Жизнь после жизни: между мирами

Алиса Сахарова, 2013

Приключенческий роман, в основе которого лежит поиск смысла жизни. Главная героиня – Анна, потеряла себя. Она умирает и попадает в пространство между мирами. Впереди ее ждут самые невероятные приключения и встреча с тем, кто наполнит ее существование новыми смыслами.

Глава первая. Смерть.

Сквозь пальцы смотришь ты на мир,

И не горишь — легка, беспечна.

Но вдруг, разбудят струны лир,

И ты уйдёшь, ведь жизнь не вечна.

Сегодня, 19 марта, оборвалась моя жизнь.

С утра всё было как обычно: проснувшись, я умылась, затем легко позавтракала — кофе и тостом, оделась и отправилась на работу. Прошло некоторое время, которое я просидела за компьютером, составляя отчёты о продажах. После нескольких часов, казалось, они тянулись вечность, настало обеденное время. Как всегда, сходили с коллегой в любимое кафе; плотно пообедали, говорили о чём-то незначительном, так пролетел перерыв. Вернувшись в офис, я снова села за компьютер; принялась за работу: составить пару необходимых таблиц. По заведённому порядку, рабочий день заканчивается в шесть; так и сегодня. Отчёты доделать не успела, однако, рабочее время вышло, пора уходить; выключив компьютер, я забрала сумочку, и покинула офис. На улице обнаружила — телефона в кармане нет. Возвратившись, и взяв со стола забытую вещь, я направилась в сторону дома. Торопилась: сегодня день рождения сестры. Дом от офиса отделяет оживлённая дорога. Не знаю, судьба, или случайность, ведь могла перейти её чуть раньше, если бы не забыла телефон, или, чуть позже, прояви я чуть больше служебного рвения. Но случилось то, что случилось. Дорогу я не перешла; на ней кончилась моя жизнь.

Тридцать четыре года, не думала, что уйду так рано. А может вовсе и не рано; вряд ли я когда-нибудь изменила бы образ жизни. Я никого не любила по-настоящему, а замужество считала верхом безумия, я не собиралась заводить детей, хотя мама требовала внуков. В моей жизни не было ничего интересного. Работа — дом, дом — работа. Какие-то мужчины, то появлялись, то исчезали; ухаживания не были редкостью, но и фантазией не отличались. Да и встретив достойного мужчину, не думаю, что уцепилась бы. Нет. Не хотелось ничего менять, не находила смысла; может не находила, потому что не искала?

Я умерла 19 марта, в день рождения сестры.

Не завидую сестрёнке, теперь, каждый день рождения, мама станет плакать. Знаю, то будет раздражать Лию, так зовут сестру. Не то чтобы она ненавидела меня, но и любви особой не испытывала: наверное, семейное: отец никогда никого не любил, хотя и не заявлял об этом открыто, итак ясно: прозрачен как стекло.

Не знаю, чего ждала. В нашем мире говорят о рае, об аде: ад для плохих, рай для хороших. Я не отношусь ни к тем, ни к другим: не сделала ничего полезного, ничем не жертвовала, никому не помогала. Дурных поступков также не совершала: не убивала, не воровала и тому подобное.

Не узрела блаженного света, пронизывающего горизонт — не приблизиться к небесам; но и чертей не увидела; лишь тело, лежащее посреди дороги. Моё тело. Множество людей стоит вокруг; женщина кричит, — «Доктора, доктора!», из толпы выходит пожилой мужчина небольшого роста: нагибается надо мной, щупает пульс; качает головой.

Действительно страшно, умереть. Страшно, потому что не знаешь, что будет дальше. Ждёт воздушное, пористое облако, или же, ожидает жаркое, всеобъемлющее пламя, прожигающее кожу, и порывающее внутренности, проникая в тебя до костей…или глубже. Только одно чувство способно перебить страх — любопытство. Становится, вдруг, безумно интересно, что же дальше, что станет теперь, когда душа покинула оковы плоти. Я простояла над бездыханным телом несколько секунд, до того как услышала за спиной глухой, ровный голос.

— Анна.

Обернулась: предо мной крупная фигура, в чёрном плаще, плывущем по асфальту: человек не шагает, летит; снял капюшон, и я увидела красивое лицо, широкоглазого мужчины, с жёстким, рисованным профилем и всезнающим взглядом. Широкоплечий, пожалуй, плечи такой ширины я не видела раньше, незнакомец протянул руку. Что-то в облике его успокаивало, я, словно, провалилась в бездонные, сухие очи; всё исчезло: перебивающие друг друга чувства, рвущие на части мысли, всепоглощающий страх. Захотелось довериться. Вернее не так: отсутствовали иные мысли: нельзя не довериться появившемуся ниоткуда человеку, если, конечно, он человек.

— Идём, Анна.

Подумалось, он ангел; образом своим узкобёдрый мужчина завораживает, вводя в состояние нереальности. «Ему нельзя не доверять» — снова пронеслось в голове. Я подала руку, ничего не спрашивая.

Вмиг мы появились в гигантской светлой зале, переполненной людьми; будто, на вокзале очутились. Люди расположились везде; на скамейках, коих около сотни, на полу, присаживаясь на маленькие коврики, на многочисленных стульях, и даже на столах. Вид большинства усталый и замученный; избиты ожиданием и неизвестностью.

Я подняла голову; внимание привлекла грандиозная хрустальная люстра, окаймлённая с кулак алмазами, отражающими резкое дыхание солнечных ламп, заглатывая острые бесцветные лучи, переливаясь тёплыми цветами и холодными оттенками, разливают свет по необъятному месту, наполняя присутствием царского лика каждую молекулу воздуха. Хотелось лучше разглядеть не огранённые, немыслимые камни, но отвлёк голос спутника, который, я думала, уже покинул залу.

