Игра в реальность

Егор Сергеевич Хаванов

Кто мы? Зачем мы здесь? В чем наша цель, миссия? Кто Создатель этого и зачем он создал Вселенную? Эти вопросы продолжают интересовать умы людей. Главный герой этой книги многое испытает, прежде чем познает великую истину нашего существования. Есть ли в нем цель? Большой вопрос!

Гениальный Иван

Я родился в семье среднего достатка. Родители были не глупыми людьми, но и особым умом не блистали. Отец работал на заводе, а мама, ранее работавшая инженером, теперь была домохозяйкой, не интересующейся ничем, кроме глупых романов. Замечу, что мои родители были хоть и не атеистами, но и не фанатели от религии, за что я их безмерно уважал.

С малых лет я интересовался абсолютно всем. Моё обострённое любопытство не интересовало, но и не пугало измученных постоянной однообразной работой, недалёких родителей. Я и не докучал им, так как всё понимал. Алгоритм моего изучения природы строился по простому принципу: «Как? Почему? Понятно!», ведь мой мозг от природы был блестяще оптимизирован на познание.

Однако понимание всего начало приносить мне и некоторые неприятности, первая и самая главная из которых, — мои неконтролируемо росшие амбиции. Проучившись три класса в среднестатистической школе, я прослыл остроголовым и был переведён в специализированный лицей для одарённых детей. Это учебное заведение имело комфортные общежития для иногородних учащихся, и меня поселили с одним сомнительным, как оказалось, гением.

Мальчик по имени Антон, обладал отличной памятью, но это было его единственным отличием от обычного ребёнка. Признаюсь, мне тяжело было с ним, и я не раз просил у коменданта поменяться с кем-нибудь местами. С самого начала общения с ним всё пошло по наклонной.

Помню, как я впервые вошёл в нашу небольшую комнату. Минимализм окружающей обстановки зашкаливал. Две кровати, два табурета, стол и шкаф. На против входной двери с противоположной стороны комнаты было огромное окно, на подоконнике которого, болтая ногами сидел худощавый черноволосый парнишка в белой безрукавке и чёрных шортах.

Когда комендант закрыл за мной дверь, я заговорил первым: «Мне сказали, вроде как, тебя зовут Антон. Я Иван. Надеюсь, ты будешь хорошим собеседником. Терпеть не могу глупых людишек».

Он резво спрыгнул с подоконника и направился в мою сторону, протянув правую руку. Дойдя до меня, он дождался, пока я её нехотя пожму, и заговорил:

— Иван, ты любишь животных?

— Конечно же нет.

— Почему?

— Животные тупые и невежественные, но знаешь, что самое страшное, Антошка? Тебя можно так называть?

— Валяй.

— Самое страшное, что многие люди столь же невежественны, как и животные, а что еще страшнее, они иногда даже хуже них.

— Что такое невежество?

— Ну, ты выдал. Тоже мне, гений. Неужели не знаешь?

— Нет. Не знаю. У меня просто аномально развит гиппокамп в мозгу. Так сказали врачи. Я запоминаю всё с первого раза до малейших деталей.

— Знаю я про гиппокамп. Ну, у меня он тоже неплохо развит. Я вообще, судя по всему, всесторонне развит.

— Я вижу. А в сказках обычно Иваны дурачки, а вот ты нет.

— Ошалел? Даже не смешно. Имя не влияет на человека и никак его не характеризует. А если ты не хочешь и дальше падать в моих глазах, не говори больше такую чушь.

— Понял, — расстроившись ответил он и уставился в окно.

Так началась моя жизнь в лицее, в котором я вскоре получил вес, как самый умный и способный воспитанник. Мною гордились преподаватели и уважали сверстники, а Антон, напротив, оказался серой мышью, так как действительно не мог ничем похвастаться, кроме своей памяти. Он переживал это, но старался не показывать вида. Я относился к нему холодно, хоть и чувствовал его собачью доброту, но мои амбиции продолжали расти, и вскоре снова случилось это…

Однажды я доказывал преподавателю по космологии, что пространство не пустое, а скорее наоборот. Поднявшись без разрешения и встав у своей любимой первой парты, я безжалостно бил глаголом:

— Виктор Васильевич. Я не согласен с Вами, что пространство — это разряженный вакуум. Если в нём мало материи, это не значит, что он пуст, это значит, что он может состоять из невероятно плотной и упорядоченной субстанции, своеобразной прародительницы материи!

— Я думаю, Вы, Иван, всё-таки много фантазируете. Всё доказано.

— Вы про эксперимент Майкельсона-Морли, или?

— Неплохой пример.

— Я повторюсь. Виктор Васильевич. Они доказали, что в вакууме мало материи, но тогда ответьте, что есть материя?

