Дух подростка

Егор Сергеевич Невский, 2021

Основанный на реальных событиях роман ДУХ ПОДРОСТКА – это история жизни и успеха простого парня из маленького угрюмого городка, который внезапно приобрёл мировую славу. Счастливым ребёнком, в 7 лет он узнаёт что родители желают развода и «розовый мир» рушится. Страдающий от дефицита внимания, которое в подростковом возрасте переросло в биполярное расстройство, вынуждает каждый день жизни бороться не только с проблемами в семье, окружающего мира и с тщетными попытками понять мир взрослых, но и бороться с самим собой. Бунтарский дух, свобода и юность прощает всё. Жизнь кипит в шипучем коктейле проблем, депрессий и счастья. Он на грани, но и в раю. Потеряв любовь, суть существования самого себя, и в отчаянных поисках того, что наполнит жизнь смыслом и вылечит душевные раны, разочарованный романтик отдаётся музыке. Пройдя путь через тернии к звездам, осуществив мечту миллиардов людей, больше и нечего желать, но в этом мире за всё приходиться платить, а у величия всегда большая цена…

Глава IV. СОЦИУМ

Школа! Школа казалась таким целым важным миром, важнее, чем, черт возьми, сама жизнь, в этом и кроется ошибка. Школьные годы проходят, мимолетно оставляя в тебе лишь фундамент перед строительством целого дома, под названием — жизнь.

Мы, обучаясь в школе думаем, что важнее школьной жизни ничего просто быть не может. Важнее того, кем тебя в школе считают, важнее того, как с тобой там общаются и важнее того, с кем ты там проводишь время. В общем, школьный статус для школьника важнее всего в жизни, и те, кто это отрицают страдают о своем школьном имидже еще сильнее. Как же мы печемся над тем, чтобы наш мир в школе был устроен благоприятно и ненароком не опозориться. А когда наступают в школе проблемы с окружением, общением, учителями и тому подобным, мы буквально впадаем в панические атаки и это в лучшем случае.

Многим кажется школьный позор, неуспеваемость и издевки нельзя пережить и мне искренне жаль тех, кто от этого пострадал, тех, кто превышает ценность школы. Безусловно школа важна, но не более, как социальный аспект, этакая ступень для дальнейшего пути, как галочка в современном обществе и этот школьный путь очень быстрый, как бы вам не казалось, что это не так. Учеба из-за монотонности кажется вечностью, но эта вечность покажется раем по сравнению с тем, как летит время после окончания учебы, жизнь бежит так быстро, что порой не успеваешь опомниться, а прошло уже 17, 27 лет, 33 года и страшно подумать, что после стольких лет в целом ты никто, у тебя ничего нет и даже планов.

Совсем не важно, кем в школе тебя считают, как бы тебя в ней не унижали, а часто это делают сами учителя и как бы вы не учились, все это будет совсем не важно после даже года ее окончания. Те друзья, а в большинстве случаев, если друзья школьные, у вас и останутся, то их будет не больше двух или трех, ваши школьные враги, мерзкие учителя, эти люди просто исчезнут из вашей жизни так быстро, что будете скучать и порой даже по самым худшим моментам, они покажутся вам смешными по сравнению с трудностями, которые нужно решить, чтобы устроить свою жизнь после учебы. Конечно, у всех разная психика, разный уровень ранимости, восприятия, внушения, но, пожалуйста, поймите, школьная жизнь, имидж, статус в ней это ничто, твоя учеба, твое мнение о себе, твоя жизнь, твое будущее и близкие люди — это все, обучаясь только на этом и стоит делать акцент.