— Садись, Анна, и жди.

— Чего ждать?

— Приглашения.

— Куда?

— Приглашения войти, — сказал он, указав на двери.

Невероятной величины двери, начинаются с потолка. Необыкновенно искусный рисунок заполняет выточенные драгоценными камнями рельефные поверхности. Непонятные знаки выведены на них, наверное, молитва какая, на неизвестном живым языке. Залу пропитал безразличный голос; назвалось имя. Человек с коврика поднялся, и двинулся к дверям. Встал у порога, они открылись. Вошёл — закрылись вновь.

— А что там, за дверьми? — спросила я, у спутника.

— Суд.

— Кого будут судить?

— Тебя.

По телу прошла дрожь.

— Когда я пойду?

— Как только услышишь своё имя.

Я отвернулась и взглянула на двери. Суд. Значит, правда: всех, в конце жизни, ждёт суд. Страшно. Вдруг отправят в Ад? А может всё иначе, может, и нет Ада? Да что я гадаю.

— А что там… — начала я говорить, а повернувшись, поняла: мой ангел исчез.

Видно и не мой ангел, раз не может посидеть со мной, пока жду такого важного, в жизни…нет, не в жизни. Такого важного в смерти, жду суда. Боже. Когда последний раз молилась? В детстве? Да, лет в девять. Точно, как сейчас помню. Ходили в церковь с мамой, молились. А что потом? Папа убедил маму: не нужно, мол, пустая трата времени. Мог ли отец знать про суд? Да он и в бога не верит. Не осуждаю, нет. Не верит, потому что не видел настоящего горя. Когда будет особо больно, или, когда окажется в этой зале, поверит; дело времени. Все вспоминаем о боге в момент одиночества, отчаяния. Многие говорят, — «не верю», но всем, однажды, становится безумно страшно, и обращаются к высшим силам, потому что больше не к кому. Хоть бы и здесь, всё же становимся верующими, чтобы смягчить приговор грешной душе.

А что если не пойти?

Я огляделась. Нет другого выхода, только гигантские двери. Ждать. Ждать, когда кончиться реклама, ждать, когда подействует снотворное, ждать, когда закончиться рабочий день. Ждать, когда пройдёт очередь в магазине, ждать, когда освободится общественный туалет, ждать, когда закончится жизнь. Ждать суда после смерти. Похоже, мы вечно вынуждены прибывать в ожидании. Может, оно дано для раздумий, для осознания ошибок? В любом случае, ожидание утомительно и явно даруется не во благо, а в наказание.

Почему здесь нет часов? Наверное, нет времени. Я мертва, вокруг люди, и они мертвы. Для нас нет больше минут, но почему же они так тянутся? Долго жду, знаю, чувствую. Больше тяжёлых мыслей, больше тревоги. Надеюсь, скоро всё закончится. Закончится. Закончится ли когда-нибудь? Вечных мук не заслуживаю, а вечного покоя не хочу. Вечность. Страшное слово. Скорей бы решилась судьба, невыносима неопределённость.

— Анна Кларенс.

Моё имя. Нужно двигаться. Подхожу к дверям, к дверям суда. Зачем же боюсь? Ничего не изменить. Рано или поздно случилось бы, все когда-нибудь умирают. Но то все, а то я. Хотя, чем же отличаюсь от всех? Особенная я лишь для себя. В действительности, все одно; частичка толпы, ничтожный муравей на лоне Господа.

Глава вторая. Судный час.

Ты можешь наживаться на других,

На их печали, на слезах, и на их горе,

Но рано или поздно, из живых,

Уйдёшь. И судный час настанет вскоре.

Двери открылись. Перед глазами предстала великолепная, необъятная зала. Взглянула под ноги: чёрные, мраморные полы, светятся от чистоты и света, падающего из витражей. Посмотрела направо: несколько рядов длиннейших скамеек, расположенных на различных высотах, начинаются от стены. На них множество мужчин, в оливковом одеянии, и в треугольных уборах. Повернула голову; впереди возвышенность, состоящая из ступеней двух высот: выше посередине, и две, по бокам. На каждой ступени квадратный стол, за каждым столом мужчина. Все трое необыкновенно одеты, двое, в изумрудных мантиях, и в плоском квадратном уборе, того же цвета. А один, посередине, в белоснежной одежде, с посеребрёнными узорами. На голове высокий прямоугольник, серебристого цвета, по краю, обложенный безупречными, чётко огранёнными бриллиантами, переливающимися от контрастных лучей красного светила, отражённых витражом, камни будто пульсируют собственным солнечным соком, разливая сильными волнами насыщенные цвета, отражая яркие и тонкие полосы света, источаемые пунцовым сердцем, многочисленными гранями.