— Это то, из чего сделано всё в этом мире.

— Каждая материальная частица — это возмущение всеобъемлющего поля. Неужели Вы настолько посредственны, Виктор Васильевич, что отвечаете мне определением уровня детского сада?

— Иван. Прошу Вас, сейчас же выйдите из аудитории. Вон, — нервно сказал он, указав мне на дверь.

Он был зол настолько, что, кажется, не мог больше ничего сказать. Я был уже не в состоянии себя контролировать и, уходя за дверь, выпалил напоследок: «Вы заперли свой разум в догматы учёных, Вы неспособны мыслить свободно. Я выйду из аудитории, да, я выйду, но помните, что я умнее Вас». Сказав слово «Вас», буква «С» прозвучала со свистом, потому что мой рот тотчас наполнился пеной. Я поймал себя на мысли, что больше не могу контролировать свой язык, конечности и тело, а взглянув на свои руки, не смог их чётко разглядеть, так как они сильно тряслись. Я всё понимал, но тело не слушалось ни одного моего приказа. Испуганные глаза ребят и, уже отошедшего от злобы, Виктора Васильевича — это всё, что я видел, пока не отключился вовсе.

Дом — милый дом. Болит язык. Видимо прижимали указкой, чтобы я его не проглотил. Диагноз — эпилепсия, как прояснила мама, еще раз подтвердился. Эпилепсия не лечится, но и не имеет продолжительной и прогнозируемой симптоматики, поэтому, провалявшись дома всего два дня, я снова объявился в лицее.

Виктор Васильевич простил меня и даже немного зауважал, но больше никогда и ни о чём меня не спрашивал, а я и не рвался. Я смирился, что все, абсолютно все, окружающие меня, люди, даже эти гениальные, на первый взгляд, дети, к сожалению, не умеют широко мыслить. Они все заперли себя в догмы современной науки, а я считал это в корне неверным подходом обучения и познания.

Даже невзирая на то, что жизнь снова проучила меня в этот раз, я вновь и вновь осуждал людей. После каждого такого опустошения я бился в конвульсиях с пеной у нёба.

Мне было еще двадцать, а я, уже работая в крупной фирме и имея должность эксперта по международному сотрудничеству, был направлен в заграничную командировку. Моя фирма планировала заключить договор с китайскими партнёрами в части поставки нам крупной партии алюминия, естественно, сомнительного качества. Я в совершенстве владел многими языками и, в частности, китайским, и вёл свой доклад перед десятком влиятельных китайских бизнесменов, владеющих алюминиевым вторсырьём, и, впрочем, как всегда, не мог скрывать гордости за свой гибкий и резвый ум.

На один очень, как мне показалось, тривиальный вопрос одного из присутствующих, я ответил с усмешкой, чем поставил его в глупое положение перед остальными. И вот я лежу на дорогом красном ковре и снова корчусь от судорог. Совещание сорвано, и, как оказалось на следующий день, я настолько разочаровал серьезных китайских коллег своей дерзостью, что они не захотели меня более видеть. Обратившись к моему руководству, они потребовали прислать другого эксперта, на что, естественно, получили положительный ответ. Не стоит переоценивать свою значимость, — с грустью убедился я, узнав эту новость.

Мой запал потух и вернувшись в отель я как следует напился и затянулся сигаретой. И вот в пьяном бреду я выловил из пространства мысль: «Это всё неспроста». Да. Это всё неспроста, — еще раз констатировал я и стал вспоминать случаи, когда кого-то осуждал и ставил в глупое положение. Прокрутив в своей голове десятки таких случаев, я уже точно был уверен, что мой недуг — это не иначе, как мгновенная карма, но тут же возник закономерный вопрос: «Почему другие люди не впадают в такое состояние, когда делают нечто подобное?». Этот вопрос, прогулявшись по моей умной голове и не найдя ответа, ушёл в пространство…

Утро следующего дня. Я осознавал, что мне нужно собираться на рейс домой, чтобы, прилетев, явиться на работу с видом виноватой собаки и рьяно убеждать начальство, что все дураки, кроме меня. Амбиции — это сильная вещь, но в этот раз я тратил невероятные усилия, чтобы их перебороть.

Таксистом оказался человек индуисткой внешности, поэтому я решил блеснуть умом и сформулировал просьбу на хинди: «В аэропорт». Не скрывая радости, вызванной моими познаниями его родного языка, он тут же забрякал на нём:

— Вы прекрасно говорите на хинди. Вы жили в Индии?

— Спасибо. Нет, не бывал даже. Мне просто легко даются языки и всё прочее.

— Полиглот значит.

— Да, наверное.

— Вижу, вы чем-то расстроены? — словно робот спросил он.