Школьная романтика, запахи, коридоры, набитые взбудораженными детьми, которые затихают перед проходящими учителями, на мгновенье строя из себя перед ними невинных ангелов. Толпы растерянных детей, такие разные учителя, от хорошей простушки до буквально тирана. Бешеные крики, взгляды наглых подростков, вечно оценивающих всех, кого не лень, жестокие и серьезные старшеклассники, которые кажутся такими важными и авторитетными для младших. Школьная еда в кафе, которая так раздражает, но вкус которой запоминаешь до конца дней, и посиделки где угодно, лишь бы не в кабинете, пока тебя не начнут уже гнать на урок. А также первая любовь, первая драка, первые конфликты. Школьные годы — это целый кипящий мир, мы его ненавидим, терпим, страдаем, и лишь уходя, начинаем осознавать, что это было лучшим временем в жизни. В общем, обо всем по порядку.

Для меня школа всегда делилась на три типа ее осмысления и понимания. Во-первых, школа дает первые навыки социума, там ты учишься существовать с другими такими же детьми, в основном с теми, кто тебе вовсе не приятен, которые вдобавок растут, и, гормоны которых кипят на пределе, не так-то легко совладать с такими и не только с ними, но и с собой. При этом еще и взаимодействуя со взрослыми учителями, которые редко молоды, которые ни черта не понимают новых поколений, от этого и начинаются все проблемы учителей с детьми, они из-за непонимания возникают буквально на пустом месте.

Во-вторых, это естественный отбор. Все школьники делятся на группы. Те, кто в топе, те, кто посередине и те, кто ниже плинтуса. Кем бы вы себя в ней не считали, вы входите только в эти три группы. В школьных отношениях так же, как и на улице, все определяет наглость, хамство, хитрость, внешность и прочие ярко выраженные черты характера, если ты, например, тучный, ушастый, с кривыми зубами, худой, низкого роста, а самое главное, имеешь при этом еще и мягкий характер — молись. Но не отчаивайся, после учебы, даже в старших классах на внешность уже не обращают внимания, главное будь нормальным человеком и люди к тебе подтянуться.

И наконец, конечно же школа учит. Учит, как «правильно» вести себя в обществе, формирует твое дальнейшее восприятие мира, и ты начинаешь понимать, как он устроен, определять свое место в этом мире. Учит выделять предметы, которые интересны и на их основе выбрать будущую профессию. Это все в лучшем варианте, у меня же было все с точностью наоборот… Коротко говоря, школа подготавливает к взрослой жизни, но нужно понимать, что школа — это не вся жизнь.

Часть I.

— Да сколько можно спать? Вставай скорее, ты все проспишь. Проспишь свою новую жизнь! — повышала голос на меня моя мама перед мои первым сбором в школу прохладным солнечным утром. Я не спал, а просто лежал с закрытыми глазами, чтобы потянуть время. Не знаю, откуда в моей голове был образ серой атмосферы и злой бледной учительницы в очках с короткой стрижкой, которая циничным взглядом смотрела на меня перед доской, это мучило меня все утро.

Забавно, как слово «надо» заставляет нас в детстве делать многое из того, что нам ненавистно, но мы покоряемся. Собираясь в первый раз в школу, я чувствовал дискомфорт и тревогу. Подходя к школе и видя толпу строгих и на вид бездушных родителей и недовольных детей, немного постарше меня, которые шли как зомби, сонные, с расфуфыренными родителями, подавленные, мне хотелось сбежать. Я оглядывался назад, поневоле представляя, что убегаю от этой школы куда подальше, и чем дальше я отдаляюсь, тем мне спокойнее, я чертовски сильно хотел сбежать. Но цепкая рука матери, ведущая меня, не оставляла мне шансов. Многие дети плакали и не хотели отходить от родителей на площадь в толпу незнакомых детей, которые растерянно смотрели по сторонам, осматривая друг друга и еще не осознавая, что они на многие годы станут друг другу спутниками в монотонных школьных днях.