Окна особо привлекли моё внимание: громадные, с платиновыми, рельефными рамами, они отпечатались в сознании, словно внутренний фотограф, подмечающий колкие моменты, вышел из оков будничного и принялся упиваться красотой; бесцельной, но возвышающей. Витражи, с безумно сложным рисунком, невероятной тонкостью и грациозностью линий завораживают: стекло каждого окна, имеет особый, только свой рисунок. А окон здесь двенадцать. Тут, ангелы. Серьёзны и несколько грустны, представлены в обличии детей. Нагие, лишь тонкая лента ткани, обвивает полную ножку или ручку. Их белые, небольшие крылышки сложены за спиной. Другое окно; написан огромный чёрный ангел, вокруг него множество тёмных, страшных существ, бесы, или ещё кто, не знаю. А вот увлекательней; на третьем окне, изображён огромный шар. Шар покоиться на горе. Или, вовсе не покоится, ведь несколько десятков маленьких человечков, толкают его на гору. С другой стороны шара также стоят люди, только эти, толкают шар вниз, с горы. Кроме того, огромное множество человечков, около сотни тысяч, стоят у подножия горы, и смотрят вверх, на борющихся сородичей. Интересно, кто же победит? Следующий витраж: изображён человек. Он разделён на две части; одна черна и уродлива, другая красива и светла. Между половинами, перегородка. Кажется, она движется…

— Анна.

Мужчина, сидящий на высшей ступени, обратился ко мне. Наверное, судья. Я посмотрела в большие, синие глаза, слишком чистые и спокойные, для человеческих.

— Вы бог? — спросила я. Ровный, басистый смех разнёсся по зале, наполняя величественное место глубокими, монотонными звуками. Мужчина ответил нежной улыбкой.

— Нет, я не бог. Лишь слуга Господа.

Хотелось спросить, где же бог; даже, слегка приоткрыла рот, но мелькнувшая мысль, остановила порыв: не стоит задавать многих вопросов. Ещё с секунду смотрела на Судью, и опустила глаза.

— Анна. В зале решается судьба людей. Я и совет, — широким движением руки он указал на длинные скамьи, переполненные мужчинами в оливковом одеянии, — решаем, куда попадёт человек после смерти.

Нет, не может быть реальностью, подобное. Сон. Точно, сплю. Всё не настоящее. Ущипну себя за руку, сильно ущипну, и проснусь. Ай! Больно. Как же больно? Я мертва! Нет тела. Видела, как бездыханное, оно лежало на дороге, и истекало кровью. Ничего не понимаю. Похоже, загробный мир, за пределами того, что я привыкла считать нормальным. Не сон, всё происходит на самом деле. Не фантазия, всё реальней, чем когда-либо. Мир новой действительности, открывающейся только после смерти. Что это?

— Почему чувствую запах Лилий?

Я произнесла вслух? Не нарочно. Неожиданное ощущение, необычное для нынешнего положения, неподходящее к месту. Не надеялась на ответ, но, ждала его. И получила.

— Потому что душа ещё, частично, привязана к телу.

— Я жива?

— Нет. Ты мертва. Некоторое время после смерти, души имеют ветхую связь с плотью. Один услышит шёпот родных над ухом, другой осязает последний поцелуй любимого, третий почувствует слезу, упавшую на поверхность кожи. Кого-то обожгут слезы ненависти. Ещё, возможно ощутить запах цветов, положенных на могилу.

— Значит, меня похоронили…так скоро?

— Время здесь идёт по-другому, Анна.

«По-другому», — отдалось в голове. Моё тело сейчас под землёй. Лилии, любимые цветы, никаких сомнений; мама положила их на гроб. Мама. Осознание того, что не увижу больше добрых, тёмно-карих глаз, не возрадуюсь светлой улыбке, не прижмусь к тёплой груди, заставляет жалеть о смерти. Не могу представить, какую боль чувствует теперь мама, единственный человек, по-настоящему любивший меня.

— Я попаду в ад?

Мужчина улыбнулся. Нет, он не человек. Слишком отличается. Другой. Чувствую что-то исходящее только от него. Может и не бог, но явно ближе прочих к нему.

— Нет, — ответил он, тем же низким, спокойным голосом, — Ты не сделала ничего плохого.

«…Ничего плохого», — отразилось в голове. Действительно, не сделала ничего плохого. Не потому, что правильная, религиозная, или что-то в этом роде. Просто, не хотелось. Да и не помню, правда, хотелось ли чего-нибудь. Всё как пеленой покрыто. Жизнь — не жизнь, жизнь туман.

— Значит, я попаду в рай?

Судья нахмурился, прошёлся пальцами по гладко выбритому подбородку.

— Нет. Ты не сделала ничего хорошего. Посмотри назад, Анна.

Повернулась. Двери, открытые предо мной несколько минут назад, исчезли. Гладкая матовая стена на их месте. Недоумевая, я обернулась.

— Обрати внимание на весы.

Взглянула снова. На месте, некогда пустом, расположились большие, с меня длинной, медные весы, представляющие две чаши, висящие на цепях, состоящих из огромных звеньев. Одна чаша из платины, другая из множества чёрных, крупных, жемчужин, не представляю как, склеенных вместе.

— Весы решают судьбу души. Перевешивает тёмная чаша, душа отправляется в ад. Светлая чаша полна, место души в раю.

Я подошла ближе, чтобы заглянуть в чаши; увиденное не удивило, но огорчило. Сделалось неловко, даже стыдно. Я вдруг почувствовала, особо сильно, что хочу уйти, куда угодно, лишь бы всё решилось скорей; слишком уж утомительно, ждать, пока душе вынесут приговор.

— Но, они пусты, — произнесла я, сделав шаг от весов, взглянув на мужчину.

— В том то и дело.

Судья посмотрел в сторону, прищурился. О чём думает? Почему молчит?

— Послушай, Анна, — наконец, порвал он тишину. — Может ты хотела бы вернуться в свой мир? Изменить жизнь, или, хотя бы, попытаться. Что скажешь? Редко предлагаю людям подобное.

