Клинком и сердцем. Том 3

Евгения Соловьева, 2020

Разлом закрыт и теперь ничто не мешает героям жить счастливо. Вот только разоренной демонами стране грозит голод, под сердцем у Лучано по-прежнему таится проклятие, репутация Айлин разрушена, королева вовсе не собирается уступать трон кому бы то ни было, а почтенных магов очень беспокоит загадочный аркан, спасший жизнь последнего принца крови.

Глава 2

Личная жизнь Архимага

— Милорд Райнгартен? — сдержанно удивился Аранвен. — Что ж, мы слушаем вас со всем вниманием.

— Наконец-то! — выдохнул стихийник с каким-то немыслимым облегчением, выпустил рукав Грегора и заговорил с несвойственной ему поспешностью. — Когда мы… я хочу сказать, когда милорд Архимаг и сопровождающие… уносили от Разлома лорда Аластора и его спутников, я заметил одну странность, объяснения которой не нахожу до сих пор.

Аранвен выжидающе кивнул, а Грегор встрепенулся, пытаясь припомнить, когда он слышал что-то подобное. Ах да, вчера Этьен пытался сказать что-то о Разломе, но нужно признать, выбрал для этого самое неподходящее время! Что ж, теперь Грегор выслушает его со всем возможным вниманием, как и обещал Ангус…

— Дело в том, — продолжил Этьен по-прежнему торопливо, — что на месте Разлома нет характерных возмущений. Прошу прощения, Ангус, вам, профану, это должно быть не слишком понятно, но поверьте, они обязаны быть! Более того, подобные возмущения не могли улечься раньше, чем через пару лет, а их… их просто нет! — повысил голос Райнгартен, и Грегор ясно различил в этом вскрике нотки истерики. — Некроэманаций — сколько угодно! Стихийные тоже присутствуют, хотя куда в меньшей степени, чем должно…

— Прошу прощения, Этьен, — прервал его Грегор. — Но я решительно не понимаю, чем вы озабочены. Каких ещё возмущений вам не хватает? Разлом закрылся — и слава Благим!

Райнгартен посмотрел на него возмущённо, глубоко вздохнул и тихо, но веско отчеканил:

— Разлом вёл в Запределье, милорд Архимаг. Не просто в Бездну, как остальные разрывы ткани мироздания, а через неё насквозь! Когда мы были там в прошлый раз, эманации Запределья были таковы, что… Неважно, — осёкся он, вздрогнув. — Вы не стихийник и в самом деле не могли этого заметить, но довольно, что заметил я. Прямо сейчас в месте Разлома нет ни следа силы Запределья, и я ручаюсь, что подобное невозможно естественным образом.

— Но Разлом закрыт? — уточнил Аранвен, и Райнгартен вскинулся, яростно сверкая глазами.

— Разлом закрыт! Но поймите же, возможны последствия, и никто, слышите, Ангус, никто не может предсказать — какие именно!

— Мы понимаем вас, милорд Райнгартен, — заверил канцлер, и Грегор молча кивнул.

Конечно, он не стихийник! Но напрасно Этьен думает, что маг другой гильдии не поймёт его опасений. Если ты чистишь беспокойное кладбище, на котором совершенно точно засели стригои, а пахнет на нём упырями, ночницами, но только не стригоями, это означает лишь одно — большую и, к предсказателю не ходи, опасную гадость. А неизвестность любую опасность может только удвоить.

— Что вы предлагаете, Этьен? — спросил он.

— Нам необходимо как можно скорее отправиться в Озёрный Край, — быстро отозвался стихийник. — И детально изучить место бывшего Разлома. Ликвидировать некротические и стихийные возмущения, а когда магический фон выровняется, изучить показатели магического поля хотя бы за несколько дней. Вдруг я всё же беспокоюсь напрасно, и эманации Запределья были всего лишь заглушены силой ритуала? — добавил Райнгартен так безнадёжно, что стало понятно — в подобную удачу он не верит ни на мгновенье. — Впрочем, вам наверняка потребуется время на сборы, да и мне тоже, не говоря уж о том, что я должен навестить мою дорогую Мэнди. Вы ведь знаете, что ей сейчас ни в коем случае нельзя волноваться, а меня не будет дома самое меньшее несколько дней! Притом нам потребуется не меньше полудюжины моих коллег и самое малое — столько же некромантов. Ну, и полдюжины боевиков для охраны. Полагаю, Ладецки нам не откажет…

— Погодите, — прервал его Грегор, в полной мере вдруг осознав, о чём говорит Райнгартен. — К Разлому? Сейчас? Абсолютно невозможно! Этьен, я понимаю ваше беспокойство, но… Разлом только что закрылся, прямо сейчас ничего страшного с ним не происходит. И, в конце концов, можно поставить там наблюдательный пост! Но прямо сейчас я не могу всё бросить и отправиться на этот клятый холм! У меня есть и другие дела, не менее…

— Другие дела?! — взвился Райнгартен, и Грегор с изумлением понял, что всегда спокойного и вальяжного стихийника, похожего на откормленного кота, натурально трясёт. — Нет у вас более важных дел, милорд, и быть не может! Всё остальное подождёт! Вы только представьте, что случится, если эта проклятая дыра опять распахнётся. Я не знаю — как! Но распахнётся! Только уже без привязки на жертвенную кровь! И чем тогда мы станем её закрывать? Вы сами шагнёте в неё по примеру покойного Кристофа или кого-то отправите?! А я вас предупреждаю, там возможно что угодно! Она ведёт себя неправильно, вы это понимаете? Не бывает бури, которая способна улечься за несколько минут. Не бы-ва-ет! А если она притихла, значит, вот-вот разразится с ещё большей силой! И не говорите мне про дела, милорд Архимаг! Я бросаю беременную жену и готов сам — лично! — торчать на этом Барготовом холме, лишь бы хоть что-то понять и исключить возможность… любую возможность повторения, слышите?! А если у вас дела, так снимите Звезду Архимага и занимайтесь чем… чем угодно, ясно? Найдётся, кому поставить дела Ордена и Дорвенанта выше своих собственных!

— Этьен, успокойтесь, — удивительно мягко попросил Ангус и налил бледному и трясущемуся Райнгартену воды в стакан из кувшина, стоящего тут же на столе. — Я уверен, мы поняли вас верно. И я, и Великий Магистр. Не так ли, лорд Бастельеро?

— Вполне, — бросил Грегор, разрываясь между желанием извиниться перед Райнгартеном и сделать ему выговор за безобразную истерику. Да ещё в присутствии профана! Неважно, что это сам Аранвен, есть же этикет Ордена и субординация! А Этьен его отчитал, как провинившегося адепта!

Райнгартен схватил стакан, осушил его одним махом и признательно посмотрел на канцлера. Потом упрямо вскинул подбородок и глянул на Грегора, сухо сообщив:

— Прошу прощения, милорд Архимаг. Но имейте в виду, я совершенно серьёзен. Если вы пренебрежёте моим докладом, я созову Совет Ордена и подниму вопрос о доверии Великому Магистру. Будет отвратительный скандал, разумеется, и это совершенно не то, чего я хочу! Видит Всеблагая, я всемерно вас уважаю, поэтому не заставляйте меня это делать!

— И чего вы этим добьётесь, Этьен? — тихо и очень мрачно спросил Грегор. — Если я сниму Звезду, неужели вы думаете, что вам позволят её надеть? Магистры уже однажды ясно выразили свою волю в этом вопросе. Может, обсудим всё иначе? Претёмной ради, я же не отказываюсь! И всегда готов был выслушать вас…

— Выслушать? — язвительно фыркнул Райнгартен. — Не спорю. Но сейчас вы должны не только выслушать меня, но и послушаться, уж простите! Это вам не пустяк вроде обеспечения для сирот или даже назначения главы алхимикам. Это жизненно важное дело! Которое касается всех нас!

«Именно потому ты и взял в союзники Аранвена, — понял Грегор с бессильным злым восторгом. — Конечно, можно сколько угодно говорить, что канцлер и королевская власть не вмешиваются в дела Ордена, но мы все знаем, что это не так. И теперь ты готовишь почву. Показываешь Ангусу, как радеешь за Дорвенант. Лучше бы ты пять лет назад поддержал меня на том совете по поводу порталов. Тогда бы и пугался непредвиденных последствий! Может, сейчас ткань мироздания не вела бы себя таким странным образом. А то ведь мы оба понимаем, что в Озёрном крае творится Баргот знает что в самом прямом смысле, но для профанов это выглядит совсем иначе!»

— Разве я спорю? — спросил он. — Этьен, вы меня неправильно поняли! Я вовсе не считаю, что ваши слова недостойны внимания! Но сколько времени это может занять? Может быть, пока действительно выставить там пост? В конце концов, неужели вам самому тоже необходимо там присутствовать? С измерениями справится кто-то другой. И не говорите мне, что вся Оранжевая гильдия состоит исключительно из вас!

— Никому другому я подобное не доверю! — отрезал Райнгартен уже спокойнее, но тем холодным непримиримым тоном, который Грегор у него не слышал почти никогда. — Не хочу, чтобы в случае чего это легло на мою совесть. Но сколько… Хм… Что-то около недели, я полагаю. Меньше просто не имеет смысла! Надеюсь, моим профессиональным способностям вы доверяете?

— В полной мере, — подтвердил Грегор, понимая, что выхода ему просто не оставили.

Айлин! Ещё целую неделю не иметь возможности видеться с ней. Даже не поговорить толком… Сейчас бедная девочка ещё не оправилась от всего, что с ней случилось, а когда она придёт в себя, Грегора не будет рядом. Неделя?! Да это же вечность!

«Ты дурак, — с издевательской горечью сказал он себе. — Ты ждал столько лет, пока в твоей жизни появится именно она. Бесценная, ненаглядная, единственная! А теперь боишься разлуки на неделю, пока она будет выздоравливать?!»

«Я упустил её из виду на одну ночь, — возразил он сам себе, — и чем это закончилось?! Она сбежала, прихватила с собой бастарда и отправилась к Разлому. И едва не погибла…»

— В самом деле, дорогой Грегор, — тем же бесконечно терпеливым тоном произнёс Ангус. — Почему бы вам не прислушаться к нашему не менее дорогому Этьену и не успокоить Дорвенант, исследовав бывший Разлом как положено. Неделя? Иногда это очень много, но сейчас я решительно не вижу неотложных дел, требующих вашего непременного присутствия. С остатками демонов справятся егеря, столица чиста от мародёров — между прочим, вашими усилиями и благодаря милорду Эжену. Да-да, Этьен, мы глубоко ценим заслуги вашего брата! Дела Ордена? Ну, есть же у вас толковые заместители? Нельзя всё взваливать только на собственные плечи! Даже Фрагана ведёт себя исключительно любезно и намерена заключить прочный мирный договор. Отправляйтесь и не переживайте ни о чём! Я обещаю посылать вам уведомления каждый день. Порталы работают, в случае необходимости вы сможете вернуться в Дорвенну в течение часа!

— Боюсь, что нет, — извиняющимся тоном поправил его Райнгартен. — Мы ведь отправимся именно для того, чтобы провести точные измерения. Любое открытие портала ближе, чем в дне пути верхом, создаст неминуемые искажения, и всё окажется напрасным. Даже если вы, милорд, пришлёте обещанное уведомление, придётся начинать замеры сначала. Поэтому вылазки в Дорвенну возможны только в исключительной ситуации, в деле жизни и смерти.

