.

Значит, когда шеф просил меня поработать с книгой Вольского, тот уже сидел в его кабинете? Странно, очень странно. Почему меня это удивило, я и сама не могла понять, но было что-то в этом обстоятельстве необычное. Я подошла ближе к двери и прислушалась. Увы, с той стороны не раздавалось ни одного звука.

— Ты чего, Саш? — озадаченно посмотрела на меня Настя.

— Да так, — неопределённо ответила я. — Насть, ты не знаешь, Мария Семёновна у себя?

— Вроде да, — Настя отхлебнула из кружки. — Слушай, Саш, ты же у Серебрякова была, я совсем забыла! Натаха рассказывала, он жуткий красавчик и бабник, она тут вся слюнями изошлась от зависти, что не её на интервью отправили.

— Обычный дядька, что вы так к нему прицепились? — вспылила я.

— А что я такого сказала?

— Да ну тебя! — Я дёрнулась дальше по коридору и чуть ли не с размаху вломилась к главному редактору в кабинет. — Марь Семённа, к вам можно?

— Заходи, Александра, — посмотрела она на меня поверх очков. — Прибыла?

— Ага, — я рухнула на стул для посетителей с видом уставшего, но довольного жизнью человека. — Можете меня поздравить, Марь Семённа, я взяла первое в своей жизни интервью!

— Мои поздравления, Саша, — улыбнулась она. — Вид у тебя счастливый, значит, всё прошло хорошо. Как тебе Серебряков?

— Очень интересный человек, — не стала лукавить я. — Я постараюсь к завтрашнему дню расшифровать запись, и вы сами в этом убедитесь.

— Буду ждать, — усмехнулась редакторша. — Ксения сказала, что художник хотел видеть именно тебя. А ты что же, знакома с ним была раньше?

— Нет, — помотала я головой. — Я, честно говоря, сама удивилась его странному заявлению. Возможно, он просто не любит журналистов? Но это же неважно теперь, правда, Марь Семённа? Главное, что интервью теперь у нас в кармане!

— Совершенно с тобой согласна, — Мария Семёновна помолчала.

Её серые глаза внимательно смотрели на меня.

«Ну вот, кажется, сейчас начнётся!» — с тоской подумала я.

— Саша, мне нужно обсудить с тобой один очень важный вопрос.

— Слушаю вас, Мария Семёновна, — я выпрямила спину.

— Ты работаешь у нас уже год, — издалека начала она, — и за это время могла убедиться в том, что я, в силу своей должности, отвечаю не только за своевременную сдачу наших журналов в печать. На моих плечах также лежит и поддержание здоровой атмосферы среди наших сотрудников. И ты сама понимаешь, что, работая в сугубо женском коллективе, сделать это не всегда просто.

Я неуверенно кивнула. Что-то мне пока непонятно, куда клонит эта женщина.

— У нас работают разные люди с различными, порой очень своеобразными характерами, с каждым из которых приходится считаться. Да…

Мария Семёновна опять замолчала. Видно было, что тема разговора была для неё не очень удобной. Я сидела тихо, как мышка.

— Ладно, не буду ходить вокруг да около. Вчера в нашем коллективе случилось нечто не совсем обычное. Ты догадываешься, что я говорю о твоих странных словах, заставивших удивиться не только экзальтированных особ вроде нашей Софии, но и меня, практичного и рассудительного человека. И сейчас я бы хотела получить от тебя разумное объяснение произошедшему.

— Я понимаю, — вздохнула я.

А я-то как хотела бы получить это объяснение!

— Ты знаешь, Александра, что ни в какие мистические штуки и глупое ясновидение я не верю, так что прошу тебя найти такие слова, которые в полной мере смогут меня убедить.

Мда, задачка… Я удручающе посмотрела в окно. Ну, расскажу я сейчас правду, и что это изменит? Только добавит ещё больше недоверия и путаницы. Эх, Шурка, и почему ты раньше не продумала свою тактику вместо того, чтобы предаваться дурацким мечтам о красавчике художнике?

— Мария Семёновна, — я перевела взгляд в стальные глаза главного редактора. — Всё дело в том, что… что…

Всё-таки даже таких непутёвых девах, как я, оберегают ангелы! В ту же секунду, когда с моих губ приготовились слететь неосторожные слова, в дверь кабинета кто-то постучался.

— Входите! — громко произнесла Мария Семёновна.