Неожиданный вопрос. Знала ответ? Хотела ли возвратиться? Продолжить серую, пустую жизнь. Снова погрузиться в бессмысленную работу, в никому не нужные отчёты, документы…Конечно нет. Одно «но»: Мама; хотела бы вернуться к ней. Но, для чего? Чтобы удовлетворить успехами на работе? Я ждала повышения восемь лет. Для чего? Чтобы порадовать внуками? А ничего, что за тридцать четыре года жизни, я не встретила ни одного нормального мужчины, ни одного, с которым получилось бы построить полноценную семью? И наконец, для чего? Если пройдёт каких-то пятнадцать лет, и вновь её потеряю. Я твёрдо решила и ответила:

— Нет. Не хочу. Ничего не изменится.

— Иной ответ я и не рассчитывал получить, от тебя.

Мужчина отвёл взгляд, видимо, опять погрузился в раздумье. На несколько секунд, в зале воцарилась тишина. Я оглядела скамьи, и заметила; выражения лиц, сидящих, изменились. Неожиданно, послышался негромкий голос, кажется, говорили на латыни. Точно. Латынь. Изучала в университете. Из услышанного, разобрала только — «закон для всех, почему сомневаетесь?». Слова мужчины, сидящего на второй по высоте ступени.

— No. Differt ab eis, — последовал громкий и отчётливый ответ. Судья приподнялся, пронзая взглядом подавшего голос мужчину.

Слова означают — «она отличается». Защищает? Но зачем? Кто я, и кто он. И кто всё-таки он? Вдумчивый, рассудительный, добрый… ангел? Да что я всех кличу ангелами. Слишком узко мыслю, чтобы понять. Ведь, что могу предположить? Лишь то, что слышала при жизни.

Другие подняли шум, видимо, согласились с тем, кто говорил «за закон». И на лице защитника сомнение появилось. Похоже, меня ждёт что-то страшное. Ну вот, он уже не колеблется, что же решил? Как много острых голосов… умерла бы от ужаса: да я и так мертва.

— Внимательно слушай, Анна.

Решил! Только бы не ад, хоть бы что-нибудь не слишком ужасное. Зачем отказалась, когда предложил воскрешение? Какая я глупая, что же будет…

— Тебе даются три испытания. Не пройдёшь — гореть в аду. Но учти: за все времена лишь трое сумели возвратиться.

Сказав последние слова, он щёлкнул пальцами. Забилось сердце; неожиданный толчок первого удара дёрнул тело вперёд.

— На время испытания, воскрешают. С тобой будут и другие; не одна ты имеешь равное количество грехов и хороших поступков, но одна не имеешь ни того, ни другого.

Глава третья. Огонь.

Я каждой клеткою горю,

Горю, никак я не сгораю.

На долю выпало мою

Гореть, я так себя караю.

— Удачи, Анна. — Что-то заставило посмотреть под ноги. Тут же я провалилась вниз, по кривой, грязной трубе. Пролетев по ощущениям метров двадцать, упала на кого-то. Извинилась; встала и огляделась: тёмный, вонючий подвал, переполненный людьми предстал передо мной.

— Вы тоже упали сюда? — спросила я человека, находившегося рядом. — Вопрос не из лучших, конечно, просто, не понимаю, куда попала, и зачем.

— Вот уж действительно, упал, — посмеялся мужчина. — Нас ждут испытания, разве вам не объяснили? Три испытания.

— Вас, вижу, это не очень-то расстраивает.

— А что мне, плакать? — улыбнулся. — Как вас зовут?

— Анна.

— Меня Диас. — Появились фигуры в чёрных плащах, с факелами. Огонь осветил приятное лицо собеседника. Нас построили и затолкали по узкому, разящему смертью коридору. Языки пламени светом ударили в глаза, когда из тёмного полуподвала мы выбрались, на участок свежей земли, пылающий с двух сторон. Устланное углями поле простиралось до следующего куска суши. Из железных дверей, с мощными затворами, тянущихся вдоль прямой стены, выходили люди. Каждый получал на выходе по мечу. Около ста пятидесяти человек неподвижно встали в ожидании. За нами закрыли. Теперь, выход один — перейти по углям до другого клочка земли.

— Нас ждёт смерть! — проревел человек из толпы.

— Мы уже умерли, идиот, — отозвался рыжеволосый мужчина. Группа людей посмеялась.

Я встала у границы земли и углей; кожа покрылась мурашками. Рядом стоит девушка, лет двадцати; трясётся, и с опаской глядит на пламя, восходящее к небесам. Чувство собственного страха сменило беспокойство за девушку. «Совсем ребёнок», — подумала я. Захотелось поддержать, защитить, но не знала, как. Да и можно ли помочь в подобной ситуации?

— Слушай, — сказала я; она робко повернула голову, — держись ближе, попытаюсь помочь по возможности. — Девушка кивнула. — Как тебя зовут?

— Ника.

— Меня Анна. Не бойся, Ника. Верь, мы выберемся отсюда.

Один попробовал наступить на угли, мол, ненастоящие; с криком отпрыгнул, подобных мыслей больше ни у кого не возникло.

— И где же ваши испытания? — длинноволосый человек с силой ударил по двери ребром сжатой ладони.

— Зачем мечи? Будем сражаться? С кем? — спрашивала женщина в возрасте, то ли у тех, кто привёл нас сюда, то ли у окружающих.

— Может выложить дорогу телами? — улыбнулся жирный мужчина.

— Тогда твоё будет первым. — Со злостью крикнул длинноволосый, и занёс меч. Началась схватка, видимо, оба опытны в деле фехтования, хотя, мечи то не шпаги, много тяжелей. Рыжий мужчина разъединил их.