Ангус кивнул, что понял, и вопросительно посмотрел на Грегора. Ответить на это можно было только одним.

— Милорд Аранвен, — поклонился Грегор, глубоко вдохнув и выдохнув, чтобы хоть как-то привести в порядок разбегающиеся мысли. — Прошу прощения, что в ближайшую неделю буду вынужден переложить на ваши плечи ещё и мои собственные заботы лорда-протектора. Впрочем, никто другой не справится с этим лучше.

Что ж, теперь и правда всё решилось. Он не может отказать Райнгартену, потому что это будет полной глупостью. Если глава стихийников говорит, что положение настолько серьёзно, то… он знает, о чём говорит, верно? И уж тем более он не может отказать канцлеру, который столь любезен, что облёк прямой приказ в форму учтивого совета. Но это всё-таки приказ, и это понятно каждому из них.

— Отправимся завтра, — уронил он, стараясь не смотреть на Этьена. — Вам действительно стоит успокоить жену, да и подготовиться нужно как следует. Если, конечно, вы не против.

— Слушаюсь, милорд. — Райнгартен, волшебным образом вспомнивший о субординации, поклонился, и только его глаза блеснули то ли удовлетворённо, то ли, напротив, разочарованно — этого Грегор так и не смог понять. — Лорд Аранвен, вы позволите откланяться?

— Да-да, конечно, — кивнул Ангус, напоказ погружаясь в чтение какой-то бумаги, выуженной им из стопки на столе. — Желаю удачи, милорды, и прошу вас, в свою очередь, извещать меня обо всём по мере надобности.

Выйдя из кабинета вслед за Грегором, Райнгартен молча прошагал рядом с ним по коридору несколько шагов и лишь тогда напряжённо бросил:

— Мои глубочайшие извинения. Я бы никогда не стал… Но вы сами не выслушали меня трижды!

— Я об этом жалею, — сухо сообщил Грегор. — И понимаю ваше раздражение. Но впредь рекомендую подумать, прежде чем ставить мне ультиматумы. В свою очередь прошу прощения, что был невнимателен к вашим словам раньше. Полагаю, на этом закончим?

Райнгартен так же молча поклонился, а потом пробормотал:

— Целая неделя. Всеблагой клянусь, если бы вы знали, как мне самому не хочется уезжать! Мэнди прекрасно переносит беременность, но так дорожит каждой минутой, которую мы проводим вместе. И сейчас отказывать ей в этом просто бесчестно. Неделя, м-да… Меньше, чем браслетом, я точно не отделаюсь!

— Э… чем? — поразился Грегор, который искренне не уловил связь. — Браслетом?

— Ну разумеется! — посмотрел на него Райнгартен укоризненно. — Бастельеро, неужели вы в свои годы не знаете, что лучшее лекарство для расстроенных женских нервов — это драгоценности? Впрочем… э-э-э… ну да, простите! — смешался он и, явно желая загладить неловкость, торопливо продолжил: — Знаете, моя дорогая Мэнди обожает цитрины! А работать с ними по-настоящему хорошо умеет всего один ювелир. Истинный магистр своего дела!

— Артефактор? — рассеянно уточнил Грегор больше, чтобы поддержать разговор.

— Представьте себе — нет. Обычный профан, фраганец. Но великий умелец! Ах да, вы же не были у меня на свадьбе… — добавил он обиженно. — Я заказывал для Мэнди полный гарнитур с цитринами, ей они исключительно идут, вы же понимаете… А Эжену пришлось разориться на такой же, но только с голубыми топазами. Потому что нет ни одной девушки на свете, которая в такой день простит свою сестру, если у той будут украшения лучше! Впрочем, поверьте, оно того стоило. Сделал за две недели, и исполнение превосходное.

— Вот как? — Грегор несколько мгновений поколебался, а потом небрежно спросил: — И как зовут этого несравненного мастера? Вы ездили к нему во Фрагану?

— Разумеется! — подтвердил Этьен. — Конечно, в Дорвенне у него есть ювелирный магазин, но покупать для такого случая что-то готовое — как можно? Я заказывал у него лично. Месьор ди Амбруаз живёт в Люрьезе. Улица Голубых Лилий, если не ошибаюсь… А… вам зачем?

Брошенный на него удивлённый взгляд Райнгартена был откровенно обидным. Более того — оскорбительным! Да, Грегор одинок! И что, он теперь не может заказать украшения для… какой-то женщины?

Впрочем, Этьен и сам понял свою бестактность, потому что с преувеличенной любезностью распрощался, как только они вышли из дворца, и торопливо направился к своему экипажу.

— Милорд Бастельеро? — Подошедший лейтенант дворцовой охраны отдал ему честь. — Ваш экипаж подан.

Ах да, Ангус же обещал… Безупречно любезен и внимателен даже в мелочах и никогда ничего не забывает.

— Благодарю, — кивнул Грегор, чувствуя, что экипаж ему более чем необходим.

Верхом, конечно, быстрее, но проклятая нога… Ну что ж, вот на Барготовом холме заодно и обеспечит себе покой, о котором твердят целители. Ходить там просто некуда! Но сначала нужно закончить все дела здесь, а времени осталось не так уж много. Благодарение Семи Благим, что порталы снова работают!

— К ближайшей портальной площадке, — велел он кучеру. — И гони быстрее.

* * *

— Доброе утро, юноша! — весело произнёс незнакомый мужской голос, и Аластор окончательно проснулся.

Очнулся он всего несколько мгновений назад и даже не успел ни о чём подумать, кроме как о том, что лежит в чистой мягкой постели раздетым, а во всём теле чувствуется приятная тяжесть. Голова, напротив, была лёгкой и пустой, и ему пришлось постараться, чтобы вспомнить… вспомнить…

Аластор рывком сел, открыв глаза и попытавшись осмотреться. Небольшая комната со светло-зелёными стенами, открытое окно, шум деревьев… Где он? Как сюда попал? И где…

Память безжалостно показала, как Айлин шагает в портал, как проклятый Разлом поглощает её, и Аластор задохнулся от боли, резанувшей его изнутри так, что дыхание перехватило. Он согнулся, спрятав лицо в руки…

— Ну-ну, юноша! — с упрёком сказал всё тот же человек, подходя к кровати. — Разве можно так резко? Мы не для того уводили вас подальше от Претёмных Садов, чтобы вы всё испортили нетерпением. А ну-ка, извольте лечь! И выпить вот это. Что значит, не будете? — удивился он, когда Аластор помотал головой. — Такому хм… взрослому юноше не к лицу бояться лекарств.

— Прекратите… — выдавил Аластор, в этот момент ненавидя и себя, и этого дородного старика в зелёной мантии. — Она… Вы нашли… тело?

Назвать Айлин этим отвратительным словом было почти невозможно, но он убрал руки от лица, невольно стиснув их в кулаки, и отчаянно посмотрел на целителя. Айлин… И Лучано! Всё, что помнил Аластор, это как на них двоих накатилась волна клыков, когтей и чешуйчатых шкур. Разве мог итлиец уцелеть там, где упал сам Аластор? Значит… и он тоже?!

Боль стала почти нестерпимой, и седой целитель озабоченно покачал головой, вглядываясь ему в глаза, потом молниеносным движением ткнул пальцем куда-то в живот — и спазм отпустил, позволив Аластору дышать. А вот боль осталась.

— Что это вы себе надумали, мальчик мой? — сердито отчитал его лекарь. — Ваши спутники живы, хоть и не совсем невредимы. Хуже всех досталось вам, считайте, что заново родились по воле Милосердной Сестры! Так что прекратите над собой издеваться и быстренько… вот так, умница!

Он быстро влил в онемевшего и ничего не понимающего Аластора полстакана горького зелья и толкнул его обратно в кучу подушек.

Живы? Он сказал «спутники»? Но если бы речь шла об одном Лучано, то… Может ли надежда вспыхивать так же ярко, как до этого — отчаяние и боль? Аластор упрямо приподнялся и выдохнул:

— Милорд целитель, умоляю! Вы сказали — «живы»! Так вы нашли их? Обоих?! И… леди Айлин тоже?!

Голос позорно сорвался на всхлип, но Аластору было плевать. Он нащупал руку целителя, которой тот опёрся на кровать, и сжал её.

— Милосердная Сестра, ну разумеется! Да лежите вы спокойно! И бедная девочка, и второй юноша — оба живы, лежат по соседству с вами! — заверил его целитель, показавшийся Аластору самым прекрасным существом на свете. — Вот наказание с этими вояками… Родились бы вы с искрой, точно стали бы боевиком! — добавил он с лёгким раздражением и ловко укутал Аластора одеялом, так что пошевелиться оказалось совершенно невозможно. — Всё, спать! Категорически запрещаю вставать в ближайшие несколько часов!

Но Аластор и не сопротивлялся, снова провалившись в тёплую темноту забытья. «Айлин жива, — повторял он себе, боясь поверить, но и не в силах отказаться от этой мысли. — Он же не мог меня обмануть, правда?! Зачем, если я и так всё узнаю. Айлин жива… Не знаю, как это может быть, но… она же сильная магесса! Наверное, она смогла как-то выбраться… И Лу жив! Благие Семеро, пусть это будет правдой! Обещаю, больше никогда вас ни о чём не попрошу, только пусть не окажется, что они погибли из-за меня! Как Искра и Белла… Пожалуйста…»

Второй раз он проснулся, когда солнце уже село, и закатные лучи заливали комнату тёплым золотым светом, прозрачным и сладким, как ярмарочные леденцы. Не открывая глаз, прислушался, и тревога, всё-таки терзавшая его, чуть разжала когтистые лапы, впившиеся в сердце. Лучано! Итлиец что-то объяснял виноватым и одновременно льстивым тоном, словно нашкодивший Паскуда внезапно обрёл человеческую речь.

— Не извольте беспокоиться, грандсиньор, — мурлыкал он с истовой почтительностью. — Это были очень хорошие зелья, что одно, что второе. Их, конечно, не стоило смешивать, но…

— Не стоило? — прервал его уже знакомый сварливый голос целителя. — Послушайте, юноша! Я не знаю, кто учил вас зельеведению, но на его месте я бы вас выпорол! Вы едва не умерли от разрыва сердца! И остались бы калекой, не будь кое-кто из моих учеников почти непростительно талантлив. Не стоило смешивать! Вы хоть понимаете, чего именно наглотались? Какой жуткой, смертельно опасной и отвратительной дряни?!

— Отлично понимаю, грандсиньор, — тихо ответил итлиец, неуловимо меняя интонацию так, что у Аластора по спине пополз холодок. — И тогда на холме понимал это не хуже. Но если бы я не наглотался этой дряни, то не продержался бы столько… сколько было нужно.

Он замолчал, и Аластор понял, что к его долгу перед сумасшедшим итлийским котярой прибавился ещё один пункт из тех, которые выплачивают всю жизнь. Впрочем, им ли уже считаться между собой долгами? Никаких счётных книг не хватит… А следом поднялась удушливая мерзкая волна обиды. Лучано знал! Знал, что задумала Айлин, и молчал! Позволил ей пожертвовать собой, спасая Аластора. Ну ещё бы, ведь у него был приказ королевы! Как он мог выполнить этот приказ такой ценой?!

