Дасквинг и Отмеченный Драконом

Егор Борисенко

Какой простой и изящной казалась Драконам идея создать разумные смертные расы. Они должны были стать их помощниками, исследователями и творцами. Но…Все пошло не по плану.Драконорожденный выкрал Дыхание из Храма Драконов, чтобы передать артефакт тому, кто может ввергнуть весь мир в пучину хаоса. Если это произойдет, равновесие в мире будет нарушено навсегда. И только один из дасквингов способен предотвратить грядущую катастрофу. Сумеет ли он сделать это, не дрогнет ли рука воина?

Глава 6. Ложь во благо?

В комнате было очень просторно и светло. В интерьере использовались в основном белый и кремовый цвета. Под потолком висели волшебные светильники, который источали мягкий свет. Все в этой палате было сделано так, чтобы пациентам и их посетителям было комфортно. Архитекторы и дизайнеры Имперского госпиталя, видно, считали, что это облегчает их страдания.

Не облегчало.

Лаур уже десятый день сидел у постели своей возлюбленной. Амели боролась за каждый вздох, за каждую секунду жизни.

— Молодчинка! Умничка моя, — приговаривал Лаур всякий раз, когда ему удавалось покормить ее жидким бульоном или напоить. — Все у нас будет хорошо, любимая. Вот поправишься, и сразу поедем отдыхать на моря Калиоста!

Он говорил это, подбадривал ее. Но знал. Целители уже сообщили страшную новость.

— Извини, раны слишком серьезные, задето большинство внутренних органов, — сказал ему Вацель, пожилой лекарь с огромным опытом и давний друг Лаура. — Единственное, что мы можем сделать — это попытаться облегчить боль и дать ей еще немного времени. Прости, дружище.

Вацель говорил мягко, но для Лаура эти слова были приговором.

— Вы не верите в то, что она поправится?

— Я бы хотел тебя обнадежить. Сказать, что все будет хорошо, — Вацель вздохнул и внимательно посмотрел на дасквинга. — Но это было бы ложью. Слишком жестокой ложью.

— А я верю, что шанс всегда есть, — твердо сказал дасквинг.

Целитель грустно посмотрел на него.

— Что ж, это правильно, — произнес он. — Я был бы несказанно счастлив, если бы этот шанс оказался реальным. Если бы не ударная волна от портала, созданного Дыханием, то…

— Да если бы не волна от портала, — слегка отстраненно повторил Лаур.

— Прости, Лаур. Мне жаль, но я не могу дать тебе эту обманчивую надежду. Хотя и желаю всем сердцем. Но не могу.

Они помолчали. Слова тут были бессильны.

— Можете ей не говорить? — вдруг спросил дасквинг.

— Мог бы, но тогда она не сможет попрощаться. Зачем лишать ее возможности отдать всю любовь сейчас, пока это возможно? — резонно спросил старый Вацель. — Поверь, я на своем веку повидал много умирающих. Их все объединяло стремление дать своим близким все, пока они еще не отошли в мир иной.

— Она уже отдала мне больше, чем я того заслуживаю, — твердым голосом ответил Лаур. — Теперь мой черед. Я хочу подарить ей хотя бы надежду.

— Ты уверен, что она хотела бы такую надежду? — спросил его старый лекарь, поправив на носу очки—половинки. — По твоим словам, она отважный воин и…

— Прошу вас, сделайте, как я прошу.

— Лаур, это ужасная ложь…

— Пожалуйста, Вацель — умоляющим голосом попросил Лаур.

— Что ж… — протянул целитель. — Что ж, поскольку в связи с невыносимой болью она не может мыслить здраво и принимать решения за себя самостоятельно и учитывая тот факт, что ты мой друг, я пойду тебе навстречу. Но только если я буду уверен, что ты готов взять на себя бремя этого решения и осознаешь всю связанную с ним ответственность.

— Да, готов. Она должна верить, — дрогнувшим голосом сказал дасквинг.

— Понимаете, в свое время она подарила мне надежду. А теперь… Теперь пришло время вернуть ей долг сполна.

— Хорошо. Тогда мы станем понемногу использовать отключать нервные центры, ответственные за боль и другие неприятные ощущения. Так она сможет почувствовать себя лучше.

— Спасибо, дружище.

— Не за что, — ответил старый лекарь. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Он собрался уходить, как вдруг Лаур окликнул его.

— Вацель… — нерешительно начал он. — Скажите, а… Скажите сколько она…

— Неделю, может чуть больше.

***

— Нееет, мы не поедем в Пуан Леон, — смеясь, сказала Амели.

— Ты что, там же очень тепло, много солнца и чистейшее море, — возражал Лаур.

— Вот именно! Там много солнца и тепло! Ты ведь знаешь, как плохо я переношу жару, — не допускающим возражений тоном сказала Амели. — К тому же в прошлый раз я вообще обгорела, потому что кто-то решил, что воспользоваться сметаной вместо крема от загара — прекрасная идея. Стыдно? Глаза отводишь, а, негодяй?

Амели широко улыбалась. В ее бирюзовых глазах можно было утонуть. Они были словно море. Лаур утонул в этом море уже давно. Его душа навсегда растворилась в прекрасных водах этих глаз.

— Лаур? Ты так пристально на меня смотришь, как будто сейчас набросишься и съешь!

Лаур вернулся из грез в реальность. Они всё ещё стояли в парке возле госпиталя, а он уже минуту сверлил ее взглядом. Дасквинг ухмыльнулся.

— А что, идея хорошая! Сейчас наброшусь и съем! Ам!