— Поберегите силы, ещё придётся сражаться. Будем драться друг с другом, ничего не добьёмся, — сказал он.

Диас насторожено оглядывал просторы; будто, знал, чего ждать, потому не терял ни бдительности, ни спокойствия. Он остановил взгляд на восходящем к небу пламени и замер. Я приблизилась к нему.

— Где же былой настрой?

— Исчез с ними, — Диас указал на продолжающих драку, жирного и длинноволосого, мужчин. — Они не готовы. Не понимают, насколько серьёзно то, что предстоит.

— А ты понимаешь? — Диас не ответил. Сосредоточил внимание на огне.

— Слышишь? Он идёт.

— Кто он? — недоумевая, я вгляделась в пламя. — Боже…

— Дракон! Спасайся! — прокричал тот же сеятель беспокойства, на этот раз по делу. Поднялась паника; люди бежали, двоих тут же затоптали.

— Что вы делаете! Так мы никогда не пройдём испытание! Остановитесь, — кричал Диас. Внять праведным речам толпа не желала. Подбежав к пламени с противоположной чудовищу стороны максимально близко, одни останавливались, но другие, разогнавшись страхом, давили на них, и два десятка человек сгорели заживо. Ника, по-прежнему не отходила от меня, а я от Диаса. Дракон стоял перед нами, размахивая мощными крыльями. Десятка два человек рассыпались по всей длине земли, то ли не в силах пошевелиться, то ли выжидая чего-то.

Никогда бы не подумала, что драконы настолько величественны. Голова чудовища, соразмерная с крупным слоном, с громадными, раздувшимися ноздрями, и, с ободком золотистой кости, как в короне, мягко садилась на янтарное туловище, покрытое чешуйчатой кожей. Будто мантия, от спины до хвоста дракона тянулась малиновая, отражающая свет лента гигантской и толстой чешуи. Чёрные полосы украшали тело гиганта, обвивая шею и расписывая бока, словно рука мастера коснулась прекрасного, ужасающего животного. Вишнёвые крылья, с проглядывающими костями и жилами, взмахами создавали ветер, силы урагана. Сальные короткие ноги, с острыми когтями, жёстко и резко ступали. Лимонного цвета глаза глядели на нас, как на куски свежего мяса.

— Что же, просто сдадитесь? Он из плоти и крови, как и мы, значит уязвим. — Дракон нагнул голову и изверг пламя, все отпрыгнули, включая меня и Нику.

Диас же, проскочив мимо огня, воспользовался моментом, подбежал к чудовищу и проткнул огромный, жёлтый глаз мечом. Животное закрыло пасть, и издало пронизывающий звук. Диас быстро перекатился и нанёс второй удар, в другой глаз.

— Видите, теперь дракон слеп! Не так уж сложно ранить его! — прокричал он, встав у углей. Дракон проревел, поднялся и изверг пламя в место, где стоял Диас, тот же, кувыркнувшись, оказался возле нас. Вот, оказывается, зачем Диас встал у края. Чудовище шагнуло на звук голоса и наступило на угли. Правда, затем, повернувшись, попало в Диаса хвостом, сбив героя с ног. Я поняла; что-то нужно предпринимать, больно ущипнула себя, чтобы победить чувство нереальности, подняла меч, и с криком бросилась на чудовище. Примеру последовали Ника, рыжеволосый, жирный, женщина в возрасте, длинноволосый, и, чуть отдышавшись, сам Диас. Не сразу удалось ранить дракона; услышав крики атаки, чудовище дыхнуло огнём, мы спрятались за камнями. Быстро поднявшись, я подбежала к янтарному телу, на этот раз без крика. И замахнувшись, воткнула, в подобную змеиной коже поверхность тела дракона, меч, по самое основание. В удар вложила всю силу, что имела. Животное застонало и дыхнуло огнём. Я отпрыгнула, но всё же, не избежала ожога плеча. Другие, наскоро выбрались из укрытия и напали на чудовище. Кто-то отвлекал гиганта криками, кто-то ранил. Я поднялась и нанесла новый удар, по ноге животного; оно застонало, и попятилось. Наша удачная атака спровоцировала действовать других. Вскоре, все бились с драконом. Мне, не без помощи Диаса, конечно, удалось проткнуть горло животному; чудовище бездыханно упало, вызвав всеобщую радость и восторженные крики.

— Как зовут тебя, спасительница? — спросил кто-то из людей.

— Анна.

— Анна! Анна! Анна!

— Не я вас спасла… — я не была услышана. Диас тронул плечо.

— Не нужно, Анна.

— Но, ты герой! Ты ослепил дракона, ты нанёс первый удар, и убит зверь не без твоего участия.

— Если б не ты, никто не обмелился бы. Одно я — ловкий и быстрый, в миг, ослепивший дракона, и то, сбитый с ног, а другое ты — хрупкая женщина, собравшая силу воли в кулак и с криком понёсшаяся на огромное чудовище. Раненная, но вновь поднявшаяся. Сегодня ты совершила подвиг.

— Говори что хочешь, останусь при своём. — Я взглянула на тело дракона, — Он мёртв, что теперь? По-прежнему до следующей земли препятствие — угли.

— Не спешите бросать оружие, — прокричал рыжеволосый, — разденем дракона, — приблизился к чудовищу и воткнул в него меч. — Пора закончить испытание. — Диас улыбнулся и повёл руками.

— Вот и ответ, — сказал он.

Трудно снимать кожу с дракона, однако, несколькими часами позже, все мы стояли на холодной, твёрдой земле. Проложить пусть драконьей чешуёй я бы, по правде сказать, вряд ли додумалась. И чудо, надо полагать, как только последний человек перешёл угли, они исчезли. Мы очутились на чудесном острове, окружала его самая настоящая вода. Несколько людей решили искупаться, кто-то даже попробовал воду на вкус.