— Ох, мальчишки… — вздохнул пожилой целитель в точности как отец Аластора, выговаривая ему за какую-то опасную шалость. — Что же вы творите… Ну, хорошо, что обошлось. Но кровь, сударь мой, вам придётся хорошенько почистить!

— Не имею ничего против, грандсиньор! — снова воспрянул Лучано. — Кстати, не могли бы вы распорядиться, чтобы мне вернули мою сумку? Там есть кое-какие медикаменты, которые…

— Медикаменты?! — рявкнул лекарь. — Снова какая-то дрянь, неизвестно кем сваренная?!

— Ну почему же неизвестно? — обиженно отозвался итлиец. — Я сам их готовил! Все, от первого до последнего. За качество ручаюсь. «Фениксовы слёзы», тинктура Лабиозо и «Синий жемчуг»! Отличные детоксы!

— Хм… Что, и «Фениксовы слёзы» — сам? — Целитель на несколько мгновений задумался, а потом со вздохом признал: — Ну, тогда ладно. Если у вас, юноша, хватило мастерства и терпения такое изготовить, надо думать, вы умеете этим пользоваться. Но вашему спутнику не вздумайте ничего дать! Все его лекарства готовятся под моим руководством.

— Слушаюсь, грандсиньор! — выдохнул Лу и снова замурлыкал: — Кстати, премного наслышан о вашей несравненной мудрости от синьорины Айлин. И вижу, что она нисколько не преувеличена!

— Нахал и льстец! — припечатал лекарь. А потом встал и подошёл к Аластору, упрямо глядевшему в стену с окном. — Ну-с, а что у нас тут? Как вы себя чувствуете, молодой человек?

— Великолепно, — процедил Аластор. — Я вам крайне обязан за помощь, милорд…

— Бреннан, — подсказал ему старик. — Магистр Бреннан, к вашим услугам.

Магистр? То есть сам глава Зелёной гильдии?! Аластор толком не рассмотрел его в первый раз, но память подсказывала, что целитель выглядит именно так, как и положено такому значительному лицу. Почтенный, внушающий доверие, строгий и видящий в нём и Лучано всего лишь «мальчишек». А ещё он и его подчинённые спасли жизнь Аластору и Лу с Айлин… И…

Десятки, если не сотни вопросов теснились у Аластора на языке, но глухая обида мешала повернуться к Лу и задать их ему. Так что он с трудом проговорил, не глядя ни на кого:

— Милорд Бреннан, сколько я уже здесь? И как давно…

— О, всего лишь сутки, мой юный лорд, — отозвался целитель.

— Сутки? — Аластор неверяще приподнялся на кровати, потому что сил снова вскинуться у него не было. — Но как?! Мы же были в Озёрном Крае!

— Порталом, разумеется, — обыденно объяснил целитель. — Как только первоначальный Разлом закрылся, порталы снова заработали и стали безопасны. Милорд Архимаг немедленно собрал отряд и лично отправился к бывшему Разлому. Там мы вас и нашли, всех четверых.

— Четверых? — растерянно переспросил Аластор. — Но…

— С вашего позволения, пусть ваш спутник расскажет всё подробно! А мне необходимо отлучиться.

Бреннан поклонился, и Аластор увидел, что целитель выглядит усталым, а его мантия — несвежей и помятой.

— Да, милорд, — сказал он с виноватой благодарностью. — И ещё раз примите мою глубочайшую признательность. Я вам очень обязан. А… леди Айлин… её можно увидеть?

Увидеть — и высказать этой… этой предательнице всё! Злость кипела внутри, мешаясь с облегчением, радостью и непредставимой обидой. Пожалуй, всего раз в жизни Аластор испытывал такую же яростную обиду — когда лорд Бастельеро выкинул его из комнаты Айлин, словно щенка — за шкирку. Но тогда это хотя бы было заслужено! А за что она с ним так?!

— И речи быть не может, — решительно отозвался на ходу магистр Бреннан, большим зелёным пятном продвигаясь к двери.

Аластор проморгался и упрямо запретил себе снова засыпать. Целитель оглянулся на него и добавил уже мягче:

— Бедной девочке необходим отдых не меньше, чем вам. У вас ещё будет время её поблагодарить.

И вышел.

Поблагодарить? Поблагодарить?! За этот… позор? За страх, и отчаяние, пока он думал, что Айлин мертва? За вину, которую он нёс бы всю жизнь? За что ему её благодарить?! За то, что она всё решила за него? Словно за несмышлёного ребёнка, не имеющего права распоряжаться своей жизнью?! Она же… Она лишила его честного имени дворянина! Превратила в труса, который спрятался за девушку и отправил её вместо себя на смерть!

Аластор захлебнулся очередной фразой, которую, оказывается, шипел вслух, потому что на крик не было сил. Горло изнутри будто кошки драли, и он закашлялся, а потом с трудом отдышался. Предатели! Оба! Эти… Друзья, называется! И Айлин, и этот… на соседней кровати!

— Скажи, Альс, друг мой, — протянул итлиец, разглядывая зелёную шерсть одеяла так сосредоточенно, будто ничего интереснее в мире не существовало, а его, Аластора, негодование вовсе не стоило внимания. — Что ты сделал бы, если бы знал, что один из вас должен погибнуть?

— Прыгнул бы сам в этот восьмиклятый Разлом, чтоб его Баргот отодрал! — рявкнул Аластор. — Что бы я ни думал про всех этих хитрозадых… м-магов… Здесь живут мои родители! И сёстры, хоть они и дуры! И прячутся за спину друзей только трусы, которые никаких друзей не заслуживают!

— Тогда почему ты удивляешься, что она сделала именно это? — жёстко спросил Лу, наконец подняв взгляд и уставившись на него посветлевшими почти до прозрачности глазами. — Разве её семья живёт не в Дорвенанте? Разве ты не её друг?

— Я — мужчина, — огрызнулся Аластор, беспомощно понимая, что не знает, как ещё ответить на возражения Лу. Неужели Лучано не понимает столь очевидных вещей?!

— А она — некромантка и боевая магесса, — пожал плечами итлиец. — И, как я понял, их мастера учат девиц в точности так же, как юношей. И ещё скажи мне, Альс… Если я всё ещё могу называть тебя так… Почему ты оставляешь право на честь для себя, но отказываешь в нём ей? Разве ты не знаешь Айлин? Её характер, сердце и душу? Разве она не сожгла за собой все мосты, когда отправилась с тобой, м? Или для ваших благородных синьорин такая прогулка — обычное дело? Так чего же ты от неё ждал?

Каждое слово итлийца беспощадно било в цель, и Аластор не знал, что возразить. Но и правоту Лучано признать тоже не мог. Айлин — девушка, хоть и магесса. Она не должна была даже рисковать собой, не говоря о том, чтобы жертвовать! Это был его долг! А она… Конечно, если бы она призналась, он бы ни за что ей не позволил!

— А ты всё знал… — глухо проговорил он, отводя взгляд от бледного осунувшегося Лучано. — Тебе она рассказала…

— Она беспокоилась, что с тобой будет потом, — помолчав, ответил итлиец бесцветным голосом. — Боялась, что ты её не простишь. И просила, чтобы я не дал тебе наделать глупостей. Просто… ей некого было больше попросить. Она тебя очень любит, Альс. Я не знал, что можно так любить… Чтобы идти на смерть и думать, как бы другому не было от этого слишком больно. Так что… Давай ты набьёшь морду мне, если очень кулаки чешутся, а? Только её ни в чём не вини.

Он безрадостно улыбнулся, и всю злость Аластора смыло волной горячей нежности, вины и желания немедленно сделать хоть что-нибудь! Что угодно, лишь бы исправить всё, уже случившееся с Айлин, и то, что ещё будет. Какой же он тупица! Немыслимый! Бревно безмозглое, хуже колоды для рубки дров! Айлин не было нужды беспокоиться за свою репутацию, потому что она не собиралась возвращаться в Дорвенну живой. И… Он внезапно понял страшное: и отец, и месьор д’Альбрэ тоже знали об этом! Все эти взгляды, недомолвки, прощания… Они знали! И приняли жертву Айлин ради него! Как… как ему теперь не просто заслужить её прощение, но и доказать, что это было не зря?! Что его жизнь того стоила!

— Может, и набью, — упрямо буркнул он, борясь со смущением. — Когда выздоровеешь!

Раздался стук в дверь, и юноша в зелёной мантии адепта вошёл в палату. Поклонился и положил на столик рядом с Лучано его грязную измятую сумку. В изумительной чистоте палаты она выглядела так странно и чужеродно!

— Благодарю, синьор маг, — поспешно сказал итлиец. — Скажите, а в этой сумке не было… никакого зверька?

— Нет, сударь, — удивлённо отозвался адепт. — У нас с этим строго, в лазарете не позволено держать животных. Мы бы точно заметили.

— Вот как… Благодарю ещё раз…

Лучано смолк и словно потух изнутри, проводив вышедшего целителя равнодушным взглядом. Аластор вздохнул и молча выругал себя. Он боялся вспомнить Искру, хоть это и было трусостью! Та страшная картина вспыхивала в его памяти постоянно, стоило подумать о любимой верной кобыле, и Аластор с ужасом думал, что теперь будет вспоминать только смерть Искры — всегда! А Лучано так привязался к этой мелкой вредной скотинке… Сам говорил, что у него никогда не было собственного зверья. И вот — надо же. Подарить ему другого енота? Глупость… Ему-то самому никакая лошадь, хоть самая быстрая и верная, Искру не заменит.

— Лу… — начал он неловко. — Слушай, может, он просто убежал? Там, на холме. Забился куда-нибудь… Ну дохлого же его в сумке нет, правда? Значит, живой…

— Спасибо, Альс, — улыбнулся итлиец одними губами. — Ничего. Забудь.

Аластор поворочался в постели и хотел ещё что-то сказать, но тут в дверь снова раздался стук. Она открылась, и в больничную палату вошёл самый необычный человек, которого он когда-либо видел. Невысокий, совершенно седой и немыслимо лохматый, он уставился на Аластора одним глазом, чёрным и неподвижным. Второй, ярко-голубой, в это время вращался в глазнице сам по себе, оглядывая немудрёную обстановку, пока не остановился на Лучано. Как у незнакомца получилось смотреть на них обоих разными глазами, Аластор понятия не имел. Наверное, и здесь без магии не обошлось. А потом странный пришелец запустил руку за воротник ярко-жёлтой мантии и вытащил откуда-то из-под неё… Перлюрена!

Енот болтался в его руке и выглядел полностью здоровым, даже лоснящимся. И даже шлейку, что смастерил для него Аластор, не потерял.

— Перлюрен! — вскрикнул Лу, сев на кровати. — О, синьор, тысяча благодарностей! Где вы его нашли?!

— Тысяча? — переспросил странный маг, обращая на него теперь чёрный глаз, а голубым глядя куда-то в окно. — Слишком долго, хватит одной. Перлюрен… хм… да, определённо, ему подходит. Его обнаружили в поварне. Он опрокинул бутыль с маслом, искупался в нём, потом залез в муку, потом — в патоку, и был пойман, когда добрался до хранилища орехов. Очень, очень способное животное! Чрезвычайно много успел! Полагаю, его спас ошейник. Повара увидели шлейку и закономерно решили, что зверь кому-то принадлежит. Но почему именно моему факультету? Хм… Не настолько мы безумны, чтобы держать енота! Хотя идея интересная, да…Так это ваш зверь?