Пожалуй, первая осознанная ложь от взрослых для меня это то, что первый день учебы — это праздник. Нам начинают врать с младенчества, например, лгут про деда в красном, который дарит подарки на новый год только хорошим детям, лгут про то, что на самом деле происходит в семье, давая ложные оправдания и объяснения, лгут, когда умалчивают и утаивают информацию, которая считается неподходящей, то есть слишком страшной или преждевременной для «восприимчивого детского ума». Но мы растем и многое помним и с возрастом понимаем. Если в детстве ложь казалась тайной, загадкой, чем-то нелогичным и парадоксальным, когда ты пытаешься как то ее понять, то с возрастом понимаешь, что это была просто ложь, ложь во благо, но ложь. Потом родители удивляться, почему их ребенок что-то там утаил или откровенно соврал, чем больше лжи давать ребенку, тем больше он будет лгать сам или станет вообще никому не доверять с параноической хваткой. Этого не исправить, так будет всегда, ложь кругом, честный человек просто не выживет в обществе без лжи. Главное с детьми не переборщить и не приукрасить, чтобы потом не пожалеть и не нанести психических травм.

Школьная линейка прошла быстро, нелепые танцы школьников, речь директора, аромат смеси цветов от сотен букетов, гимн страны, плачь детей и успокаивающие их родители, курение и смех за углом старшеклассников. Наконец под громкие звуки музыки к нам подошли старшеклассники и стали брать детей за руки, чтобы отвести их в первый раз в первый класс, это такая традиция, выпускные классы ведут в школу первоклассников, в этом есть некая преемственность. Меня пытались взять за руку человек шесть, но я вырывался и стоял на месте смотря в пол, те быстро сдавались и с ухмылкой уходили к другим детям, которые шли даже не задумываясь. Я был в отчаянии, и залип на асфальт, который освещало солнце, где была цифра и буква моего класса 1 А. Я заметил тень перед моими ногами и подняв взгляд был поражен красоте девушки, которая с нежной улыбкой тянула мне свою руку. Брюнетка с каре, я влюбился в эту стрижку, которая будто идет только избранным. Рассмотрев ее пронзительные карие глаза, я протянул ей свою руку. Мы направились в школу, я отчаянно не хотел туда заходить и заметно нервничал, увидев это она присела и посмотрела на меня теплым взглядом, время будто замерло в тот миг.

— Знаешь, школьные годы самые лучшие в жизни. Но, к сожалению, это понимаешь лишь в самом конце. Тебя ждет возможно лучшее время в твоей жизни. Ты справишься. После школы все будет гораздо тусклее, наслаждайся этим временем, его никогда не вернешь. Ты будешь жутко скучать по многому из того, что произойдет в этом здании, — она указала на школу, и мы смотрели на нее. Она сказала это так вдохновляюще, что я забыл о своих проблемах. Пока она с тоской рассматривала школу я рассматривал ее, мне хотелось побыть с ней как можно больше.

К классу мы пришли быстро, на прощание она поцеловала меня в щечку и посадила за парту. В классе были такие же потерянные дети как я, осмотрев всех я снова стал мрачным и тут к нам заходят дети и среди них я вижу своего соседа Александра. Заметив меня, он с улыбкой направился ко мне.

— Ты будешь учиться в этом классе? — воодушевленно спросил я.

— Не знаю, нас мало сидело в классе и нам сказали идти сюда, — я был очень рад, что я тут знаю хотя бы одного человека. Александр был моим соседом, он был всегда сонным, с писклявым голосом, хитрым и нервным ребенком. Начать истерить для него было все равно что дышать, истериками он часто добивался желаемого.

Зашла учительница и стала рассказывать о школе скучные факты, наконец речь дошла и за нас.

— В класс «В» не набралось нужного количества детей, и мы их распределили между «А» классом и «Б». Вы класс «А», а значит вы должны быть лучшими и всегда первыми, как и ваша буква в алфавите.