— Солёная! Вода солёная!

— Я бы не пил на твоём месте, — крикнул рыжеволосый.

— Зря вы зашли в воду, наверняка в ней водятся твари вроде акул, или пираний. — Многие тут же поспешили к берегу. Диас улыбнулся.

— Алик, — представился рыжеволосый, протянув руку для рукопожатия.

— Диас, — кинул герой.

— А ты, спасительница Анна, — Алик потёр покрытый щетиной подбородок и улыбнулся, — ловко вы отсекли дракону голову, я то видел, что работали в паре. — Он посмотрел на Нику, — а как зовут, прекрасное создание? — девушка засмущалась и робко назвала имя.

— Рука! Рука! Все смотрите на левую руку! — закричал человек из толпы. Я взглянула; тонкая чёрная полоса браслетом обвилась вокруг запястья.

— Что это? — спросила я.

— Знак, — бросил Диас, — Испытание пройдено.

Глава четвёртая. Возрождение.

Не оживала чудом, воскресала делом,

Мне приходилось умирать ни раз, ни два,

Ну, как же воскресала, только телом.

А что душа? Давненько уж мертва.

После схватки с драконом нас стало значительно меньше; около ста человек разместились на берегу. Красивый остров успокаивал прекрасными видами, многим казалось, испытаний больше не будет, вроде как мы достигли цели, дойдя до райского острова, и что если не будем идти дальше, не пострадаем. Купавшиеся, те, что ослушались Диаса, продолжали радоваться приятной, прохладной воде, и вскоре, обнаружили маленьких, разного цвета рыбок, показавшихся забавными и милыми. Рыбки, мне удалось разглядеть трёх из них, ударом волны выброшенных на берег, имели удлинённое тело, крохотные плавники и короткий хвостик, и, что делало их похожими на головастиков, несоразмерно большую голову. Блестящая чешуя влекла к себе, я потянула руку к бирюзовому тельцу…

— Не трогай! — крик Диаса заставил отдёрнуть руку, в момент прыжка рыбки, в секунду открывшей и закрывшей зубастую пасть. Могла откусить руку! — Живо все из воды! Иначе купание станет последним в вашей…смерти. — Послышались крики; зубастые рыбёшки напали. Спастись успели только плавающие у самого берега.

— Спасибо, — кивнула Диасу, и упала в обморок. Очнулась на руках у Ники. Она рассказала; пока я лежала без сознания, группа мужчин, под руководством Бориса, которого до того я называла жирным, отправилась на охоту; все страшно проголодались. Не обошлось без жертв, однако, мужчинам удалось убить нескольких небольших, и одного крупного зверей. А десяток человек пошли за сучьями, для костра. Далеко не ходили: боялись натолкнуться на животных; собирали у края леса.

— Но не только животных, как, оказалось, следует бояться, — говорила Ника, — листья некоторых деревьев, подобно лезвию рассекают кожу. Женщина, пройдя сквозь острые длинные листья, порезала горло. Но не бойся, Анна, она жива.

— Где же костёр? Ты говоришь, ходили за сучьями.

— Внимание! — Крикнул длинноволосый мужчина, встав на большой камень, привлекая всеобщие взгляды, (вообще камней на острове достаточно, один я нашла, рисуя на песке, слушая рассказ Ники). — Я не Прометей, но дарую огонь. — Достал из кармана два камня, и поднял их к небу.

— Не выйдет, — Ника улыбнулась, — ни у кого не выходит.

— Давай без представлений, — отозвался Алик, — можешь добыть искру, так дерзай, не можешь, вали отсюда, иначе почувствуешь судьбу Прометея на собственной шкуре.

— Не горячись, друг, — улыбнулся тот, нагнулся над сучьями и сухими листьями, и потер камень о камень. Вскоре ветви объял огонь. Люди захлопали, послышались восторженные возгласы. Борис, стоявший неподалёку, негодующий от лёгкой славы длинноволосого мужчины, поспешил напомнить об ободранных тушках пойманных им животных:

— Кушать сегодня будем, аль как? — Сразу началось торопливое движение; заранее сооружённая Диасом и Аликом постройка из одной длинной и двух толстых, с раздвоенным концом палок, установилась над огнём: на длинную палку насадили мясо, и поместили в раздвоенные концы двух вкопанных в землю палок.

— Твоё имя, добытчик огня? — Алик подошёл к длинноволосому мужчине вплотную, бросив резкий взгляд.

— Рудольф, — смазливые черты расплылись в улыбке.

— Значит, буду звать Руди. Не отзовёшься, пеняй на себя.

— Руди, так Руди, в чем проблема.

— Вот и хорошо. Можешь идти.

Бросив на меня скользкий взгляд, он отошёл. Я подошла ближе к Алику.

— Зачем ты так с ним? Он же помог, — сказала я.

— Я хотел остановить, но подумал, у Алика есть объяснение столь грубому обращению, — проговорил Диас, вопросительно смотря на него. Алик вздохнул.

— Вы, будто, и не жили в нашем мире. Я таких людей насквозь вижу, глаз намётанный. Уж не знаю, как Руди попал сюда, а не прямиком в ад, может ошибка небес, а может шуточки дьявола, но поверьте, он ещё удивит.

— Нельзя грубить человеку только из-за того, что он тебе не нравится.

