Осколки сфер. Часть I

Евгения Преображенская, 2023

Дженна снимает проклятие с Чёрного единорога, но цена слишком велика.Мир Сия отвергает чародейку. Она оказывается в междумирье, а по пятам ступает Враг. Дженна зовёт на помощь и слышит ответ…Кто же откликнулся? Друг или враг, коварный чернокнижник или великодушный создатель – предстоит выяснить.Чародейку ждёт мир Сет, его захватывающие тайны и новая страсть.

Первая картина

Начало пьесы

Пролог

Возрождение

Занималась утренняя заря, и укрытая покрывалом вереска пустошь расцветала розовато-сиреневым туманом. Ветра не было, в воздухе стоял горьковато-медовый аромат цветов с лёгким привкусом болота и мёртвой воды. Вкрадчивая, убаюкивающая песнь стихии смерти пронизывала всю округу. Верещатник был местом её силы.

Приветливо улыбнувшись солнцу, маг собрал в хвост свои длинные волосы цвета воронового крыла и принялся за дело. Следуя через равнину, он неспешно срезал верхушки растений с помощью серпа и аккуратно складывал цветочные грозди в плетёную корзину. Хотя вереск и был довольно высоким, мужчине в силу его роста приходилось сильно наклоняться.

Невдалеке от него застыли силуэты воинов. Их лица были обращены к солнцу, словно ярко-малиновый шар, поднимающийся над горизонтом, полностью завладел их помыслами. Они стояли неподвижно, заворожённые дивным зрелищем.

Возможно, когда-то они и впрямь любовались восходами и закатами, ночным небом, снегопадами и проливными дождями. Сейчас же их просто привлекал яркий свет и тепло. Тысячи фигур: люди, зверолюди и альвы, карлики и великаны, солдаты, офицеры и простые крестьяне, одетые в ржавые доспехи и лохмотья, насквозь проржавевшие и почти истлевшие с течением лет. Две армии, что встретились на этом поле когда-то…

Жужжащая мошкара, населяющая болота, облаками кружила над ними, но атаковать не спешила. Мёртвая вода, струящаяся в жилах неумерших, была насекомым не по вкусу. Не интересовались они и девушкой, которая вдруг возникла позади войска, будто из ниоткуда.

Заметив её, маг оставил своё занятие, положил корзину у ног и расправил спину.

— А вот и главная героиня нашей пьесы, — тихо произнёс он. — Ну, здравствуй, дочь Солнца…

Мужчина стоял на достаточном отдалении от неё и был неразличим среди сотен солдат, однако сам мог хорошенько рассмотреть девушку. Её худое тело было едва прикрыто короткой туникой, матовой и чернильно-чёрной, точно кожа демона.

— Паучий шёлк? — маг сощурил глаза. — Любопытно…

Волосы незнакомки ниспадали по её спине и плечам спутанным шлейфом, среди золотых прядей блестела седина. В лице девушки не было ни кровинки, бледные губы сомкнулись в линию, в глазах цвета морской зелени застыла пустота.

Мужчина обернулся, предчувствуя приближение нового персонажа. С южной стороны верещатника у череды узких вертикально стоящих камней появился мальчишка лет семи. Едва различимый среди кустарника, он вприпрыжку бежал прямиком к восставшим из болот мертвецам.

— Фар-фар! — на ходу выкрикивал мальчик. — Гик-хем…

Головы воинов, как по команде, повернулись в его сторону. По их телам пробежала дрожь. Вразнобой солдаты двинулись на голос, вначале медленно и неловко, но с каждым шагом они набирали скорость. На их обтянутых высушенной, точно дублёной кожей черепах играли широкие голодные улыбки, в провалах глазниц едва заметно светилось фиолетовое пламя.

Кричавший на сей раз тоненько взвизгнул, развернулся и побежал прочь.

–…Так и будешь смотреть? — с наигранным разочарованием произнёс маг, обратив свой взор на девушку.

Некоторое время та не двигалась с места, наблюдая за происходящим. Только когда мертвецы почти нагнали мальчонку, она вздрогнула и тряхнула головой, словно очнувшись ото сна. Сферы её души и силы почти не читались за барьером плотного тела, но кое-что о ней травник знал наверняка…

— Ну-ну, — улыбнулся он, — и что ты будешь делать, ученица огненного мага?

Чародейка была обессилена, однако она могла обратиться за пламенем к восходящему солнцу… В следующий миг тело девушки неестественно выгнулось, пальцы выпрямились, а кожа на руках потемнела. Находясь в месте силы, она даже не стала черпать энергию — просто сплела заклятье: небрежно, но легко, быстро и действенно.

–…Неплохой потенциал, — мужчина сложил на груди собственные потемневшие от магии руки, продолжая наблюдать за происходящим.

