Явление прекрасной N

Евгения Райнеш, 2021

Спустя много лет Нира Эльман приезжает в Яругу и открывает заброшенный диско-бар, принадлежащий ещё её матери. У Ниры в городе детства осталось много друзей, но радости от встречи мешает одно обстоятельство: восемнадцать лет назад её объявили умершей. Алексей Гордеев, первая любовь Ниры, пытается выяснить, что же произошло тогда, и зачем на самом деле вернулась подруга юности. И… она ли это вообще?

Глава пятая. Что скрывала Кайса

Восемнадцать лет назад Кайса пришла к «Лаки» на знаменитую вечеринку в ретро-стиле, это было тогда интересно и необычно для такого небольшого провинциального города, как Яруга.

Это было летом. В начале июля, они как раз готовились к первым в своей жизни экзаменам. Школьники, которым категорически запрещалось подходить к «Лаки», мечтали попасть туда в ту ночь. Нира, немного поломавшись для вида, всё-таки обещала провести в зал Гордея, Эда и Мику. Про Кайсу она ничего не сказала, но и не возмутилась, когда та тихо произнесла, что тоже непременно придёт ко входу.

Замирая от предвкушения запретного удовольствия, Кайса подошла в назначенное время к «Лаки».

— Синий, синий иней сел на провода…

Разносилось по пустынным окрестностям, эхом исчезая в недрах заброшенного завода. Нира сказала, что мама достала ещё бабушкины кассеты и раздобыла где-то старый магнитофон. Лара вообще любила вот это всё: проигрыватель с пластинками, кассетный магнитофон. В «Лаки» музейными экспонатами стояли и два патефона, но безнадёжно сломанные. Просто придавали помещению атмосферу.

Нира предупредила, чтобы не толклись на виду у охраны, поэтому Кайса отошла в тень густо посаженных тополей. Пятачок назывался «поцелуйным», парочки, разгорячённые в баре, любили обжиматься под звёздным небом. За пышные кроны и мощные старые стволы не добивал свет от диско-бара, и Кайса спряталась в тени, не отрывая взгляда от входа, чтобы не пропустить Ниру или Гордея. На худой конец — Мику или Эда.

— Я и в самом деле так думаю, — до Кайсы вдруг донёсся очень знакомый голос.

Облако. Ритка Облако, она сразу её узнала. Та, тоже прячась в тополях, говорила с кем-то по телефону. Кайса до дрожи в коленях боялась Облако, стараясь сделаться как можно незаметнее, когда та проходила мимо в школе. А тем более здесь, в стороне от людей и света. Она попятилась, надеясь, что сможет уйти незамеченной, но тут услышала знакомое имя.

— Это нечестно, — сказала Ритка. — Почему все чуваки ведутся на Ниру?

В душе Кайсы дрогнула какая-то нить, отвечающая за связь с тайнами. Задребезжала, посылая сигнал: тут происходит что-то важное. И она осталась, вслушиваясь в ненавистный голос.

Нежные феи, девочки с тонкой душевной организацией, подобные Кайсе, молча и издалека обожали Гордея. Воплощение принца из самых заветных девичьих грёз. Ритка Облако не входила в их число, так как являлась девушкой рациональной и всегда трезво оценивала ситуацию. Справедливости ради, нужно отметить: себя в ней — тоже.

Когда пришла пора влюбиться, она осмотрелась вокруг. Взгляд её задержался на Мике. Вообще-то логично: они очень подходили друг другу. Большие и угловатые, как медвежата, оба — рыжие. Мика — с оттенком ржавой соломы, а Ритка уходила в красную медь.

Уже в юности оба — приземлённые, не витающие в высоких материях, твёрдо стоящие на ногах и не обременённые чересчур моральными принципами. И Мика, и Ритка всегда чётко знали, чего они хотят. Чёрное и белое: таков мир Ритки и Мики, в котором они бы могли прожить до конца своих дней в любви и согласии.

Но не стал общим для них этот мир без полутонов. В судьбу вмешалось одно немаловажное обстоятельство. Нира Эльман. Мика не смотрел больше ни на кого. Хотя то, что красавица и гордячка Нира ему не пара, понимали абсолютно все, кроме Давыденкова.

