Клинком и сердцем. Том 3

Евгения Соловьева, 2020

Разлом закрыт и теперь ничто не мешает героям жить счастливо. Вот только разоренной демонами стране грозит голод, под сердцем у Лучано по-прежнему таится проклятие, репутация Айлин разрушена, королева вовсе не собирается уступать трон кому бы то ни было, а почтенных магов очень беспокоит загадочный аркан, спасший жизнь последнего принца крови.

Глава 3

Высокие ставки

Что-то изменилось. Аластор понял это, едва успев проснуться, хотя никаких видимых причин для беспокойства вроде бы не было. Тело уже не ныло так, будто он свалился с лошади, и чашка с шамьетом не показалась непосильной тяжестью, как вчера. Руки, во всяком случае, не дрожали.

Аластор усмехнулся про себя: хорош герой, на ноги встать страшно. Вон, Лучано уже вовсю болтает с хорошенькой целительницей, которая принесла им завтрак, и ходит по палате… Кстати, а почему их кровати стоят так близко?! И… Он наконец понял, что именно изменилось. Ширма!

— Лу! — позвал он, когда разрумянившаяся от комплиментов девица выпорхнула из комнаты. — Зачем это?

И указал взглядом на тёмное полотно, перегородившее комнату так, что кровати пришлось почти сдвинуть.

Итлиец, кормивший Перлюрена остатками своего завтрака, посмотрел на Аластора очень странным взглядом и бесстрастно поинтересовался:

— А ты не помнишь?

— Я должен что-то помнить? — Аластор приподнялся, чтобы опереться о подушку, и скривился от боли. — Когда её поставили? Вечером же ничего не было. — Он осёкся, внимательно посмотрел на Лучано и вкрадчиво уточнил: — Ну и что теперь мне лучше не знать?

— Альс! — Итлиец обиженно вскинулся, выпустив енота из рук. — Я бы и так всё рассказал!

— Тогда рассказывай, — согласился Аластор и опять отпил пару глотков шамьета.

Снова поморщился, на этот раз не от боли, а вдруг оценив разницу между этим напитком и тем, что варил в походе Лу. Вроде бы и мёда в шамьете хватает, и не горчит, но… Всё равно, что сравнивать месьора д’Альбрэ с обычным фехтовальщиком. Однажды поняв разницу, уже ни за что не перепутаешь.

Лучано вздохнул, опять подхватил Перлюрена и каким-то подозрительно равнодушным тоном сообщил:

— У тебя ночью был кошмар. Очень сильный. Странно, что ты его не помнишь, но, может, это и к лучшему. Тебя били судороги, как в падучей, даже грандсиньор Бреннан ничего не мог сделать. И грандсиньор Дункан — тоже. А потом… — Он прерывисто вздохнул и тем же нарочито ровным тоном закончил: — Потом пришла синьорина Айлин, мы с ней оказались рядом, и всё прекратилось. Ты просто уснул и проспал до самого утра.

— Так… — Аластор снова посмотрел на ширму и обострившимся в последнее время чутьём на неприятности понял главное. — Я спал? А где были вы?

— Здесь, — бледно улыбнулся Лучано. — За этой перегородкой теперь стоит кровать синьорины. Господа маги считают, что это должно помочь, пока не получится убрать последствия второго ритуала.

— Второго… ритуала?

Аластор испытал почти непреодолимое желание встать, взять этого кошака итлийского за шиворот и хорошенько встряхнуть, чтобы из него вылетело сразу всё. Какой второй ритуал?! Какие последствия?! И почему Айлин теперь придётся жить в этой же комнате?! Это непристойно в высшей степени! Если в походе к Разлому им приходилось делить палатку по необходимости, то здесь, в Академии, подобное нарушение этикета оправдать нельзя. Но неужели маги Ордена это не понимают?!

— Лу… — сказал он тихо и вроде бы спокойно, но итлиец, у которого чутьё было даже лучше, чем у самого Аластора, заметно напрягся. — Если ты сейчас же не расскажешь мне всё по порядку с самого начала, я… тебе хвост оторву!

В последний момент он всё-таки проговорился, забыв, что имеет дело не с Паскудой, но Лучано не обиделся, только посмотрел укоризненно, и Аластору стало почти стыдно. На пару мгновений, не больше! А потом он допил шамьет — как можно было так испортить вкусный напиток? — и сел поудобнее, опираясь на высокие подушки, а Лучано, снова вздохнув, спустил енота с коленей и принялся рассказывать.

Всё по порядку, как Аластор и потребовал. О том, как на холме появился один из орденских магов, причём не Бастельеро, как смутно ожидал Аластор, а какой-то иной, совершенно ему не знакомый. Дункан Роверстан, магистр Белой гильдии. Как этот разумник подхватил выпавшую из Разлома Айлин и принялся спасать Аластора. Как Айлин, видя, что надежды нет, провела ритуал. Тот самый, второй, в который по уши влез уже и Лучано. Подарочек дона Раэна, чтоб его… Не мог объяснить заранее, что это за гадость, раз уж подарил?!

Услышав про магическую метку, Аластор молча закатал сначала один рукав, затем второй. Глянул — и его передёрнуло. Чёрная вязь оплетала руки и выглядела не нарисованной, а словно впаянной в кожу, едва заметно выступая над ней. Какие-то веточки, острые листики, шипы… Ничего особенного, даже было бы красиво, наверное, но от метки веяло чем-то невероятно чужим и странным. Аластора передёрнуло, и он опустил рукава.

— У тебя тоже? — спросил отрывисто, и Лу кивнул.

— На одной, — уточнил он спокойно. — Слева. А у синьорины Айлин — справа. Насколько я понял грандсиньоров магов, эти метки нас и связывают.

«Словно клеймо на породистом жеребце, — с неприязнью подумал Аластор. — Простой честный шрам был бы куда лучше. Впрочем, не мне жаловаться. Если эта метка спасла мне жизнь… Интересно, а откуда на холме взялся этот маг? Как его… Роверстан? Да, точно, Дункан Роверстан…»

Спрашивать об этом он не стал — откуда Лучано знать? А тот продолжал рассказывать в подробностях и, кажется, ничего не утаивая. Как вскоре после второго ритуала открылся портал, и на холм явились маги из Академии во главе с самим лордом-протектором. Ах, он теперь, оказывается, ещё и Архимаг?

«Осталось только на трон взойти, — ядовито подумал Аластор. — Все остальные возможности возвыситься лорд Бастельеро уже использовал. Впрочем, если у него получится и это, я уж точно в претензии не буду».

— Значит, убрать метку, — он кивнул на свою правую руку, — пока нельзя?

Лу молча помотал головой.

— А вам… придётся быть рядом со мной?

Лучано так же молча кивнул, словно у него кончились слова — явление для говорливого итлийца настолько необычное, что Аластор даже отвлёкся от собственных тяжёлых дум.

— Слушай, — начал он неловко, — я понимаю, что ты на такое не рассчитывал. И если я смогу как-то исправить… Я всё для этого сделаю!

«Они же действительно оказались ко мне привязаны, — осенило его. — И Лу, и Айлин! Но… как теперь быть? У них собственная жизнь. Айлин должна продолжить учёбу, а Лу снова уедет в Итлию… или куда-нибудь ещё, куда его позовёт ремесло наёмника. Я не могу требовать, чтобы они остались рядом со мной, просто не имею на это права! И ни за что не стану даже просить. Но маги, наверное, сделают с этой связью что-нибудь. И всё закончится!»

Он представил, что приходит новый день — а они, все трое, расстались. Больше нет необходимости делить одну палатку и добытую Пушком дичь. Айлин не станет сушить волосы у костра, а Лу — расчёсывать их, жмурясь от удовольствия и думая, что никто этого не видит. Не будет шамьета, сваренного в котелке, но куда вкуснее, чем у поваров Академии. Не будет пахнущей дымом одежды и мохнатого тела Синьора Собаки, как зовёт его Лу, греющего им всем ноги в палатке. И лютни на привалах, и фырканья Искры…

Вообще не будет ничего, связавшего их навсегда теснее, чем родных братьев и сестру! Ни опасностей, ни боли и смертей, ни той особой искренности, что возможна лишь с людьми, которым доверяешь свою жизнь. Они… просто снова пойдут каждый своей дорогой! А главное, с чего он, Аластор, взял, что кому-то из них нужна эта связь?

— Не бери в голову, Альс, — опять улыбнулся Лучано, и фальшь в этой улыбке мог бы заметить только тот, кто видел совсем другие улыбки итлийца. — Я останусь, пока буду тебе нужен. Думаю, её величество поймёт все обстоятельства. А синьорина…

— Кстати, где она? — встрепенулся Аластор. — Я должен её увидеть…

Мысли теснились, не желая облекаться в слова должным образом. Конечно, он не станет упрекать Айлин! Лу был прав, она не могла поступить иначе. Но он должен сказать ей… Сказать всё!

— Ушла, — отозвался Лу. — Сказала, что идёт в купальню, а потом к себе в комнату, забрать кое-какие вещи. Альс, ты же не думаешь, что девица обойдётся гребешком и парой лент, если вернулась домой? Да я бы сам сейчас из купальни неделю не вылез! Но надо подождать, пока всё заживёт…

Он продолжал болтать, и Аластора почти отпустила странная тревога, накатившая, стоило подумать о проведённом ритуале. Здесь полно могущественных магов, придумают что-нибудь! Главное, что всё закончилось. Ведь закончилось, правда?! И он, и Айлин с Лучано живы, почти здоровы, не покалечены. Айлин даже магию не потеряла! Всё остальное можно исправить или вытерпеть…

В дверь постучали, Лучано смолк, а в следующее мгновение она открылась, и в палату шагнул высокий худой человек в белом, которого узнал бы любой дворянин Дорвенанта. Серебро когда-то золотистых, а ныне седых волос, тёмно-серые проницательные глаза на бледном лице, почти лишённом морщин. И взгляд, безусловно, доброжелательный, но всё равно Аластору захотелось выпрямиться под ним, словно удерживая давящую тяжесть.

— Лорд Вальдерон, — спокойно сказал канцлер Аранвен, не спрашивая, а утверждая. И внимательно посмотрел на Аластора. — Сударь Фарелли…

Взгляд, похожий на арбалетный прицел, переместился на Лучано. Понятливый итлиец вскочил с постели, поклонился и заявил:

— Моё почтение, грандсиньоры! Кажется, моему еноту необходимо погулять. С вашего позволения!

Он подхватил Перлюрена и, дождавшись едва уловимого, но, несомненно, одобрительного кивка гостя, выскочил в коридор. А лорд-канцлер присел на стул напротив кровати Аластора, положил на колени кожаный футляр для бумаг и так же негромко уронил:

— Я чрезвычайно рад видеть вас живым и в добром здравии, ваше высочество.

«Началось», — подумал Аластор так равнодушно, будто слова первого человека в государстве после короля относились к кому-то другому.

— Прошу прощения, милорд, — сказал он с должной учтивостью, — но вы ошибаетесь. Я наследник рода Вальдерон и никем иным быть не могу. Полагаю, вам это известно лучше, чем любому другому. Если не ошибаюсь, это ведь вы устраивали брак моих родителей, — вовремя вспомнил он слова отца.

В тёмно-серых глазах канцлера появился интерес, и он посмотрел на Аластора ещё внимательнее. Несколько мгновений длилось молчание, потом Аранвен снова заговорил:

— Вы совершенно правы, мой юный лорд. Однако это положение дел перестало быть верным два дня назад. Вот здесь, — он показал на футляр, — документы геральдической королевской коллегии об исследовании вашей крови. Я приношу самые почтительные извинения, что ритуал провели без вашего ведома и позволения, но обстоятельства не позволяли с этим тянуть. Однако счастлив сообщить, что ваша принадлежность к роду Дорвеннов не может вызвать ни малейшего сомнения. Теперь вы самым законным образом подтверждённый и признанный принц крови, последний и единственный наследник трона по мужской линии.

— Признанный кем? — бросил Аластор, чувствуя, как внутри разгорается гнев. — Разве может признать бастарда кто-то другой, кроме его… отца?

— Это возможно в особых обстоятельствах, — бесстрастно ответил Аранвен. — Например, если родитель умер или погиб. В таком случае ответственность за установление истины берёт на себя геральдическая коллегия. Ваш случай далеко не единственный.

— А эта коллегия всегда ждёт больше двадцати лет?! — выдохнул Аластор. — А потом копается в грязном белье, чтобы разрушить семью? Опозорить женщину, которая и так пострадала, измазать грязью репутацию мужчины, который спас её и ребёнка? Милорд Аранвен, я глубоко благодарен вам за то, что обрёл в лице лорда Вальдерона настоящего отца. Но я отказываюсь признавать себя сыном человека, который так поступил с моей матерью. Не говоря уж о том, что он меня так и не признал. Да что там признать! За всю мою жизнь он уделил мне пару слов на представлении ко двору! И я должен иметь к нему какое-то отношение?!

Он чуть понизил голос, понимая, что говорит слишком громко. Но Аранвен, казалось, ничуть не оскорбился. Сложив изящные бледные руки на футляре с документами, он рассматривал собеседника с интересом, словно редкую книгу или диковинную зверюшку. Дождался, когда Аластор отдышится после приступа резкой боли, а потом сообщил так же ровно и спокойно:

— Я понимаю ваше возмущение, лорд Вальдерон.

Аластор хотел высказать всё остальное, что накипело на душе, но запнулся, услышав этот бесстрастный, чуть утомлённый голос, а главное — обращение! Канцлер с ним не спорил! Неужели… он признал доводы? Однако следующей фразой Аранвен подтвердил опасения, что лёгкой победы в этом споре Аластору не видать.

— Но прошу заметить, — уронил он, — что ритуал исследования крови подтверждает не отцовство, а принадлежность к определённому роду. Скажите, разве все остальные Дорвенны перед вами чем-то провинились?