Я невольно задумался о том, как же повезло, что Александра распределили в мой класс, мне стало с ним спокойнее. Я часто с ним возвращался домой после уроков, и на улице, когда все мальчишки расходились по домам после гулянок, мы вместе шли домой. Соседство в детстве сближает больше, чем совместный двор или район, возможно, он был моим лучшим другом времен начальной школы. В конце младшей школы он переехал и стал появляться все реже и реже в нашем дворе и в конце концов пропал. Не помню, кто мне сказал, что он уехал жить в соседнею страну, как я не пытался его найти в сети, я не смог. Мое детство будто бежит от меня, пока я пытаюсь его догнать, ища людей из него, ища места, где я бывал ребенком и не дает хоть на миг почувствовать то мировоззрение, легкость и наивность.

Наша наставница и учительница была просто повернута на том, чтобы мы были лучше параллельного класса «Б». Только из-за того, что наша буква была первой в алфавите, цель которой была лишь дать нам определение для различия между параллельным классом, только из-за такой мелочи, мы настрадались вдоволь от ее требований. Например, к форме, едва ли ты пачкал свою школьную форму и этого было не скрыть и не исправить, тебя тут же отправляли домой, при этом она писала жалобу в дневник «возьмитесь за воспитание своего неряшливого ребенка или мы будем вынуждены перевести его в класс похуже», то есть в «Б». Утром она проверяла нас на наличие всего необходимого для учебы и внешнего вида, она могла отправить домой пол класса, за учебником, за ручкой, переодеться, только потому, что в ее глазах кто-то казался неряшливым и прочие банальные причины, и пока мы ждали каждого из класса, мы занимались уроками, которые и вовсе не должны были быть в тот день, и вдобавок она еще задерживала нас после уроков на дополнительные занятия, якобы компенсирующих время, потерянное из-за нарушителей ее установок.

Она выбила должность от директора, что-то вроде «школьного надзирателя», и таким образом этот человек, в данном случае серьезная увесистая женщина, сопровождала всех детей исправлять недостатки, поторапливая их, все в целом жили на одном районе и это было не так долго. Любое нарушение порядка каралось вызовом родителей в школу, у нее везде были глаза. Точнее подхалимы, которые ей все доносили, что происходит в классе. Никто не знал, кто эти люди, и все просто в конце концов стали друг другу не доверять, а она этого и добивалась, удачный подход для контроля. Она знала все и была всесильна над нами, железная дисциплина.

Родители были в восторге, что их детей учат так дисциплинированно, а не как в параллельном классе. Добродушная учительница параллельного класса была мягкой, но в то же время серьезной женщиной и когда уроки заканчивались и нас задерживали на дополнительные занятия, параллельный класс радостно бежал домой. Неряшливые, уставшие, сонные, но счастливые они бежали и смотрели на нас с такими наглыми и довольными лицами, при этом смеясь, что мы стали люто их ненавидеть. Класс «Б» знали, что нас мучают, и вместо сочувствия, любили показать свою свободу и издевки, это и питало нашу ненависть. Наша учительница лишь разожгла ненависть, зависть и мерзость к нашему образу учебы и к классу «Б», а не превосходство нам ними.

Долго это продолжаться не могло. Однажды она ударила какого-то мальчишку из 7 класса за то, что он, пронесся перед ней так быстро, что она выронила журнал и чуть было не упала в коридоре. Это так ее вывело, она покраснела, как переспелый томат и дала мальчишке пощечину. Это видели многие дети, да и на лице мальчишки остался ярко-красный отпечаток ее неряшливой маленькой ладони. Конечно, это не могло закончиться бесследно, родители мальчишки рвали и метали на всю школу, этой учительнице повезло, родители не стали выдвигать обвинений. Но ее отстранили от занятий, а потом и вовсе уволили, она стала преподавать на дому или типа того. Клянусь, если бы этого не произошло, мы устроили бы настоящий бунт и свергли ее, ну или себя от нее, мы были на пределе.