Облако торопилась. Она была реалисткой и знала, во что превратилась её мать к двадцати пяти годам. Огромная баба с жёстким грубым лицом, тяжёлой челюстью и заплывшими глазками неопределённого цвета. Медная рыжина задорных прядей перешла в тускло-красные лохмы, торчащие на приплюснутом черепе.

Ритка понимала, что походит на мать как две капли воды, поэтому не ожидала от судьбы приятных сюрпризов. Пока сохраняет девичье очарование, но осталось ей недолго. Нужно срочно брать и судьбу, и Мику Давыденкова в свои руки.

— Ты сделаешь? — Облако обрадовалась так бесхитростно, как могла радоваться только она. — Сегодня Нира со своей шарагой придёт в мамочкину забегаловку, я слышала.

Кайса забыла и о страхе перед Облаком, и о маскировке, и вообще обо всём.

— Я найду способ, — продолжала Ритка, — как её от них оттащить. Здесь темно, никто ничего не увидит. Она и сама лиц не сможет разглядеть. Пусть через час подъезжают, я фотку скину, в чём она будет. А потом ты мне — в чём она не будет…

Облако заржала как бешеная лошадь.

— Лады, да?

То ли от её грубого смеха, то ли от налетевшего ветра несколько листьев, пожелтевших раньше времени, сорвались с иссохшей ветки, осыпались на Кайсу. Она вздрогнула от этих почти невесомых прикосновений, словно ком снега свалился на её голову. Небо запахнулось тучами, пряча жёлтые и крупные за городом россыпи звёзд. Как будто закрылась застёжка-молния на тёмной куртке. Кайса захлебнулась внезапным порывом ветра.

Ритка дала отбой и увидела открытый рот Кайсы.

— О, — сказала Облако. — Вот кто у нас тут!

А затем неприятно прищурилась:

— Ты, Курага, прямо кстати.

Кайса попыталась дать задний ход, но Облако была не только быстрее, но и гораздо массивнее.

Она схватила её за капюшон ветровки, подсекая ногой. Кайса упала колени.

— Слушай, Курага, не трепыхайся, я ничего тебе плохого не сделаю, совсем наоборот. Если поможешь, то не буду целый месяц доставать…

Верилось слабо, и Облако прочитала это по глазам.

— Амнистия на месяц, а? Или на два даже… Всего-то и нужно: позвать вот сюда Нирку Эльман. Только, чтобы одна пришла.

— Сама зови, — пискнула Кайса, уже не пытаясь вырваться.

— Ты дура, Курага, — вздохнула Ритка, но капюшон так и не выпустила из рук. — Со мной Нирка и разговаривать не станет. Это к тебе она непонятную симпатию испытывает…

Облако вдруг бросила на Кайсу очень странный взгляд. Словно лазерным лучом снесла кожу, обнажая кровеносные сосуды.

— А зря… — слова были не менее острые, чем взгляд. — Зря она к тебе так хорошо относится. Я всё вижу, Курага. Всё…

— Чего ты видишь? — не получалось у Кайсы говорить независимо, стоя на коленях перед Риткой.

— А как ты на Гордея очи свои таращишь. Глаз положила, даже не сомневаюсь ни разу. Только тебе, Курага, ничего не светит…

А то Кайса сама этого не знала.

— Тебе будто светит, — огрызнулась она.

И зажмурилась. Только тем, что Облако своими большими, неповоротливыми пальцами залезла в самую трепетную мякоть её души, объяснялся немыслимый Кайсин бунт.

— И мне не светит, — неожиданно миролюбиво согласилась Облако. — Если мы не возьмём всё в свои руки и не разрулим этот баклажан в нужную сторону.

Под баклажаном, наверное, Ритка подразумевала Ниру, на которую «ведутся все чуваки». По крайней мере, важные для Облака.

— Я тут придумала кое-что, спесь с этой королевы сбить. Брательник мне поможет, мы перетёрли… Нужно только Нирку сюда вытащить, а там уж его пацаны дело доделают. Мы ни при чём останемся…

Кайса промолчала, а Риткина рука неожиданно убралась с её капюшона.