— Причём тут они? — возмутился Аластор. — Вы же хотите, чтобы я признал себя сыном совершенно определённого Дорвенна! Именно того, который отказался от меня и матушки!

— Я? — приподнял серебристые брови канцлер. — Благие с вами, милорд. Неужели из моих слов можно сделать такой вывод? Я полностью разделяю ваше возмущение поступком его величества. Это было весьма непорядочно с его стороны. Правда, я могу поручиться честью, что король всю жизнь сожалел об этом, но слова мало что стоят без поступков. Поверьте, я вполне понимаю вашу привязанность к лорду Себастьяну и всецело её одобряю. Никто не требует от вас отказываться от рода Вальдеронов. В конце концов, вы единственный и признанный наследник.

— Ничего не понимаю, — вырвалось у Аластора. — Нельзя же быть одновременно Вальдероном и Дорвенном!

— Нельзя, — невозмутимо согласился канцлер. — Зато можно признать себя Дорвенном по крови и сохранить титул лорда Вальдерона в качестве одного из малых титулов, а затем передать его кому-то из своих детей. Что касается урона репутации ваших родителей, то… всё зависит от того, как представить это двору. Родить бастарда короля — поступок не слишком почтенный, но подарить Дорвенанту спасителя и восстановить едва не угасший великий род Дорвеннов — это милость Благих, не иначе. Не нам спорить с их решениями.

В палате стало так тихо, что Аластор прекрасно слышал листву, шелестящую за окном. А ещё быстрый и тут же прервавшийся стрёкот енота… Оставалось надеяться, что на последний звук обратил внимание только он.

— Вы всё продумали, да, ваша светлость? — сказал он так же тихо, как до этого Аранвен. — Скажите, а чем вас не устраивает возвести на трон одну из принцесс? Они совсем юны, но ведь можно назначить регента. Я не слишком хорошо разбираюсь в политике, но есть вы, есть лорд Бастельеро… Зачем вам именно я? Кровь Дорвеннов продолжится в детях их высочеств Алиеноры и Береники.

— Не по мужской линии, — возразил канцлер. — А учитывая, что принцессы пошли в мать, не сохранив родовые черты Дорвеннов, можно с уверенностью утверждать, что они унаследовали кровь Дорве в куда меньшей степени, чем вы.

Он вздохнул и проникновенно взглянул Аластору в глаза, а потом задумчиво поинтересовался:

— Могу ли я узнать, почему вы так упорно отвергаете то, что положено вам по праву? Обида на его величество? Это веский довод, но король, как бы он с вами ни обошёлся, умер, а Дорвенант жив и нуждается в вас. Это наследие ваших предков, милорд, ваша страна, и она молит вас о помощи. Юные принцессы, даже при наличии регента, это совсем не то, что нужно для уверенности в будущем. Никто не собирается лишать их подобающего положения, но трон и корона Дорве должны принадлежать тому, кто способен их удержать и защитить. Вы молоды, сильны, прекрасно воспитаны и овеяны героической славой спасителя — Дорвенант примет вас с радостью! Будучи королём, вы сможете повести его к процветанию. Право, я не понимаю вашего отказа от заслуженной награды…

— К процветанию? — фыркнул Аластор. — Милорд канцлер, я действительно выгляжу провинциальным неучем, способным поверить в эти красивые обещания? Вы пытаетесь всучить мне нищую страну, разорённую демонами даже меньше, чем её собственными лордами. Я проехал от столицы до южной окраины, и знаете, что я видел? Голодные деревни и города! Рынки с ценами, взлетевшими до небес. Необработанные земли. Жителей, которые косятся на каждого чужака, подозревая в нём грабителя. Менял, обманывающих путников и уверенных в своей безнаказанности. И селян, знающих, что скорее умрут от голода, чем получат помощь у своего сеньора! Процветание! Да будь Дорвенант лошадью, я бы посоветовал избавить её от мучений, сдав на скотобойню! Простите, милорд канцлер, но я с четырнадцати лет помогаю отцу вести хозяйство. На землях Вальдеронов порядок и то самое процветание, о котором вы говорите, но лишь потому, что мы с отцом старались ради этого много лет. Я знаю, что такое управлять большим поместьем! Это ежедневные заботы, которые никогда не заканчиваются! А вы хотите, чтобы я взял на себя ответственность за весь Дорвенант?! Чтобы отказался от собственной жизни, которая мне нравится, и полностью лишился свободы?! Ваша награда выглядит хуже каторги, с той, говорят, хоть сбежать можно! А от короны, которую сам согласился надеть, уже не сбежишь.

Он замолчал, с трудом переведя дух и вдруг устыдившись собственных слов. Теперь Аранвен будет думать, что имеет дело с трусом и лентяем, уходящим от исполнения долга. Ну и пусть думает! Потому что три недели путешествия к Разлому и даже готовность пожертвовать собой несравнимы с пожизненным исполнением обязанностей короля. Шагнуть в лапы хоть демонам, хоть самому Барготу — подвиг. А то, что предлагает Аранвен, — участь рабочей лошади, пусть даже этой лошади полагается самый лучший корм и богатая сбруя.

— Я чрезвычайно рад, что не ошибся в вас, лорд Аластор, — уронил канцлер, поднимаясь со стула. — И прошу только об одном — подумайте над собственными словами прежде, чем дадите мне окончательный ответ.

— Он окончательный! — упрямо заявил Аластор, но величественный лорд покачал головой, так что благородная серебряная седина блеснула на солнце.

— Позвольте мне пока его не принять, — мягко попросил он и, отступив на шаг, отвесил изысканный глубокий поклон, положенный для прощания с лицами королевской крови.

Аластор молча склонил голову, благо больному или раненому, лежащему в постели, это дозволялось. Оставив футляр с документами на столике у кровати, Аранвен прошествовал до самой двери, но возле неё обернулся и посмотрел на Аластора с прежним непроницаемым лицом. Только во взгляде его что-то изменилось.

— Я старый человек, лорд Аластор, — сказал он совершенно спокойно. — Врата Претёмных Садов кажутся мне всё ближе. Но в этой стране будет жить мой сын, мои родичи и множество других не безразличных мне людей. И я всей душой желаю, чтобы Дорвенант благоденствовал. Сейчас тот редкий миг, в который судьбу нашей страны можно повернуть к лучшему или к окончательной гибели. Будь у меня ещё одна жизнь, я бы с радостью потратил её на благо Дорвенанта, как уже потратил эту. О, я прекрасно знаю, какова цена, которую платят за власть. Ни один разумный человек не назовёт её малой. Но я всё же прошу… нет, я умоляю вас взять корону, чего бы это вам ни стоило. Кораблю, лишённому руля, не помогут поднятые паруса, они лишь скорее погубят его. Дорвенанту нужен король. А король, знающий, что власть — это не только удовольствия, нужен во много крат больше. Я навещу вас через несколько дней, с вашего позволения, но если примете решение раньше, прошу известить меня в любое время.

И он вышел, прикрыв за собой дверь и оставив Аластора растерянным и пристыженным.

Через несколько минут дверь открылась, и в палату проскользнул Лучано с Перлюреном на руках. Енот держал в лапах ветку с какими-то ягодами и упоённо лопал их, перемазав мордочку тёмным соком. Спустив его на пол, итлиец растянулся на своей кровати, лениво отщипнул кусочек оставшейся от завтрака булочки…

— Всё слышал? — прямо спросил Аластор, вспомнив стрекотанье под окном.

— Да, — спокойно ответил Лучано. Помолчал и добавил: — Но у меня нет приказа сообщать её величеству обо всём, что я вижу и слышу. Если только она не задаст прямой вопрос. Но… откуда ей знать, в каких именно кустах любит гулять Перлюрен?

— Вряд ли для неё это тайна, — буркнул Аластор. — То есть про меня, а не про Перлюрена. И… что думаешь?

— Ты спрашиваешь моего мнения? — изумился Лу, приподнявшись на локте и повернувшись к Аластору. — Становиться тебе королём или нет?!

— Это я и сам знаю, — с досадой отозвался Аластор, чувствуя себя дураком, потому что так и не нашёл в разговоре с канцлером нужных слов. Как можно объяснить, что отчаянно боишься не справиться? Это ведь тоже трусость, хоть и другого сорта, чем та, что он показал. — Корона мне не нужна! Я сын своего отца и никогда не хотел быть кем-то другим. Настоящего отца, понимаешь?

Он искоса глянул на Лучано, который достал платок и принялся старательно оттирать измазанную мордочку и лапы Перлюрена, словно в мире ничего нет важнее. Это Аластор мог понять, он и сам шёл чистить лошадей, когда нужно было хорошо подумать. Хм, выходит, Лу сейчас о чём-то усиленно размышляет? Потому что в последнее время енот отлично умывался и сам.

— Знаешь, Альс… — начал задумчиво Лучано, не поднимая взгляда от попискивающего зверька. — Я ничего не понимаю в ваших дорвенантских делах, но… Королева Беатрис — она ведь Риккарди, верно? Риккарди — это деньги, много денег. И если у ваших грандсиньоров есть капля разума, они не выпустят из рук такой золотой источник. Но если разума у них больше капли, то и остаться на троне регентшей при своих дочерях они Беатрис не позволят. Потому что Риккарди тогда очень быстро приберут к рукам весь Дорвенант. Страна у вас хоть и бедная, но выжать из неё можно много, если правильно взяться за дело, а Риккарди это умеют. Им плевать, сколько в девочках-принцессах итлийской крови, а сколько — дорвенантской, главное, чтобы могли подписывать векселя и правильно вышли замуж. И, думается мне, грандсиньор канцлер это понимает лучше нас. Поэтому остаёшься ты. Молодой, красивый, да ещё и герой. И он запихнёт тебя на трон, чего бы ему это ни стоило. А вернее, чего бы это ни стоило тебе.

— Не понимаю, — угрюмо сказал Аластор. — А если я не соглашусь? Нельзя короновать кого-то против его воли.

Лучано посмотрел на него с обидной жалостью, как на несмышлёного ребёнка, и мягко пояснил:

— Это ты сейчас так думаешь. На самом деле ещё как можно. М-м-м… Ну представь, ты откажешься — и что дальше?

— Уеду домой, — убеждённо отозвался Аластор. — В поместье. И носа больше в столицу не покажу! Пусть возводят на трон, кого хотят. В самих Аранвенах достаточно крови Дорве!

— Уедешь, — кивнул Лучано. — Я даже не сомневаюсь. Но если бы грандсиньор канцлер хотел сесть на трон или усадить туда своего сына, он бы так и сделал. Беда в том, что ты, Альс, всегда будешь упрёком любому, кто на этот трон взойдёт. Опасным упрёком. И захоти кто угодно свергнуть короля — любого короля! — лучше предлога, чем твои права, не найти. Ты же последний и единственный по мужской линии претендент, остальным тебя никогда не догнать! И любой король всегда будет бояться, что ты передумаешь. Или что тебя попросту используют, как знамя, под которое соберутся все недовольные. Понимаешь? Ну и как тебя в живых-то оставить при этом?

— Что? — растерялся Аластор, так просто и обыденно Лучано это сказал. — Ты думаешь, меня убьют? Но я же откажусь от трона! Поклянусь Благими!

— Благие высоко и далеко, — пожал плечами итлиец. — А корона — вот она. Альс, я верю, что ты не нарушишь клятву по своей воле. Но у тебя ведь есть родные, верно? Родители, сёстры… А теперь скажи, сможешь ли ты сдержать клятву, если твои батюшка с матушкой однажды пропадут из вашего поместья? А потом ты получишь письмо, что они гостят у твоего верного подданного, который мечтает восстановить справедливость и увидеть тебя на троне. И что ты будешь делать, Альс? Опять откажешься, зная, что получишь их головы?

— Лу… — поражённо выдохнул Аластор. — Ты что говоришь? Так… просто не бывает! Зачем?! Зачем кому-то возводить меня на трон такой ценой?!

— Ну, например, чтобы на трон не сели Риккарди, — так же спокойно объяснил Лучано, рассеянно почёсывая енота за ухом. — Это у вас тут на всех итлийцев смотрят одинаково, чуть ли не как на родственников. А в Итлии у семьи Беатрис врагов больше, чем устриц на отмелях. И они наизнанку вывернутся, чтобы Риккарди не укрепились ещё сильнее, подмяв под себя целый Дорвенант! А ещё есть ваши грандсиньоры, Те, у кого есть подходящие сыновья, через несколько лет передерутся за право женить их на принцессах, а потом поделить трон. А те, у кого дочери, продадут Барготу душу, лишь бы выдать одну из них за тебя, а потом… сам понимаешь. И поверь, твоё мнение интересовать не будет никого. Можешь вообще отречься от трона в пользу своих детей, тебе только спасибо скажут. А вот если женишься по собственному выбору и откажешься от короны, тебе всю жизнь придётся беречь наследников — они ведь тоже будут нужной крови.

— Хватит! — не выдержал Аластор и принялся растирать пальцами виски, которые заломило. — Тебя послушать, так мне стоило самому прыгнуть в Разлом и ни в коем случае оттуда не выбираться!

— Так и есть, — усмехнулся Лу. — Вот если бы ты оказал всем любезность и героически погиб, очень удобно было бы тебя любить. Поставили бы тебе памятник на главной площади, назвали твоим именем два-три десятка новорождённых — и беллиссимо! А ты имел наглость остаться в живых и теперь мешаешь всем, будто камешек в башмаке.

— И что мне делать? — мрачно спросил Аластор, вдруг испытав недостойное подозрение, что Лучано говорит это всё по приказу королевы или канцлера. — Принять корону?

— Разве я могу за тебя решать? — пожал плечами итлиец и скормил еноту остаток булочки. — Это твоя жизнь, Альс. Но сейчас, пока тебя просят со всей учтивостью, можешь ставить условия. А вот потом, если возьмут за горло, придётся соглашаться на чужие. Тебе никто не позволит выйти из игры, слишком высокие в ней ставки. Так не лучше ли хотя бы самому выбрать правила?