Когда наш класс узнал о ее точном увольнении, мы замерли, такой эйфории возможно никто никогда не испытает за всю свою жизнь. Через минуту шок и тишина сменились криками, и объятиями, все бегали кругами, всячески пытались издать шум, кто-то просто орал в открытое окно, мы были так сплочены, настолько близки в тот момент, что не многим будет дано пережить ту крепкую связь, которая возникла у нашего класса и понимания сути момента, которое было в тот день, не хватало разве что шаров, хлопушек и конфетти. Все буквально сошли с ума от радости, все-таки одно у этой учительницы получилось точно — сплотить нас и создать настоящий праздник после ее увольнения.

Наш новый наставник и учитель был мужчина, в меру грозный и очень ироничный, он мог пошутить над нарушителем порядка так тонко и с такой издевкой, что хотелось провалиться под землю, но это не было унизительным, скорее постыдным. У него был подход стыдить за проступки и это неплохо работало, все в целом вели себя хорошо, и дисциплина соблюдалась, но не всегда. Этот учитель избрал хорошую модель поддержания прилежного поведения и учебы от своих учеников, но она не могла сравниться с той стальной, которую создала предыдущая учительница и, конечно же, бунтари стали быстро процветать.

Первые уроки в начальной школе для меня были скучны, письменность, алфавит, два умножить на два, этому всему меня научили в детском саду, в этом я обогнал своих ровесников. Боже, скучнее могло быть только в закрытой темной комнате или перед телевизором, когда отец смотрел новости. Мой сосед Александр был прилежен в учебе и диковат на улице, я никак не мог понять, как он так умеет балансировать, просто волшебник какой-то. Я быстро от него отдалился, поскольку не мог стать прилежным в принципе, из-за своего гиперактивного недуга даже при огромном желании, которого, к слову, у меня не было.

Однажды, бегая по ковру в коридоре, я задел случайно парня из параллельного класса. Блондин со жмурившимся глазами меня толкнул, к нему быстро на подмогу пришли человек шесть из его класса. Они стали идти на меня, это был третий класс, быстро рассчитав свои силы, я понял, что смогу ударить максимум двух и это в лучшем случае. Отступить было невозможным, ребята из наших классов наблюдали за этим, видимо всех кто-то позвал, и они, конечно же, принизили меня, убежав бы я в класс к учителю, что в этой ситуации было вполне здравым решением, но нет, на кону стаяло все, имидж, будущее и прочая чушь, которая могла быть у начального школьника на уме. За меня никто не вступился из моего класса, тогда я осознал, что в моем классе ребята совсем не смелые и не организованные, было обидно видеть, как одноклассники блондина самоотверженно за ним стоят и злостно рассматривают меня. Я вот-вот был готов смириться и кинуться в драку и отхватить по-детски, как следует, как вдруг они отступили, просто молча ушли, смотря жалобным взглядом, бросая взгляды куда-то за мою спину. Когда я обернулся, там стоял Ден.

— Все в норме? — невозмутимым голосом он произнес.

— Эм, да, — растеряно я ответил ему, — я был так горд, вспомнив тот день, когда его держал Антип, указывая мне его бить за его придирки ко мне, а я сказал, чтобы он просто больше так не делал и его отпустили. Он стоял с таким видом, будто ничего не было, и я не был секунду назад на грани отхватить. С улыбкой он ушел в свой класс, а я, наполненный гордостью, шел мимо того наглого блондина, смотря на него, как на пустое место.

Так как я уже умел писать и считать мне было довольно скучно, а что может делать ребенок с признаками немного подавленной гиперактивности на уроках, где ему пытаются объяснить то, что он уже знает? Освободить от уроков меня не могли, перевести в класс постарше тоже, моих знаний для этого не хватало. Занять меня чем-то пытались, но не получалось и, конечно же, я стал делать все ради того, чтобы не скучать. Разговоры во время урока, беготня на переменах, синяки, издевки над девочками, в общем я делал все то, что было в рамках бунтаря для учителя. Я довольно быстро зарекомендовал себя как неугодный в классе. Мой учитель порой сходил с ума и просто меня ненавидел, очень ненавидел, он говорил в открытую мне:

— Самое счастливое время на работе для меня, это когда ты со всем классом отправляешься на уроки музыки, — эти уроки проходили в другом кабинете и с другой учительницей, пение народных песенок, конечно же, меня не вдохновляли, но там хотя бы было шумно, и я мог высидеть эти уроки без происшествий и как-то выплеснуть энергию, запевая песни.

