Наизнанку

Евсения Медведева, 2016

Для кого-то он Призрак – бездушный убийца, для кого-то Скала – несгибаемый и упёртый. Его имя произносят с плохо скрываемым страхом. У него много имён, много ролей. Олег всегда разный: холодный, непробиваемый и такой красивый. Она – папина принцесса, наполненная романтическими мечтами о настоящем принце. Яна спутала его планы, ворвалась в жизнь переменчивым ветром сентября, сорвала многолетнюю маску. Что между ними может быть общего? Ничего кроме любви и общей тайны прошлого, что тянется атласной лентой, связывая их друг с другом навсегда… "– Даже если ты будешь сопротивляться, я останусь твоей слабостью, потому что от этого еще не придумали лекарства. С каждым днем я буду проникать в твою кровь все глубже. Даже придерживая на расстоянии, будешь помнить меня. Я «отравлю» сначала твое тело, а потом и душу! –Ты упускаешь только одну деталь. Я не спорю, что физически ты близка к моей полной капитуляции. Но душа? Детка, ты погорячилась! У меня ее просто нет!" Содержит нецензурную брань.

Глава 12

Лето сдалось, видимо, совсем устало бороться с осенью. За окном шел ливень, огромные капли быстро падали, разбиваясь об асфальт. Лужи пузырились, расплескивая белую пену. Под машинами прятались нахохлившиеся воробьи. Сонный серый центральный проспект заполнился яркими зонтиками, под которыми прятались еще редкие, но уже суетливые прохожие. Тяжелые тучи висели слишком низко, казалось, еще чуть-чуть, и чей-нибудь зонт проткнет острым концом «надутую особу».

Моя любовь к дождю была безграничной. Влажность воздуха, запах мокрого асфальта, ласковое шуршание покрышек по лужам, визг обрызганных прохожих. Но особенно хорошо в такую погоду думается. На фоне общего спокойствия, мозговые процессы поражают быстротой. Вот и сейчас, попивая черный кофе на балконе, чувствовал, как трещит череп, готовый лопнуть от роящихся мыслей. Крепко сжимал черную чашку, кожей ощущал шероховатости склеенных швов. Никогда не пил из нее, заставил склеить, чтобы наказать. А сам? Первым делом бросаю взгляд на нее. Полупрозрачное стекло запотевало, сделав глоток, почувствовал отчетливый привкус клея. Черт!

Вдохнул и замер, стараясь успокоиться. Нужно привести пульс в рабочее состояние, иначе можно вообще из дома не выходить. В приоткрытую створку окна попадала мелкая пыль от разбивающихся капель дождя, она ложилась на лицо тонкой вуалью, пытаясь прогнать остатки сна. Собственно, прогонять было нечего. Уснуть я смог только под утро, когда покинул собственную спальню. Я столько лет спал на неудобных кроватях в окружении сослуживцев, что единственной мечтой было обрести собственную спальню с огромной кроватью. Лежа на пружинистой кровати, ощущал комфорт, шорох новых простыней, прохладу подушки и приятную упругость матраса. А вчера ушел!

Я долго лежал, стараясь не двигаться. Черт! Д я дышал через раз! Просто продолжал лежать, проклиная себя за то, что позволил ей остаться. Где был мой мозг? Ладно, я знаю, где он был. Мои извилины пытались найти нужные нервные окончания, чтобы заставить глаза оторваться от ее лица. В освещенной луной комнате, Яна сияла, как светлячок в ночи. Кожа лица была слегка красной, от интенсивного умывания, глаза сверкали невыплаканными слезами, а губы, искусанные в кровь, были покрыты еще не подсохшими коростами. Она кутала себя в одеяло, натягивая его к подбородку, тем самым выставляя обнаженные ноги моему взгляду. Впервые я не подглядывал, а просто смотрел, стараясь не пропустить ни единой мелочи. Подушечки пальцев пульсировали от неконтролируемого желания притронуться… ощутить нежность кожи, тепло тела… А то, как она прислонилась лбом к моему затылку, обжигая меня своим дыханием, превратившимся вскоре в размеренное сопение… Я не двигался, вбирая то тепло, которое ощущал от ее тела, а когда Яна отвернулась, выскользнул из своей кровати, покидая… Сдаваясь… Прячась…

Огромная квартира оказалась слишком маленькой. Единственная гостевая спальня была пропитана ароматом ее духов, в столовой стоял совершенно неудобный кожаный диван, при каждом движении, разрушающий спокойную тишину квартиры отвратительным скрипом. В кабинете оттоманка была слишком маленькой, поэтому уснул я в гостиной, с мыслью, что нужно обновить не только гардероб, но и мебель.