Енот, завидевший Лучано, радостно верещал и рвался к нему, словно путешественник, после долгих лет странствий увидевший издалека родную землю. Или как приговорённый к смерти — за помилованием, что вернее.

Итлиец кивнул и сконфуженно пообещал:

— Как только встану на ноги, постараюсь возместить достойным синьорам поварам убытки и хлопоты.

— А, пустяки! — Странный маг махнул рукой, обтянутой жёлтым рукавом, и Перлюрен плюхнулся к итлийцу на постель.

Завизжав от восторга, енот кинулся к нему обниматься. Потом вцепился в ворот рубахи итлийца и замер, внезапно замолчав и только тихонько поскуливая.

— Он очень просил, чтобы его отнесли к папе, — безмятежно сообщил иллюзорник, насколько Аластор понял по цвету мантии. — Мои поздравления, сударь. Вы умеете выбирать… отпрысков. Не растеряйте это качество, ещё пригодится.

Так и не представившись, он вышел, оставив ошеломлённого Лучано, наглаживающего енота, и Аластора, которому впервые за долгое время захотелось рассмеяться.

— К папе? — приподнял он бровь. — Лу, неужели ты бесчестно поступил с какой-то енотихой? Как ты мог?! Хотя да, сходство заметное. Смотреть вы умеете совершенно одинаково! Ну и что ты будешь делать с этим… бандитто? — передразнил он выговор итлийца. — Идиотто… хм, енотто?! Оставишь себе?

— Понятия не имею, — улыбнулся Лучано обескураженно и очень искренне. — Но не отправлять же его теперь в лес. Всё-таки… боевой товарищ. Синьор Перлюрен дель Енотто…

И он опять погладил шёрстку приникшего к нему счастливого зверька.

* * *

Месьор ди Амбруаз, к особняку которого Грегора доставил уже фраганский экипаж, был немолод, невысок и напоминал героя сказки про оживший и укатившийся из печи круглый хлеб, только не пшеничный, как это положено доброй дорвенантской булке, а ржаной и при этом слегка подгоревший. Его тёмные волосы с проседью были заплетены в короткую косицу, чёрные глаза блестели из-под седых бровей хитринкой и откровенным любопытством, а тонкие длинные усы залихватски закручивались крупными кольцами. Грегора он принял в большом светлом кабинете, обставленном скорее удобно, чем роскошно, миленькая горничная тут же подала шамьет, сливки и несколько видов печенья. Грегор из учтивости пригубил горячий пряный напиток и тут же поставил его на стол, показывая, что предпочёл бы перейти к делу.

— Что угодно вашей милости? — любезно, однако без малейшего подобострастия поинтересовался фраганец, и Грегор почему-то вспомнил пройдоху Гельсингфорца.

— Гарнитур, — коротко бросил он. — Лучший, какой вы можете изготовить, и в самый короткий срок.

— Разумеется, — невозмутимо согласился фраганец. — Гарнитур для мадам? Для демуазель?

— Для девицы, — процедил Грегор, начиная раздражаться — какая разница, в конце концов? — Изумрудный. Полагаю, что-то вроде того, что вам заказывал лорд Райнгартен для своей супруги…

— Мгновение, месьор! — прервал его мастер, глядя так изумлённо, словно с ним заговорил стол. — Вы пришли к лучшему ювелиру моей прекрасной родины и желаете научить меня делать мою работу? Я не создаю копий! Нет! Никогда никаких копий! Покажите мне ту демуазель, что будет носить украшения, и я сотворю для вас шедевр. Таковы мои правила. Или ищите другого мастера, да-да-да, месьор!

— Любопытно, что мне помешает и в самом деле обратиться к другому мастеру? — сдержанно поинтересовался Грегор, неожиданно для себя забавляясь воинственной задиристостью фраганца. — У которого нет столь неожиданных и… нахальных правил?

— О, ничего, совсем ничего! — закивал фраганец, совершенно не обидевшись, даже с удовольствием. — Любой из моих драгоценных… о, каких драгоценных! коллег… сделает всё ровно так, как вы прикажете, ни одному мастеру на этой улице не откажешь в умении. Все заметят прекрасные украшения демуазель!

«Любопытно, — мысленно отметил Грегор. — Похвалить коллег так, чтобы осталось острое чувство подвоха? Для такого определённо нужен талант! Был бы месьор магом — белую искру у него определили бы безо всяких испытаний!»

— А что же увидят, если работу выполните вы? — уточнил он и столкнулся с прямым и серьёзным взглядом ювелира.

— Демуазель, — веско ответил фраганец. — Никто иной вам этого не скажет. Но поверьте, если глаз видит безупречную огранку, чистоту камня или изысканность оправы — это не шедевр, хотя работа может быть дивной. Истинный шедевр, когда драгоценность привлекает внимание не к себе, а к демуазель, и в их слиянии рождается новое совершенство.

Он отпил шамьета, и Грегор тоже взял чашку, стараясь скрыть возникшую неловкость. С этого ракурса он никогда работу ювелиров не рассматривал. Понятно, что украшения должны быть женщине к лицу, он сам именно так подбирал подарок Беатрис. Но… в этом подходе определённо что-то есть. Жаль, что выполнить требования фраганца нельзя.

— Я, кажется, понимаю… — проговорил он, снова ставя чашку. — Но боюсь, что познакомить вас и эту… демуазель невозможно. Во-первых, гарнитур должен быть сюрпризом. Во-вторых, сейчас демуазель нездорова, и к ней почти никого не пускают. А заказ в высшей степени срочный. Боюсь, я не могу даже показать вам портрет. Но у неё зелёные глаза и рыжие волосы…

«И веснушки», — вспомнилось вдруг, и у Грегора сладко защемило сердце. Все известные ему девицы неизменно скрывали этот маленький дефект, полагая его вульгарным, но Айлин даже в этом шла наперекор общему мнению. И эта золотая россыпь на лице и плечах ничуть её не портила! Даже напротив…

Он смущённо откашлялся, делая вид, что поперхнулся шамьетом, и наткнулся на понимающий взгляд ди Амбруаза.

— Рыжие волосы имеют десятки тонов, — нравоучительно произнёс фраганец. — И неверный выбор камней непременно станет губительным. Не говоря уже о глазах! Что ещё вы можете сказать об этой демуазель? Какова она? Каков её… темперамент?

— Она самая прекрасная девушка на свете, — с ужаснувшей его самого искренностью ответил Грегор и понял, что больше не может сказать об Айлин ничего. Любые слова применительно к ней — это всё равно, что описать солнце, сказав, что оно жёлтое и горячее. Проклятье!

— Разумеется! — подхватил ювелир. — В моей богатой практике ни разу не было случая, чтобы я делал украшения для какой-то иной демуазель! Не самой прекрасной на свете! Но всё-таки… хм…

Он посмотрел на Грегора, пошевелил густыми бровями, что-то напряжённо обдумывая, и наконец решился:

— Я сделаю вам очень редкое предложение, месьор Бастельеро! — произнёс он торжественно. — Я готов отправиться вместе с вами в Дорвенант! Покажите мне эту демуазель хотя бы втайне от неё, дайте услышать голос… О! Всего лишь несколько фраз, чтобы уловить особые оттенки души! И я сделаю вам гарнитур! Демуазель, покорившая сердце Ворона Дорвенанта… О, это должна быть интереснейшая работа!

«Ворон Дорвенанта? — растерялся Грегор. — Это он… обо мне? Так вот как фраганцы меня зовут? Хотя… ничего обидного. Даже логично, это же мой герб! Но как показать ему Айлин так, чтобы это не привлекло особого внимания? Впрочем, Архимаг я или кто?»

— Благодарю за предложение, месьор ди Амбруаз, — поспешно согласился он. — Когда вы сможете меня сопровождать?

— О, да хоть сейчас! — расплылся в улыбке ювелир, отставляя пустую чашку и вскакивая с кресла. — К чему тянуть время? Экипаж будет готов через несколько минут! Мы как раз успеем до вечера, не так ли?

— Да, конечно, — снова согласился Грегор, посмотрев на солнце, начавшее клониться к закату, но ещё высокое…

Академия произвела на месьора ди Амбруаза преприятнейшее впечатление. Месьор на коротких толстых ножках, обтянутых бархатными кюлотами и белоснежными чулками, катился по академическим коридорам и вслух восхищался каждой картиной, мозаикой или латами, к которым Грегор так привык, что уже давно их не замечал.

— Как экспрессивно! — то и дело слышалось от фраганца. — Как натурально! Какая прелестная наивность! А это что? Ах, сцена битвы… Баталио! Какая прелесть…

Грегор, который в сценах битвы никогда не видел ничего прелестного, молча терпел. И, как назло, навстречу всё время попадались не только адепты, но и знакомые преподаватели. Даже Роверстан, которому полагалось вроде бы лежать в лазарете, вывернул из-за очередного угла, учтиво поклонился Грегору, а потом любезнейшим образом раскланялся с ювелиром, который при виде разумника просто просиял.

— Вы знакомы? — слегка удивился Грегор, когда разумник свернул в другой коридор.

— О да, — беззаботно сообщил ди Амбруаз. — Этот превосходный месьор мой давний и постоянный заказчик. Он каждый год приобретает к праздникам прелестные безделушки для своей матушки, сестёр и ещё какой-то мадам, то ли родственницы, то ли близкой подруги…

— Подруги? — скептически уточнил Грегор.

— Вы не верите в дружбу между мужчиной и женщиной? — проницательно уточнил месьор. — О, чего только не бывает в нашем мире! Уверяю вас, я способен отличить подарок для возлюбленной от подарка для дамы… иной категории. Хотя его последний заказ… тот, что был перед Вишнёвой ночью, о да… А у вас в Дорвенанте эмаль ещё не вошла в моду, жаль, жаль! Изумительный материал, за ним огромное будущее в искусстве, хотя и настоящее прекрасно при должном умении. Но вы, северяне, предпочитаете исключительно камни в оправе.

Ди Амбруаз вздохнул так горестно, словно то, что в Дорвенанте не любят эмаль, расстраивало его до глубины души. Грегор даже улыбнулся такой искренней приверженности своему делу. Хм, любопытно, на какие доходы Роверстан позволяет себе делать родственницам такие подарки, ещё и постоянно? Уж точно не на жалованье магистра. Это вполне приличный доход, но… У него даже собственного дома в столице нет, насколько было известно Грегору. Впрочем, содержимое чужих карманов касается только владельца этих карманов, пока у Белой гильдии нет никаких претензий к своему магистру.

У входа в целительское крыло маялся на дежурстве адепт-старшекурсник, лицо которого показалось Грегору смутно знакомым. Ах да, полгода назад именно на него Саймон Эддерли наложил очередное лично составленное проклятие, показавшееся мальчишке невероятно остроумным! А запомнил Грегор целителя потому, что он, единственный из всех, устроил Саймону ответную пакость — одарил его зубной болью в таком месте, которое обнажают разве что в уборной, да ещё у целителей по особенным показаниям. Зубы, разумеется, сначала пришлось там вырастить…

— Милорд Архимаг! — вскинулся целитель, заметив Грегора, и поспешно поклонился, с любопытством взглянув на фраганца. — Вы к Ревенгар? Магистр Бреннан сказал — можно! Только ненадолго!