— Я… подумаю, — отозвался Аластор, глубоко вздохнув, и Лучано понимающе кивнул.

«А ещё ведь есть Айлин, — непрошено кольнула предательская мысль. — Ты клялся себе, что защитишь её репутацию. Никто не посмеет открыто обвинить в непристойном поведении девушку, которая спасла короля. И что мне делать? Я не хочу ни власти, ни всего, что к ней прилагается. Но не обойдётся ли это слишком дорого тем, кого я люблю? И снова я должен сделать выбор сам».

* * *

— Эта мне тоже велика, — вздохнула Айлин, стягивая очередную мантию и кидая её в кучу уже примеренных и отвергнутых. — Да что ж такое!

— А я тебе говорила, что ты отощала, как кошка помоечная, — невозмутимо напомнила Иоланда, сидя на кровати и лениво расчёсывая волосы. — Бельё ведь тоже висит, верно?

— Ты про козу говорила, — расстроенно буркнула Айлин и попыталась одной рукой подхватить и прижать лиф, который действительно болтался на ней слишком свободно. — Коза, кошка… Ну и что теперь делать? Попросить прислугу, чтобы подогнали? А пока в чём ходить?

— Если ушить, потом расставлять придётся, — заметила Иоланда со своей обычной рассудительностью. — Ладно уж, Ревенгар, придумаем что-нибудь. Иди в купальню, а я попрошу девочек найти тебе вещи. Но послушайся доброго совета, возвращай обратно то, что у тебя было! — И она выразительно провела рукой по собственной пышной груди. — Кстати, это правда, что ты теперь будешь ночевать в одной палате с двумя мужчинами?

— Правда… — настороженно отозвалась Айлин и искоса взглянула на соседку по комнате.

Если Иоланда скажет, что это неприлично, значит, вообще вся Академия думает именно так!

— На! — Иллюзорница решительно придвинула к ней сундучок с богатейшим собранием пудр, кремов, помад и прочих достижений алхимии. — Хотя нет, всё тебе не нужно, сейчас выберем. Что ты на меня так смотришь? Ревенгар, ты же не будешь бегать сюда каждое утро, чтобы подкраситься? А ходить при мужчинах бледной молью я тебе не позволю. Нечего нашу комнату позорить! Так, вот это тебе не надо, это тоже, а вот это обязательно… Ничего, мы из тебя быстро красавицу сделаем. Вот этим намажешь волосы перед мытьём и подержишь, вот этим потом смоешь. Это для умывания. Это для ресниц и бровей, только намазывай на ночь. А вот этого — три капли на расчёску и сто раз по волосам, когда высохнут. Эй, ты меня слышишь?!

Гора отложенных для неё баночек и флакончиков стремительно росла, у Айлин предательски защипало в глазах и в носу. Конечно, они с Иоландой давно уже не ссорились по пустякам, как при первой встрече, но и такого трудно было ожидать. Вспомнилась ночь, когда она сбежала от лорда Бастельеро — тогда Иоланда тоже поддержала её.

— Я всё не запомню.

Она шмыгнула носом и посмотрела на подругу с виноватой благодарностью. Иоланда фыркнула и явно хотела высказаться насчёт её умственных способностей, но тут в дверь постучали, и раздался голос, при звуках которого Айлин кинулась натягивать первую попавшуюся мантию:

— Вы позволите?

Дункан? В женском крыле?! Средь бела дня?!

— Минутку! — откликнулась Иоланда и, обернувшись к Айлин, сделала огромные глаза, а потом прошипела:

— Ревенгар, ты совсем с ума сошла? Тебя же девицы на ленточки порвут! Мало тебе двух красавчиков в лазарете? Ты что, с преподавателем закрутила? Да ещё… с ним?!

Айлин, барахтаясь в мантии, яростно замотала головой и жалобно пискнула:

— Нет… Иоланда, ты всё не так поняла…

— Ну коне-е-е-ечно… — Иоланда быстро одёрнула на ней мантию и, схватив щётку, принялась приводить волосы Айлин в порядок. — Это я всё не так поняла? Да вся Академия видела, как он тебя на руках таскал! Два раза, между прочим. Сначала перед тем, как ты исчезла… Ну, когда демоны старого Архимага сожрали. А потом — когда вернулась. От самого портала в лазарет нёс, больше ведь некому оказалось. Да не вертись ты! Но чтобы прямо сюда прийти?

Она ловко уложила мгновенно заплетённую косу вокруг головы Айлин, заколола шпильками и открыла баночку с помадой.

Айлин снова замотала головой. Краситься? Сейчас?! Когда Дункан стоит под дверью и ждёт её?!

Она едва сообразила, что никто в Академии не знает об их тайной помолвке, значит, для всех это выглядит просто визитом преподавателя к адептке. Мало ли зачем она могла понадобиться? Может… это из-за Аластора?!

— Перестань, — прошипела она, отталкивая руку Иоланды с кисточкой. — Это просто… Ничего такого, слышишь? Это из-за Разлома! Милорд Роверстан пытается снять с моих спутников аркан, который я нечаянно наложила. Вот и всё!

Вскочив, она сунула ноги в башмачки и кинулась к дверям, чувствуя, как спину жжёт недоверчивый взгляд Иоланды. Стыдно-то как! Ведь Иоланда скоро узнает, что Айлин ей соврала. Все узнают, когда станет известно об их свадьбе! Но пока что надо молчать. Ей только и не хватало сплетен девиц, которые много лет охотились на Дункана!

Айлин едва не застонала, бросив мимолётный взгляд в большое зеркало, висящее рядом с дверью. Ужас! Хуже всякого умертвия! Лицо бледное, осунувшееся, волосы потускнели, и прядки торчат, несмотря на старания Иоланды. Мантия сидит отвратительно! А губы? Может, и правда стоило мазнуть по ним помадой? Самую капельку, легонечко! Зато не было бы видно, какие они обветренные. Иоланда права — кошка драная! Помоечная! И вот такой выйти к Дункану?! Он, конечно, видел её в лазарете, но тогда было понятно, что она ещё больна, а сейчас…

Она замерла на пороге, рассматривая носки своих башмаков и боясь посмотреть вверх.

— Доброго дня, адептка Ревенгар, — снова раздался его голос.

Решившись, Айлин подняла взгляд, и Дункан едва заметно улыбнулся ей, скорее блеснувшими глазами, чем губами. Какой же он всё-таки красивый! Странно, что из комнат по всему коридору ещё не торчат любопытные уши, но можно не сомневаться, что ждать этого недолго. Не каждый день магистр гильдии приходит к адептке, да ещё и чужого факультета!

— Доброго дня, м-милорд, — проговорила она, не сомневаясь, что Иоланда за спиной ловит каждое слово чутко, словно кошка, стерегущая мышь. — Вы хотели меня видеть?

Дура! Конечно, хотел, раз уж пришёл! Да что же у неё всё так невпопад?! Айлин едва не застонала, но Дункан чуть склонил голову и сообщил всё тем же спокойным и любезным тоном преподавателя, говорящего с ученицей:

— Лорд Эддерли просил сообщить, что ожидает вас в лазарете. Его очень интересует всё, что случилось во время вашей поездки.

— Милорд магистр Эддерли? — растерянно переспросила Айлин. — Д-да, конечно… А… лорд Бастельеро?

— Его светлость Великий Магистр отбыл по делам Ордена и вернётся не раньше, чем через несколько дней, — так же невозмутимо сказал Дункан. — В его отсутствие вашим делом будет заниматься лорд Эддерли как глава вашей гильдии. Ну и мы с магистром Бреннаном, если вы не возражаете.

Он снова спрятал улыбку в усы, но Айлин всё же успела её заметить, и сердце радостно стукнуло. Видит Претёмная, это лучшее, что могло пока случиться! Лорда Бастельеро нет в Академии, так что разговаривать с ним пока не придётся. Она вдруг осознала, что именно услышала. Великий Магистр?! Архимаг всего Ордена?!

Когда лорд Бастельеро пришёл к ней в лазарет, на нём не было семилучевой Звезды, но раз Дункан говорит, это должно быть правдой. Лорд Бастельеро — Архимаг… Ну что ж, он действительно этого достоин. Архимаг должен быть строгим и непреклонным, так что никто не справится с этой ношей лучше. Но… хорошо, что теперь лорд Бастельеро занят более важными делами. А магистры Эддерли и Бреннан — они замечательные! Тоже строгие, но добрые и справедливые… Им можно рассказать… почти всё! Нет, про аккару она будет молчать, разумеется, но вот остальное точно можно!

— Конечно, я иду! — ответила Айлин радостно. — Иоланда? — Она обернулась в комнату и попросила: — Ты же позаботишься? Ну, о том, что обещала…

И выразительно глянула на кучу мантий.

Иллюзорница молча кивнула, жадно разглядывая магистра за её плечом, но тому к любопытным взглядам девиц было не привыкать. Благосклонно кивнув Иоланде, он отступил, пропуская Айлин в коридор, и пояснил:

— Я сам провожу вас. Есть обстоятельства, по которым этой беседе лучше состояться в моём присутствии. Кроме магистра Эддерли, с вами побеседует мэтр Овайн из Службы Безопасности Ордена. Не пугайтесь, это обычная процедура для любых случаев, связанных с жертвоприношением.

Айлин чуть не спросила, кто кого приносил в жертву, но вовремя прикусила язык и снова обозвала себя дурой.

— Но я не знаю, что рассказывать, — растерянно отозвалась она, спускаясь по лестнице на первый этаж. — Я сама не поняла, как всё получилось!

Тетрадь Кирана Лоу! Магистр Бреннан, должно быть, уже забрал её, а там описаны оба ритуала, и тот, что она украла у лорда Бастельеро, и подаренный доном Раэном. Ну и как объяснить магу из Службы Безопасности, где она их взяла?

Айлин невольно замедлила шаг, покосившись на Дункана, невозмутимо идущего рядом. Спросить его? Нет уж, за свои поступки нужно отвечать самой! Лорд Бастельеро обещал, что никакого наказания не будет, но Служба Безопасности… про них рассказывают всякое. И, между прочим, их главой был мэтр Денвер!

Они свернули за угол, и полдюжины боевиков-старшекурсников, громко обсуждающих то ли дуэль, то ли драку, разом смолкли. Торопливо отдав магистру положенный по этикету поклон, они жадно воззрились на Айлин, так что ей захотелось немедленно осмотреть себя — нет ли дыры на мантии. Такими взглядами можно и прожечь!

— У неё на счету демонов, как у нас всех, вместе взятых… — услышала Айлин восхищённый шёпот за спиной, которому сразу откликнулось несколько голосов: — Закрытый Разлом… А ещё она в Запределье была… Я вру?! Магистр Ладецки тоже врёт, по-твоему? Не профаны же Разлом закрыли! А может, она и Баргота видела?..

Айлин передёрнулась и невольно опять опустила голову. Ей бы радоваться, столько обожания и восторга слышалось в этих словах, но никак не получалось. Перед глазами вставал огненный ветер, который едва спас их всех, и тут же следом вспоминалась жуткая вонь палёных демонов. Неупокоенная деревня. Бывший преподаватель, ставший мерзкой нечистью. Усталость, голод и отчаяние. Страх не справиться… Они и правда думают, что она героиня? А ей больше всего хочется забыть то, что наверняка будет являться в кошмарах до конца дней. И никому не объяснить, что держать на руках умирающего друга гораздо страшнее встречи с Барготом…

— Академия полна слухов, — ровно уронил Дункан, подтверждая самые неприятные её мысли. — Но это даже хорошо. За слухами легче спрятать то, о чём говорить не хочется. Кстати, при беседе будет использован артефакт, определяющий ложь, поэтому отвечайте на вопросы правдиво и ничего не бойтесь.

Они спустились в крыло целителей и уже почти дошли до кабинета магистра Бреннана, когда Дункан остановился и снова обратился к ней:

— Могу я кое о чём попросить? — Айлин торопливо кивнула, и он продолжил: — Мэтр Овайн, который будет с вами беседовать, разумник. Сами понимаете, я не имею права вмешиваться в вашу беседу и диктовать ему, какие вопросы задавать. Поэтому… — В его глазах вдруг заплясали весёлые искры, а голос упал до заговорщицкого шёпота: — Убедительно прошу вас во время разговора с мэтром Овайном ни в коем случае не думать о…

— О нашей помолвке? — подхватила Айлин, удивляясь, что жених просит её о подобном.

Будто она сама не понимает, что никому не нужно об этом знать! Пока, во всяком случае. Но ведь разумники не умеют читать мысли… или всё-таки умеют? Ей не раз казалось, что Дункан всё-таки читает, значит, могут и остальные? Не все, конечно, ведь даже проклинать умеют не все некроманты, но уж маги из Службы Безопасности — наверняка!

— Что? — изумлённо переспросил Дункан. — Нет, моя дорогая! Ни в коем случае. Полагаю, если мои собратья по гильдии узнают о нашей помолвке, они только порадуются за меня. Я хотел попросить вас не думать об… арлезийских львах и способах их ловли. Боюсь, что увидеть… подобное… окажется слишком ярким впечатлением для моего немолодого и почтенного коллеги. Обещаете?

— Конечно! — горячо заверила Айлин, чувствуя, как загорелись щёки при воспоминании о том сне. Он всё-таки видел это в её мыслях! И не забыл за целых пять лет? — Вот только, — спохватилась она почти сразу, — вдруг я снова увижу змею? Вы же знаете, я…

— Не слишком хорошо переносите магию разума, — кивнул Роверстан. — Видения змей вам не грозят, ведь ваша собственная магия блокирована. Однако я в любом случае буду рядом и позабочусь о вашей безопасности.