Тело, непривыкшее спать на диване, ломило. Тупая боль стреляла, задевая каждый позвонок, после чего била в основание черепа. Ладно, любое состояние — мысль. Чтобы изменить состояние, нужно перестать думать о том, что вызывает дискомфорт. Только дело в том, что, куда бы я ни направлял свои мысли, везде натыкался на головную боль, только проявления были разные. Мысли о Яне вызывали возбуждение, сопровождаемое болезненным стояком, размышления о вчерашнем праздничном «салюте» — гнев, от которого закипала кровь, а попытки связать эти лохмотья воедино, заканчивались одинаково — очередная сигарета хоронилась в хрустальной пепельнице. Не привык чувствовать. Трепет сердца, неровное дыхание, учащенный пульс, все это дико! И бесполезно. Ничем хорошим это не закончится. Нужно забыть! ЗАБЫТЬСЯ!

Я быстро собрался и выскользнул из квартиры, стараясь не разбудить Янку, потому что для одного утра возбуждения достаточно…

***

— Твой телефон разрывается!

— Принеси пиджак, брюнеточка! — потянувшись, перевернулся на спину, ломота в теле только усилилась. Мышцы бунтовали от проведенной в не комфортной обстановке ночи, а потом от бурного утра. Моя вчерашняя спутница стояла, прислонившись спиной к дверному косяку, выгнув спину, как кошка. Обнаженное тело притягивало к себе внимание, невозможно не смотреть. Она умела пользоваться своей привлекательностью. Определенно. Мягкие движения, взгляд из-под опущенных ресниц, закусывание губы, томные вздохи…. Ну, точно, Кошка!

— Котик, ты забыл мое имя? Меня зовут Н — А — С — Т — Я! — она проговорила свое имя по буквам, надеясь, что так я лучше запомню. Наивная.

— Что там с телефоном? — проследив за удаляющейся брюнеткой, я бросил взгляд на часы. Уже десять утра. Выйдя из дома в полседьмого, понял, что погорячился, тогда мне и пришла в голову мысль «сходить в гости». Ну, как пришла мысль, мне ее подсказали…

— Завтрак? — Настя бросила мне телефон.

— Да, я в душ. Утром ем кашу, — выскользнув из кровати, подошел к обнаженной брюнетке.

— Тебе повезло, — она запрокинула голову, чтобы посмотреть на меня. Ни капли смущения. Наоборот! Легкий румянец кричал о желании. Большая аппетитная грудь вздымалась, приковывая к себе взгляд. Упругие ягодицы, плоский животик, тонкая полоска волос на лобке. Затвердевшие соски терлись о мою грудь, едва касаясь.

— В чем?

— Как минимум дважды, — ее теплая ладонь легла на плечо, впиваясь острыми ноготками в кожу.

— О! Как.

— Во-первых, я умею готовить только кашу. Во-вторых, тебе повезло, что я вообще ответила на твой звонок в такую рань. Особенно после того, как ты бросил меня вчера, — ногти все сильнее вдавливались, а рука стала двигаться к груди, замедляясь на рельефе мышц.

— А я вообще везучий, — накрутил на палец прядь длинных волос.

— Меня могли убить!

— Не могли. А теперь я жду завтрак, — звонкий шлепок разрушил тишину. Брюнетка взвизгнула и, схватившись за попу, скрылась в глубине квартиры.

Закрывшись в ванной, сощурился, потому что здесь все было белоснежным, я словно очутился в раю! Белая занавеска, белый коврик, такие же полотенца, даже тюбики и баночки все были белыми, добивали яркие светильники, отражающиеся в глянце кафеля. Привыкнув к непривычной обстановке, встал под душ.

Мне очень нужна была разрядка. Собственная квартира превратилась в ад, жар которого плавил мой мозг. Поэтому брюнетка оказалась единственным выходом, чтобы не сорваться. Немного освежившись, зашёл в спальню. Дождь закончился, и в окно стало заглядывать солнце. Лучи заливали небольшое пространство, поигрывая на желтых портьерах. Сам по себе интерьер был безликий, не выдающий характера владельца. Сероватые стены, светлая мебель, большой зеркальный шкаф. На прикроватных тумбочках стояли фотографии. На одной брюнетка обнимала мужчину и женщину средних лет, по всей видимости, родители. А на другой ее целовал паренек. Лица было не видно, только профиль. Интересно. Ну, не муж — это точно. Лазарев не смертник, чтобы подсовывать замужнюю. Завернувшись в полотенце, пошел осмотреть квартиру, потому что, придя «в гости», думал об экскурсии в последнюю очередь. Довольно просторная квартира, с хорошим ремонтом, дорогой мебелью. Да и сама дамочка была ухоженной. Такие, как она, ходят в дорогие рестораны просто попить кофе, чтобы склеить платежеспособных папиков. Обойдя все комнаты, убедился, что никаких сюрпризов не припрятано, направился в кухню.