Я был довольно способный ребенок и далеко не заурядный, но, если ты нарушаешь школьные правила, тебя сразу смешивают с отребьем и пророчат тебе будущее заключенного или кого угодно неугодных обществу. Но я был не один, мой одноклассник Роман, он быстро стал вести себя намного хуже, применяя силу к остальным, вроде в семье его жестоко били и, конечно же, это порождало его агрессию к остальным, он не мог нормально веселиться или общаться, при любом случае он кидался в драку. Его быстро отстранили от занятий и отправили в специальную школу для трудных детей. Я с ним дружил, не знаю почему, но я всегда тянулся к трудным людям, с ними как-то интереснее. Его перевели довольно быстро. Последний раз я его видел перед выпуском из начальной школы, он стоял на горе и смотрел куда-то в пустоту, где находилось поле, где останавливались парк аттракционов на колесах или бродячий цирк. Он был добродушен как никогда и быстро ушел, я был рад его встретить, но он почему-то нет. Может прошлое на него давило и он не хотел иметь что-то с ним общее, ненавидя свое настоящее. Но в любом случае я ему был благодарен, на его фоне в школе я был просто ангелом, и все быстро успокоились по отношению ко мне.

Во многом благодаря встречам с моими родителями мой учитель терпел мои выходки, родители доказывали, что я вполне воспитанный и вежливый ребенок, который просто растет, они скрывали мою болезнь. Моя болезнь не давала мне покоя в прямом смысле этого слова. С годами предметы становились сложнее и не учиться было невозможно. Я имел желание впитывать знания, но было одно но, когда звучал звонок и я садился за парту, проходило минут семь и я начинал дергать одной ногой и не мог остановиться, а через 17 минут я уже дергал всем телом и не мог сидеть на месте. Я чувствовал внутри себя горячее тепло, которое наполняло мое тело и мне казалось, что я взорвусь, сфокусироваться было просто невозможно. Конечно же, я начинал крутится, общаться и получал едкие замечания учителей и частенько срывал урок.

Стоял вопрос моего будущего и родителям ничего не оставалось, кроме того, как сделать мое лечение еще упорнее. К таблеткам присоединились психологи, какие-то гипнотизеры, мне стали часто показываться всякие картинки с размазанными пятнами и выпытывали из меня, пытаясь узнать, что я в них видел, а я видел лишь пятна, подобные тем, что остаются в лужах, перемешанных с бензином, такие красивые разноцветные пятна в серых лужах, которые завораживали меня, и видя эти черные пятна на белых листах психолога, я противился, и он что-то там с умным и рассудительным видом записывал. А также мне стали показывать фильмы о том, как бороться с недугами в голове, вести беседы, прописывать лекарства, от которых было не по себе.

Лечение помогло мне стать гораздо спокойнее, но мое душевное состояние и вообще моя жизнь перестали существовать в прежнем восприятии. Я стал отстраненным и вдумчивым, учитель даже по началу моего активного лечения подходил много раз ко мне и, прежде недолюбливая меня, пытался узнать, что со мной происходит. Я отвечал, что все в норме и я готов учиться. Но было все не так радужно, лечение, конечно, давало свои плоды, я стал больше фокусировать внимание, учеба стала даваться намного легче и появились первые успехи, но внутри меня все по-прежнему пылало, во мне будто шла борьба, а внешне этого не было заметно. Я был подобен бомбе с часовым механизмом. Если вовремя не принять таблетки, я мог просто вскочить и молча выйти посреди урока в коридор и начать носиться по всей школе и остановить меня было почти невозможным, пока я не устану сам.