— Да. Неужели так видно?

— Вы знаете, я не знаю почему, но мне кажется, что Вам не нужно туда. Вы должны быть в ином месте.

— Откуда Вы знаете, куда я еду? А-А-А. Вы увидели бирку на моём чемодане.

— Нет. Я не знаю, но Вам стоит просто прислушаться.

— Я и сам не хочу обратно. Мне, очень умному человеку, можно сказать, гению, трудно сейчас.

— Выпейте это…

Он протянул мне грязно-желтый потертый мешочек, из которого торчало горлышко с откидной позолоченной крышкой. Я бездумно взял его в руки и даже поблагодарил: «Спасибо». Возможно, я был настолько потерян и морально помят, что, не задумываясь о содержимом, выпил до дна, а потом, корчась от неимоверной горечи, протянул его таксисту. Схватив его, он, улыбнувшись, подтвердил:

— Должно помочь.

— Да. Горячит неплохо. Скажите, а куда мне ехать?

— В Индию.

— Куда именно в Индию? Точнее?

— Вас встретят. Мой прадед не берёт учеников, но Вас возьмет. Учитель давно ждёт Вас, — закашлявшись произнёс он, будто бы поняв, что неудачно обмолвился.

— Заманчиво. Только не пойму, почему он ждёт именно меня, да ещё и давно?

— Не волнуйтесь, скоро Вы получите ответы на все вопросы.

— Это то, что мне нужно. Признаюсь, я давно пришёл к потолку познания этого мира. Говорите адрес.

— Адрес сложный. Сами не сможете найти, но я попрошу, чтобы Вас встретили в аэропорту. Будет стоять мальчишка с табличкой.

— Что будет на табличке?

— Там будет Ваше имя на хинди. Мальчик не владеет русским языком.

— Хорошо. Договорились. Надеюсь, не обманете. Я обычно не верю людям. Вы, наверное, дали мне выпить что-то, повышающее порог доверия к незнакомцам.

— «Ну Вы же согласились это выпить, — усмехнулся он, ладно, отдохните пока, а я, пожалуй, поднажму, регистрация на рейс заканчивается через сорок минут».

— Ох, что творю, — вырвалось у меня.

— Поспите, — гипнотическим голосом сказал он, два раза похлопав меня по плечу.

Тут же меня начало клонить в сон, и я провалился в него, не успев даже ничего ответить незнакомцу…

От сильной тряски и вибраций я открыл глаза. Как оказалось, я находился в кресле самолета и согласно сообщению командира воздушного судна, мы только что успешно сели. Это всё сон? — наивно думал я, посмеиваясь, словно умалишённый. Впервые в жизни я полностью потерялся во времени и пространстве и не знал, как реагировать на подобные явления и, наверное, в этот момент выглядел весьма глупо.

— Вставайте господин, мы совершили успешную посадку, — вежливо сказала стюардесса, наклонившись к моему уху.

— Оу. Я всё проспал. Меня сюда привёл таксист, да?

— Дайте-ка вспомнить. По-моему, в самолёт Вы вошли один, — ответила она, задумчиво нахмурив тонкие бровки.

— Благодарю, — серьёзно ответил я, решив не показывать волнения.

Выходя с трапа самолёта и пытаясь глазами найти мальчика с табличкой, я растерялся, ведь такого количества народа, сконцентрированного в одном месте, я никогда не видел. Вместе с бурным потоком этой людской массы, я вскоре оказался в аэропорту. Чтобы я делал в этой стране, не зная их языка? — с гордостью спрашивал я себя, узнав у какой-то женщины, где можно забрать свой багаж.

Не дождавшись в месте получения багажа своего чемодана, я с наездом обратился к соответствующим службам аэропорта, на что получил ошеломительный ответ: «Вы не сдавали багаж». Я был вне себя. Деньги, одежда, важные личные документы, кроме паспорта, находились в чемодане, который я, как оказалось, не сдавал вовсе. В моей голове роился шабаш негативных мыслей, и я злостно причитал: «Вот блин. Таксист меня надул. Что же делать? Чёрт. Сам, говорят, дошёл. Хм. Без мозгов и памяти дошёл. Ну и дела. Чёрт, чёрт, чёрт». Вдруг за спиной послышался звонкий хинди: «Почему, когда Вы злитесь, Вы зовёте чёрта? Он как-то виноват?».

Резко обернувшись, я увидел мальчика и, побыв немного в прострации, спросил:

— Ты тот, кто меня должен встречать?

— Да, — ответил он, после чего покружился несколько раз и похлопал по своему драному рюкзаку, из кармана которого, торчал, свернутый лист пергамента.

Конец ознакомительного фрагмента.