Они прошли по целительскому крылу и подошли к собственно лазарету. Грегор смутился, поняв, что не спросил, в какой палате устроили Айлин, но стоило пройти несколько дверей, как звонкий голос, доносящийся из полуприкрытых дверей, заставил его сердце забиться чаще.

— А он стоит рядом с палаткой в одном сапоге, представляешь?! И ругается на проклятых енотов! А у второго сапога отвороты просто в кружево погрызены и по всему голенищу дырки! Ты бы это видела!

— Могу себе представить, — фыркнула другая девица, голос которой показался Грегору знакомым. — Но ты мне уши не заливай, лопай давай! И нечего носом крутить! Вкусные пирожки, мне маменька из дома привезла! Не как в столовой — вечно там начинку не докладывают…

— Вкусные! — согласилась Айлин. — Спасибо, Иоланда! Только я правда больше не могу, это уже пятый!

— И шестой съешь, — пропыхтела девица. — И седьмой… Ты себя в зеркале видела? Молчи, знаю, что нет! И правильно! Это ж надо так себя довести — выглядишь хуже, чем коза у бедняка! Кожа да кости, а руки и вовсе ни на что не похожи! Ничего, ты у меня ещё расцветёшь…

— И распущусь. Как роза Гвендолин! — подхватила Айлин, и в палате повисла изумлённая тишина, прервавшаяся звонким двухголосым смехом, от которого на душе у Грегора стало вдруг удивительно светло.

Фраганец, что замер рядом с ним, тоже заулыбался и подкрутил усы.

— Роза… Ой, не могу… Роза Гвендолин! — смеялась девица, которую Грегор наконец-то вспомнил.

Та самая иллюзорница, флиртовавшая с Саграссом! Соседка Айлин по комнате. Что ж, значит, целители уже разрешили посещения? И что там за роза? Какая-то шутка, понятная исключительно девицам? Но ди Амбруаз так лукаво блестит глазами, словно… Впрочем, неважно. Главное, что Айлин смеётся. Он не слышал у неё такого заливистого, счастливого и свободного смеха… никогда?

Эта простая мысль резанула по сердцу острой болью. Да, он всегда был для неё лишь преподавателем, но разве могло быть иначе? Теперь всё изменится, и недельная разлука совершенно ничем не помешает.

— Я оставлю дверь открытой, — негромко сказал он фраганцу. — Если вы не против подождать меня несколько минут…

— О, конечно, — отозвался тот заговорщицким тоном. — Не торопитесь, месьор, я готов ждать, сколько требуется.

«Фраганцы, — усмехнулся Грегор про себя. — Все они таковы, когда дело касается любовных устремлений. Развратнее них только итлийцы».

Он постучал по дверному косяку, и смех в палате смолк, а потом послышался голос Айлин:

— Войдите! Ой… милорд… — добавила она, когда Грегор шагнул в палату. — Вы…

И умолкла, бросив умоляющий взгляд на иллюзорницу. Та поспешно поднялась с постели, на которой сидела, но вместо того, чтобы выйти, принялась демонстративно хлопотать: поправила подушку Айлин, натянула повыше край одеяла, прошла к окну и торопливо его открыла, впуская в палату свежий воздух. Грегор отмечал всё это краем глаза, чувствуя одновременно глухую досаду от того, что не может остаться с Айлин наедине, и странное облегчение. Разумеется, при встрече мужчины с девицей просто обязана присутствовать компаньонка, а иллюзорница, следует признать, ведёт себя с должным тактом и полным пониманием момента.

— Магистр Бреннан заверил меня, что вы вскоре будете совершенно здоровы, — вымолвил наконец Грегор, не в силах придумать ничего другого. — Как вы… как вы себя чувствуете, Ай… — он бросил быстрый взгляд на замершую у подоконника иллюзорницу. — Адептка Ревенгар?

— Благодарю вас, милорд, я чувствую себя превосходно, — откликнулась Айлин и подтянула край одеяла ещё выше, дёрнув при этом плечом столь резко и нервно, что широкий ворот тонкой рубашки скользнул вниз.

Ахнув, она поспешно прикрыла обнажившееся плечо и руку, но Грегор задохнулся, успев увидеть безобразные чёрные линии, изуродовавшие тонкую белую кожу.

— Что это? — выдохнул он.

— След аркана, который я использовала, — отчеканила Айлин и, помедлив несколько мгновений, добавила: — Милорд Бреннан полагает, что он может остаться навсегда.

«Навсегда? — ужаснулся Грегор. — Бедная моя девочка!»

— Я уверен, целители смогут вам помочь! — заверил он бледную Айлин. — Лично поговорю с магистром Бреннаном! Если способа лечения для… этого пока не существует, он будет придуман!

— Не извольте беспокоиться, милорд, — ответила Айлин с лёгкой, но всё-таки отчётливой прохладой. — Я не вижу причины относиться к этому иначе, чем к боевым шрамам. А их, насколько мне известно, стыдиться не принято.

— Стыдиться? — не понял Грегор и выругал себя последними словами за бестактность. Она решила, что он считает эти следы уродливыми? Ну да, так и есть… Но уродливы они, а не сама Айлин. — Вы меня неверно поняли. Я лишь хочу, чтобы у вас осталось как можно меньше неприятных воспоминаний об этой поре вашей жизни. То, что вы сделали… этим можно и нужно гордиться! Но это не значит, что вы должны принимать все последствия. Для юной прекрасной девушки…

Он замолчал, боясь и сказать слишком много, и не сказать самого нужного. Как же сложно балансировать на тончайшей грани между искренностью и этикетом. Может быть, попросить иллюзорницу принести воды или что-то передать целителям? Девица, похоже, сообразительная, поймёт всё правильно. А слухи… да плевать! Он не делает ничего предосудительного! Это его адептка, у которой он уже много лет куратор! И вообще Архимаг…

Но Айлин смотрела так скованно и настороженно, что Грегор мучительно почувствовал ещё большее бессилие, чем в начале разговора. Неужели она боится?! Чего, наказания?! И как разбить вставшую между ними стену?!

— Я говорил с лордом-канцлером о вашем поступке, — уронил он, досадуя, что девица у окна явно превратилась в сплошные уши. — Ваше мужество помогло спасти Дорвенант, и никто не поставит вам в вину некоторую… неосторожность, которую вы при этом проявили. Но мне жаль, что всё получилось именно так.

— Мне тоже, милорд, — ответила Айлин этим новым голосом, всё ещё по-девичьи звонким, но стылым, как весенняя вода. И тут же добавила гораздо теплее и мягче: — Моя заслуга не так уж велика, поверьте! Это Аластор и Лу… То есть лорд Вальдерон и синьор Фарелли! Они настоящие герои. А я сделала то, что должна была.

И снова Грегора резануло по сердцу сознание собственной вины. Никогда, никогда он не простит себе, что идти в этот страшный путь пришлось ей, такой нежной, хрупкой, юной…

— Вам надели артефакторные браслеты? — спросил он, когда молчание в комнате затянулось сверх приличного. — Сочувствую. Но это необходимо, вы же понимаете?

— Понимаю, — отозвалась Айлин, вздохнув. — Но мне сказали, что нет нужды прерывать обучение. Пока не восстановятся каналы, я могу посещать лекции и заниматься теорией. Вы же… позволите мне остаться на вашем особом курсе?

Её голос дрогнул, и Грегор возблагодарил Всеблагую за присутствие иллюзорницы. Только поэтому он не упал на колени перед постелью Айлин, покрывая руки девушки поцелуями и уверяя, что сделает всё, что угодно. Только бы она никогда не смотрела на него с таким затаённым страхом перед отказом.

Айлин — умная и целеустремлённая девушка, она желает получить перстень магессы, и это более чем достойно! И хотя обучаться в Академии для замужней женщины немыслимо, он что-нибудь придумает! Будет давать ей уроки дома, и это наверняка их сблизит… С остальными преподавателями тоже можно договориться о частном обучении. Никто не откажет Архимагу в подобной услуге. Но сейчас главное, чтобы она полностью выздоровела и восстановила силы. Бреннан — умница! Даже будь каналы Айлин в полном порядке, ей бы не помешало некоторое время носить ограничители. Меньше будет соблазна влипнуть в новую историю, хотя бы пока он не вернётся.

— Разумеется, вы сможете учиться дальше, — пообещал он с лёгким сердцем. — Ограничители — лишь временная мера для вашей пользы. Айлин, — позволил он себе отступление от этикета, вложив в это единственное слово всю накопившуюся мучительную тревогу, — вы не представляете, как я… как мы все переживали!

— Простите, милорд…

Она отвела взгляд, и Грегор, пользуясь тем, что иллюзорница по-прежнему стояла спиной, быстро склонился над рукой Айлин, лежащей поверх одеяла. Взял тёплую девичью ладонь в свою и поцеловал тонкие пальцы, а потом сразу выпрямился.

Айлин смотрела на него, распахнув глаза так, что они показались огромными на осунувшемся лице. Приоткрыла рот, желая что-то сказать, но лишь беспомощно покосилась на спину подруги, увлечённо протирающей и так чистый подоконник.

— Отдыхайте, — попросил Грегор. — Ни о чём не беспокойтесь, теперь всё будет хорошо.

И встал, торопясь выйти, пока не наделал каких-нибудь глупостей. Сердце колотилось так бешено, словно он отбивался от стаи упырей. Впрочем, с упырями он бы точно знал, что делать, это как раз не требовало беспокойства. За его спиной, пока Грегор шёл к двери, прозвучал жизнерадостный голос иллюзорницы:

— Ну вот видишь, тебе даже отработку не назначили! И вообще ты теперь героиня! Как только тебя выпустят из лазарета, устроим в комнате пирушку!

Грегор заставил себя растянуть губы в улыбке. Молодость… Чудесное спасение после подвига — всего лишь повод отпраздновать это! А кстати, ещё предстоит выяснить, как у девочки это получилось. Он точно знал, что формула верна и требует непременной смерти либо мага, либо приносимой жертвы. Но Айлин жива… Благодарение Претёмной за это чудо! Он бы и Баргота за него поблагодарил, если бы следовало…

Он вышел в коридор и вздрогнул от неожиданности. Совершенно забыл о фраганце! Но ювелир, кажется, не был в претензии. Он что-то увлечённо чёркал карандашиком в крохотном блокноте, а увидев Грегора, поднял на него невозмутимый взгляд. Грегор постарался отогнать мысль о том, сколько лишнего мог услышать излишне увлечённый своим ремеслом мастер и осведомился:

— Вы довольны?

— Чрезвычайно, — любезно поклонился тот и веско уронил: — Я возьму ваш заказ. И это будет шедевр. Если, разумеется, вас устроит цена.

«А что меня может не устроить? — с лёгким высокомерным недоумением подумал Грегор. — Если уж Райнгартены позволили себе такие расходы, род Бастельеро им точно не уступит. К тому же, насколько я знаю, дела в поместьях идут превосходно, а серебряная шахта на границе с Дильмахом становится всё прибыльнее…»

— Слушаю вас, — уронил он, и фраганец назвал цену.

— Сколько? — переспросил Грегор, искренне думая, что ослышался.

Ди Амбруаз повторил, сопровождая слова совершенно безмятежным взглядом. «Издевается! — подумал Грегор. — Нет, разумеется, подобный гарнитур — вещь огромной стоимости, но… не настолько же! Что, Фрагана решила взять реванш хотя бы в этом? Любопытно, сколько он запросил с Райнгартенов? То-то Этьен использовал именно слово «разориться».