Айлин успела послать ему взгляд, полный благодарности, а затем Дункан распахнул перед ней дверь и, войдя следом, объявил:

— Милорды, мы к вашим услугам. Мэтр Овайн, прошу помнить, что беседа не должна быть слишком долгой. Адептка Ревенгар всё ещё нездорова.

— Магистр Бреннан сообщил мне об этом уже трижды, — отозвался высокий сухощавый старик в белой мантии, окинув Айлин неприятно пронзительным взглядом. — Право, милорд Роверстан, нет нужды напоминать в четвёртый раз.

Айлин сделала реверанс, чувствуя, как взгляды скрестились на ней, словно векторы, по которым идёт заклятие. Магистр Бреннан сидел за своим столом, а рядом с ним в кресле расположился магистр Эддерли, и оба пожилых мага смотрели на неё с доброжелательным сочувствием. Мэтр Овайн отошёл от окна, возле которого стоял, и опустился на один из двух свободных стульев, жестом предложив Айлин занять второй. За спиной послышались шаги — Дункан прошёл на освободившееся у окна место и встал там, скрестив руки на груди.

Откашлявшись, магистр Эддерли чуть наклонился вперёд и попросил:

— Итак, Айлин, дитя моё, не ответите ли вы нам на несколько вопросов?

Айлин, сложив руки на коленях, благовоспитанно отозвалась:

— Да, милорд магистр.

— Превосходно, — кивнул Эддерли ей и обратился к седому разумнику: — Мэтр Овайн, прошу.

— Это ваша вещь? — отрывисто поинтересовался тот, поднимая в руке знакомую тетрадь. — Откуда она у вас?

— Да, мэтр, — ответила Айлин, порадовавшись, что первый вопрос такой простой. — Это подарок моего учителя, мэтра Кирана Лоу.

— Лоу? — Овайн вскинул седые брови. — Я не знаю такого преподавателя.

— Кхм… — снова откашлявшись, прервал его Эддерли. — Мэтр Лоу был штатным призраком нашего факультета много лет. Пожалуй, его можно назвать преподавателем, учитывая… Айлин, вы его вызывали? На занятиях?

— Нет, милорд магистр, — покачала Айлин головой. — Мы… встречались вне занятий. Однажды мэтр Лоу предостерёг меня от очень большей ошибки и после этого стал моим наставником. Он помогал мне… — Она вспомнила их последнюю встречу и с трудом вдохнула ставший вдруг плотным воздух. — А перед тем, как уйти в Сады, он оставил мне этот дневник.

— Призрак сказал вам, как его найти? — с подозрением уточнил разумник.

— Нет, мэтр Овайн, — возразила Айлин. — Этот дневник сделан частично из его тела, поэтому остался с ним после смерти мэтра Лоу. И поэтому он смог воплотить его, чтобы отдать мне.

— Человеческая кожа… — пробормотал Овайн, глядя на тетрадь с брезгливым отвращением. — Снять с себя кожу, чтобы сделать гримуар? Кто поручится, что это было добровольно?

— За это поручился сам Лоу, — вмешался Эддерли. — Овайн, вы разумник, вам простительно не знать, что артефакт, изготовленный подобным образом, нельзя украсть или отнять даже в посмертии, чем и воспользовался Лоу. И создать его маг может исключительно сам. Это не те гримуары, с которыми вы имеете дело по службе, расследуя всякие тёмные ритуалы. Как магистр Фиолетовой гильдии свидетельствую, что Айлин Ревенгар могла получить данную тетрадь от её создателя и ни от кого иного.

— Но она отдала её итлийцу! — возмутился разумник. — Как это соотносится с вашими словами?

— Не отдала, а передала на сохранение, — парировал Эддерли. — Уверяю вас, если бы кто-то украл гримуар или отнял силой, то очень об этом пожалел бы. Такие вещи умеют о себе позаботиться. Именно поэтому я рекомендую вернуть его адептке Ревенгар. Вы же сами видели, что большая часть записей сделана много лет назад и не представляет интереса для нашего… разговора. Кстати, прекрасный учебник по нежитеведению получился бы, — вздохнул он. — Айлин, дитя, если вы позволите сделать с него копию…

— Я буду очень рада, — кивнула Айлин. — И мэтр Лоу тоже порадовался бы.

— Вернёмся к нашему делу, — сварливо сказал Овайн и, раскрыв тетрадь, ткнул в неё пальцем. — Ритуал, предназначенный для закрытия Разлома. Где вы с ним познакомились?

Айлин снова глубоко вздохнула и призналась:

— Я… увидела его в бумагах лорда Бастельеро, моего куратора.

— Вот как? — Глаза Овайна блеснули, словно у кота, увидевшего мышку. — И где, позвольте спросить, вы имели случай сунуть нос в эти бумаги?

«Только бы не выдать Дарру, — мелькнуло в мыслях Айлин. — Ой, нельзя об этом даже думать. Нет-нет… Но что же сказать? Может, что залезла в кабинет лорда Бастельеро на спор? Да какая разница, всё равно это проступок, заслуживающий изгнания из Академии с позором!»

Но прежде, чем она открыла рот, магистр Бреннан с каменным лицом поинтересовался:

— А почему бы вам, дорогой Овайн, не спросить об этом самого лорда Бастельеро? Уверен, наш дорогой Великий Магистр с удовольствием ответит, где он, — целитель сделал явное ударение на последнем слове — оставил эти бумаги, так что их смогла прочитать адептка-шестикурсница. Между прочим, одна из его личных учениц, несколько лет посещавшая особый курс вместе с сыном лорда Эддерли — последовал небрежный кивок в сторону магистра некромантии — и сыном лорда-канцлера Аранвена.

Овайн захлебнулся глотком воздуха вместе с тем, что хотел сказать. Беспомощно посмотрел на невозмутимого Эддерли, затем куда-то в окно. Кажется, в сторону Башни Архимага. А может, и в сторону дворца. Пошевелил губами, а потом выдохнул:

— Ну, если особый курс… Полагаю, это меняет дело. Наверное, вы увидели их среди учебных записей, верно?

— Да! — радостно выдохнула Айлин, вспомнив, что план ритуала действительно был засунут среди планов лекций. — Честное слово, я нечаянно его увидела! Там… были лекции…

Претёмная, благослови магистра Бреннана! Если бы не он…

— И контрольные, вероятно? — фыркнул Овайн, стремительно выбравшись на знакомую почву. — Впрочем, это уже мелочи. Итак, вы увидели ритуал и сразу поняли, как его применить? Данное заклятие не относится к общеизвестным.

— Это вариант заклятия ключа, — ответила Айлин предательски дрогнувшим голосом. — А ему меня научил милорд магистр Кристоф. Я… была с ним, когда… он…

— Тише, тише! — прервал её Бреннан и метнул на разумника сердитую молнию взгляда. — Овайн, вы с ума сошли? Напоминать бедной девочке этот ужас! Она была с Кристофом в его последнем бою! Может, вы и в этом хотите её обвинить? Айлин, так это наш дорогой магистр Кристоф?..

Айлин кивнула и пояснила отвратительно дрожащим голосом:

— Он сказал, что это из тех знаний, которые передаются только от наставника к ученику. И что он… хочет научить… меня… Я не знала, что он собирается делать, честное слово! А он показал мне плетение и… шагнул в разлом…

Голос у неё всё-таки сорвался. Айлин сама не ожидала, что будет так больно вспомнить о гибели старого боевика. Того, кто указал ей путь такой страшной ценой.

Бреннан налил из кувшина воды в стакан и подал ей, а Эддерли сердито глянул на разумника и холодно уточнил:

— Мы все свидетели, что Айлин Ревенгар, несмотря на юность, доблестно исполнила свой долг магессы в том бою. И что она осталась с магистром Кристофом по его просьбе. Дать последний урок даже собственной смертью — это… так в его духе. Разумеется, девочка изучила и запомнила заклятие ключа, а когда увидела его вариацию, то сразу поняла, что это. Ревенгар одна из лучших адепток, да и уроки Бастельеро чего-то стоят, знаете ли. Овайн, если вы собираетесь расспрашивать так подробно, вам понадобится не одна беседа, а дюжина. В лучшем случае!

Они её защищали! И магистр Бреннан, и магистр Эддерли! Прикрывали от неудобных вопросов, наверняка зная правду! То есть вряд ли они знали, что лорд Бастельеро разрабатывал это заклятие, чтобы применить его на Аласторе, но… если даже она додумалась, то уж лорд Эддерли точно должен был всё понять.

У Айлин опять защипало глаза, как при разговоре с Иоландой и при воспоминании о смерти Кристофа. Что-то она сегодня так и норовит расплакаться. Обычно такое настроение посещало её перед женскими днями, но для них вроде бы не время? Она попыталась вспомнить, когда придут очередные, запуталась и отбросила эти мысли — нашла, о чём думать! Да ещё во время допроса!

Что это допрос, а не просто беседа, уже было совершенно понятно. И ясно, почему Дункан не стал предупреждать её заранее, Айлин перепугалась бы до полусмерти, ожидая от мага страшной Службы Безопасности чего угодно. А так… Она была очень благодарна всем трём магистрам и, пожалуй, зла на Овайна. Желание расплакаться сменилось возмущением столь быстро и сильно, что Айлин посмотрела на разумника так же сердито, как до этого глядел Эддерли.

— Милорд Эддерли, прошу не мешать, — огрызнулся тем временем Овайн. — Я всего лишь выполняю свою работу! В этом деле множество неизвестных моментов, которые не позволяют с полным доверием отнестись к словам адептки Ревенгар. Например, очень хотелось бы узнать, где она познакомилась с известной вам особой! То есть лордом Вальдероном. Или это вы тоже предложите узнать у него самого?

— Отличная мысль, — ехидно вставил Бреннан. — И вполне исполнимая. Могу лично проводить вас к его высочеству. Но что бы он ни ответил, с каких пор знакомство юного дворянина и такой же юной дворянки является предметом ваших расследований? Я полагал, вас интересует, как Ревенгар закрыла Разлом, а не её знакомства.

— Простите, но так невозможно работать! — Овайн вскочил и, развернувшись, уставился на пожилых магистров, ответивших ему безмятежными взглядами. — Милорд Роверстан, не могли бы вы объяснить, что мои действия требуют полного сосредоточения?

— О, прошу прощения, дорогой Овайн! — откликнулся от окна Дункан изысканно любезным тоном. — Но перед вашим появлением я уже говорил им об этом… да-да, раза три, не меньше. Не повторять же мне в четвёртый, как вы сами недавно изволили заметить.

Айлин только чудовищным усилием смогла удержаться от смешка.

«А вот не надо было задевать Дункана! — подумала она с мстительным триумфом. — Он не даст в обиду ни себя, ни меня…»

Эта мысль была такой сладкой, что Айлин едва не пропустила следующий вопрос, слетевший с побелевших от злости губ седого разумника.

— Благодарю за помощь… — процедил он и снова обратился к Айлин: — Вынужден всё-таки спросить — вы понимали, к какому результату приведут ваши действия? Что, если бы у вас не хватило сил закрыть Разлом? Или если вы погибли бы?

— Если? Но я и так знала, что погибну. — Айлин искренне удивилась, что Овайн не понимает такой простой вещи. — Просто я должна была уберечь его высочество. Он последний из Дорвеннов и… мой друг. А сильных некромантов достаточно, рано или поздно у кого-то получилось бы то, что не смогла сделать я. Это же ради спасения Дорвенанта! Простите, я… что-то не то сказала?

Она обвела взглядом пожилых магов, уставившихся на неё с одинаково странным выражением лица. То ли с удивлением, то ли… В другом случае она бы подумала, что это восхищение. Во всяком случае, они смотрели в точности, как те боевики в коридоре.

— Нет-нет, дитя моё, — первым опомнился магистр Эддерли. — Вы совершенно правы. — И перевёл взгляд на мэтра Овайна. — Может быть, перейдём к действительно важным вопросам? Вы говорили, что намерены провести исследование разума адептки. Полагаю, вы понимаете, что долго оно длиться не может? Так что советую тщательно рассчитывать время.

— Не дольше нескольких минут, — подтвердил Бреннан и поднялся с кресла. — Идите сюда, девочка моя, здесь будет удобнее. Нет-нет, не спорьте! Вы забыли, что я ваш целитель? Вот так, садитесь…

Растерянная Айлин, к которой разом вернулись все страхи, села в глубокое кресло и откинула голову на его мягкую высокую спинку. Исследование разума? Это значит, что ей заглянут в мысли?! Встрепенувшись, она умоляюще посмотрела в сторону Дункана и тут же устыдилась своей несдержанности. Её жених сказал, что ничего страшного не случится. Она должна хотя бы в этот раз довериться ему! Но… Дункан не знает, что ей действительно есть, что скрывать. О, как много она должна утаить, если подумать!

Просьбу Дарры, которая привела её в кабинет лорда Бастельеро! И… ту ночь, которая была перед этим. И предложение… оба предложения! Не покажет она этому противному старику, что связывает её и Дункана! Что-то не похоже, чтобы мэтр Овайн порадовался за своего магистра… А ещё у неё в разуме можно подсмотреть секреты Лучано, которые ей вовсе не принадлежат! И тот позор, когда лорд Бастельеро нашёл Аластора в её комнате и выгнал! Претёмная, благослови ещё раз магистров Бреннана и Эддерли, которые не дали мэтру Овайну расспросить её об этом. Ни за что не удалось бы доказать, что это была просто невинная детская дружба! А ещё ей непременно нужно скрыть встречу с Барготом и Претёмной! Это, наверное, самое страшное. Вдруг её сочтут барготопоклонницей?! Что же делать?!

— Успокойтесь, адептка, — мрачно приказал мэтр Овайн, глядя на неё и не торопясь подходить. — Это совершенно безвредная процедура. Вам даже больно не будет. Я всего лишь задам пару вопросов, и вы постараетесь как можно точнее вспомнить то, о чём я спрошу. Во всех подробностях.

