Эрлин из Красного Дома

Екатерина Бакулина, 2019

Я была влюблена в его брата – прекрасного, нежного, доброго юношу, который так же страстно любил меня. Его самого я боялась. Его многие боятся. Лорд Хёнрир – самая опасная и кровожадная тварь Леса. Его именем пугают детей. Говорят, он давно уже мертв, и только магия держит его в человеческом облике. Но вышло так, что только Хёнрир остался рядом в трудную минуту, защитил меня и моего сына, не побоялся поддержать, когда все остальные отвернулись. Поручился за меня своей жизнью. И теперь я не могу остаться в стороне… Первая часть дилогии. Самостоятельный сюжет. Вторая книга: Дети Мертвого Леса

Глава 3. Долгая ночь

— Эрлин… прости… — Свельг тихо подходит, обнимает ее сзади за плечи, пытается прижаться подбородком к ее щеке.

Она вытягивается в его руках, напрягаясь, отворачиваясь.

Не стоит.

— Эрлин? — зовет он.

Она качает головой. Это не обида, но она не может и не хочет говорить сейчас.

Свельг не отпускает, только нежно поглаживая ее, прося прощения.

— Я думаю, Хёнрир прав, — говорит он. — Мне действительно давно пора пройти ритуал, получить все права. Тогда я смог бы жениться на тебе.

Целует ее у виска.

Она зажмуривается, губы дрожат.

— Ну что ты, Эрлин? Плачешь, да? Ну, не надо… Все будет хорошо.

Не сейчас.

— Эрлин?

Свельг касается губами ее скулы, так безумно нежно, и потом еще, чуть ниже. Его руки обнимают ее.

Нет… сжимается сердце.

— Я назову его Бьярни, — говорит Эрлин, — он вырастет большой и сильный, как медведь.

Чувствует, как Свельг качает головой.

— Мы поженимся, и у нас будет много детей.

Эрлин не хочет много, она хочет этого.

— Отпусти, — говорит тихо, пытается освободиться из его объятий.

Он не отпускает.

— Что не так, маленькая? Ты все еще обижаешься на меня? Но я только сказал правду. То, что делает Хёнрир — не очень правильно и даже опасно. Иногда лучше позволить человеку умереть, чем опутать его своей сетью и подчинить волю. Это лишние страдания и для него и для окружающих. Хёнрир и сам должен бы понимать это.

— Отпусти, пожалуйста, — говорит Эрлин. — Я не обижаюсь. Мне просто нужно побыть одной.

Свельг лишь обнимает крепче.

— Я так скучал, Эрлин. Я так скучал без тебя… Мы же почти три месяца провели в Ивиле, в этой грязи, на морозе, пока взяли крепость. Всю зиму. Я всю зиму не был дома, Эрлин… я так устал. Это так выматывает, когда ждешь нападения каждую ночь, когда не знаешь — сможешь ли выжить, или завтра тебя убьют. Когда кругом кровь… Люди сходят с ума от крови, удержаться почти невозможно. Ты даже не представляешь, как это страшно… Когда твари постоянно рядом с тобой, в железных клетках, и ты чувствуешь эту вонь разложения почти непрерывно, она въедается… Ты видела, как дикие голодные твари рвут людей на части? Я до сих пор не могу спать… Эрлин, только мысли о тебе помогали мне выжить в этом кошмаре. Ты нужна мне…

Его теплые губы на ее коже, так требовательно… И по щеке уже катится слеза.

— Ну, что ты, Эрлин, не плачь. Ты же такая сильная, я всегда так восхищался тобой!

Она пытается не плакать, но не может… тихо, вздрагивая, закусив губу. Слишком много всего случилось сегодня, слишком страшно. Не так, как на войне, конечно, но для нее страшно все равно. Вся ее жизнь перевернулась, и как быть дальше — не понять.

— Эрлин, — он пытается развернуть ее к себе и поцеловать в губы.

Элин упирается ладонями в его грудь. Что ей делать?

Она трофей и пленница здесь, Хёнрир захватил ее и увез с собой. Какими бы не были его намерения, но сейчас она пленница. Пленница Хёнрира.

— Эрлин, ну, что ты?

— Отпусти, или я буду кричать, — твердо говорит она.

— Что? — он даже не верит.

— Отпусти меня, или я буду кричать, — повторяет она.

Обида и злость мгновенно вспыхивает в глазах Свельга. Он не привык, чтобы с ним так.

Отпускает, разжимает руки, окидывая ее презрительным взглядом.

— Как хочешь, — говорит холодно.

Эрлин уходит в сторону, садится у высокой, одинокой сосны. Далеко отходить не стоит, иначе решат еще, что она хочет сбежать. Но и подходить к костру не хочется тоже, иначе не избежать вопросов и лишних разговоров.