Он вспомнил зелёные глаза Айлин на бледном личике и веснушки, проступившие от этой бледности ещё сильнее. А потом его кольнула холодная мысль, что неизвестно, каким образом закончится его недолгое бурное протекторство. Учитывая, кто взойдёт на трон и сколько счетов у будущего монарха накопилось лично к Грегору. Может статься, что его ждёт смертный приговор…

«Имею ли я право в таком случае вообще делать предложение этой бедной девочке? — отчаянно подумал он. — Остаться вдовой, так и не став женой по-настоящему — такой ли участи я ей желаю?! Но… не будем умирать раньше времени. И в любом случае, пусть у неё останется мой подарок. Вещь такой цены, которую ей вряд ли подарит кто-то другой. Что-то, хоть немного способное передать, как я её люблю!»

— Мой поверенный привезёт вам деньги завтра, — сказал он совершенно спокойно. — И я чрезвычайно благодарен, что вы согласились взять этот заказ. В ближайшее время я отбываю из Дорвенны по делам Ордена, но мы ведь всё решили, не так ли?

— Одно удовольствие иметь дело со столь щедрым месьором, — снова поклонился фраганец. — Не будете ли вы столь любезны помочь мне добраться домой?

— Разумеется, — кивнул Грегор. — Надеюсь, не покажусь неучтивым, если найду вам провожатого? У меня очень много дел.

Он посмотрел в окно на сад, где уже сгущались сумерки. День прошёл, а так мало сделано! Положим, нужные вещи за ночь соберут слуги, а Райнгартен наверняка уже позаботился об устройстве лагеря. Этого холёного кота пошли хоть к Барготу, стихийник и туда отправится со всеми возможными удобствами.

Они вышли в сад, и Грегор повёл гостя к каретному двору.

— Месьор Клод! — раздался вдруг радостный возглас, и от ближайшего экипажа к ним поспешил Гельсингфорц, расплываясь в подозрительно восхищённой улыбке. — И вы не заглянули ко мне?! Я обижен до глубины души!

— Ах, Курт! — отозвался ювелир не менее восторженно. — Мои самые искренние извинения! Очень краткий визит, и я предположить не мог, что встречу вас именно здесь. Но… вы ведь уже решили ваши мелкие сложности с порталами, не так ли? Значит, как обычно, в следующий день Всеумелого? У вас или у меня? Как я скучал, если бы вы знали!

«Все знают всех, — обречённо подумал Грегор, слушая, как эти двое договариваются о встрече в шестой день недели, то есть послезавтра. — Хотя здесь и удивляться нечему. Эти два жадных дракона просто не могли не подружиться! Даже не знаю, на кого бы я поставил, дойди у них до схватки…»

Гельсингфорц тем временем заверил ди Амбруаза, что сам доставит его до портальной площадки, ведь им нужно поговорить о стольких вещах, и они, раскланявшись с Грегором, сели в экипаж и укатили.

«Я не поговорил с канцлером о Саграссе, — вспомнил вдруг Грегор, глядя на кроваво-алый закат над Академией. — Конечно, у нас и так было слишком много тем для беседы, причём пренеприятных, но я же собирался узнать о его судьбе. Аранвен уже наверняка что-то решил с Советом… Что ж, без меня его не казнят, по закону я должен заверить смертный приговор. Значит, ещё неделя у бедняги точно будет, а там посмотрим…»

Он снова посмотрел на закат, в лучах которого крыши и шпили Академии казались тревожно алыми, словно залитыми кровью, поморщился. Кровь — это совсем не то, о чём он хотел бы сейчас думать. Слишком её было много за последние недели. А ведь с Вишнёвой ночи минуло меньше двух месяцев!

«Нужно отправить кого-то домой за вещами, — подумал он рассеянно. — Оставить распоряжения секретарям, спросить Бреннана о той гадости на руке Айлин… И что вообще эта безумная девочка сотворила, применив неизвестный аркан? Заодно возьму мазь для ноги… А ещё… ещё нужно отправить кого-то в цветочную лавку, самую лучшую в Дорвенне. И распорядиться, чтобы Айлин каждое утро доставляли букет. Проклятье, я не знаю, какие цветы она предпочитает! Стыдно, Бастельеро! Ну, пусть приносят розы — их любят все девушки. И эти… лилии. Кажется, они сейчас в большой моде. И вообще, если каждый раз присылать букет из новых цветов, с какими-то получится угадать! Да, утром и вечером по букету — определённо! И никаких карточек, но она ведь будет знать, что это от меня…»

Губы снова вспомнили нежность тёплой девичьей кожи, и Грегор судорожно вздохнул, опять нехорошим словом помянув и Райнгартена, и Барготов портал, и вообще всех, считающих, что у Архимага и протектора не может быть личных дел. «Всего неделя, — пообещал он себе. — И мы обязательно будем счастливы».

* * *

От первого удара Лучано увернулся. И от второго — тоже. Тело, подстёгнутое жуткой смесью, двигалось точно, плавно и стремительно. Но третьим Альс всё равно умудрился задеть его по плечу, едва не свалив, и тут же продолжил молотить воздух огромными кулачищами, каждый раз промахиваясь совсем немного. В голубых глазах плескалось боевое безумие — и никаких проблесков рассудка. «Берсерк, — вспомнил Лучано. — Вот как это зовут северяне…»

— Она сама этого хотела! — крикнул он, пытаясь достучаться до разума друга. — Альс, она хотела этого!

На мгновение Лучано показалось, что Аластор услышал. Он замер, повёл взглядом так, словно что-то искал, — и внезапно его глаза снова вспыхнули.

«Что он такого увидел?!» — удивился Лучано и едва не застонал, почувствовав, как резко ослабли колени. «Умри после меня» перестало действовать. Проклятье, как же не вовремя! А вот в Альса, напротив, словно влились новые силы. Немыслимо быстрым, змеино-гибким движением он наклонился, схватил что-то с земли, шагнул вперёд, и Лучано с ужасом увидел, как в руке дорвенантца блестит нож. Нож, с которым не расставалась магесса!

Руки налились немыслимой тяжестью, не давая не то что выхватить рапиру, но даже шевельнуть пальцем. Лучано ясно понимал, что обезумевший Альс вот-вот его прикончит, но не мог ни двинуться, ни моргнуть, только зачарованно смотреть в прозрачно-голубые глаза своей смерти.

Альс взмахнул рукой, и горло обожгло холодом. Боли не было. Пока не было, но Лучано ни на миг не сомневался: через несколько мгновений придёт и она. Силы оставили его, ноги подломились, но, уже падая на колени, он увидел, как далеко внизу за спиной Аластора вымётываются из леса проворные чёрные тени, услышал, как почти по-человечески рыдают рвущиеся с привязи лошади, как воет, захлёбываясь, Пушок, а Аластор страшно смеётся и не замечает ничего вокруг…

…Он вырвался из тяжёлого вязкого сна и не сразу поверил, что проснулся. Рядом, в точности, как в кошмаре, выл и хрипел Пушок. Пушок? Откуда он здесь?! Лучано попытался вскочить, запутался в туго спеленавшем его одеяле, упал на пол, попытался удержаться за крохотный столик у кровати, но вместо этого повалил и его… Шип, называется! Да за такое из гильдии нужно гнать с позором!

Дверь распахнулась, палату залил яркий свет, безжалостно ударил по глазам, и Лучано поспешно прикрыл их рукой, всё же успев заметить два силуэта, один в зелёном, другой в белом, метнувшихся ко второй кровати… Кровати Аластора! Вот откуда доносился звук, который Лучано принял за хрип волкодава!

— Ах, проклятье! — крикнул первый голос. — С ним же всё было в порядке! Придержите мальчика, я взгляну!

— Разумеется, магистр, прошу вас… — отозвался второй, низкий, глубокий и смутно знакомый.

Приподнявшись, Лучано распахнул тут же заслезившиеся глаза, проморгался и лишь тогда всё увидел. Альс бился и метался на постели, рычал и хрипел, на его губах выступила пена, а глаза… глаза оставались плотно закрытыми!

Над его головой склонился тот самый целитель, что осматривал их днём, а с правой стороны кровати Аластора пытался удержать… Баргот?!

Это был он! Тот самый всадник на огромном жеребце, примчавшийся на проклятый холм! Тот, что непостижимым образом вытащил Айлин из Запределья, а потом спас Аластора! Высоченный, черноволосый и смуглый, с яркими тёмными глазами, породистым арлезийским носом и холёной бородкой. Одно лицо с Барготом на стене храма!

Только сейчас он был не в чёрном дорожном костюме, а в светлом шёлковом халате, накинутом прямо на голое тело, и мягких домашних туфлях без задников. Наверное, спал где-то поблизости?

Сознание Лучано словно раздвоилось. Рассудком он понимал, что грандсиньор… как же его… Дункан? Что грандсиньор Дункан никак не может быть Барготом. Не отнимал же он магессу сам у себя?! Но память неумолимо обрушивала на Лучано видение, где воедино слились чёрно-алая закатная фреска и явление спасителя на холм к Разлому. Кто ещё, кроме Баргота, способен на подобное?!

«Я схожу с ума, — подумал Лучано. — Может, этот сон — предупреждение? Но о чём? И ради всех Благих, что с Альсом?! Отравили?!!»

— Ничего не понимаю… — выдохнул целитель. — Я сам брал у него анализы два часа назад! Кровь была чистой, никаких причин для припадка. Неужели падучая?!

— Нет! — отозвался Дункан. — Это не падучая, Звездой ручаюсь.

Он стиснул Аластора обеими руками так, что на мощной спине вздулись мышцы, ясно видные через тонкий шёлк. Но припадок, что бы его ни вызвало, утроил силы Альса. Наверное, проще было бы смирить обезумевшего арлезийского жеребца, вроде той зверюги, что передавила демонов у Разлома.

— Я не смогу держать долго! — хрипло выдохнул грандсиньор Дункан. — Бреннан, успокойте же его!

Лучано, отшвырнув, наконец, проклятое одеяло, метнулся к кровати друга, вцепился в его левое плечо, мокрое от пота и дрожащее от чудовищного напряжения словно бы каждой жилкой по отдельности. Навалился, прижимая к кровати всем весом, но понимая, что и этого надолго не хватит…

— Я делаю, что могу! — огрызнулся пожилой маг, и Лучано ясно услышал в его голосе растерянность и даже страх.

Воздух в комнате вдруг задрожал, повеяло запахом мяты, и с пальцев целителя потекла тонкая зеленоватая дымка, впитываясь в голову Альса. Несколько мгновений казалось, что это помогает, Аластор замер, но тут же снова выгнулся с такой силой, что Лучано еле удержался на постели.

И вдруг он почувствовал, что плечо Альса под его пальцами расслабляется, а судороги… Да, судороги стали, кажется, слабее?

Снова хлопнула дверь, по полу прошлёпали босые ноги, и рядом с его пальцами легли другие — тонкие девичьи, которые Лучано узнал бы из тысячи! Вот теперь, он готов был поклясться, бившие Альса судороги действительно начали затихать.

— Ревенгар? — изумился целитель. — Что вы здесь делаете?!