Айлин послушно кивнула, больше всего желая очутиться подальше отсюда. Магистры Эддерли и Бреннан смотрели на неё ободряюще, а в сторону Дункана Айлин сама боялась глянуть, помня его просьбу. Никаких арлезийских львов! Только бы никаких арлезийских львов. Ни в коем случае не думать о них…

— Прошу вас быть как можно осторожнее, коллега, — предупредил Дункан. — У адептки Ревенгар непереносимость белой магии и не совсем обычная реакция на неё.

— Она же в браслетах, — отозвался Овайн, приглядываясь к запястьям Айлин. — Какое значение имеет непереносимость?

— Ну, даже не знаю, — пожал магистр могучими плечами, обтянутыми щегольской белоснежной мантией. — Лично я встречался с этим эффектом дважды. И если в первый раз отделался разбитым об меня стаканом, то во второй адептка Ревенгар меня едва не убила. Вот, милорд Эддерли подтвердит.

— Подтверждаю, — бросил Эддерли. — Милорду Роверстану тогда чрезвычайно повезло. Но вы не беспокойтесь, мэтр, при необходимости я поставлю щит. Да и браслеты удержат… наверное…

От сомнения в его голосе Овайн побледнел ещё сильнее, а Роверстан поверх его головы подмигнул Айлин именно в тот момент, когда Эддерли с Бреннаном не видели. Она не решилась улыбнуться в ответ, но на душе стало спокойнее.

Разумник тем временем перенёс стул к её креслу и, усевшись, бесцеремонно положил неприятно холодную руку Айлин на лоб. Да она ещё и влажная! Айлин почему-то явственно вспомнила мэтра Денвера — хотя вот у него руки были сухие. Только грязные, с обломанными ногтями, а уж когда он полез этой рукой ей под рубашку… Фу! Стоит только вспомнить, как начинает мутить! Ну что ж, мэтра Денвера больше нет, она сама… ну, почти сама его упокоила. Нечего и вспоминать такую дрянь!

Айлин старательно попыталась отогнать видение, как она лежит на мэтре Денвере и всаживает некромантский нож ему в грудь, пока руки кадавра удерживают Лучано с Аластором. Ох, ну и поза… Но тогда было не до приличий!

Разумник вздрогнул и почему-то уставился на неё с ужасом.

— Вы… — Он откашлялся и спросил хриплым голосом: — Вы его встретили? М-м-мэтра Денвера?!

— Да, — виновато подтвердила Айлин и добавила с проснувшейся снова злостью: — Он сам был виноват! Он хотел принести меня в жертву! И вселиться в тело Аластора! То есть его высочества! И вообще, что плохого, что я упокоила кадавра?

— Сделали что? — спросил Эддерли, опять наклоняясь в её сторону. — Дитя моё, вы встретили мэтра Денвера?! Хм, я понимаю ваши чувства, Денвер был… пренеприятной личностью, но звать кого-то кадавром — для девицы это несколько чересчур…

— Но это же правда! — растерялась Айлин. — Когда он попытался нас убить, Лучано Фарелли убил его самого! И мэтр Денвер встал кадавром! А я его упокоила!

— Вы… его… упокоили… — Магистр Эддерли смотрел на неё так, что Айлин едва не испугалась, но упрямо кивнула. — Кадавра?! Во имя Претёмной, как вы могли упокоить кадавра, дитя моё?!

— Я отдала его Провожатым. Понимаете, однажды я помогла Провожатым забрать призрака, который охотился на людей. То есть на одного человека, но это неважно. Я его упокоила, и господа Провожатые забрали этого мерзавца. И сказали, что в долгу передо мной. — Айлин едва не убрала голову из-под руки Овайна, но вовремя опомнилась. Это она могла рассказать, тут стыдиться или бояться нечего. — А когда мэтр Денвер встал кадавром и напал на нас, я позвала Провожатых. И пришёл сам лорд Бастельеро! То есть не этот, не его светлость, а другой… старый! Его дедушка… Но очень похож, я сразу его узнала. Он мне подсказал про мост и любезно согласился забрать мэтра Денвера!

— Ну, если это был Стефан, то… неудивительно, — слабым голосом подтвердил лорд Эддерли, разглядывая Айлин, словно какую-то диковину. — Продолжайте, дитя моё. Значит, Денвер встал кадавром? Вот этому я тоже нисколько не удивляюсь! Что ж, туда ему и дорога. Полагаю, вы позаботились об останках?

— Да! — радостно подтвердила Айлин. — Мы их сожгли, и все нужные ритуалы я тоже провела. Между прочим, мэтр Денвер, пока ещё был кадавром, обещал зачесть мне экзамен по нежитеведению за то, что я его опознала.

Рука разумника на её лбу почему-то стала ещё более влажной, и Айлин решила, что сейчас неподходящий момент просить магистра Эддерли засчитать ей практику за упокоенную деревню. Наверное, лучше потом? А сейчас побыстрей бы избавиться от этой противной потной руки! И тетрадь мэтра Кирана забрать, пока её не испачкали…

— Вспомните Разлом, — велел Овайн слегка окрепшим голосом. — Всё, что было до и после проведения ритуала. Как именно вы его закрыли?

— Кровавым ключом, — терпеливо повторила Айлин. — Тем ритуалом, что я… взяла у лорда Бастельеро. Кровь его высочества Аластора я использовала как ключ, а в Разлом шагнула сама.

— Это нам уже известно, — проскрипел Овайн. — А что было потом?

— Н-не помню, — соврала Айлин. — То есть помню темноту! И боль. Было очень больно! — Здесь она сказала чистую правду, и рука разумника у неё на лбу дрогнула, будто подтверждая.

Айлин же изо всех сил пыталась вспомнить каждое мгновение этой немыслимой оглушительной боли, пряча за ней тихий ночной сад, террасу и накрытый стол, два тонких профиля, нежность и участие… Прятать почему-то было удивительно просто. Айлин точно знала, что забыла что-то важное, но даже то, что помнила, легко скрылось багрово-ало-чёрным туманом боли.

— А потом я вернулась обратно, — выдохнула она.

— Хорошо… — прозвучал над её головой тихий шёпот мэтра разумника. — Вспоминайте…

Перед глазами так явственно, будто Айлин снова очутилась там, встал холм, словно вырастающий из тумана, Искра, украшенная цветами, как сахарная лошадка глазурью, тёмная груда зарубленных демонов…

Виски вдруг заболели так, словно ей на голову надели раскалённый обруч и медленно сжимают его всё сильнее и сильнее… Это и есть чтение мыслей? Ну уж нет! Гадкому старику, который соврал, что не будет больно, она ни за что не позволит увидеть ни одной самой крохотной мысли! Понятно, почему Дункан просил её не думать об арлезийском льве — если бы его увидел этот… этот…

Над холмом в её памяти раздалось торжествующее ржание, и по склону легко, как на крыльях, взлетел огромный чёрный конь. На спине коня, припав к холке и вставив задние лапы в стремена, сидел…

Айлин закусила губу, в панике пытаясь подумать о чём-нибудь другом, о чём угодно! Но чёрный арлезийский лев, облачённый в белую мантию разумника, не исчез! Густая смоляная грива торжествующе развевалась по ветру, хвост с роскошной кисточкой на конце хлестал воздух. Перехватив поводья одной могучей лапой, лев наклонился в седле и небрежно рванул когтями другой снова возникших невесть откуда демонов!

Ох, как можно быть такой бестолковой! Она же обещала не думать об этом проклятом льве! Айлин почувствовала, как на глазах закипают слёзы, и боль почти тут же прекратилась.

— Мэтр? — удивлённо спросил магистр Эддерли, глядя на пожилого разумника.

Встав со стула и наконец-то убрав ладонь со лба Айлин, тот развёл руками.

— Боюсь, применение магии разума в данном случае невозможно. Очевидно, пережитое потрясение оказалось непомерно велико, и видения, которые являются адептке… — Он покачал головой, взглянул на Айлин и кисло закончил: — Приношу извинения за неприятные минуты, которые вам пришлось пережить.

— Н-ничего страшного, — всхлипнула Айлин. — Я понимаю, так было нужно…

— Видения? — вскинулся магистр Бреннан. — Я могу узнать — какие?

— Я предпочёл бы забыть их как можно скорее, — брюзгливо фыркнул старик, а потом с опаской покосился на Дункана. — Но если милорд Роверстан не возражает… Его это, некоторым образом, тоже касается.

— Нисколько не возражаю, — любезно подтвердил Дункан.

Овайн подошёл к магистру Бреннану и зашептал ему на ухо.

Целитель выслушал его с каменным лицом, а затем выдохнул:

— Милосердная Сестра! Бедняжка…

И посмотрел на Айлин, сгорающую со стыда, с глубоким сочувствием. В сторону Дункана ни он, ни мэтр Овайн старательно не глядели.

— Дорогой Дункан, простите, что злоупотребляю вашей любезностью, — оживился магистр Эддерли, — но не проводите ли вы адептку Ревенгар снова в палату? Не стоит отпускать её одну, а вы тоже некоторым образом целитель…

— Разумеется, милорд, — поклонился разумник.

Айлин вскочила, схватила дневник Лоу, лежавший на столе, и торопливо вышла из кабинета, почти выбежала, не зная, как попросить прощения.

Она обещала! Ей нужно было всего лишь не вспоминать проклятый сон пятилетней давности — а она не справилась! Но не станут же магистры Бреннан и Эддерли насмехаться над коллегой? Или станут?!

Встав у стены, она дождалась подошедшего разумника, обречённо глянула на него и замерла от ужаса, увидев такое, чего прежде и представить не могла: остановившийся рядом с ней магистр спрятал лицо в ладонях, а его плечи крупно вздрагивали…

— Дункан… — испуганно шепнула Айлин пересохшими губами, а потом, вдруг обретя пропавший было голос, вскрикнула: — Милорд! Простите! Я…

Роверстан отнял ладони от лица, и Айлин поняла, что он безуспешно прятал… смех!

— Вы! — прошептала она, наконец-то всё поняв. — Вы нарочно! Нарочно напомнили мне про этого льва, а теперь… теперь смеётесь?!

— Разумеется, я нарочно, — согласился Дункан, шагнул к ней и положил тяжёлые горячие ладони ей на плечи, так что Айлин даже через мантию согрело их ласковое тепло. — Дорогая моя девочка, мэтр Овайн — действительно лучший мастер допросов, и он мог бы прочитать в вашей памяти многое, чем вы не хотели бы делиться с… кем бы то ни было. Я не спрашиваю вас, что вы видели в Запределье, но не сомневаюсь, что чем меньше об этом узнают мои коллеги, тем в большей безопасности вы будете.

— Вы… опять меня спасли… — Больше всего Айлин хотелось уткнуться лицом в его широкую грудь, прижаться щекой, спрятаться в объятиях, но она заставила себя договорить до конца. — Но теперь они все будут над вами смеяться! Вдруг даже магистры… проговорятся?

— О, дальше кабинета нашего дорогого Бреннана ничего не пойдёт, — небрежно ответил Дункан. — Но даже если Овайн не побоится испортить со мной отношения… Меня не волнуют разговоры за спиной. Знаете, как говорим мы, арлезийские простолюдины? — Его голос опять стал насмешливым, а глаза весело заблестели. — Когда меня нет, пусть меня хоть бьют!

Айлин неуверенно улыбнулась шутке, а Дункан, бережно поймав её ладонь, поднёс пальцы к губам. В коридоре никого не было, но в любое мгновение могли появиться люди, и сердце Айлин замерло в сладком ужасе. А магистр, поцеловав её руку, поднял взгляд…

— Я навещу вас вечером, — шепнул он так низко и бархатно, что у Айлин снова сладко закружилась голова.

«Но за этого льва я обязательно ему отомщу! — подумала она, греясь в нежности глаз Роверстана. — Выйду за него замуж и буду мстить! Всю жизнь!»

* * *

К обеду палата превратилась в подобие оранжереи. По части интриг слуги не отстают от благородных синьоров, и однажды Шипам заказали такую важную во дворце персону, как личный садовник дожа. Смерть должна была выглядеть естественной, и гильдия передала заказ мастеру Ларци. Лучано неделю провёл в дворцовых садах и теплицах, пропалывая, подрезая и подвязывая то, что ему доверили, пока не удалось капнуть зелье на куст редких голубых лилий, к которым садовник больше никого не подпускал. Через пару дней бедолага скончался от сердечного приступа — переутомился в душном и влажном воздухе оранжереи, не иначе…

Вот именно такой роскошный букет из небесно-голубых фраганских лилий высотой в половину человеческого роста появился в их комнате первым.

Айлин всё ещё не было, когда его принесли. Лучано обошёл вокруг плетёной корзины, скрывающей ёмкость с водой, потрогал узкие листики и осмотрел каждый стебель, а потом и лилии размером с тарелку каждая. Цветы выглядели невинно, благопристойно и чудовищно дорого. Никакой карточки или записки к ним не прилагалось, но это ничего не значило, разумеется.

— Что ты там пытаешься вынюхать? — насмешливо поинтересовался Аластор со своей кровати. — Учти, Айлин вряд ли понравится, если Перлюрен сожрёт такую красоту.

Енот укоризненно посмотрел сначала на него, потом на букет и громко чихнул. А затем ещё потёр нос лапами для убедительности. Впрочем, пахли цветы действительно очень сильно. Лучано поморщился, понимая, что их аромат скроет любой запах яда. Но не выкидывать же?

А немного погодя местная прислуга принялась тащить всё новые и новые букеты, причём такие, что Лучано только диву давался, где их нарвали. К этим уже в большинстве прилагались карточки, и Лучано торжественно зачитывал их скучающему Аластору.

— Оранжевый факультет с глубокой благодарностью и уважением!

Стихийники прислали три корзины роскошных роз, кремовых, белых и нежно-малиновых. Свежие тугие бутоны и едва распустившиеся соцветия сразу заняли целый угол палаты.

— Синий факультет с уважением и глубокой благодарностью!