— Ну, так как, Курага?

Она приняла молчание Кайсы за согласие. А та думала лишь о том, как побыстрее смыться с глаз Облака.

— В общем, если через час Нира не появится, на её месте окажешься ты. И тебе не понравится, гарантирую. Когда со своими прыщами, где должны быть сиськи, во всех телефонах засветишься в стиле «ню». Некоторые после такого в петлю лезут…

Ритка гыкнула так, что Кайса похолодела и поняла: Облако уже проделывала нечто подобное. Сама она не застала ту девочку… Говорили, что какая-то банда год назад раздела старшеклассницу, и фотографии отправились по всей рассылке. «Там было такое порно!», — сказал кто-то. Девочка то ли перевелась в другую школу, то ли вовсе уехала из города.

И сейчас Облако хочет то же самое сделать с Нирой? И… с ней, Кайсой? Она прокляла себя, что не ушла сразу, как услышала Риткин голос.

«Дура, дура, дура… Абрикос без косточки»

— Иди, Курага, — милостиво отпустила её Ритка. — Только помни: через час карета превратится в тыкву. Гы-ы-ы…

Кайса пошла на негнущихся ногах. Сверкающий «Лаки» уже не казался ей волшебным дворцом, обещающим чудо. Сейчас он больше напоминал блестящую западню. Поведись, попробуй ногой сверкающий настил — и ухнешь в яму, кишащую ужасами неизвестности.

На самом деле Кайса собиралась всё рассказать Нире. Она кинулась искать её уже не потому, что хотела попасть с Гордеем на ретро-вечеринку, а предупредить о грядущей опасности. Мало ли кого ещё подговорит Ритка Облако? Не похоже, чтобы она очень полагалась на Кайсу.

У входа никого из знакомых не было. Какие-то парни курили у крылечка, громко матерились, обсуждая свои дела. Высокий худой мужчина в очках ругался с охранниками — то ли они не хотели впускать его, то ли скандалил, чтобы кого-то вытащить из бара. Может, у него тут зависала несовершеннолетняя дочь. Как Кайса.

Она посмотрела по сторонам. Несколько парочек безмолвными призраками целовались в тополях.

«Наверное, Нира, Гордей и ребята не дождались меня и вошли в бар», — подумала Кайса.

Ей стало очень обидно, потому что, скорее всего, так и было. Они просто забыли о ней. Кайсе всегда приходилось держаться очень близко к Гордею, чтобы не отставать. Как только пропадала из поля зрения, её тут же забывали.

Кайса внимательно посмотрела на сияющий фонариками вход. Суровый дядька куда-то отошёл, у двери остался один милый белобрысый парень. Кайса решительно направилась к нему, пока напарник не вернулся.

Белобрысый протянул руку, перекрывая вход.

— Только после восемнадцати. А то сама не знаешь? Иди отсюда, девочка. Не делай мне проблем.

«Сам ты мальчик», — пронеслось в голове у Кайсы, но она выдавила улыбку настолько милую, насколько смогла.

— Я… Пожалуйста. Там моя друзья.

Она махнула рукой в грохочущий и сверкающий зев «Лаки».

— Не такие уж и друзья, если оставили, нет? — в глазах парня промелькнуло что-то вроде сочувствия.

Кайсе показалось, что с ним случалось подобное. Наверное, про него тоже забывали.

— Я опоздала, — сказала она. — Должны были вместе. С Нирой. Ты знаешь Ниру, это дочь хозяйки «Лаки»? Она моя подруга.

Наконец-то в её голову пришло что-то путное. Почему сразу не догадалась выставить имя Ниры вперёд? Как боевого слона?

— Знаю, — кивнул парень. — Ей тоже нечего здесь делать. Но раз так…

Он вдруг оглянулся и, убедившись, что никому до них нет дела, прошептал:

— Если ты обойдёшь бар, то на той стороне увидишь чёрный ход. Там коридор в прачечную, всякие бытовки и склад. Дверь сейчас открыта — по правилам безопасности, как бы пожарный выход. Если внезапная проверка. Сечёшь?

Кайса не очень секла, но на всякий случай кивнула.