Дверь размашисто распахнулась. На пороге появился мужчина лет тридцати-тридцати пяти, с уверенной улыбкой мачо, яркой красной кепкой, сдвинутой на лоб и закрывающей пол-лица, в потёртых джинсах с большущей дырой на левой коленке и с жёлтым клетчатым рюкзаком на плече. Не парень, а песня.

— Добрый день! Мария Семёновна? — полувопросительно спросил он, не переставая улыбаться.

— Здравствуйте. Да, я Мария Семёновна, — ответила редакторша. — А вы, наверное, Дмитрий?

— Так точно! — оглушительно отрапортовал незнакомец. — Дмитрий Бабочкин, к вашим услугам!

— Очень приятно, — улыбнулась в ответ Мария Семёновна. — Прошу вас, присаживайтесь.

— Спасибо! — скинув с плеча рюкзак и повесив его на спинку стула, парень пружинисто сел.

Мария Семёновна посмотрела на меня.

— Саша, обсудим наши дела попозже, хорошо?

— Конечно, Марь Семённа! — вздохнула я с облегчением и вскочила.

Парень с забавной фамилией поднялся тоже и, сделав шаг ко мне, замер. Лицо у него при этом стало таким глупо-счастливым, что мне стало смешно. Я попыталась обойти этого типа слева, но почувствовала на своей руке железную хватку и в недоумении остановилась. Что это ещё за номер?

— Санька, ты что, не узнала меня? — округлил наглый посетитель глаза.

— Не-е-ет, — попыталась освободить свою руку я. — Мы разве знакомы?

— Ещё как! Это же я, Митя! — он ещё сильнее сжал моё запястье. — Ты что, забыла?!

— Ми-и-итя? — протянула я. — Какой Митя?

— Митя Шапкин! — странный незнакомец рывком стянул с себя кепку. — Ну?

— Шапкин? — в моей голове, наконец, стало проясняться. — Из нашей школы?

— Ну конечно же! — парень изо всех сил потряс мою руку. — Узнала наконец! Я тебя тоже не сразу признал, только когда голос услышал, в голове что-то щёлкнуло, и до меня дошло, что это же Санька Ковалёва!

— Слушай, Мить, давай потом пообщаемся, ладно? — я оглянулась на Марию Семёновну. — У меня работы много.

— Так мы теперь вместе работать будем! — радостно ухнул Митька. — Я же к вам устраиваюсь!

— Кем? — удивилась я.

— Фотографом!

— А-а-а! Хорошие фотографы нам нужны, — кивнула бодро я, ещё раз оглянувшись на нашего редактора.

Глаза её почему-то улыбались.

— Тогда вам повезло, потому что я и есть хороший! — уверенным тоном заявил посетитель.

— Подожди-ка, — ещё одно воспоминание вспыхнуло у меня в голове, — Бабочкин… Бабочкин… Ты, случайно, не тот самый Бабочкин, выставка которого проходила у нас летом? В галерее искусств?

— Случайно тот! — гордо произнёс мой бывший однокашник.

— Вау! — открыла рот я. — Вот это да! Так ты же талант! Марь Семённа, помните, я рассказывала про удивительную фотовыставку? Помните? Так это, оказывается, Митькины работы! А я и не знала…

— Совершенно верно, Саша, — подтвердила Мария Семёновна. — Я ещё тогда, после твоих восторженных отзывов, связалась с автором этих работ, и вот он перед нами!

— Класс! — я даже подпрыгнула от захвативших меня чувств. — Какая вы молодец, Марь Семённа! И ты, Митька, тоже! Я так рада! Пойду девчонкам расскажу! Увидимся, Мить!

И я быстрее ветра выскочила из кабинета под весёлый смешок своей начальницы. Дверь захлопнулась с оглушительным залпом пробки от шампанского. Я бросилась к лестнице.

Ну надо же, Митька Шапкин! И как я могла его не узнать? Я ведь была влюблена в этого симпатягу ещё в восьмом классе! У нас тогда в школе открылась студия фотографии, куда я, как большая любительница куда-нибудь встрять, сразу же записалась. Таких любителей собралось, помню, человек двадцать, и Митька был в их числе. Долго я посещать эти занятия не смогла в силу своей занятости в музыкальной школе, но симпатичного жизнерадостного старшеклассника запомнила. Какое-то время я бегала за ним незаметным хвостиком и даже, помню, кругами ходила около его дома, делая вид, что оказалась тут совершенно случайно. А через год Митька окончил школу и уехал поступать то ли в Москву, то ли в Питер. Переживала я тогда страшно. Ксенька, с которой мы в ту пору жили на одной лестничной площадке, знала про тайную мою любовь и утешала, как могла. Впрочем, моих страданий хватило ненадолго. Вскоре я попала в больницу с воспалением лёгких, а когда выписалась оттуда, ни про какого Дмитрия Шапкина уже не помнила, как будто его и не было в моей жизни. Больница вылечила не только моё простуженное тело, но ещё и душу, чему я была очень рада. Правда, я подозреваю, что не только смена обстановки повлияла на моё исцеление, но ещё и синие глаза мальчика, который лежал в соседней палате и с которым мы встречались по вечерам перед телевизором в больничном холле, но факт остаётся фактом — мысли о Шапкине полностью выскочили из моей головы.