В корзинке, сплетённой из позолоченной проволоки, торчали самые обычные белые лилии, зато её усеивали фигурки бабочек и птиц. Стоило поднести к ним руку, бабочки начинали махать крылышками, а птицы звонко чирикали на разные голоса. В первый раз это казалось мило и забавно, но уже на третий жутко раздражало. К сожалению, магическая корзинка не понимала, кто её трогает, и отзывалась даже Перлюрену, которого очень заинтересовала. Так что её Лучано убрал подальше и повыше на шкаф.

— Голубой факультет с уважением… Белый факультет с глубокой благодарностью… Хм, неужели синьоры маги не знают других слов? О, что-то новенькое! «Ревенгар, мы рядом!»

Лучано поражённо воззрился на букет, собранный из самых разных растений, причём явно не срезанных садовником, а выдранных с клумбы чьей-то решительной, но не очень опытной в этом деле рукой. И не только с клумбы, но и с лекарской грядки! Розы и лилии, стебли валерианы и наперстянки, амарант, колокольчики и пионы…

— Всеблагая Мать! Они сюда аконит сунули! — растерялся Лучано. — Ты это видишь?!

Он выдернул из охапки, перевязанной алой лентой, стебель с розовато-лиловыми цветочками и показал Аластору.

— О, а я его знаю! — радостно отозвался тот. — Наш конюх эту траву в конюшне раскладывает. Говорит, от мышей очень помогает!

— Нисколько не сомневаюсь, — язвительно сообщил Лучано. — От мышей, от крыс, от назойливых супругов — отличное средство! А если ещё добавить вон тот пучок… — указал он на наперстянку, — то можно половину здешней Академии на кладбище отправить. Перлюрен, убери лапы!

Он шлёпнул енота, который вознамерился попробовать аконит на зуб, и снова растерянно посмотрел на чудовищный букет. Нет, за попытку отравления никто в здравом уме это не принял бы, но…

— А ещё здесь внутри бутылка, — сказал он, заглянув в середину цветочной охапки. Вытащил, откупорил, капнул на руку и с должной осторожностью лизнул. — Карвейн. Альс, я знаю, что Дорвенант — поразительная страна. Но неужели здесь принято присылать благородной синьорине карвейн? Ладно бы ликёр или старое вино…

— Думаю, это соученики Айлин с Алого факультета, — посмеиваясь, объяснил Аластор. — Маги пополняют карвейном резерв, помнишь?

— Ах, боевики! — сообразил Лучано. — Тогда конечно…

Бутылка карвейна и странный букет превосходным образом связались воедино. Лучано отправил опасное подношение на тот же шкафчик подальше от цепких лап Перлюрена, а цветы всё продолжали нести. Фиалки, перевязанные белыми и зелёными ленточками. Розы. Всё те же лилии, но попроще, не аристократически-голубые, а жёлтые в чёрную крапинку. Ещё два букета с красными лентами, уже составленные из приличных цветов, но с неизменным карвейном внутри. Кажется, у синьоров боевиков это было обязательным правилом этикета.

Кроме цветочных даров на столик Айлин усердные посыльные то и дело сгружали коробки, корзинки и пакетики с конфетами, цукатами, печеньем… При взгляде на них Лучано про себя отчаянно взвыл: не может же он перепробовать каждое лакомство! Утешало только то, что вряд ли кто-то задумал отравить их всех, а прекрасно воспитанная синьорина непременно поделится угощением, и рассчитать, кому достанется отравленная конфета, невозможно.

«С чего я вообще решил, что Айлин захотят убить? — вдруг озадачился он. — Конечно, её гадючье величество вряд ли отказалась от своих планов насчёт синьорины, но для этого у Беатрис есть я».

Под сердцем кольнуло, будто соглашаясь и напоминая, что проклятие не дремлет, но Лучано предпочёл старательно этого не заметить. У него ещё имеется время, чтобы придумать подходящее оправдание. И попытаться убедить королеву, что Айлин Ревенгар ничем не угрожает ни королевской власти, ни самой Беатрис. В конце концов, синьорина пожертвовала собой, чтобы спасти наследника! Неужели королева продолжит считать её коварной и расчётливой интриганкой?

Настроение испортилось ещё сильнее, и когда за Аластором пришёл дежурный целитель, чтобы отвести его на перевязку, Лучано растянулся на кровати, шикнул на Перлюрена, рвавшегося к сладостям, и принялся составлять в уме отчёт для мастера Ларци. Но родная итлийская речь, которой Лучано владел с виртуозностью прирождённого болтуна, упрямилась и решительно не хотела передавать всю странность того, что с ним происходило в Дорвенанте. А рассказ о приключениях звучал бахвальством и постоянным нарушением правил гильдии, которые предписывали Шипу быть как можно более незаметным.

«Идиотто, — вздохнул в сознании Лучано голос мастера. — Разве можно поддаваться чувствам к заказу? Неважно, охраняешь ты его или пытаешься убить. Они всего лишь твой заказ, мальчик мой. Оба…»

«Я знаю, мастер, — ответил мысленно Лучано. — И мне самому страшно от того, что со мной происходит. Я не понимаю, чего хочу больше? Чтобы всё продолжалось, и неважно, куда меня это приведёт, или чтобы стало как раньше, когда я не задумывался о всяких глупостях вроде любви и дружбы. Боюсь, мастер, и в том, и в другом случае пропащий я человек. По-новому жить не получится, просто не имею права, а по-старому не хочу. Такая тоска берёт… Но я больше не могу видеть в этих двоих всего лишь строчки в приходно-расходных книгах гильдии. Что со мной сделал проклятый Дорвенант?!»

Хлопнула дверь, и Лучано услышал, как ахнула синьорина.

— Лу, Ал?

Магесса постучала по деревянной раме ширмы, и Лучано откликнулся:

— Лорда Аластора увели целители, а я здесь. Чем могу служить?

Он никак не мог взять с Айлин прежний тон, простой и лёгкий, но годившийся лишь для путешествия, где они были равны перед лицом постоянной опасности, а здесь мгновенно оказавшийся слишком фамильярным.

— Что это? — испуганно спросила синьорина. — Вот это вот… всё!

— Полагаю, выражение восхищения от ваших поклонников, — сообщил Лучано. — Боюсь, не все цветы стоят в воде, так что если хотите их оставить, нужно об этом позаботиться.

— Куда мне столько… — жалобно протянула Айлин. — И они так пахнут! Лу, я… А-а-апчхи!

Она чихнула совсем как Перлюрен, но громче, а потом спросила:

— Лу, ты не поможешь выставить их в коридор? Может, девочки с Зелёного факультета захотят забрать…

Лучано вскочил с постели, мигом воспрянув и заверив, что счастлив помочь. После краткого совещания решено было оставить розы и несколько небольших букетиков, лишённых запаха. Дурманно пахнущие лилии отправились в изгнание первыми, только на голубое фраганское чудо Айлин посмотрела с недоумением и призналась, что понятия не имеет, кто мог бы прислать подобную роскошь.

— Отдам их Иоланде, — решила она, рассеянно поглаживая небольшой сундучок, от которого Лучано даже в невыносимом цветочном благовонии уловил знакомый запах лосьона для волос.

О, да синьорина воспользовалась косметикой! Ресницы умело подкрашены, губы свежо розовеют от бальзама… И волосы! Волосы уложены в простую, но изящную фраганскую «плетёнку», а концы распущены по плечам. Прелесть какая! Лучано молча одобрил изменения, хотя сама Айлин явно чувствовала себя неловко и то и дело тянулась рукой к лицу, но тут же, спохватившись, отдёргивала пальцы. Совсем не привыкла к средствам для ухода за собой? Бедная девочка… Но кого же мы готовимся принимать? Для боевых товарищей вроде них с Альсом такую красоту не наводят… Хм, синьор жених изволит заглянуть?

Выставив в коридор всё, что пахнет, и попросив пробегающего мимо юнца отнести голубые лилии в комнату синьорины Иоланды — удивительно, тот сразу понял, о ком речь, — Лучано вернулся к себе за ширму как раз вовремя, чтобы отнять у Перлюрена пакет с печеньем. Оглядел свою кровать, приподнял подушку и обнаружил под ней целый склад конфет в обёртках и без. Перлюрен немедленно принял скорбный вид и прижал испачканные кремом лапы к животу, но Лучано был неумолим. Он сгрёб конфеты и уже собирался отнести их на половину Айлин, как в дверь постучали, и раздался смутно знакомый голос, радостно воскликнувший с порога:

— Ревенгар! А вот и мы! Ух ты, у тебя там целая оранжерея в коридоре и ещё одна здесь. Кстати, магистр Бреннан сказал, что если боевики ещё раз обнесут его драгоценные грядки, он лично напоит слабительным всех, кого за этим поймает.

— Методы магистра Бреннана не всегда соответствуют уставу Академии, но чрезвычайно действенны, — заметил другой голос, высокий и чистый, но бесцветный, лишённый звучности и яркости первого. — Милая Айлин, я… мы с Саймоном рады видеть вас в добром здравии.

«Синьор Ледяная Глыба, — вспомнил Лучано. — Белоснежное одеяние и перчатки, невероятной чистоты сапоги и манеры принца. Только не такого, как Альс, а настоящего, точно знающего, что весь мир создан к его услугам. Тем удивительнее слышать в этом голосе искреннее беспокойство и тепло…»

— Дарра, Саймон! — воскликнула Айлин. — Я тоже так рада! Садитесь! Как хорошо, что вы пришли! Саймон, хочешь конфет? Мне принесли так много, я столько не съем. И даже вместе с Алом и Лучано… Кстати, я должна вас познакомить! Лу, ты позволишь тебя потревожить?

«Она снова зовёт меня Лу, — мелькнула мысль. — Не наедине, а при юных благородных синьорах, один из которых, если не ошибаюсь, имеет прямое отношение к грандсиньору канцлеру. Меня, простолюдина! Благие Семеро, хоть бы это приняли за обычное пренебрежение к слуге! Иначе как бы моя скромная персона не привлекла слишком много внимания…»

Подхватив енота, он вышел на половину Айлин и почтительно поклонился. Перлюрен заверещал и радостно рванулся у него из рук. Лучано выпустил его от неожиданности, потому что высокий и стройный юноша с бледно-золотыми волосами и лицом мраморной статуи, одетый в тёмную мантию, держал в руках его Ласточку.

— Синьор Фарелли, — уронил этот красавец с бесстрастной любезностью. — Я слышал о вас. Рад знакомству, сударь.

— Благодарю, грандсиньор, — снова поклонился Лучано. — Перлюрен, прекрати!

Дорвавшийся до сладостей енот запихивал за обе щеки конфеты. Его мордочка раздулась, челюсти непрерывно двигались, но Перлюрен всё равно смотрел на столик, заваленный сладостями, алчно и жалобно.

— Эй, это же енот! — возмущённо воскликнул второй молодой маг, тоже одетый в чёрное и светловолосый, но невысокий, смуглый и круглолицый. — Он ест конфеты!

— Саймон, — укорила его Айлин, едва сдерживая смех. — Перлюрен тоже наш боевой товарищ! Он был с нами на… в общем, в том путешествии. Я не могу пожадничать и лишить его угощения.

— Зато я могу и даже обязан это сделать, — улыбнулся Лучано. — Ему вредно столько сладкого. Перлюрен, веди себя прилично.

Он мягко, но решительно отнял у енота конфеты и вернул их на столик, а потом взял мохнатого сладкоежку за шлейку и обратился к сыну канцлера, если только правильно понял их невероятное сходство. Черты лица и стать, манера держаться, холодный пронзительный взгляд… Сын или племянник, но, несомненно, родственник!

— Прошу прощения, грандсиньор, моя лютня… Не знаю, как вас благодарить…

— Так она принадлежит вам? — уточнил юноша и поставил футляр на пол, прислонив его к кровати Айлин. — Прекрасный инструмент. Мне было несложно её забрать.

Он тут же потерял к Лучано всякий интерес, взглянув на Айлин со странным выражением, которое Лучано определил бы как робкую нежность, если бы применительно к Синьору Ледяной Глыбе это не звучало так немыслимо. Синьор Саймон тем временем развалился на кровати Айлин в изножье и принялся дегустировать конфеты, невероятно напоминая Перлюрена. С набитым ртом он ещё ухитрялся что-то рассказывать, и Айлин улыбалась, кивая и глядя на Саймона совершенно по-сестрински, с умилением и ласковой насмешкой.

«Этот — братец, — безошибочно определил Лучано. — Старше неё годами, но разумом точно моложе. А теперь, пожалуй, и душой, потому что за три недели путешествия Айлин повзрослела не на один год. И собственная пережитая смерть, разумеется, никому душевной юности не добавляет. А вот грандсиньор Дарра — тот посложнее. Неужели он и Айлин?.. Нет! Он — безусловно… Но не она».

Он подхватил с пола лютню, закинул её ремень за плечо и взял Перлюрена в руки. Енот прижался к нему, обиженно и ревниво поглядывая на синьора Саймона и явно считая, что из них двоих заслуживает конфет куда больше.

— Прошу прощения, благородные синьоры и синьорина, — поклонился Лучано. — Я вас оставлю.

— Конечно! — светло улыбнулась Айлин.

Саймон лишь рассеянно кивнул, уплетая цукаты из большой коробки, зато Дарра окинул его оценивающим взглядом, под которым Лучано захотелось поёжиться, хотя день был тёплый. «Я тебя увидел и запомнил, — говорил этот взгляд. — И если мне покажется, что ты помеха…»

«Ну что вы, грандсиньор, — постарался выразить Лучано и ответным взглядом, и ещё одним прощальным поклоном, почтительно отступая спиной к дверям. — Я знаю своё место! Где-то на коврике рядом с Перлюреном, не извольте сомневаться!»