Лаур обнял Амели, укусил за ушко и страстно поцеловал. Она отлепилась от него и, хихикая словно девочка, прошептала:

— Ты что, перестань, Лаур, на нас же люди смотрят! Некультурно! Они тут болеют, выздоравливать пытаются, понимаешь, а мы с тобой обжимаемся!

— И что с того? Может, я тоже болен. Болен тобой, и ты — мое единственное лекарство, единственный шанс выздороветь!

Амели хитренько прищурилась.

— Думаешь о том же, о чем и я?

— О небольшом уютном гроте рядом с озером?

— Да!

Лаур просиял. Дасквинг подхватил Амели на руки, словно пушинку, и побежал.

Она заливисто засмеялась и уютно прилегла на его груди.

Они спустились в грот рядом с озером. Там было тихо и прохладно.

Лаур не помнил, как они оказались без одежды. Он впился губами в ее шею. Она ответила страстным поцелуем. Они спешили. Возбуждение подгоняло их. Она прильнула к нему всем телом. Он целовал ее, спускаясь все ниже и ниже. Шея, губы, ключицы, плечи, снова губы, спина, шея, губы. Она обнимала его так крепко, что казалось, от этого зависела ее жизнь. Лаур спускался ниже, он целовал ее живот, бедра, пока наконец не достиг прекрасного бутона сие цветка.

— Неа, погоди, — с громким стоном вожделения выдохнула Амели.

— Что?

— Теперь моя очередь.

Она решительно приперла его к стене. Она ласкала его шею, его грудь. Руками она мяла его мышцы на руках, потом на спине, потом на ягодицах. Она чувствовала, как стальные мышцы расслабляются в ее волшебных ладонях.

Затем она повернула его лицом к стене. Ее пальцы медленно шли от затылка к копчику и закончили свой путь в ложбинке между ягодицами. Лаур шумно выдохнул. И развернулся к ней лицом.

— Не могу больше ждать…

— Я тоже…

И он нежно взял ее на руки. Она обхватила его шею. Они слились в единое целое. Они любили друг друга жадно и страстно. Любили друг друга, как в последний раз.

***

— Почему опоздали на осмотр? — сказал им старый лекарь, когда они наконец вернулись на ежедневный осмотр. — Вы же знаете, у меня множество других пациентов, и я не могу так долго ждать.

— Просите, господин Вацель, — виновато улыбнулась Амели. — Мы просто наслаждались… Мм… Здешней природой.

Старый целитель понимающе кивнул.

— Да, я вижу. В каком-то смысле даже готов вам поверить. Ну ладно, забудем.

— Забудем, — с глуповатой улыбкой нашкодившего подростка повторил Лаур.

Амели попыталась незаметно толкнуть его локтем. Вацель тактично сделал вид, что ничего не заметил.

— Итак, садитесь, юная леди, — сказал он.

— Будет вам, не такая уж я и юная!

— Поверьте, в мои года для вас все, кому меньше семидесяти — юные леди и господа. Уж простите старику фамильярность. Итак, давайте смотреть, как тут у нас дела.

***

За окном стояла глубокая ночь. Посмотрев в окно кабинета главного целителя с улицы, можно было разглядеть фигуры двух людей, сидящих друг напротив друга. Один человек сидел слегка сгорбившись, второй же низко опустил голову.

Он никогда не позволял себе слез. Даже когда в детстве без причины в пьяном угаре его бил отчим, он никогда не позволял себе раскиснуть. Он всегда был сильным. Он был настоящим дасквингом.

Но сейчас Лаур плакал. Он не мог больше сдерживаться.

— Мне очень жаль, Лаур, — серьезно сказал старый лекарь. — Но здесь я бессилен.

— Неужели больше ничего нельзя сделать, Вацель? Неужели, это конец? — спрашивал дасквинг, безуспешно пытаясь унять слезы.

— Вероятно, уже завтра наши обезболивающие перестанут работать. Ее тело в критическом состоянии. Она умирает. Мне очень жаль.

Лаура затрясся в рыданиях. Он знал, что этот день настанет, но не думал, что это случится так скоро.

— Лаур, мне очень жаль. Но послушай меня внимательно. Ты должен выслушать меня ради Амели. Сможешь? — спросил лекарь, внимательно глядя на него.

— Д—да… Да, Вацель, говорите.

— Тебе нужно принять решение. Ты решил ничего не говорить Амели ранее. Это было тяжелое решение, потому что ты знал, что у нее совсем немного времени. Теперь же у тебя и вовсе нет права на ошибку. Это последний шанс ей все сказать, чтобы она была к этому готова. И…

— Какой второй вариант? — не дослушав, перебил его Лаур.

— Ты не выслу… — начал целитель.

— Не хочу ничего больше слышать, Вацель! — заорал Лаур. — Какой второй вариант?!

Лекарь поправил очки и невозмутимо продолжил.

— Второй вариант называется заклятьем Милосердия. Когда боль превысит все пределы, которые смогут сдерживать наши обезболивающие, мозг и сердце перестанут поддерживать жизнь. Она ничего не поймет и не почувствует. Это будет, словно заснуть без сновидений.

Лаур не смог сдержать слез. Он плакал очень долго и безутешно. Когда слез не осталось, он все равно продолжал рыдать, но уже без них.

Проходили часы. За окном забрезжил рассвет. Вацель терпеливо ждал.

Наконец Лаур успокоился.

— Используйте заклятье Милосердия, — железным голосом сказал он, подняв опухшие от слез веки.

— Ты уверен?

— Да.

Вацель вздохнул.

— Да будет так, — сказал он и вышел из кабинета.

Лаур просто сидел и смотрел за окно. Светало. Но он знал — в его жизни больше никогда не наступит рассвет.

В нем что-то сломалось.

В ту ночь Лаур умер, а из кабинета Вацеля вышел кто-то другой.