— Из прачечной по коридору через гримёрку попадёшь в зал, где и выскажешь своим друзьям всё, что о них думаешь…

Парень явно имел в виду что-то своё. «Выскажешь друзьям» прозвучало очень эмоционально.

Она наконец-то поняла. И благодарно улыбнулась:

— Спасибо, хотя они не такие…

— Тимка! — из вестибюля вышел хмурый дядька. — Чего ты тут с малолетками лясы точишь?

Кайса попятилась. Не хватало, чтобы этому симпатичному Тимке ещё из-за неё и попало.

— Брысь отсюда, — шуганул Кайсу взрослый охранник.

И тут же легонько шлёпнул Тимку по макушке:

— А ты быстро дуй к хозяйке. Там что-то срочное… Кажется, её дочь…

Он опять оглянулся на Кайсу:

— Ты ещё здесь? Вали домой, к родителям. Чтобы я тебя больше у кабака не видел, поняла? А то в инспекцию по делам несовершеннолетних сдам.

Кайса развернулась и побежала.

— И чего вы здесь все вертитесь, школота? — неслось ей вслед. — Чем вам тут намазано?

Тимка не обманул. Кайса перелезла через забор, который оказался совсем хлипким и легко преодолимым, и попала на тропинку. Она вела к единственной двери с тыльной, совершенно непарадной стороны «Лаки». Над дверью тускло светила лампочка, едва прикрытая разбитым плафоном. Она освещала только небольшой пятачок вокруг крыльца, но это было и к лучшему: с обратной стороны особенно жутко выглядели руины заброшенного завода.

Никогда бы Кайса не решилась на это путешествие, если бы не идиотка Ритка. И ещё обида гнала её вперёд. Все они опять забыли про Кайсу, а она вот сейчас придёт и спасёт обожаемую Ниру. Тогда будут знать! Удивляться, как Кайса смогла сама пробраться на дискотеку, и восхищаться её смелостью. И Гордей наконец-то посмотрит на неё совсем другими глазами…

Кайса шла, ощупывая гладкие стены, по бесконечному коридору. Не может быть, чтобы только от страха казалось, что она идёт уже больше получаса. Всё помещение бывшей столовой не могло тянуться так долго. А уж коридорчик из подсобки в зал…

Она уговаривала себя ещё немного потерпеть, и тогда появится свет. И музыка. Кайса поняла, что здесь на удивление тихо.

Даже не сообразила, в какой момент в нос шибануло запахом влажного ила, а вытянутые руки упёрлись во что-то мягкое и скользкое. Пронзительный ужас сковал её, не позволяя даже закричать. Руки словно прилипли к живому, внезапному, непонятному. Тому, что надвинулось из темноты.

Тихий смешок раздался над головой, а волосы тронуло чужое дыхание. Тот, кто смеялся и дышал, провёл прохладной рукой по её щеке. Прикосновение было нежным, почти невесомым. Как будто прохладная тень упала на лицо в самый разгар зноя. Кайса непроизвольно потянулась вслед за этой ладонью, хотелось продлить ощущение. Пойти следом за прохладными, сильными пальцами, окунуться в податливую влагу.

Вода как парное молоко, и освежающий ветерок колышет тень листвы, опрокинутой на гладь. Стало легко и свободно, словно на ней не было ни джинсов, ни ветровки, ни кроссовок, сковывающих ноги. Даже кожи, казалось, уже не существовало. Только душа — лёгкая, невесомая. Кайса почувствовала, как вода касается щиколотки, поднимается до колен, обволакивает бёдра, плещется у груди, томно лаская обнажённые соски.

Она стала мягкой, как пластилин, никогда прежде с Кайсой не бывало такого.

— Пшшш, — сказала влажная, ласкающая темнота. — Чужжжаяяя…

Нежность исчезла. Кайса снова стояла в слепом и пыльном коридоре прачечной, в кроссовках и ветровке, накинутой на всякий случай и ещё в целях конспирации: у ветровки имелся капюшон, скрывающий лицо. Что-то незнакомое разлилось томлением внизу живота.