Лучано позволил себе поднять голову и даже немного отстраниться, потому что Альса уже не нужно было держать. Мощное тело дорвенантца заметно расслабилось, опустилось на кровать и будто растеклось по ней. Глаза он так и не открыл, но задышал ровнее, хотя всё ещё слишком быстро.

А Лучано жадно всмотрелся в Айлин. Рыжие косы синьорины, свободно заплетённые на ночь, растрепались, бледное лицо осунулось, но глаза… глаза остались прежние! Яркие, полные тревоги и слегка испуганного удивления. Невозможно красивые…

На его восхищённый взгляд синьорина ответила своим — сердитым! — и свободной рукой запахнула слишком открытый ворот полотняной ночной рубашки, длинной и просторной, но всё равно восхитительно обрисовавшей грудь. Опомнившись, Лучано заставил себя опустить взгляд на Аластора, который разметался по постели.

М-да… Так себе отвлёкся, конечно. Грандсиньор Дункан до сих пор удерживал обнажённого по пояс Альса с другой стороны, Айлин замерла напротив него, и Лучано беспомощно подумал, что теперь никогда не сможет избавиться ещё от одного видения. Смуглый и черноволосый арлезиец Баргот, медно-рыжая, совсем ещё юная Всеблагая из Дорвенанта и словно вылитый из серебра Пресветлый Воин-северянин. Трое самых красивых людей, которых он видел в своей жизни, так близки, что ещё немного — и рухнут друг к другу в объятия!

«Великий Безликий! — взмолился он. — Ну почему ты не дал мне таланта?! Будь я равен маэстро дель Арбицци, я продал бы душу кому угодно, лишь бы изваять всех троих — вот так! Воплощённые Мощь и Красота, склонившиеся над юной Силой… Боги, о чём я думаю?! В такой момент! Наверное, это отрава до сих пор гуляет по крови…»

— Ревенгар! — повторил Бреннан, и магесса посмотрела на него, стремительно заливаясь краской.

— Я… не знаю, — выдавила она. — Я проснулась… Мне снилось что-то нехорошее… — Голос дрогнул, и она, отпустив руку Аластора, обняла себя за плечи. — Что-то ужасное. А потом я поняла, что нужна ему… им… Я не понимаю! Что происходит?!

— Ну-ну, дитя моё… — неловко произнёс Бреннан, а грандсиньор Дункан, встав, подошёл к постели Лучано, взял с неё тонкое покрывало и набросил синьорине на плечи.

Она торопливо закуталась и посмотрела на него с такой благодарностью, что Лучано почти простил им обоим кощунственный поступок — скрыть подобную красоту под складками одеяла! Эти дорвенантцы! Нет бы помедлить ещё хоть минутку, а теперь даже тонкие изящные лодыжки и точёные ступни не видно.

— Что происходит?!

Голос Айлин зазвенел приближающейся истерикой, и Лучано себя одёрнул. Не время думать о приятных фривольностях! Что-то здесь и в самом деле творится неладное.

— Ничего страшного, — мягко отозвался грандсиньор. — Мы стали свидетелями очень странного явления, но оно не такое тревожное, каким кажется. Теперь всё хорошо, и мы с магистром Бреннаном наверняка сумеем разобраться и с причиной, и с последствиями…

Его голос лился, как струя каштанового мёда. Тёмный, сладкий, но с отчётливой горчинкой и потому не приторный. Лучано поймал себя на том, что даже ему хочется расслабиться и безусловно поверить этому прекрасному, достойному всякого доверия человеку. Моргнув, он не без сожаления сбросил приятную негу и с ещё большим уважением посмотрел на грандсиньора. Тот, без всякого сомнения, старался ради Айлин. Магесса глубоко вздохнула, и её напряжённые плечи спокойно опустились.

— Вы… вы же правда сможете? — совсем по-детски переспросила она и снова смутилась: — Прошу прощения, я не должна была являться сюда в таком виде! Но Аластор… С ним же всё будет хорошо? Ох, Лу, прости, я с тобой не поздоровалась!

— Доброго вечера, синьорина, — с должной почтительной любезностью отозвался Лучано, и где-то внутри болезненно царапнуло по сердцу, когда она, будто опомнившись, кивнула ему.

Так прекрасно воспитанные дамы кивают очень доверенному, но всё-таки слуге. Что ж, а он чего ожидал? Что Айлин кинется ему на шею? При свидетелях? Или хотя бы посмотрит, как раньше, весело и открыто?

«Но даже останься мы одни, — безжалостно напомнил он себе, — на такое лучше не рассчитывать. Всё закончилось. Она зовёт тебя Лу по старой памяти, но скоро вспомнит, что это тоже неприлично. Здесь она грандсиньорина и магесса, а ты… знай своё место, Шип».

Они с Айлин ещё раз обменялись взглядами и разом посмотрели на Аластора. Тот лежал с плотно закрытыми глазами и дышал мерно, глубоко, словно спал. Пожалуй, на падучую это и вправду не было похоже, а местные целители-маги знают своё дело. Однако Лучано грызла нарастающая тревога. Вальдерон был воплощением здоровья и телесной крепости! Но не слишком ли дорого обошлось ему спасение Дорвенанта?

Отстранив Бреннана, грандсиньор Дункан опустился на колени у изголовья постели, положил огромные ладони на виски Аластора, влажные от пота, и закрыл глаза. На его правой руке блеснул золотой перстень с крупным камнем, в котором Лучано распознал белый опал редкой чистоты и сияния. Серьга, выполненная ему в пару, качнулась в ухе, когда Дункан склонил голову, и Лучано вдруг понял.

Белый камень! Маг разума! Ну конечно, какой же он идиотто!

Осколки мозаики сошлись в безупречно прекрасном ярком витраже. Всё, что Айлин рассказывала о своём таинственном женихе, его подарки и то, как магесса о нём вспоминала… Мужчина, который подарил ей нож из небесного железа и духи с ароматом каштана! Лучано ещё тогда понял, что это должен быть очень редкий… экземпляр!

Кто же ещё мог бросить вызов самому Барготу, кроме магистра гильдии разумников? И кто мог явиться за синьориной к Разлому, кроме… её будущего мужа?

Лучано совершенно новым взглядом оглядел великолепную фигуру, едва скрытую светлым шёлком. Если с Аластора можно было ваять юного Пресветлого Воина, то грандсиньор Дункан был воплощением роскошной мужской зрелости. Мощная шея, валуны плеч и широкая грудь… Резкие черты лица, напомнившие огромную хищную птицу из тех, что гнездятся в горах Арлезы. Глаза… Чёрная кайма бородки, обрамляющая чувственный рот. Руки, что сейчас лежат на висках Аластора, крупные, сильные, но такой же правильной аристократической формы, как у самого дорвенантца. И голос. Всеблагая, какой голос! Да за несколько слов, сказанных таким голосом, можно позволить всё, что угодно!

«И я ещё удивлялся, что она мне отказала?! — с неожиданным отчаянием подумал Лучано. — Ради такого мужчины я бы сам себе отказал! Тьфу, что я несу? Отказал бы такому, как я… А если… Не будь идиотто! Ты же не думаешь, что мужчина, ради невесты промчавшийся через весь Дорвенант и отбивший её у Падшего, польстится на… на тебя?! И вообще, это жених Айлин! Фортунато, проснись! Это тебе не предрассветные грёзы, в которых возможно всё. Всеблагая и Претемнейшая, как же вы любите пошутить… Только я успел очнуться, удивиться и порадоваться, что не сдох на том холме, как судьба показывает мне такое… такого… и без малейших шансов! Обидно же!»

— Это аркан заставил юного лорда видеть кошмар? — напряжённо уточнил целитель, но разумник молча качнул головой, так и сжимая виски Аластора.

«Такими руками можно, пожалуй, раздавить голову, — подумал Лучано с восхищённым ужасом. — Если, конечно, приложить должную силу. Какое счастье, что этот достойный грандсиньор нам не враг!»

В самом деле, хватка мага даже на вид была удивительно бережной!

— Юноша пережил сильнейшее потрясение, — заговорил грандсиньор Дункан отсутствующим голосом. — Именно поэтому ему привиделся кошмар. Аркан же призвал на помощь его спутников, и, почувствовав их рядом, юный лорд успокоился. Память о пережитом со временем сгладится, а пока я настоятельно рекомендую оставить наших героев вместе.

— Молодые люди лежат в одной палате, — напомнил целитель. — Это не слишком помогло.

— Значит, придётся поместить сюда же леди, — спокойно закончил грандсиньор Дункан и открыл наконец глаза. — Как только юный лорд справится с потрясением, необходимость в таких мерах отпадёт. Я, со своей стороны, сделаю всё, чтобы помочь.

— Леди? — беспомощно переспросил пожилой маг. — В одну палату с юношами? Дункан, мальчик мой, вам не кажется, что это уже… слишком?

— Они путешествовали втроём несколько недель, — напомнил грандсиньор Дункан. — Ещё несколько дней ничего не изменят в сложившемся положении. Во имя Странника, магистр Бреннан, я тоже не в восторге, но сейчас мы должны позаботиться о здоровье всех троих. Заверяю вас как разумник, если подобное будет повторяться каждую ночь, выздоровление лорда Аластора затянется на неопределённый срок.

— Милосердная Сестра… — вздохнул Бреннан и сочувственно поглядел на Айлин. — Вы слышали, дитя моё? В этом случае даже я не имею права приказывать вам. Ваши заслуги столь велики, что никто не может потребовать от вас…

— Окончательно уничтожить мою репутацию? — подсказала Айлин удивительно спокойным голосом. — Магистр Бреннан, вы полагаете, от неё ещё что-то осталось?

Она бросила в сторону разумника быстрый взгляд, и Лучано прикусил язык, сообразив, что не все здесь, возможно, знают о том, что связывает этих двоих. Айлин же продолжала:

— Согласитесь, магистр, очень глупо было бы рисковать здоровьем Аластора, то есть лорда Вальдерона, ради условностей этикета. Если кто-то не поймёт, почему я на это согласилась…

— То я сам с радостью это объясню любому! — воинственно закончил целитель, и разумник молча кивнул.

— Тогда я пойду и соберу свои вещи, — с удивительным достоинством и простотой сказала Айлин. — Вы ведь попросите кого-нибудь перенести сюда ещё одну кровать? Незачем ждать до утра, вдруг это повторится? Аластору нужно выспаться, чтобы восстановить силы.

— Благослови вас Милосердная Сестра! — от души пожелал Бреннан. — Кровать сейчас будет! И ширма! Конечно, мы поставим ширму, чтобы… Идите, дитя моё!

Айлин подхватила покрывало, в которое куталась, чтобы оно не мешало ей идти, и на миг Лучано показалось, что на девичьих плечах не тонкая шерсть больничного одеяла, а королевская мантия. Так не двигаются те, кто боится чужого осуждения и смешков — неважно, за спиной или в лицо. Юная магесса вышла из палаты, безупречно спокойная, почти величественная, и все трое мужчин, включая Лучано, посмотрели ей вслед очень долгим взглядом.

— Пойду распоряжусь! — спохватился целитель, когда шаги Айлин затихли в коридоре. — Ну и ночь… Дункан, мальчик мой, простите ради Сестры! Вы не побудете здесь ещё несколько минут? А я пришлю дежурного…

— Разумеется, магистр, — отозвался разумник. — Я подожду, сколько понадобится.