— Ты очень любишь белый цвет! — почему-то ни капли не удивился, обнаружив, что и кухня у брюнетки кипельно — белого цвета. Глянцевые поверхности, у окна круглый стол, накрытый кружевной скатертью. — Или ты хочешь смотреться на этом фоне ярче?

— Да. Люблю. А еще я люблю цветы. Розы, — она накинула на себя прозрачный халатик, в просвете которого хорошо просматривалось красивое тело. Брюнетка плавно покачивала бедрами, помешивая кашу. — Особенно с утра! И желательно до секса!

— Хорошо, что не вместо! — я добрался до телефона, просматривая список пропущенных звонков. Начнем с Бояры. — Жалуйся!

— Ты жив? — даже через трубку почувствовал выдох облегчения Пахи.

— Не дождетесь, — рассмеялся я, закуривая. Настя открыла окно и поставила пепельницу.

— Есть чем поделиться?

— Нет, давай на неделе съездим к Маре? Попробую выбраться. Папенька его далеко упек?

— Ну, ехать где-то час! Тогда лучше в выходные.

— Договорились.

На столе появился завтрак. Настя села на стул, подобрав под себя ноги. Она так масляно смотрела на меня, медленно хлопая длинными ресницами, закусив губу.

— Что?

— Ты всегда такой прямолинейный? Мне впервые пришлось слышать, что мужчина едет ко мне в седьмом часу утра, чтобы тра*нуть. Обычно все говорят довольно завуалировано, ссылаясь на кофе, гости и прочую ерунду.

— Если я еду, чтобы тебя тра*нуть, то так и буду говорить.

— Ты таким образом намекаешь, что заедешь еще раз? — Настя откинулась на спинку, дернув пояс символического халата, оголяя грудь.

— Все зависит от количества вопросов, которыми ты планируешь меня засыпать, — сделав над собой усилие, вернулся к телефону.

— А если я буду молчать? Если просто буду ждать тебя? — она закинула правую ногу мне на колено, цепляя пальцами край полотенца.

— Тебе придется приготовить кашу заново…

***

— Ты сдох, что ли? — Лазарев изо всех сил старался не заорать.

— О! Ты не в духе? — уже сев в машину, решил позвонить Лазарю, от которого было двадцать пропущенных.

— Если ты не помнишь, то нас вчера чуть на тот свет не отправили! — вот теперь он перестал сдерживаться и завопил что есть сил. — Я с самого утра пытаюсь до тебя дозвониться! Приехал, а Янка говорит, что тебя нет! Где ты, мать твою?

— Не истери!

— Ладно, приезжай ко мне…

Лазарев жил в том же поселке, что и Моисей. Россыпь красивых особняков находилась недалеко от города. Посёлок, окутанный удобной развязкой, благодаря которой было удобно добраться до любого района города, не торча в многокилометровых городских пробках, привлекал внимание богатеньких бизнесменов. Он был удачно спрятан в глубине леса с удобным выходом к красочной реке. Несмотря на малую отдаленность, воздух был по сумасшедшему пьянящим. Чистым, ароматным и по — настоящему богатым на оттенки свежести. Таким, что хотелось закрыть глаза. Большой коттедж из серого кирпича стоял на самом отшибе, окруженный высокими соснами. Массивный забор, камеры по периметру, а на цепи огромный алабай.

— Фу! — Серега сидел на крыльце. От грозного крика пес бросился в вольер, тихо поскуливая.

— Ты определенно не в духе. Вещай.

— Я тебе не радио, — зарычал он, делая глоток кофе.

— Боже! Ты так страшен в гневе. Ну же, Лазарев? Что тебя вывело из себя? Ты столько лет с Моисеем! Что, ни разу не доводилось бывать в перестрелках? — я смеялся, потому что изрядно улучшил свое настроение с самого утра.

— Х*ли смеешься? Ты, что обдолбался? — Серега вскочил, встав передо мной. — Не-е-ет… Да ты нат*ахавшись. Ну, Наська! Мастер своего дела.