Она наконец-то обрела голос, но вырвался не вопль ужаса, а разочарованный вздох. Кайса, не ожидая от себя, потянулась к невидимому незнакомцу. Но руки ловили лишь пустоту.

— Постойте! — попросила она со слезами на глазах.

— Пшшш, — опять пропела темнота.

И пропала. Только краем глаза Кайса уловила пронзительно зелёное пятно, мелькнувшее, прежде чем окончательно скрыться. Оно отливало само по себе капроновым блеском. Словно дешёвый парик.

Кайса постояла немного, утихомиривая расколотившиеся сердце. И пошла дальше, обрадовавшись, когда коридор вдруг резко изменил монотонное направление. Прощупав руками выгнувшуюся стену, нырнула в поворот. И сразу услышала голоса. Так чётко, словно говорили рядом с ней.

— Ты просто трусишь, — произнесла женщина, и Кайса, узнав Ниру, бросилась вперёд.

— Я не собираюсь участвовать в этой собачьей свадьбе…

Кайса резко остановилась. Говорил Гордей.

— И чего же ты хочешь?

— Прекрати вести себя, как сука в течке, — твёрдо сказал любимый мужчина Кайсы.

И не только.

— Ты слишком правильный, — голос Ниры звучал печально, кажется, она совсем не рассердилась на «сучку», — знаешь об этом, да? Гордишься? Но ты делаешь своей правильностью так больно…

— Не провоцируй…

— Гордеев… Скажи всего одно слово. Одно слово, Гордеев, и я…

Коридор погрузился в напряжённую тишину, только тяжёлое, прерывистое дыхание раздавалось, казалось, прямо под ухом Кайсы. Потом Нира жалобно вскрикнула и тут же следом глубоко вздохнула.

— Прекрати, — сказал Гордей зло. — Мы не будем этого делать здесь. И вообще не будем до тех пор, пока ты не прекратишь так себя вести.

Шорох удаляющихся шагов. И другие, уже мужские, более тяжёлые. Гордей и Нира куда-то ушли.

На Кайсу сразу упала музыка. Она теперь ясно слышала, в какой стороне звучит дискотека, протянула руку. И невидимая дверь открылась, ослепив светом и блеском.

Девочка вывалилась в зал, почти упала, но хоть и с трудом, но всё же удержалась на ногах. Яркая, пёстрая масса вокруг неё колыхалась, изгибалась, потела и выкручивалась. Никто не обращал никакого внимания, и Кайса успокоилась.

«Нира…», — думала она, пробираясь среди вихляющихся тел. — «Приставала к Гордею»

Зло переполняло. Пока Кайса просто чувствовала искры, которые летали между этой парочкой, всё можно было списать на «показалось». Если показалось, то остаётся надежда. Но стать свидетельницей… И злилась Кайса вовсе не на то, что Нира собиралась сделать с Гордеем запретное… Жар хлынул в низ живота, совсем как от прикосновения незнакомца в коридоре.

Нет. На самом деле натянутая нить от Кайсы к Гордею вибрировала вполне ясно: тот, кого она боготворила, безумно хотел сделать ЭТО с Нирой. И отказался только потому, что любил и берёг. ОЧЕНЬ. И злился так сильно поэтому.

Она пыталась найти Гордея в зале, но в этой чехарде все лица сливались в одно. Только одно из них, самое сейчас ненавистное, выделялось из толпы. Впрочем, как и всегда. Кайса решительно направилась к Нире, которой барменша протягивала ворох бумажных салфеток.

Кайса дёрнула Ниру за рукав, а когда Фея ночи удивлённо оглянулась, выпалила:

— Гордей велел передать, что ждёт тебя в тополях напротив входа. Он… передумал.

Нира, только что прижимавшая к носу окровавленную салфетку, вдруг стала такой счастливой. Она даже не спросила, почему тот сам не вернулся, зачем ждал на улице и с какого перепуга послал именно Кайсу…

Гремело, опьяняя, «синий-синий иней». Кружился над головой дискошар, разбрасывая искры-брызги.

«Чтоб он вам всем свалился на голову», — вдруг пожелала Кайса.

На самом деле она хотела, чтобы шар свалился на голову ей самой. Отшибая в памяти всё, что случилось этим вечером.