А Митька, значит, всё-таки стал фотографом! Надо же… Вот Ксенька удивится, когда узнает о нашем новом сотруднике!

Бегом поднявшись по лестнице, я, не останавливаясь, пролетела мимо менеджерской, миновала кухню, свернула за угол и помчалась вперёд, к комнате журналистов. Навстречу мне приближалась темнота нашей галереи. Я сбавила бег, потом перешла на шаг, а перед самой границей света и тени вовсе остановилась. Я ведь не была здесь со вчерашнего дня, с тех самых пор, когда мы с Зинаидой, успешно сдав номер и ночной пост, покинули кабинет верстальщиков. Зинка-то потом, конечно, вернулась к себе, а меня мотало по дому в суете наступившего дня, но ни разу больше не заносило в эпицентр ночных событий.

Я глубоко вздохнула. В голове возникла трусливая мысль: может быть, подождать кого-нибудь здесь, так, на всякий случай? Я сделала несколько шагов туда-сюда, задумчиво посматривая на живую темноту. Нет, так не пойдёт. Мне тут ещё работать, не буду же я каждый раз ходить с сопровождением, как маленькая девочка! Я прикоснулась ладошкой к стене. Почувствовав под пальцами живую теплоту Дома, я приободрилась и храбро шагнула вперёд, не отрывая руку от стенки. Галерея приняла меня в себя, окружив странной густой тишиной. Я глубоко вздохнула. Эта тишина, казалось, проникала в меня, впитывалась в кожу, заползала в уши и нос, и через несколько осторожных шагов мне показалось, что я пропала. Я, Шурка Ковалёва, со смешным вздёрнутым кверху носом и очками со сломанной дужкой, вдруг исчезла. Совсем. Это было необъяснимое ощущение, очень тонкое и немного жуткое. Как будто какое-то чужое пространство незаметно зашло в меня и стало мной.

— Я — это я или не я? — незнакомым голосом спросила я. — Если не я, то где я? А если я, то что со мной происходит?

Одно я понимала точно — мне нисколечки не страшно. Совсем. Ни капельки. И то внутри меня, которое я сначала приняла за чужое, вдруг сделалось таким родным и своим, что мне стало смешно, как я могла раньше этого бояться? Я накрыла левой ладошкой золотого зверя на своей груди. Мне показалось или он на самом деле потёрся об меня горячей щекой?

— Хороший котик, — вслух сказала я и тоже погладила фигурку в ответ. Протяжный вздох, который раздался вслед за моим прикосновением, прозвучал очень отчётливо. Я улыбнулась. И в ту же секунду впереди открылась дверь, впустив в пространство галереи — а значит, и в меня — поток света.

— Шурка, это ты, что ли? — в проёме обрисовался женский силуэт.

Мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы сообразить, кто передо мной. Настолько долгих, что пространство, которое было во мне, сгустилось и вновь стало прежней Шуркой Ковалёвой всё тех же тридцати лет отроду.

— Я, кто же ещё? — сказала я своим обычным голосом и переступила границу двух миров. Дверь за мной с силой захлопнулась, обдав по спине прохладным ветерком. — Привет, Ксень! Здрасте, Антонина Юрьевна!

— О, в нашем журналистском полку прибыло! — бодро откликнулась на моё приветствие Антонина Баруздинская, наша старейшая сотрудница, ближайшая подруга Марии Семёновны, классный журналист и добрейшей души женщина с неистощимым чувством юмора.

Если я когда и хотела быть на кого-то похожей, то именно на неё, нашу Тонкую Тоню, как называли её в нашем коллективе.

— Вам уже поведали о моих похождениях по подмосткам, Антонина Юрьевна? — спросила я, забравшись с ногами на своё любимое место в этой комнате — на подоконник.

— Только о первых ваших шагах, Саша, — усмехнулась Тоня. — А если быть точнее, о первых звонках, после которых, собственно, и начинается самое главное представление. И как постановка, удалась?