Он дождался, когда пожилой маг выкатится в коридор с удивительным для его возраста и сложения проворством, а потом внимательно посмотрел в глаза Лучано, присевшему на край постели Аластора и уронил:

— Благодарю за помощь, сударь…

— Фарелли! — торопливо отозвался Лучано, с ужасом понимая, что сердце куда-то ухнуло при одном звуке этого голоса, обращённого на этот раз именно к нему. — Лучано Фортунато Фарелли, к вашим услугам.

— Итлиец… — задумчиво сказал грандсиньор, и Лучано молча склонил голову, а потом зачем-то подтвердил:

— Из Вероккьи. И… позвольте выразить вам свою вечную и неизменную благодарность, грандсиньор Дункан.

— Роверстан, — с лёгкой улыбкой, едва мелькнувшей в уголках губ, поправил его разумник. — Магистр Роверстан, тоже к вашим услугам. Дунканом меня называют только очень старые друзья.

— Мои извинения, синьор, — поклонился Лучано. — Не хотел показаться неучтивым!

«Дункан Роверстан? — изумился он про себя. — Дорвенантец? С таким лицом? И с привычкой ругаться по-арлезийски? Да у него южная кровь бросается в глаза сильнее, чем у меня! Скорее я сойду за дорвенантского дворянина, чем этот синьор! Впрочем… полукровка, может? Или приёмный?»

Разумник между тем благодушно махнул рукой, показывая, что принял извинения и вовсе не в обиде. Он внимательно поглядел на Аластора, который уже безмятежно и ровно дышал, и очень любезно осведомился у Лучано:

— Полагаю, мы ещё услышим, какие обстоятельства привели вас в отряд… лорда Аластора? И на тот холм…

— О, ничего особенного, грандсиньор! — отозвался Лучано, лихорадочно соображая.

Снова назваться просто наёмником? Глупо! Дело вышло такое громкое, что все его участники поневоле прославятся и окажутся под прицелом сотен внимательных взглядов… Маску скромного приказчика уже не сохранить, но… можно попробовать утаить работу на гильдию. Даже нужно, учитывая, кто его нанял! С другой стороны, а что ему скрывать? Второе задание — да, но первым можно только гордиться! И если его правильно подать, никто не станет копать глубже. А её величество… Что ж, она ему не приказывала хранить тайну ценой собственной жизни.

— Понимаете… — осторожно начал он, испытывая очень неприятное ощущение, что собеседник видит его насквозь. — Есть одна особа, очень заинтересованная в благополучии синьора Вальдерона…

— Синьора? — переспросил разумник. — Именно его? Не синьорины?

— Боюсь, что благополучие синьорины её совершенно не беспокоит, — извиняющимся тоном подтвердил Лучано. — Но она пожелала, чтобы юный благородный синьор вернулся в Дорвенант живым и как можно более невредимым. А для этого наняла меня и велела присоединиться к их отряду.

— То есть у вас был приказ от этой особы охранять лорда Вальдерона? — уточнил магистр Роверстан.

— Охранять и всемерно способствовать, — склонил голову Лучано не столько в знак согласия, сколько желая избежать пронзительного взгляда чёрных непроницаемых глаз.

Чутьё кричало, что сейчас он ходит по канату, натянутому над пропастью. Если великолепный и восхитительный грандсиньор узнает, что Лучано должен был убить его невесту, то… Убьёт. Ни тени сомнения!

— Должно быть, вы очень хорошо выполняли свой долг, — задумчиво сказал магистр. — Если согласились на неизвестный вам магический ритуал, чтобы спасти юного лорда.

— Ритуал? Ах да…

Лучано о нём помнил, разумеется. Синьорина что-то такое говорила. Что-то важное. Очень важное, кажется.

— Вы не помните? — сочувственно спросил магистр, и его глаза странно блеснули. — В таком состоянии, как тогда, это неудивительно. Тогда позвольте вам сказать, что вы согласились соединить себя магическими узами с лордом Вальдероном и леди Ревенгар.

«Только если получится, мы оба будем связаны с Алом. Я не знаю точно — как! Это потом снимут… Наверное… — всплыл в памяти горячечный шёпот Айлин. — Там ключ на добровольности. Мне нужно… твоё имя».

Что же он ей ответил?!

— Клянусь Претемнейшей, — повторил Лучано вслух то, что подсказала цепкая память Шипа, даже в том помрачении запечатлевшая каждое слово. — Позволяю синьорине Айлин всё, что ей угодно…

— Именно так, — кивнул Роверстан. — Это было очень великодушно с вашей стороны. И весьма неосторожно.

Лучано посмотрел на него, впервые медленно осознавая, что сделал. Айлин каким-то образом их связала?! Всех троих? Тогда это помогло Альсу выжить, а сегодня… Альс, умирая от страха в кошмаре, позвал их обоих?! И Лучано, и Айлин кинулись к нему, словно их дёрнули за невидимый поводок!

— Но как же это… — с трудом шевельнул он губами. — Да, я согласился, но… Это снимается?!

Роверстан пожал плечами. А потом посмотрел на Лучано и с явным сочувствием добавил:

— Орден сделает всё возможное.

«А иначе ваш будущий король будет связан с каким-то подозрительным итлийцем-простолюдином, — хотел съязвить Лучано, однако язык не повернулся. — При этом Шипом, проклятым на смерть. И ещё неизвестно, как это отразится на Аласторе в случае чего! Её величество будет в бешенстве. Гильдия будет в бешенстве, когда всё узнает. Мастер Ларци… ох, что он со мной сделает! Отказаться от предложения аккару, чтобы дать клятву девчонке-магессе и принцу-бастардо?! Ещё и непонятно к чему обязывающую клятву!»

— Посмотрите на свою левую руку, — мягко сказал разумник, молча наблюдавший за ним. — Выше локтя.

Лучано закатал просторный рукав рубашки, в которую его переодели, и… замер.

Чёрная шипастая лоза трижды обвивала его плечо, чуть проступая над кожей. Несколько изящных узких листьев, никаких цветов или бутонов, но роскошные длинные шипы. Смертельная изысканная красота. И приговор для того, кому нельзя иметь никаких особых примет.

— Это… — начал он и осёкся, не зная, что сказать.

— След аркана, — тихо подсказал Дункан. — У леди Ревенгар такой же на правой руке. У лорда Аластора их два, на правой и левой. Полагаю, это потому, что вы оба ему присягнули магически. Орден исследует это явление самым тщательным образом, можете не сомневаться. Но боюсь, что в Итлию вы в ближайшем будущем не вернётесь.

— Думаю, нанявшая меня особа это учтёт, — растянул Лучано губы в бесстрастной и насквозь фальшивой улыбке.

Лоза… Лоза для Шипа! Какая забавная и вместе с тем мерзкая шутка судьбы! И что ему теперь делать?! Отличная добавка к проклятию, спящему под сердцем! Хоть правда сбегай в гостеприимно распахнутые объятия аккару! Там всё будет честно, а главное, по его собственному выбору!

— Жалеете? — понимающе уточнил магистр, и Лучано вдруг опомнился.

По собственному выбору? Но… разве Айлин его заставляла?! Он сам согласился на всё, желая спасти Аластора! И вовсе не ради приказа Беатрис! Просто потому, что Альс должен жить. Иногда забавный, иногда раздражающий своей прямотой и упрямством, но честный и великодушный… Истинный принц, воплощение благородства, словно сейчас из красивой детской сказки. И так хочется, чтобы он просто жил где-то… Просто знать, что этот мир не совсем утонул в грязи, раз уж в нём есть такие, как Альс и синьорина Айлин!

Жалеть?! Он бы сделал это снова. И расплатится по всем счетам, которые судьбе будет угодно ему предъявить.

— Нет, — совершенно спокойно уронил Лучано и аккуратно опустил рукав обратно. — Вы же помните, я согласился на это сам.

В коридоре послышался шум, дверь распахнулась, и двое здоровяков в простой коричневой одежде втащили кровать. Ещё пара внесла следом ширму из плотной ткани, натянутой на деревянную раму. Кровати Лучано и Аластора сдвинули почти вплотную, отгородили их ширмой, а третью кровать поставили у окна. Аластор во время всего этого шума так и не проснулся.

— Вот как? — Магистр Роверстан пристально посмотрел ему в глаза. — Что ж, примите моё уважение. Редкое присутствие духа. Я имею в виду, вы ведь тогда в самом деле были… несколько не в себе. Наверное, не очень хорошо помните всё случившееся?

И снова Лучано ударило ощущение шагов над пропастью. Холодная злая тревога, заставляющая пригнуться, чтобы смертельный удар пролетел рядом. Он вспомнил располосованную ладонь грандсиньора и полную пригоршню крови, полетевшую… куда-то. И яростные слова на арлезийском, то ли проклятия, то ли заклинания, летящие по ветру. И несколько раз помянутый Баргот.

«Он разумник, — почему-то очень спокойно подумал Лучано, глядя в непроницаемые чёрные глаза. — Если его обвинят в поклонении Барготу, это будет очень логично и обоснованно. Как-то же он уговорил Запределье вернуть синьорину. Все знают, что разумники не так уж давно отреклись от Падшего и вернулись в лоно благой веры. Грандсиньор магистр, похоже, и сам ходит над пропастью. Сколько же он поставил на карту ради невесты! Да попросту всё. Если докажут… ему не жить. В Итлии барготопоклонников жгут, а здесь что делают? Четвертуют вроде бы…»

— Не понимаю, о чём вы говорите, грандсиньор, — улыбнулся он любезно и очень уверенно. — Я прекрасно помню, как вы и синьорина Айлин спасали его вы… то есть лорда Вальдерона! — тщательно оговорился он, и арлезийские глаза Роверстана понимающе блеснули. — И как я давал согласие синьорине — тоже помню. А вот всё, что было до этого… Увы, оно как в тумане. Разве синьор Бреннан, дай Сестра ему здоровья, вам не говорил? Мне под зельями такое виделось! Помню, смотрю вроде бы на демонов, а вижу голубых котов. И один из них, самый крупный, алхимический змеевик в лапах тащит! С розовым маслом! — добавил он убеждённо, вспомнив скотину Мышьяка. — Хорошо, что самого Баргота не увидел, хвала Благим!

— Сочувствую… — медленно сказал Роверстан, и его чёрные глаза, до этого казавшиеся Лучано кусочками ледяной Бездны, неуловимо потеплели. — Голубые коты, значит?

— Именно так, — истово подтвердил Лучано. — Матёрые, на задних лапах! Вы только не говорите никому, ладно? Мне моя репутация ещё дорога!

— Ну что вы, сударь, — усмехнулся магистр, весело блеснув окончательно оттаявшим взглядом. — Я прекрасно понимаю! Желаю скорейшего выздоровления, ещё увидимся.

Он поклонился и вышел, а Лучано почувствовал, что рубаха на спине насквозь промокла от пота и прилипла к коже. Словно допрос у грандмастера выдержал! Но теперь, если синьор действительно разумник и пустит правильные слухи, никто не поверит словам человека, которому такое мерещится. Понятно же, под зельями был!

Забравшись в свою постель, он несколько минут лежал и ждал, не прозвучат ли снова лёгкие шаги Айлин. Очень хотелось поинтересоваться у синьорины, что она учинила над ними всеми. Но мгновения тянулись, и Лучано нечаянно задышал в том же ритме, что и лежащий рядом Альс, а потом… незаметно уснул.