— Вот и хорошо, что поняли друг друга! А теперь давай к делу. Камеры снял?

— Да! И уже отсмотрел.

— Я знал, что пока меня нет, твой мозг подскажет, что делать.

— Придурок! — Лазарев пнул меня и пошел в дом. — Это люди Макова.

— Так… Что-то знакомая фамилия.

— Мелкий бандюга. Ему уже за пятьдесят. Есть сын. Курирует несколько рынков и так, по мелочи. Очень хочет подняться, только старшие его не пускают!

— Чем он им не угодил?

— Резвый, плохой послужной, грязно работает! Да и наверху у него мало союзников. Моисей его как может сдерживает, но тот уж очень сильно старается подпрыгнуть к потолку.

— Потолок, говоришь? Не все понимают, что, стремясь к нему, рискуешь упереться, попав в ловушку. «Папе» уже сообщил?

— Да. Он сказал, чтобы делали все, как нужно. Сказал, что не потерпит беспредельщиков, но и кровь ему сейчас не нужна. — Серега зло швырнул чашку в раковину, отчего она раскололась. — Как можно все сделать правильно, не начав войны?

— Можно, но сложно. «Папе» шум не нужен. У «папы» контракт во Владивостоке. Шум пугает деньги, а кровь пугает большие деньги! — пока Серега варил кофе, я решил осмотреться. Сдержанные тона интерьера, идеальный порядок. На поверхностях нет ничего лишнего. Ни единой мелочи. Ничего, что могло бы хоть как-то охарактеризовать его. Пусто. Стерильная чистота. Как в армии.

— Служил? — я на автомате провел пальцем по верхней полке, в поисках пыли. Чисто.

— Отвали. Сам знаешь, что нет! Что будем делать?

— Давай прокатимся? — я закурил, открыв окно во двор, где царил такой же порядок. Хм…

— Одни?

***

Динар, которого пришлось взять по требованию Лазаря, остался в машине у въезда в промзону. Огромное складское помещение, где собирались головорезы Макова, находилось на самой окраине города. К нему вела грунтовая дорога, просматриваемая на многие сотни метров. Конечно, нас уже ждали. В открытых ангарных воротах стоял парень, на плече которого висел автомат.

— Скала! Если я сегодня выйду отсюда живым, с меня поляна, — Лазарев нервно прошелся рукой по поясу джинс, за которым был спрятан ствол.

— Маков не знает меня, но прекрасно знает, кто ты. Поэтому помолчи, говорить буду сам!

— К кому? — парень скинул автомат, щелкнув предохранителем.

— К хозяину.

— Как представить?

— А скажи просто, что Чип и Дэйл в гости пожаловали! — я ухмыльнулся, рассматривая охранника. Парень не знал, как реагировать. Судя по взгляду, он прекрасно узнал Серегу, а осматривая меня, постоянно поджимал губы. — Что застыл?

— Никич, пропусти, — из амбара вышел еще один бугай. Он кивнул нам и направился вовнутрь.

Полукруглая крыша была в дырах, через которые сочился солнечный свет. В мрачной темноте амбара эти лучи выглядели словно мечи, рассекающие тени. Просторное помещение было разделено на зоны. В самом углу стояли тренажеры, на которых потели парни. В центре был установлен ринг, у стены висели груши. А у противоположной стены стоял стол, за которым сидел Маков.

Светлые волосы, карие глаза, резкие черты лица. Через бровь проходил довольно глубокий неровный шрам. Он поднялся с кресла, пересев на край старого письменного стола.

— Лазарь, — старик кивнул Сереге и переключился на меня. Прищурившись, стал внимательно изучать лицо. — Призрак! Вот ты какой. Признаться, я думал, что это миф. Не может человек с твоей репутацией оставаться незамеченным. Кого ни спросишь, все о тебе знают, но никто не видел. А я вот увидел! Поделишься опытом с моими мальчиками? Увидел Призрака! С ума сойти! Сколько великих душ на твоем счету? Черт! Кому скажу — не поверят!

— Я не даю бесплатных советов, и, если не хочешь присоединить свою душу к великим, советую фильтровать свои слова.

— Хм. Ладно. Как знаешь! Тогда зачем пожаловали? — Маков снова сел в кресло, а для нас поставили два пластмассовых стула.

— Сколько в городе таких, как ты? — я проигнорировал обшарпанный стул и прислонился плечом к пыльной стене.

— Что ты имеешь в виду? — Маков сплел пальцы обоих рук, щелкнув суставами. Этот звук пронесся по амбару, подчеркивая мертвую тишину. Пропал звук ударов по грушам, смех, скрип обуви о поверхности ринга. Молчало все. Да и сам Маков явно держал себя из последних сил.