Серые глаза, удивительно тёмные для такого бледного лица, снова стали равнодушными, и Лучано вышел в коридор, закрыв за собой дверь. А там, пользуясь, что его никто не видит, всё-таки передёрнулся. Саймон и Дарра… Герои весёлых рассказов синьорины магессы. Саймон, значит, это который с нефритовой флейтой… Очаровательная парочка.

Один, попадись ему на дороге, прибьёт безмятежно, словно муху, искренне не понимая, что кому-то ещё, кроме него, может быть больно. Ребёнок с чудовищным могуществом опытного мага, играющий заклятиями, словно Перлюрен веточками. Второй даже слишком взрослый для своего возраста. Этот, если ему помешаешь, взвесит тебя, словно опытный меняла подозрительную монету. Вычислит все убытки и выгоды, а потом бесстрастно разотрёт в порошок любого, у кого хватит глупости вызвать его недовольство.

«Любимый братец и несчастливый влюблённый, молчаливый и тоскующий… Но как Айлин этого не видит?! Она же смотрит на грандсиньора Дарру без тени кокетства, сочувствия или неловкости…»

В коридоре Лучано устроился на низкой скамеечке между двух больших кадок с лимонными деревьями, ухоженными и пышными. Спустил Перлюрена с рук, и енот мгновенно исчез в густой блестящей листве, а Лучано откинулся на стенку и вытянул ноги, на которые положил футляр Ласточки.

Из палаты слышались приглушённые голоса, и вполне можно было подслушать, о чём Айлин говорит с благородными синьорами, но Лучано так устал от постоянной необходимости быть настороже, что позволил себе расслабиться. И очень быстро об этом пожалел. Айлин что-то воскликнула резко, тревожно. Лучано встрепенулся, но голоса мигом стали тише.

Он уже хотел подобраться к двери, как та распахнулась, и юные синьоры вышли из палаты. Саймон имел вид сконфуженный и виноватый, а Дарра излучал холодное неодобрение так явственно, что Лучано сам едва не устыдился непонятно чего. Великий талант! Грандсиньора Дарру ждёт блестящая карьера, где бы он ни решил применить свои способности управления людьми.

Он ожидал, что юные маги уйдут, но те остановились в дюжине шагов от Лучано возле открытого окна, выходящего в сад. Саймон понурил голову, а Дарра принялся тихо и монотонно отчитывать его за что-то. Лучано попытался превратиться в слух, но тут с другой стороны коридора застучали каблуки, и показалась такая восхитительная дама, что он окинул её восторженным взглядом.

Пожалуй, именно так, только лет на пятнадцать моложе, Лучано представлял себе саму Айлин до того, как впервые её увидел, по одному лишь описанию Беатрис. Лицо дамы трудно было назвать красивым — во всяком случае, по дорвенантским меркам, — но оно было столь изысканным, тонким и умным, что мгновенно западало в душу. И это не говоря уже о глазах, голубых, как Льяметта в полдень, и роскошных тяжёлых косах цвета чистейшего золота!

«Мастер Ларци пришёл бы в восторг, — подумал Лучано. — Мастер Лоренцо тоже… Да что там, будь я сам на десяток лет старше! Так выглядела бы рапира из лучшей стали, если бы кто-то вздумал дать ей человеческий облик».

Единственным, что никак не портило впечатление, но, напротив, усиливало эффект от её вида, было то, что дама носила глубокий траур. Глухое чёрное платье без единой оборки или ленточки, туго заплетённые и ничем не украшенные волосы, руки в чёрных перчатках… Дама прошла мимо скамьи, равнодушно глянув на Лучано, и скрылась за дверью палаты Айлин.

«Неужели матушка?»

Сладко замирая от любопытства, Лучано посмотрел на синьоров, увлечённых беседой, встал и шагнул к двери, делая вид, что манит к себе Перлюрена.

— Айлин, милая! — воскликнула гостья с такой бесконечной нежностью и облегчением, что Лучано уверился в своём предположении.

— Тётушка Элоиза! — воскликнула Айлин, и Лучано замер, поражённый.

Тётушка? Тётушка?! Нет, следовало признать, о тётушках он знает… ровно столько же, сколько и о матерях, если быть честным. Но готов был поклясться, что таким тоном может говорить только мать, причём искренне любящая!

Послышалось шуршание шёлка, и Лучано понял, что в палате обнимаются. Воображение нарисовало картину так явно, что он устыдился, словно подсмотрел за чем-то сокровенно личным и святым.

— Тётушка, но… почему вы в трауре? — поражённо спросила Айлин несколькими мгновениями позже.

Он не слышал, что ответила дама. Элоиза, какое изящное имя, такое же прекрасное, как его обладательница. Но ещё через пару вздохов послышался всхлип, и Айлин простонала:

— Претемнейшая, как же это… Дядюшка Тимоти…

Сердце Лучано резанула боль. То есть отзвук чужой боли, как он внезапно понял с полной уверенностью. Совсем рядом, в нескольких шагах от него, Айлин плакала, уткнувшись лицом в плечо, обтянутое чёрным траурным шёлком, а тётушка Элоиза гладила её по спине и просила не расстраиваться…

— Я так надеялась… — всхлипывала Айлин, пока Лучано замер, стискивая кулаки и точно зная, что он там сейчас лишний. — Что у вас всё хорошо… Что дядя Тимоти… Он ведь так мечтал увидеть меня у алтаря…

— Я знаю, милая, — ответила Элоиза. — И очень за тебя рада. Ну что ты так удивлённо смотришь? Конечно, Дункан всё рассказал, мы ведь дружим столько лет. Кстати, надеюсь, ты не собираешься отменить свадьбу?

Айлин что-то тихо промолвила, но Лучано не расслышал, как ни пытался. Зато изумительная тётушка немного повысила голос, уверенно сказав:

— Даже не думай! Тимоти мечтал увидеть тебя счастливой невестой. Он беспокоился о тебе, как переживал бы о собственной дочери, будь она у нас. И я точно знаю, что он бы не обрадовался этой отсрочке. Да, я в трауре, и что? Я не собираюсь его нарушать, но ничто не помешает мне отвести тебя к алтарю. Если, конечно, ты мне это позволишь…

— Тётушка… — снова зарыдала Айлин, а Лучано поспешно юркнул в проём между лимонными кадками, потому что в коридоре появилось новое лицо.

Грандсиньор Дункан! В ослепительно-белой мантии, которая шла ему так, что у Лучано быстрее застучало сердце, разумник шёл по коридору с той же стороны, откуда пришла тётушка Айлин. Увидев его, юный грандсиньор Дарра смолк, прекратив отчитывать Саймона, и пошёл навстречу. Они встретились в нескольких шагах от убежища Лучано, где он притаился, как мышь рядом с двумя матёрыми котами, изо всех сил изображая, что интересуется лишь енотом.

— Милорд Дункан?

Лучано второй раз за день изумился. Голос Ледяной Глыбы звучал совершенно по-человечески. Больше того, Дарра говорил почтительно, как сам Лучано обращался бы к мастеру Ларци.

— Здравствуйте, мальчик мой, — откликнулся разумник с мягкой сердечностью. — Вы навещали Айлин?

— Да, милорд магистр, — сказал Дарра. Помолчал, а потом уронил снова с пугающей бесстрастностью: — Милорд, мы соперники?

Лучано отвёл в сторону веточку лимонной кроны, понимая, что не может этого упустить, даже если его проклянут с двух сторон.

Двое мужчин стояли посреди коридора. Одинаково высокие, но черноволосый смуглый Дункан, одетый в белое, в плечах был чуть ли не в два раза шире Дарры, тонкого и удивительно бледного в своей чёрной мантии. Невероятный контраст. Прекрасный и смертельно опасный. Лучано чувствовал, как в воздухе висит грозовое напряжение, и вот-вот ударит молния.

Однако Дункан покачал головой, глядя на Дарру с явным сочувствием. А потом сказал так ласково, словно обращался к ребёнку:

— Нет, мой мальчик.

Лучано с немым восторгом оценил изящество этого ответа. А грандсиньор Дарра понял всё безупречно верно, потому что его изумительно красивое лицо исказилось болезненной гримасой, но тут же снова вернулось к спокойному совершенству. А потом Дарра отступил на шаг, почтительно поклонился, как младший старшему, и сказал с безупречной бесстрастной чёткостью:

— Благодарю за правду, милорд. Мы ведь можем остаться друзьями?

Он не уточнил, с кем, и Лучано снова восхитился взаимопониманием этих двоих, словно читающих мысли друг друга.

— Мы будем рады, — отозвался разумник.

Дарра быстро и резко кивнул. Должно быть, даже его изумительное хладнокровие дало трещину, потому что он отвернулся и торопливо ушёл по коридору. Лучано проводил взглядом идеально ровную спину юного грандсиньора и глянул на дверь палаты. Синьора Элоиза как раз выходила оттуда, и они с Дунканом обменялись короткими уважительными поклонами, а потом разумник вошёл внутрь.

* * *

— Ну, Ревенгар! Рассказывай! — жадно потребовал Саймон, как только Лучано вышел из палаты. С сожалением глянул на опустевшую коробку и придвинул к себе ещё одну. Вытащил сразу три конфеты в блестящих обёртках, одну щедро протянул Айлин, вторую — Дарре, а третью, мгновенно развернув, сунул в рот и подался вперёд, глядя на Айлин горящими от любопытства глазами.

Ей вдруг стало так легко и весело! Всё-таки некоторые вещи никогда не меняются!

— Что рассказывать? — спросила она, невольно улыбаясь, и поспешно поджала ноги ещё выше — Саймон так и подпрыгнул на кровати от негодования.

— Как — что?! Всё! У тебя были такие приключения, а мы ничего не знаем! Ну же, рассказывай, как это было — странствовать без отряда? Сражаться с демонами? Закрыть Разлом в Запределье?

Он смотрел так заворожённо, что у Айлин защемило сердце. Ну, она же понимала, что Саймон обязательно об этом спросит — и вот он спросил, а она совсем не знает, что ему ответить! Да и что рассказывать? Ведь не про утопившуюся в колодце крестьянку? И не про старуху с тремя мальчишками, которые то ли смогли добраться до земель Вальдеронов, то ли нет? И уж конечно не про мэтра Денвера! И не про того торговца, который хотел обмануть Аластора, и которому друг разнёс лавку, хотя слушать про это было бы действительно смешно… если не думать, что в это самое время Лу умирал от лихорадки в лесной сторожке!

— Страшно, — наконец ответила она. — Ты был на том холме, правда? Значит, считай, что всё видел сам. Это было страшно, правда… А ещё холодно, грязно и иногда противно. И больно тоже бывало.

Взгляд Дарры, сочувственный и понимающий, Айлин почувствовала всей кожей, а восторженное ожидание на лице Саймона сменилось разочарованием.

— Так нечестно! У тебя были приключения, а ты рассказываешь только… вот это! Прямо как Саграсс… А, ты же его не знаешь. Ну, неважно… Подумать только, я всё пропустил! А мог бы отправиться с тобой и помочь! Или биться за Академию вместе со всеми, а не как…

Он с отвращением взглянул на собственную забинтованную ногу и скривился, а вот Айлин показалось, что она ослышалась. И как-то по-новому вдруг увиделась эта повязка, которая Саймону ничуть не мешала, но всё же…

— Биться… за Академию? — переспросила она тихо-тихо. — А зачем… за неё было биться? И с кем?

— Саймон, ты неосторожен, — укоризненно бросил Дарра. — Милорд Бреннан, кажется, упоминал, что милую Айлин нельзя тревожить, а ты… К сожалению, случилось так, — пояснил он, переведя взгляд на Айлин, — что большое количество порталов открылось в Академии. К счастью, младшие курсы были отправлены в город, как и те из взрослых магов, кто не мог за себя постоять, и отбить атаку демонов удалось.

— Большое количество порталов? В Академии? — переспросила Айлин, не слыша собственного голоса.

Перед её глазами снова встала мёртвая деревня, живой мальчик, повисший на сапоге Аластора, и мёртвый — стоявший у забора и одними глазами моливший о милосердии. И другие: согнутый работой седой старик, молоденькая девушка с толстой косой, даже младше самой Айлин, симпатичный парень, чем-то похожий на Саймона, наверняка весельчак и любимец девушек — такие разные, безнадёжно мёртвые, мёртвые, мёртвые… Благие Боги, за что это Академии? Правда, здесь оставались маги, но всё-таки…

— Сколько… сколько погибло? — прошептала она.

— Милая Айлин, — осторожно начал Дарра, но Айлин перебила его так громко и яростно, что эхо её голоса испуганно заметалось по комнате:

— Сколько погибло, Дарра?!

— Четверо преподавателей, — тихо ответил Аранвен. — Трое служащих. Девятнадцать адептов… Сразу и в первые два дня в лазарете. И ещё несколько человек в течение недели от ран…

— Двадцать шесть человек… — прошептала Айлин, пытаясь осознать эту чудовищную в своей простоте мысль.

Конечно, в той деревне погибло куда больше — но ведь это были совсем другие, незнакомые ей люди! Что же она за чудовище! Но всё-таки… двадцать шесть магов, которых она наверняка знала!

— Мэтр Ирвинг, — пробормотал Саймон, как-то вдруг тоже погаснув. — Вот это было совсем нечестно… Мы только потом узнали…

Мэтр Ирвинг?! Такой весёлый и добрый, так интересно рассказывающий о нечисти?! Ещё совсем не старый и влюблённый в Аделин Мэрли с факультета целителей… Это была страшная тайна Аделин, поэтому о ней знали все девочки, кроме самых младших, и никто ей не завидовал, наоборот! Помогали влюблённым встречаться, передавали записки и украдкой вздыхали об их прекрасной, такой романтичной и невозможной любви. Девица из Трёх Дюжин и бедный дворянин… Правда, сама Айлин была незнакома с Аделин — только слышала разговоры Иоланды и её подруг, но очень сочувствовала влюблённым.