— Одно дело не нравится, милая, и совсем другое, знать, что человек собой представляет, — он повернулся к Диасу. — Ладно, она, но друг, куда ты смотришь? Хотя, вы правы. Зря нагрубил, он пока ничего не сделал. Убью, если осмелится.

Настала глубокая ночь, когда тушка животного на огне покрылось золотистой корочкой. Мы, я и Ника, сидели на сухой листве, которую притащили Диас и Алик. Мужчины, так же, принесли нам и себе по хорошему куску жирного, горячего мяса. Диас сел подле меня. Довольная Ника, присела возле Алика и бросала на него чувственные взгляды, чему я очень удивилась, посчитав девушку поначалу недотрогой.

— Жаль, Анна, ты не застала животное, когда на нём была шкура. Я уверенна, ничего подобного нет в нашем мире. Такие огромные лапы, такие мощные клыки!

— Жаль. Не понятно, почему я лишилась сознания, неужели рыбка напугала больше дракона? Да, и сколько я отсутствовала?

— Часа три-четыре. Мне также непонятен обморок.

— Всё стресс, он накапливается. Ты и умерла, наверное, как то неожиданно? Думаю, это также считается, — добро улыбнулся Алик.

— Не думала, что машина меня собьёт, это точно. А как умер ты?

— О, очень забавно. Поссорился с девушкой, когда принимал ванну. Она сушила волосы. Обиделась, и кинула в меня включенный фен. Он упал в воду и вот, я здесь. Ради реакции эмоциональной глупышки стоило умереть, вы бы видели её лицо. — Алик засмеялся.

— Боюсь спросить, что услышала девушка, какие слова заставили пойти на отчаянный шаг? — Улыбнулся Диас.

— «Это ничего не значило, всего лишь секс. Будь добра, захлопни входную дверь, когда будешь уходить».

— Ого, — улыбнулась я, — тогда ты заслуживаешь подобной участи.

— Все мы не без греха. А как умерла ты, красавица? — обратился он к Нике.

— Упала с балконом, — спокойно сказала она, а заметив неудовлетворённо-вопросительные взгляды, продолжила, — поливала цветы на балконе, переехали на новую, ипотечную квартиру, думала, — «ура, теперь у нас есть балкон». Только, почему-то никто не предупредил о том, что на балконе больше одного человека находиться не может. Отчим подошёл ко мне, и оп! Балкон полетел вниз.

— Он умер, тоже?

— Нет, живой, ушибся немного.

— Печальная история, — сказала я, Ника улыбнулась.

— Да, точно. Жаль нельзя вернуться и плюнуть в лицо строителям дома. А ты Диас, как умер?

— Ничего интересного. Я падший ангел, влюбился в человека, и пошёл за ней. — Мы громко рассмеялись.

— Да, — протяжно произнёс Алик, — умеешь разрядить обстановку, — вдруг вспомнил про недоеденное мясо в руке, и с удовольствием оторвал кусок зубами. — Пусть живём последние часы, но в одной руке вкусная еда, а в другой прекрасная женщина. Чего ещё желать? — Алик приобнял Нику, но увидев грозный мой взгляд, убрал руку. Диас заметил и улыбнулся.

— Да будет тебе, Анна, она не ребёнок, — сказал он.

— О чём вы? — Ника светло улыбнулась и прижалась к Алику. — Холодно становится. — Алика заметно тронул чистый, невинный, взгляд, поднятого к нему лица, и поняла я, что здесь беспокойства лишние; Алик не думал ничего дурного, Ника нравилась ему. Я улыбнулась, и вдруг зевнула. Сон волной прошёл по телу.

— Хочешь спать? — спросил Диас. Я кивнула. Он снял рубашку, постелил на листву, и отодвинулся, — ложись. — Я улыбнулась, подняла одежду, легла, и накрылась ею.

Вскоре огонь потушили, и все легли, большинство, прижавшись, друг к другу; холодный ветер не оставлял ночь как и огромная бледная луна, от которой, так же, веяло холодом. Алик спал в обнимку с Никой. Диас спросил холодно ли мне. Ответила — холодно, он пододвинулся ближе и обвил талию большой, тёплой рукой. Я растаяла. Прилив нежности заставил проснуться. Повернулась. Он лежал с закрытыми глазами. Подумала, спит. Стала разглядывать лицо. Внимание поочерёдно привлекали: чёрные брови, щетина, прямой нос, загнутые ресницы, мягкие губы. Губы, губы, губы. Приблизилась к ним, и…нет, не буду, не нужно, неправильно. Хотела отвернуться, но он задержал, сильной рукой прижал к себе и поцеловал. Затем, чуть отстранив, посмотрел тёмно-карими глазами сквозь меня, приблизился, и поцеловал снова. После позволил отвернуться, и обнял сзади, так и уснула. Всю ночь представлялись сильные руки, касающиеся бёдер, большие глаза, видящие и понимающие больше других, губы, мягко и нежно целующие лицо и шею. Ночь пробудила меня. Я вновь могла жить: дышать, чувствовать, мечтать. Разочарования прошлого растворились в надеждах настоящего. Теперь есть за что бороться. Есть за что держаться. Каждая минута бесценна, ведь мы на краю гибели. И пусть я не дойду до конца, пусть не пройду испытания, я проживу оставшееся время, а не просуществую. Буду проживать каждую секунду как последнюю. Я, Анна Кларенс, умершая, но воскресшая из мёртвых, возродившаяся, и ставшая во много раз живей и сильней чем когда-либо.

Глава пятая. Гостеприимный остров.

Мы рай нашли, доверились ему,

Обличаем, приятным, обманулись,

Чему открылись, вверились кому?