Кайса не могла заснуть в эту ночь.

А назавтра, за полчаса до того, как все узнали, что Нира пропала, Ритка пришла на предэкзаменационную подготовку с огромным фингалом под глазом. Наверное, общая тайна сплотила их, потому что Облако, поймав взгляд Кайсы, вдруг доверительно шепнула:

— Брательник, сука. Сказал, чтобы я больше к нему с тупыми девчачьими разборками не лезла…

Узнав Ритку Облако получше, Кайса поняла, что та была не злой. Равнодушной, как природа. Двойные смыслы придумывает человек, природа же сама по себе прямолинейна и бесхитростна. Как Ритка Чугуева. Которую, в первую очередь, волновала продуктивность и целесообразность окружающих процессов. Тогда, восемнадцать лет назад, она не желала зла Нире. Просто убирала препятствие, по её мнению, мешающее естественному ходу вещей.

Никакие фотки не появились, а когда по всем местным каналам замелькала фотография Ниры, которую искал весь город, Кайса, набравшись смелости, спросила Облако:

— Это твой… брательник с пацанами… что-то сделали с Нирой?

Ритка зло шикнула на неё:

— С дуба рухнула? Они и не приехали тогда, не смогли. Только если, сука, хоть слово кому пикнешь…

Подняла кулак к носу Кайсы, но вдруг разжала ладонь и испуганно оглянулась:

— Если кто узнает, что мы собирались сделать, на брательника всех собак повесят. А у него и так уже… Ходка.

Через несколько дней стало известно, что маньяк-рецидивист, убивший Ниру, покончил с собой. Кайса выбросила из головы тот случай, и Ритку, и её брательника, задвинула в самый угол памяти, но до конца так и не забыла.

Сейчас, спустя восемнадцать лет, Кайса глядела в одеревеневшее лицо Облака.

— Я помню, Ритуля, — повторила она. — И могу хоть сейчас спросить Ниру, кто напал на неё той ночью… Что-то шепчет мне: без вас с брательником тут не обошлось.

И Ритка вдруг… улыбнулась. Как-то открыто, легко и даже беззащитно.

— Курага, — второй раз за сегодняшний вечер она вспомнила школьную кличку Кайсы, которую сама же ей и дала. — Подумай, а? Самый большой навар с этого кипящего бульона получила именно ты…

Развернулась и пошла прочь. Полинка побежала за ней следом, трусясь, как мелкая собачонка. Она мало что поняла из их разговора, но обожала Ритку за силу и твердолобую убеждённость в собственной правоте.

Кайса почувствовала, что на глазах наворачиваются слёзы. Она не имела права на эту жизнь, которую восемнадцать лет назад отняла у Ниры. Помогла отнять.

Со стороны бара вдруг донеслось «Синий, синий иней…».

Кто-то тронул её за рукав, и Кайса, слабо вскрикнув, оглянулась. Слова застыли у неё в горле. В шёлковой струящейся блузе, оголяющей плечи, в льющихся от бедра широких гладких брюках и босиком на снегу стояла Нира.

Они всегда были одного роста, хоть и с разными фигурами, и сейчас взгляд пропавшей много лет назад одноклассницы и подруги, которую она предала, прямым попаданием светился в глаза Кайсы. Нира несколько минут молчала, чуть склонив голову к гладкому белому плечу. А потом вдруг нежно улыбнулась.

— Сладко тебе было? — спросила Нира. — Всё это время? Предательство, как оно на вкус?

Она вдруг протянула руку и схватила Кайсу за намотанный сверху куртки пышный снуд. Та дёрнулась скорее от неожиданности, чем от испуга, но Нира держала очень цепко.

— Милая, милая Кайса, — всё так же нежно пропела она, подтягивая лицо Кайсы к своему. — Я покажу тебе, что такое — настоящее сладко…

А потом Нира сделал нечто совсем выходящее за всякие рамки. Она обхватила шею Кайсы второй рукой, притянула к себе и впилась поцелуем в губы. На секунду Кайсе показалось, что всё это бред, а потом закружилась голова. Это был самый сладкий, самый страстный поцелуй в её жизни.