— Вполне, — заверила я. — Все роли разыграны, как по нотам, чему есть свидетельство в виде красивого баритона и цветных фотоснимков. Как заказывали, Антонина Юрьевна.

— Тебе помочь с расшифровкой, Шурка? — деловито встряла Ксенька.

— Я сама попробую, Сень, ладно?

— Смотри, а то у меня сейчас есть время.

— Я думаю, Александра вполне справится и без нашей помощи, — улыбнулась Антонина. — С её-то слухом перевести голос в буквы — раз плюнуть.

— Не буду спорить, — хмыкнула я. — Сень, я чего пришла-то. Наташка сказала, ты мои наушники утащила.

— Да-да, они у меня, — Ксюша отодвинула верхний ящик своего стола и выудила оттуда чёрные проводки. — Забирай, подруга.

— Спасибо, — я запихнула наушники в карман юбки и спрыгнула с подоконника. — Тогда я пойду. Работы до фига и больше, а ещё меня шеф попросил помочь с текстом и фотками для Вольского.

— С фотками? — Тоня с Ксюшей удивлённо переглянулись. — А почему именно тебя? Разве ты разбираешься в фотоделе?

— Кстати, о фотоделе! — ударила я себя по лбу и вновь залезла на подоконник. — Ты знаешь, Ксенька, кто у нас теперь будет работать?

— Кто?

— Ну, подумай, подумай сама. Человек, который очень хорошо разбирается в этом самом фотоделе.

— Да откуда я знаю, Шурка?

— Вспомни, подруга, как я вам всем уши прожужжала про одного фотографа с выставки.

— А, тот самый? Как же его… Птичкин?

— Бабочкин! — я очень изящно помахала руками в воздухе. — Но это ещё не все сюрпризы! Ты знаешь, кто скрывается под этой оперившейся личинкой?

— Да говори уже, Шурка, не тяни!

— Митька Шапкин, собственной персоной! — громовым голосом закончила я.

— Да ладно! — опешила моя подруга. — Ты уверена?

— Ещё как! Я видела его десять минут назад, как вижу тебя сейчас, и он пришёл как раз устраиваться к нам на работу. Фотографом. Вот.

— Ну и дела-а-а, — протянула Ксенька. — А он тебя узнал?

— По голосу, — хмыкнула я.

— А ты его?

— А я его совсем не узнала. Прикинь, ни одного подозрения не возникло.

— Да-а-а… Ну и новость!

— А кто такой этот Шапкин-Бабочкин, барышни? — заинтересовалась Антонина.

— Вы как раз тогда в отпуске были, Антонина Юрьевна, — вспомнила Ксенька, — когда наша Шурочка ходила на фотовыставку, откуда прибежала с совершенно безумными глазами. Я, сказала она, таких пронзительных фотографий ещё никогда не видывала.

— Чем же они вас пронзили, Саша?

— Словами это трудно передать, Антонина Юрьевна. Они все были чёрно-белые и такие острые, что этим своим остриём вонзались в самую душу. Нет, не могу объяснить. Но думаю, теперь мы все сможем их оценить, раз Митька будет работать тут, в «Симфонии».

— Что ж, интересно, интересно, — улыбнулась Антонина. — Люблю, знаете ли, качественное искусство.

— Знаем! — в один голос воскликнули мы с Ксенькой.

Наша Антонина Юрьевна, помимо своей непосредственной профессии журналиста, обладала ещё и тонким чувством стиля и вкуса, что отражалось не только в её постоянных посещениях театров, выставок и концертов, но и в умении надевать на себя такие штуки, которые на других смотрелись бы слишком эксцентрично, но на нашей Тонкой Тоне — изящно и оригинально. К слову сказать, Антонина Юрьевна, к своим пятидесяти с хвостиком, обладала великолепной фигуркой гимназистки, и это при том, что у неё было трое взрослых детей! Хотела бы я иметь такие данные, уж тогда никакой, даже самый гениальный, художник не прошёл бы мимо моей красоты!

— Ладно, девушки, я пойду, — я опять спрыгнула с подоконника. — Шеф велел к завтрашнему дню управиться с текстом, а я ещё даже не приступала.

— Подождите, Саша, я с вами, мне к Маше нужно спуститься, — остановила меня Антонина. — Момент, только сигареты захвачу.

— Жду, — коротко ответила я, немного огорчившись такой просьбе.

Мне хотелось ещё раз пройти через необычные ощущения, которые я испытала несколько минут назад, но ничего не поделаешь. Ладно, успею ещё, мысленно махнула я рукой.