Она на миг представила, что вот если бы Дункан… нет, никаких демонов, ни за что! Просто предложил расторгнуть помолвку! И едва не закричала — так больно сжалось сердце. А ведь это она только что придумала сама! Аделин же пришлось намного хуже… Потерять возлюбленного! Да ещё так страшно!

— Бедная Аделин, — пробормотала она невольно.

— Аделин? — удивился Саймон. — Какая Аделин? Мэрли? С которой Дарра ходил на Вишнёвый Бал? Вы что, дружили? Я не знал!

— Нет, — вздохнула Айлин. — Мы не общались. Просто я слышала… говорят, она очень славная. И магистр Бреннан её хвалит.

— Хвалил, — поправил Саймон. — Она тоже погибла. Жалко! А почему ты назвала её бедной?

— Полагаю, милая Айлин имела в виду, что леди Мэрли была влюблена в мэтра Ирвинга, — изрёк Дарра, неодобрительно взглянув на друга. — Саймон, ты…

— Да-да, знаю. Бестактен, — буркнул Саймон, неловко ероша волосы на затылке. — Я не знал. И правда, жаль… Ну, зато теперь они вместе в Претёмных Садах… И ещё… — продолжил он как-то неуверенно, поглядывая на неё почему-то с опаской. — Та итлийка с твоего курса, помнишь? Она вроде как прикрывала свою подругу и тоже погибла.

Ида?! Айлин задохнулась, не в силах поверить в услышанное. Прекрасная, гордая, талантливая Ида? А ведь они могли бы, наверное, подружиться — теперь, когда обе побывали в настоящем бою. Или совсем наоборот… Но всё равно они должны были ещё шесть лет учиться вместе, насылать друг на друга порчу и подстраивать глупые мелкие пакости вроде той истории с Дереком. Да, именно глупые и мелкие! После Разлома та история выглядит настолько незначительной! А теперь ничего этого уже не будет?! Ида погибла, прикрывая Лионору? Лионору, которую, как шептались злые языки, держит при себе, чтобы казаться ещё красивее и умнее?!

— Милая Айлин…

— Извини, Дарра, — проговорила она тихо. — Я хочу побыть одна. Саймон, пожалуйста…

— Прости… — Лицо Эддерли-младшего вытянулось, он отложил недоеденные конфеты и виновато посмотрел на Айлин. — Дарра прав, я ужасно бестактен. То есть это он слишком вежлив, чтобы впрямую назвать меня дураком. Ревенгар… Айлин, мне правда жаль! Очень… Магистр Бреннан говорил, чтобы тебя не волновали, но я не подумал…

— Не думать — это тебе иногда исключительно удаётся, — холодно сообщил ему Дарра и встал. — Идём, тебе тоже пора делать перевязку, если не ошибаюсь. Милая Айлин…

Он поклонился, и Айлин старательно улыбнулась в ответ, а потом протянула друзьям обе руки, показывая, что не сердится. Саймон сжал её ладонь в своих и непривычно робко заулыбался, а Дарра церемонно склонился и коснулся пальцев Айлин лёгким поцелуем.

«Они ведь совсем взрослые, — мелькнуло у неё в мыслях, когда друзья выходили из палаты. — Дарра — почти ровесник Аластора, да и Саймон ненамного их младше. Взрослые молодые лорды, почти полные маги. И… я могла их потерять… Саймон был ранен! И наверняка серьёзно, если рану до сих пор не залечили. Ни он, ни Дарра никогда не прятались от опасности. Я могла вернуться и узнать, что они… что их больше нет. Как Иды, Аделин, мэтра Ирвинга… Нет, и больше никогда не будет в этой жизни. Да, в Претёмных Садах мы все встретимся, но это… совсем другое. Как же много можно утратить вместе с тем, кто тебе дорог…»

Она откинулась на подушки и попыталась проморгаться, но на глаза неудержимо наворачивались слёзы. Странно, раньше она не была такой плаксивой. Но это, конечно, из-за услышанного. А ещё почему-то страшно раздражал запах цветов, до сих пор наполнявший комнату. И ведь Лу проветривал, но сладкий аромат лилий проникал повсюду, наверное, просачивался из коридора. Фу, какая гадость! И за что ей раньше лилии нравились? Воняют мертвечиной! Снова вспомнилась уничтоженная демонами деревня, и Айлин замутило.

Она уже собралась встать и опять распахнуть окно, как дверь открылась.

— Айлин, милая! — воскликнула тётушка Элоиза, стремительно входя в палату. И добавила гораздо тише: — Бедная моя девочка… Я бы пришла раньше, но к тебе не пускали.

Чёрный шёлк её платья зашелестел, когда Айлин прямо с кровати бросилась к тётушке и сжала её в объятиях. Чёрный?! И вместо любимых жасминовых духов едва заметная вербеновая отдушка, один из немногих ароматов, позволенных в трауре…

— Тётушка, но… почему вы в трауре? — выдохнула Айлин, замерев от ужаса.

Кто? Кто ещё? Ведь это кто-то из родственников, да?! Неужели Артур или… леди Гвенивер? Или тётушка Мэйв? Тётушка Брайд? Их мужья и дети… Айлин перебирала всех, не зная, чьё имя больше всего боится услышать. Да, она не общалась с многочисленной роднёй уже… Ох, как давно! И всё-таки узнать, что кто-то из них умер или погиб… Это совсем не то, что ей сейчас нужно.

— Тимоти, — сказала тётушка Элоиза так же тихо, и Айлин задохнулась от боли. — Девочка моя, прости, что я с такими новостями. Я знаю, ты любила его…

— Айлин, милая, мне жаль, но пора идти, — шепнула тётушка через несколько минут, не переставая обнимать её и гладить по голове. — Я обещала целителям, что не стану тебя утомлять. Увидимся через пару дней, а пока прислать тебе что-нибудь? Может, фруктов или…

Она окинула взглядом прикроватный столик, полный сладостей, и осеклась.

— Кажется, мне придётся шить новый гардероб, — всхлипнув, призналась Айлин, чувствуя себя отвратительно.

Дядюшка Тимоти умер, а она думает о том, что сильно похудела.

— О, это такие пустяки, — улыбнулась ей тётушка. — Я завтра же пришлю портниху снять мерки.

Она достала из поясного кошелёчка платок и протянула Айлин, которая только сейчас поняла, как выглядит. У неё же краска для ресниц размазалась! А она так хотела быть красивой, нарочно после допроса вернулась к Иоланде и попросила сделать с её лицом хоть что-нибудь! Иоланда целый час старалась, а теперь всё это осталось только смыть побыстрее!

Не боясь испачкаться, тётушка поцеловала её в щёку и вышла. Айлин осталась посреди палаты, стиснув платок и всхлипывая. И, конечно, в этот самый миг у дверей раздался голос Дункана:

— Доброго вечера. Прошу прощения, что задержался, но… Айлин, вы плакали?!

— Не смотрите, — попросила она, торопливо отворачиваясь. — Я так ужасно… Ох, да какая теперь разница?!

Рыдания снова подступили к горлу, и Айлин расплакалась, чувствуя себя отвратительно беспомощной. Что, если магия к ней так и не вернётся? Придётся уйти из Академии, а это вся её жизнь! Что, если завтра с тётушкой Элоизой тоже что-нибудь случится? Или с Аластором? Или с Лучано, который вообще смертельно проклят, мерзавец Алессандро и об этом донёс. Но Лу молчит и даже не просит о помощи. Да и чем Айлин способна ему помочь? Если колье с проклятием подарил королеве сам лорд Бастельеро, значит, чары там его работы. А проклятия рода Бастельеро умеют снимать только они сами, это всем известно. И отменять желание королевы лорд Бастельеро не станет. А она… она ничего не может с этим сделать! И дядюшка Тимоти умер, а он был такой хороший! И отец его уважал! Гораздо больше, чем супругов остальных тётушек, хоть они и дворяне… А теперь уже ничего, ничего не исправить! Больше никогда не будет семейных обедов у Арментротов, когда дядюшка смотрел на Айлин с такой гордостью и говорил, что она выросла, уже совсем невеста… И на свадьбу к ней он прийти не сможет. И… Академия… как теперь возвращаться на курс, где нет Иды?! А мэтр Ирвинг… и Аделин…

— Ревенгар, прекратите! — рявкнул Дункан, мгновенно превращаясь в магистра, пусть и чужой гильдии.

Только тогда Айлин поняла, что уже давно говорит вслух, захлёбываясь рыданиями и не понимая, что с ней происходит. Как будто стержень, державший её изнутри всё время путешествия, сломался…

А магистр Роверстан, нет, снова Дункан… Он шагнул к ней, развернул к себе и обнял, не боясь испачкать белоснежную мантию. Айлин только вздрогнула и напряглась, но не от страха, что их застанут, а от безнадёжной горечи осенившего её вдруг понимания, что Дункан мог не добраться до холма вовремя. Он в одиночку мчался по Дорвенанту через погодные аномалии, демонов, разбойников и ещё Баргот знает какие опасности! Разве это не чудо, что он выжил и явился вовремя? Но ведь мог же… мог и погибнуть! Тоже…

— Айлин, глупая девочка, перестань! — потребовал Дункан, прижимая её сильнее. — Всё хорошо, слышишь? Всё обошлось… Да, я знаю про твоего дядюшку. И про погибших в Академии — тоже. Но с этим уже ничего не поделать. Если бы не вы, жертв было бы несравнимо больше. Демоны продолжали бы убивать… Айлин, дорогая… Тимоти уже было под семьдесят, это немалый срок для профана. А уж с его сердцем… Девочка моя, последние годы его спасали только маги-целители, но это не могло продолжаться вечно. Он ушёл быстро и легко, я точно знаю. Ну же, Айлин, успокойся… Он гордится тобой в Претёмных Садах, как и твой отец…

Голос магистра был мягким, ровным, успокаивающим, он проникал в уши, обволакивал рассудок, и Айлин притихла, слушая и изредка всхлипывая.

— А Ида… — прошептала она куда-то в белую мантию. — И остальные… Саймон ранен…

— Лорд Эддерли-младший ранен исключительно по собственной глупости и неосторожности, — мягко возразил ей Дункан. — Можно только надеяться, что он сделает из этого должные выводы. Что до остальных… Айлин, дорогая, мне жаль. Мне так жаль… Я скорблю вместе с тобой. Но это жизнь. Она бывает беспощадной. Кому-то не повезло. Но они погибли ради того, чтобы жили остальные, понимаешь? И ты — тоже. Не делай их жертву напрасной, отвергая её… Ну всё, всё, слышишь?

— Простите… — выдохнула Айлин, отрывая лицо от груди Дункана, но оставаясь в кольце его рук. — Ваша мантия… То есть твоя… Прости, я не хотела…

— Сущие пустяки, — отозвался Дункан и тронул кончиками пальцев измятую, запачканную чёрными разводами ткань.

Подёрнувшись дымкой, та расправилась и приобрела прежнюю чистоту.

— Ой… — прошептала Айлин не без зависти. — А как…

— Всего лишь иллюзия, — улыбнулся Дункан. — Всегда ходить в белом — это эффектно, однако очень непрактично. Некромантам в этом смысле повезло гораздо больше. Вы позволите?

Он снова перешёл на «вы», но тон остался мягким и ласковым, и Айлин зарделась, видя, как магистр достаёт из-за обшлага мантии платок. Тоже белый, разумеется, но куда больше, чем платочек тёти Элоизы.

— Намочите его в воде, — посоветовал Дункан очень серьёзно и взглядом указал на кувшин посреди столика. — Боюсь, иначе не получится оттереть…

Он понял, что она накрасилась! И, конечно, понял, что для него. Покрасневшая Айлин плеснула воды из кувшина прямо на платок и принялась жестоко тереть лицо. Дункан несколько мгновений наблюдал за этим, а потом повторил:

— Позвольте мне.

Взял платок у неё из рук, повернул чистой стороной… Замерев и зажмурившись, Айлин чувствовала осторожные, но сильные прикосновения на своём лице, тепло рук и невероятное ощущение заботы…

— Вот и всё, — сказал Дункан почему-то охрипшим голосом.

Она открыла глаза и судорожно втянула воздух. Дункан был так близко! Словно собирался её поцеловать… Вот прямо такую, растрёпанную и заплаканную, с красным носом и припухшими веками, в плохо сидящей мантии…

— Не верьте никому, моя дорогая, — шепнул Дункан, наклонившись ещё ближе. — Ни чужим словам, ни зеркалу. Вы прекрасны. И кстати, у меня для вас подарок. Он, конечно, не такой пышный, как все эти букеты. Но так похож на вас!

Весело блеснув глазами, он протянул одну-единственную веточку с мелкими листьями и странными цветами — плотные ярко-красные венчики-звёзды распускались ещё более алыми нежными лепестками. Веточка словно горела, объятая пламенем.

— Что это? — ахнула Айлин, принимая веточку и восторженно разглядывая.

— Гранат, — улыбнувшись, сообщил магистр. — Маленький привет из моей любимой Арлезы. Огненный цветок для вашего огненного сердца. Когда мы поженимся, я увезу вас в свадебное путешествие, и вы увидите гранатовые деревья. Они похожи на огромные костры, которые колышет ветер, и лепестки падают на землю, будто раскалённые угольки. А потом цветы превратятся в плоды, как это бывает и с растениями, и с людьми… Вам понравится!

Заворожённая и словами, и тоном, Айлин кивнула. Но тут в коридоре послышались шаги и голос Аластора, который что-то рассказывал Лучано. Магистр отступил, приняв учтивый, но благопристойный вид, и только в чёрных глазах мелькнуло сожаление.

— Я не прощаюсь, — негромко сказал он. — Впереди ночь, и мы увидимся в моих снах. А может быть, и в ваших…

Айлин стиснула веточку и подумала со смесью сладкого ужаса и предвкушения, что её сны, должно быть, будут такими же яркими и горячими, как цветение гранатовых деревьев.