Надо отдать должное моему учителю, он мог запросто отправить меня в класс «Б», где меня скорее всего ученики не приняли бы, самое ужасное в детстве это быть новеньким, где бы то ни было, и вообще быть отвергнутым. Мой учитель мог на собрании учителей и их родителей признать меня больным и непригодным для учебы с обычными детьми и отравить в спец. школу, которая больше походит на колонию, и я не про содержание и обстановку, а про учеников в ней, там много жестоких ребят. Вместо всего этого мой учитель терпел мои изъяны и шел на встречу, всегда говоря мне, что я далеко пойду. Это, конечно, меня мотивировало, и я буду всегда ему за это благодарен, он истинный педагог.

Любимое для всех учеников младших школ время это прогулка на территории школы, ее устраивали обычно после четвертого урока. Когда ты, еле высиживая очередной урок, просто несешься на улицу и гуляешь там целый урок, в этом чувствовалась свобода, это делали специально, чтобы замученные ученики, которые только-только привыкают к школьной жизни, могли вдохнуть свежий воздух и выплеснуть энергию, особенно это было нужно мне.

Школа отнимала все время, меня это жутко раздражало, особенно зимой, когда ты идешь по темноте в школу и обратно так же. Ты будто не живешь, а существуешь ради желаний других, кажется, будто теряешь время, то время, которое можно было потратить на то, что нравится тебе. Редко, но бывали хорошие дни, когда уроков было мало, я накупал чипсов, сухариков, газировку и шел домой смотреть мультфильмы, я знал, что в такое ранее время дома никого нет и в эти дни я чувствовал покой и гармонию. Смотреть что-либо в сети было не так классно, как на телеке, в интернете есть выбор, ты можешь в любой момент найти то, что хочешь, а на телеке тебе нужно на это наткнуться, или заранее знать программу, в этом есть какая-то своя изюминка, свой потенциал, своя атмосфера. Кто бы что ни говорил, а телевидение никогда не умрет, сеть — это скучно по сравнению с тем, когда ты щелкаешь пульт и внезапно находишь то, что тебе по душе и ты растворяешься в просмотре.

Младшие классы прошли так же незаметно, как и знания, полученные в них. Я могу уверенно сказать, что кроме усовершенствования навыков чтения, счета и письма толком ничему я не научился. Учитель не относился к нам серьезно, он только диктовал и опрашивал, я люто ненавидел школу и не понимал, зачем она сдалась, и я про школу, а не учебу. Я просил родителей устроить меня на домашнее обучение, но они отказывались под предлогом, что мне нужно существовать с такими же, как и я. Иногда бывали хорошие и важные моменты, но это не давало повода думать, что это все не зря.

Каждому нужен индивидуальной подход к обучению, к восприятию знаний, к расположению. Далеко не все такие же, как общая масса. Требуется большая работа и внимание, которое могут дать лишь избранные учителя, у которых дар, талант, чутье для работы с детьми, но таких лишь единицы. В основном все учителя учат для своей галочки, пройти побыстрее новую тему и перейти к следующей, живут от зарплаты до зарплаты и часто обозленные на жизнь, работу, достаток, или вообще не любят детей. Как у таких чему-то учиться, дети же видят и чувствуют буквально все, а учитель это тот, кто так или иначе оказывает наисильнейшее влияние на ребенка.

Я наблюдал, как талантливые дети становятся никем под машиной общего образования для всех. В школе будто делают из людей серые машины, для общества, которые должны не задавать вопросов и ничем не интересоваться, кроме как тем, чем положено, на твои интересы, хобби, увлечения просто не остается времени или сил, это угнетает и делает всех такими, как все — стадом.

Ранимая и гибкая психика в детстве очень подавляется под влиянием даже заурядных приемов для подавления яркой, свободной личности, для ее подрезки под шаблоны, для нужд учителей, общества, государства и так далее. И каждый день, идя в школу, я был отстраненным и подавленным. Что в начале в ребенка заложишь, то он и будет закладывать и давать остальным, и переубедить его почти невозможно, и неважно, правы вы или нет. Мнение, взгляды, религия, идеалы, убеждения, нравы и тому подобное, это вечный двигатель парадоксов.