Здесь не вся армия, лишь небольшая часть, личная гвардия Хёнрира, они заняли небольшую поляну под лагерь.

Ужин готовится на костре.

Нет, она не голодна…

Эрлин сидит, обхватив колени руками… к ночи становится холодно. Она бы пошла спать, но придется делить постель со Свельгом… другого ей не предлагали.

Она видит, как Свельг сидит у костра, демонстративно не глядя в ее сторону, ест что-то горячее, так сладко пахнущее…

Она видит, как Хёнрир подходит, говорит о чем-то с братом, со своими людьми. Все так же, держа ребенка одной рукой. Чей-то плащ свернут и закинут у него на плече. Он протягивает миску, чтобы ему налили тоже, берет ложку, идет к Эрлин.

— Леди Эрлин, — говорит он, — я принес вам ужин, — протягивает, так легко и естественно, словно это самое обычное дело для главы Совета. — Тут бобы с мясом. Не самое изысканное блюдо, но лучше, чем ничего.

— Спасибо, — говорит она, берет миску из его рук, чуть коснувшись, случайно, пальцами его пальцев. — Не стоило…

Но ей нужны силы, он прав. Ей нужно поесть и поспать, а потом забрать у Хёнрира своего ребенка. От запаха еды в животе начинает урчать.

— И плащ возьмите тоже. Держите. Укройтесь сами, хорошо? А то у меня заняты руки.

У него это выходит так просто.

— Спасибо.

Хёнрир кивает, и, кажется даже, сейчас уйдет.

— Леди Эрлин, — все же, говорит он, — если хотите побыть одна, вы можете сегодня спать в моем шатре, я найду себе другой.

— А как же вы?

Он едва заметно и чуть кривовато ухмыляется.

— Это же мой лагерь, леди Эрлин, так что я разберусь. Свельга подвину, если понадобится.

Глупо отказываться. Она кивает, благодарно.

Ее ребенок у него на руках.

— Спасибо, — снова говорит она… чуть-чуть неловко… И все же… — Я…

Она хотела спросить, что теперь будет с ней, но отчего-то не выходит.

— Лорд Хёнрир, — вместо этого говорит она, — я назову его Бьярни.

— Отлично, — говорит он. — Это правильно.

Потом поворачивается и уходит снова к костру, к своим людям.

А Эрлин заворачивается в теплый шерстяной плащ.

* * *

Она так и не смогла уснуть.

В его шатре, в его постели. Это было так странно, словно… Эрлин пыталась понять, что так смущает ее, но не выходило. Чужой запах?

Слишком много всего случилось за этот день.

Она долго лежала, обхватив колени руками, свернувшись… Потом уткнувшись носом в подушку — хотелось плакать, но слез не было, и это просто разрывало ее. Боль камнем свернулась внутри.

Потом Эрлин лежала и слушала, как в лагере затихают голоса, все расходятся спать. Безмолвное гудение леса — здесь, ближе к Торенхоллу, лес пустой, не слышно птиц. Слушала, как начинает тихо моросить и перестает дождь.

Не уснуть.

Потом она встала…

Хёнрир так и сидит у едва тлеющего костра, в одиночестве, все разошлись.

Эрлин тихо подходит. Он поднимает на нее глаза, кивает, предлагая сесть рядом.

— Не спится, леди Эрлин?

— Нет, — говорит она. — Вы тоже не спите, лорд Хёнрир?

— Мне сейчас не стоит спать, — говорит он. — Иначе можно упустить и сорвать все, что сделал за день. Садитесь. Думаю, вы вовремя. Ваш Бьярни, похоже, проголодался, одной магии ему уже не достаточно. Возьмите.

У него темные круги под глазами и осунувшееся лицо, вот так за день он словно прибавил лет десять.

Хёнрир встает.

— Вот… — говорит он тихо, отдавая ей сына, — и потоки подхватить сможете? Без магии ему все равно пока не обойтись. Но если так пойдет и дальше, завтра к вечеру я смогу свернуть свою сеть, хотя бы частично. Но его все равно придется еще держать на руках, без сети — только личный контакт. Тише, леди Эрлин… не надо так сразу. Голова кружится? Не пытайтесь дать ему все, что он хочет взять, дайте столько, сколько можете.

Голова, да…

Хёнрира самого немного пошатывает, как бы силен он не был.

Стоит лишь взять ребенка на руки, подхватить, как он рывком начинает тянуть магию с такой голодной силой, что Эрлин становится страшно. Нужно немного времени, чтобы взять себя в руки, выровнять поток, прикрыть лишнее, иначе надолго ее сил не хватит.

А Хёнрир, передав, выпрямляется, потягивается всем телом с таким нескрываемым наслаждением, что становится чуточку стыдно. И все же, Эрлин улыбается.