Наивные, на дьявола наткнулись.

Сон прервали крики. Открыла глаза; Диаса нет. Алик также исчез. Взбешённые люди бегают по берегу взад и вперёд, прыгая, ругаясь, некоторые плача. Ника вскочила и подняла меня. Тут же подбежали мужчины.

— Вас не укусили? Вы их видели? — кричал Диас.

— Нет. Кого? Что происходит? — тут-то я и увидела подползающее мерзкого вида оранжевое существо с большим количеством кривых, тонких ног и с плоским, прямоугольным тельцем. Насекомое резко расправило прозрачные, острые крылышки и пошевелилось. Я вскрикнула.

— Не бойся, они не летают, — Алик занёс камень, и рассёк существу голову. — Сюда твари только-только пришли. Мы отозвались на первый крик, в двух десятках метров от нас, там десяток укушенных.

— И, что с ними?

— Парализованы ноги, слабость, жар. Боюсь, будет хуже. Нужно уходить отсюда. Хорошо ещё атаковали не ночью, а на рассвете, — Диас задумался.

— И куда пойдём?

— В лес. Многие будут против, но уверен, люди пойдут за охотником, добытчиком огня, и, победительницей дракона. — Алик улыбнулся.

— Ай, — мы повернули головы, обратив внимание на Нику: девушка неподвижно стояла, смотря на насекомое, сидящее на ноге.

— Не двигайся, оно кусается, когда видит опасность. Не двигайся. — Алик медленно приближался к ней. Побледневшая Ника тряслась. Девушка не дождалась действий рыжеволосого мужчины и быстрым движением скинула существо на землю. Диас раздавил его. — Ой, милая, это ты зря. Реакция твари быстрее. — Ника упала, и я разглядела вмиг покрасневший след укуса.

— О нет… — я опустилась, и взяла в руки ногу подруги. — Можно как-то извлечь яд?

— Понятия не имею, — Алик хватился за волосы, лицо исказилось. — Я же говорил, не двигайся, говорил! Что теперь станет?! Неужели так трудно послушать?! Нельзя шевелиться, когда тварь ползёт по тебе, я знал как правильно, что ты наделала!

— Успокойся, Алик, пожалуйста, — Ника заплакала. Алик продолжал кричать:

— Попробуй только умереть! Попробуй! Никогда не прощу, никогда не прощу себе, — он упал на колени, и затрясся сильнее её, слёзы полетели из глаз мужественного, крупного, рыжеволосого мужчины.

Вскоре, мы шли по лесу. Строй вёл Борис, вызвавшийся руководить походом. Никто не противился тому: жирный мужчина, показавшийся поначалу неуклюжим, как утверждали Диас и Алик, замечательно руководил людьми и внимательно относился к лесу, где опасности таились на каждом шагу. Также, он ловко управлялся мечом, и довольно быстро двигался для человека с избыточным весом.

Добытчик огня, которого Алик звал Руди (впоследствии, длинноволосого все так звали), безумно раздражал Бориса ещё с первых минут знакомства. Поэтому, современный Прометей получил место не менее важное, в конце строя; следил, чтобы никто не отставал, поторапливал людей. Вообще, Руди с удовольствием держался подальше от охотника; антипатия имела взаимный характер.

Я держалась посередине, идя нога в ногу с Диасом. Алик, наконец, успокоившись, нёс Нику на руках. Временами, он отпускал чёрные шуточки о нынешнем положении вещей. Ника, превозмогая боль и усталость смеялась, оживляя всех силой и волей.

Долго пробирались сквозь колючие кусты и густорастущие деревья, и, наконец выбрались на большую лесную поляну-овражек. Как же красиво! Огромный каменный бассейн принимает подобную слезам ангелов, чистую, прозрачную воду, из невысокого аккуратного водопада, и через маленькое, высоко расположенное отверстие выпускает мощной струёй, которая, стекая по жёстким, гранитным ступеням, превращается в тонкую линию речки, скользящую между камнями, и заходящую в крошечную пещерку. Чистое, голубое небо проглядывает сквозь верхушки высоких деревьев, слепя светом перистых облаков, пропитанных золотом светила, тонким льном покрывающего светом влажный, холодный воздух. Мягкая зелёная трава укрывает огромную площадь, словно бархатный ковёр застилает землю, прячет от жарких лучей, от ситцевых прикосновений упавшего листа дерева, от томных взглядов неба. Здесь и кусты ягод различных цветов и формы, правда, сортов совсем мне незнакомых.

Люди упали на землю, не дождавшись обращения Бориса.

— Хорошо, можете отдохнуть, — важно проговорил он, поморщив лоб, оглядев усталых спутников. — Многие подошли к речке, утолить долговременную жажду. — Не торопитесь пить, пусть кто-нибудь опробует, не отравится, так пейте все, — прокричал охотник, и улыбнулся. Никто не слушал. — Ай, чёрт с вами, — Борис нагнулся к речке, помыл руки, умылся, и вдоволь напился сырой, прозрачной воды; он не заметил, как мы приблизились. Охотник поднялся и вздрогнул.

— Зачем так пугать, следите за мной что ли?

— Диас, можно? — я чувствовала; герой знает больше других. Он улыбнулся, и кивнул. Тут же я опустилась на корточки, утолила жажду и умылась. Алик спустил Нику; они последовали примеру.

— Даже вы не устоите перед жаждой, — произнёс Диас.

— Я лишь человек, друг мой. Да умён, организован, да красив, — охотник посмеялся. — Да и, лучше умереть, напившись, чем от жажды.

Конец ознакомительного фрагмента.