Часть II.

В средней школе с нами первым делом познакомилась назначенная нам наставница класса, всю длинную среднюю школу она будет возглавлять наш класс. Ей стала яркая женщина с короткой стрижкой, она была требовательна, но в то же время покладистая, могла ненавидеть и любить одновременно, быть задорной, но и злой, в ней я видел сплошные противоречия, мне она нравилась. С ней было как-то комфортно, у нее была связь с детьми, и эта связь была светлой, но могла быть и ненавистной, когда ты заслуживал этого. В то же время после конфликта с ней она умела расположить к себе и сделать так, будто конфликта и не было, но урок, который она преподала для решения проблемы был при этом выучен. Она была прирожденным педагогом, знала свой предмет письменность и литературу, и подходы к детям.

Мои проблемы с психикой стали ухудшаться, на фоне лечения я из гиперактивного заведенного и счастливого ребенка стал полной противоположностью. Грустным, замысловатым и ранимым. Это не могло не отразиться на учебе, медленно, но верно я стал испытывать к ней безразличие, апатию и ненависть. Часто, школа становится отправной точной для психических травм, комплексов, и во многом это давит морально долгие годы или всю жизнь, в худших случаях шаткая неустоявшаяся и чувствительная психика детей толкает их на сумасшедшие поступки, убийства, суицид и многое, на что может подтолкнуть простые с виду издевки или ситуации.

Учительница по математике, как же я ее ненавидел. Она считала, если ты не знаешь ее предмета, то ты просто ничтожество, она угнетала и говорила вещи вроде: ты будешь никем, твое будущее будет ничтожным, ты станешь уголовником, ты не сдашь экзамены и прочее. Дети, те дети, которые не понимали толком математику, были просто на грани нервного срыва из-за нее.

В детстве у нас отсутствует защита от искаженных фактов, вранья, бреда. Мы активно верим почти каждому, мы наивны и чисты. Это не плохо, мы доверчивые, так как мир взрослых еще не показал себя таким, какой он есть на самом деле, наш мир — это школа. Когда в твой адрес звучат слова от взрослой учительницы, принижающие тебя, кажется, что это логично и ты веришь в ее слова и поневоле становишься загнанным и тревожным. Она жутко на меня давила, приходя домой, я был нервным и срывался на родных, о чем жутко сейчас жалею. Я понимал некоторые темы и был способным, но для нее этого было мало. Она терроризировала меня долгое время, моя нервная система начала истощаться слишком рано от влияния этой математички, которая еще сильнее ее расшатывала. Казалось бы, женщина, о которой я даже сейчас ничего не знаю, и предмет которой толком мне не пригодился по жизни, так влияла на мой разум и морально уничтожала меня многие годы — злая шутка.

Лишь потом я понял — неважно, силен ли ты в математике или в литературе, в технике или географии, каждый разбирается в какой-либо симпатичной ему области, и нет людей, которые знают абсолютно все. Каждый хорош в чем-то и нет людей абсолютно бездарных, ну в редком исключении. Мне жаль, что сейчас я не могу увидеть эту математичку и сказать ей эти слова, точнее, сейчас это уже не имеет никакого смысла, если она к своим годам не поняла этого сама, значит ей уже ничто не поможет. Мне жаль от того, что тогда я не знал, что ей ответить и наивно с ней соглашался и испытывал тревогу и ненависть к себе. Ненависть к ней сильна даже через многие годы. Надеюсь, она поплатится за свои бредни или уже поплатилась, таким не место в школе, такие, как она, должны держаться от детей подальше и даже не заводить своих, раз калечит тех детей, которых должна делать, может, не умнее в своей науке, но хотя бы не калечить психику, принимая базовые знания, которые позволяют пойти дальше по системе образования.

Конец ознакомительного фрагмента.