— Спина затекла, — отвечает Хёнрир на ее незаданный вопрос, чуть заметно ухмыляется, разминая руки. — Вы покормите его, Эрлин, и он успокоится, не будет так сильно тянуть из вас силу. Он просто голодный. Можете не уходить, укройтесь плащом, здесь все равно кроме нас больше никого нет.

Это немного смущает. Еще сутки назад ей бы и в голову не пришло. Лорд Хёнрир совсем чужой мужчина, и вот так… Но уходить не хочется. Рядом с ним немного спокойнее и легче.

Эрлин все равно краснеет, укрываясь плотнее, распуская шнуровку платья под плащом. Чувствуя, как ее малыш находит грудь, как довольно и жадно присасывается…

Хёнрир смотрит в сторону. Долго сидит молча, не мешая ей.

— Леди Эрлин, — говорит он наконец, и без всяких предисловий, без хождения около, — вам предъявят обвинения в измене мужу, это серьезно. Но, поскольку я вмешался и не дал вашему мужу убить вас, то ответственность ложится на меня. Так что не бойтесь, вас не накажут слишком сильно. Ваш сын пока останется в Торенхолле, вы можете вернуться домой или остаться вместе с ним.

Домой она не вернется. От этой мысли передергивает, обдает ужасом. Отец не простит ей…

— Я останусь с сыном, — говорит она.

— Хорошо, — говорит он. Бросает на нее быстрый взгляд и отворачивается снова.

— А что будет с вами, лорд Хёнрир, — набравшись храбрости, спрашивает она.

— Со мной? — он удивляется. — Со мной ничего не будет.

Это звучит самонадеянно, но в его голосе не самонадеянность, а усталость.

— Вас будут судить…

За убийство Ареда, за все… тем более, если ее вина ляжет и на него тоже. Вина Свельга.

— На мне и так висит парочка смертных приговоров, что-то снимают, за заслуги, что-то вешают снова. Если бы они могли убить меня, то давно бы это сделали, — говорит он, проводит ладонью по лицу, трет глаза.

— Они боятся вас, лорд Хёнрир.

— Боятся, — соглашается он.

Когда Хёнрир убил Ареда — ни один из людей ее мужа не попытался помешать ему, защитить или хоть отомстить за своего лорда. Они все стояли и смотрели. Не потому, что боятся. Наоборот — боятся именно поэтому, он слишком крепко держит их. Даже отец признавал — Хёнрир единственный, кто способен удержать в повиновении войско на поле боя, когда кругом кровь, не допуская беспорядочно резни.

— Если бы я мог, я бы сам убил их всех, до единого, — говорит он.

Эрлин вздрагивает. В этом столько откровенной холодной ненависти, что становится нехорошо. Не кого-то лично, но всех лордов Леса.

— Но вы спасли моего сына, — говорит она. — Спасли меня.

Он кивает.

Вздыхает потом.

— Простите, леди Эрлин, мне не стоило… это только мои личные отношения с Лесом, вы тут не причем.

Видно, как он сжимает зубы, желваки дергаются.

Немного не по себе.

— А что будет со мной? — спрашивает она, скорее, чтобы просто сменить тему. — Свельг сказал, что вы можете отдать меня ему?

— Отдать ему? — Хёнрир устало удивляется, потом поворачивается, смотрит на нее. — Вы же не вещь, леди Эрлин.

— Женщине не приходится выбирать…

Он тихо фыркает.

— Если бы я сказал такое своей сестре, она бы свернула мне шею, не раздумывая.

Хель прошла ритуал, убив тварь на арене. Да, считается, что женщинам это не нужно, но закон позволяет. Хель имеет право сама говорить за себя и возглавлять войско. В случае смерти Хёнрира, если Свельг к тому времени еще не сможет доказать свое право, Хель станет главой Совета.

И никто не смеет ей указывать.

Хёнрир вздыхает.

— Не знаю, что с вами будет, и что вам делать дальше, леди Эрлин, — говорит он. — Я не планировал спасать вас, не планировал вмешиваться. И что делать дальше я пока не решил. Вы не волнуйтесь, как бы там ни было, вам и вашему сыну ничего не угрожает, я уже сказал, — тихо фыркает. — Но вы со Свельгом попутали все мои планы.

— Вы не знали? — спрашивает она, и прикусывает язык, это какой-то глупый и неуместный вопрос.

— Да нет, я знал, — говорит он. — И то, что ваш муж был тварью, и то, что Свельг бегал к вам… Я просто был уверен, что это не мое дело. И еще, наверно, что это пойдет Свельгу на пользу.

— На пользу?

Чуть передергивает от таких слов.

Хёнрир задумчиво облизывает губы, качает головой.

— Да. Он мой брат, и ему давно пора повзрослеть. А когда есть за что сражаться и кого защищать, кроме себя, — это многое меняет. Но я думаю, все к лучшему.