— Таких мелких бандитиков, в подчинении которых от силы двадцать ребят? — я развернулся, прислонившись к стене спиной, и закурил. На меня были направлены все взгляды. Кто-то зло щурился, а некоторые ждали реакции хозяина, открыв рот. — Много, да? Эх, Маков. А сколько спит и видит, чтобы прибрать твоих парнишек к себе? Я смотрю, они парни спортивные. Такие на дороге не валяются. Вот, например Валера. Говорят, он нашел подход к смотрящим?

— Ты понимаешь, что говоришь? Вас только двое! Не боишься не выйти отсюда? — процедил Маков. Он стал осматривать своих парней, оценивая реакцию на нас.

— Нет.

— Почему? — Маков разжал руки, бросив их на колени. Резкие движения выдавали его. Нервничает. Значит, боится.

— Страх возникает от жажды жизни. А я ее познал. Не боюсь смерти, потому что сам доставляю ее на дом.

— Хм… ничего не держит здесь?

— Абсолютно!

— Убиваешь, потому что не ценишь чужие жизни! А не ценишь, потому что не держишься за свою.

— Не тебе учить меня, но в целом ты прав. Да и не рискнул бы назвать извращенные испорченные отрезки времени, данные некоторым ублюдкам, жизнями. — Затушив окурок о стену, щелчком отправил его в пепельницу, стоящую на столе. — Я вчера был приглашен на открытие ресторана.

— И, как? Хорошо погуляли? — Маков закатил глаза.

— Очень! До тех пор, пока твои ребятки не обстреляли нас! И я хочу того, кто это сделал, — меня стал раздражать наш разговор. Маков ходил вокруг да около.

— Я тебе, что, в «американку»¹ проиграл? — взвыл Маков, вскочив с кресла. Он снова закатил глаза.

— Ты проиграл тогда, когда затеял беспредел! Не прикидывайся, что не знал, чей это ресторан? Ты первый пришел на чужую территорию. И не мне тебе объяснять, что делается в таких случаях.

— Хм… А как ты оказался у Моисея? Как он заполучил тебя?

— Я не работаю на него.

— Тогда в чем твой интерес? — Маков подошел ко мне так близко, что я почувствовал запах спирта, завершающий «букет» из микса ароматов дорогого одеколона с дешевым табаком. Он оскалился, демонстрируя желтые, с отвратительными сколами, зубы.

— А я терпеть не могу, когда в меня палят, — сделал шаг навстречу, спиной ощущая напряжение Лазарева. — Не привык я быть мишенью! К тому же, ты не тот, кто будет решать, сколько мне осталось жить.

— Что у тебя есть на меня? — зашептал Маков, перед этим закатив глаза. — Иначе бы ты не пришел «голым».

— Смотря насколько низко ты хочешь упасть. Говорят, ты хочешь прыгнуть высоко? А как смотрящие относятся к из…

— Хорошо, — Старик сделал шаг назад и, не решаясь повернуться спиной, отошел к столу. — Мальчики у меня горячие. Не доглядели! Погорячились! Вчера в том ресторане должен был быть прием, на который позвали всех журналюг города. А у Кима есть вопросы к некоторым! Не любит он их, вечно пишут гадости эти бумагомаратели!

— Ким? — громко крикнул я и быстро обвел глазами амбар. Дрогнул только один. Высокий амбал, стоящий у ринга, быстро стер испуг, спрятав его за дерзким оскалом.

— Моисею передай мои извинения. Попутали мои ребятки территорию. С кем не бывает. Молодость! Ким получит строгий выговор! Не переживай! — Маков сел в кресло и достал папиросу. Желтыми пальцами размял сигарку, стряхнув табак, отправил ее в рот.

Я бросил быстрый взгляд на Лазаря, надеюсь, он поймет, что, поворачиваясь спиной к толпе, я надеюсь только на него. Оттолкнулся от стены, направляясь к рингу. Толпа рассосалась, оставив «шестерку» одного. Бритоголовый, светлые глаза, большой нос, под глазом весьма убедительный синяк. Из-под ворота футболки выглядывал край неаккуратной, скорее всего, самодельной наколки. Были ходки. Парень стоял, вальяжно перебросив левую руку через канат, а правой небрежно вертел «стечкина». Терпеть не могу, когда к оружию относятся пренебрежительно. Без уважения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Американка — игра, при которой проигравший выполняет все требования выигравшего.