Странница сжала кулаки, будто схватила поводья, да только вели они к мёртвой воде. Девушка накинула вожжи на неумерших, связав себя с ними, и натянула ремни. Тень боли пробежала по её лицу. Она должна была ощутить весь ужас неутолимого голода, неописуемой жажды и тоски, которую испытывали солдаты… Однако тень озарилась едва различимым светом. Взгляд девушки прояснился, губы разомкнулись в болезненном подобии улыбки.

…Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу!

Так горек он, что смерть едва ль не слаще¹.

— прошептал травник строфы из любимого произведения.

Неужели боль мертвецов, к которой прикоснулась чародейка, оказалась ей желаннее собственных чувств? Или же её муки были страшнее? Что приключилось с ней? И удалось ли этой девчонке, возомнившей себя странницей, но не умеющей управлять потоками междумирья и не ведающей законов врат, сохранить в целостности свой рассудок? Помнит ли она, кто такая?..

Несмотря ни на что, странница крепко держала неумерших. Словно свора собак на привязи, они рвались и визжали, чуя добычу. Кое-кто из солдат сумел прорвать вязь ауры. Девушка взметнула левую руку вверх, перехватила его поводок и коротким волевым жестом повалила на землю. Остальные мертвецы продолжали тянуть её в разные стороны.

Чародейке удалось подчинить себе их тела, но не волю. Она пошатнулась, застонала и плотнее упёрлась ногами в землю.

Поняв, что неумершие больше не преследуют его, маленький дурачок вновь устремился навстречу солдатам. Расстояние между ними сокращалось. Ещё немного — и мертвецы утолили бы свой голод… а вместе с ними и чародейка, связанная с их ощущениями нитями своей магии.

Девушка попыталась что-то крикнуть, но голос подвёл. Она закашлялась и отвернулась, не желая видеть жуткой сцены.

— О нет, так просто всё не закончится, — травник снова обратил взор на юг.

В это время земля содрогнулась. За спиной мальчугана выросла бурая масса: десятки животных с блеяньем неслись навстречу армии. Низко склонив рогатые головы, овцы врезались в толпу, сбивая неумерших солдат с ног и топча их копытами.

Чародейка на себе ощутила всю силу ударов. Ослеплённая болью, она выпустила поводья мёртвой воды и рухнула без чувств.

–…Не бойся, дочь Солнца, — улыбнулся наблюдатель, глядя на приближающегося вместе с отарой пастушка. — Повелители овец позаботятся о тебе.

Зеленокожий юноша громко бранился на своего младшего сородича, размахивая в воздухе посохом. Мальчуган, в свою очередь, неловко оправдывался. Чтобы не привлекать к себе их внимания, травник обратился чёрным змеем и скрылся среди вереска.

— Фар-фар! — донеслись до него слова мальчишки. — Дедушка! Пошли домой!

1 Повелители овец

В одном большом королевстве жил-был король. Был он великолепен ликом, славен, делами и очень любили его все подданные. Однако не знали они, что лежало на их владыке страшное проклятье: на ком бы ни пожелал жениться он, поутру молодую жену неизменно находили мёртвой…

«Король Змей и король Журавль», сказки земель Сет

Взмывать в небо — дело нехитрое, гораздо сложнее приземляться.

Она падала. Каждый раз, когда юная соколица пыталась опуститься на землю Ферихаль, она кубарем перекатывалась через голову. Она отбивала бока, лапы и свои драгоценные золотые крылья. Прежде чем подчинить воздушные потоки, она терпела неудачу. Раз за разом.

…Странница падала. Каждый раз, воплощаясь в новом мире, она разбивалась. Разбивалась насмерть.

Дженна познала удары стылой земли и раскалённых песков. Она падала на равнины и в ущелья. Камень и вода были к ней равно немилостивы. Дженна чувствовала, как под ударами выворачиваются её суставы, лопаются кожа и мышцы, как горячими потоками бьёт кровь. Она слышала треск костей и грохот расколотого черепа.

Только теперь Дженна поняла, каким проклятьем одарило её чужое тело. Бесчисленные смерти были долгими, мучительными. Она не могла остановить это. Дженна падала и взлетала. Она возрождалась и погибала. Снова и снова.

«Не бойся, девочка, у которой много имён, — эхом звучали в её голове слова бога Смерти Марга. — Каждое мгновение что-то погибает и что-то рождается. Ты будешь умирать сотни раз, но никогда не умрёшь…»

Дженна летела и плыла, боролась и сдавалась. Она проходила сквозь миры, где с неба проливался пламень, а моря были заполнены жидким металлом. Она видела причудливые растения и неописуемых созданий. Она ныряла в сферы, проваливалась в их тёплую глубину. Но раз за разом скатывалась во мрак, так и не достигнув света.

И всё это время за ней следовало что-то… Нечто пугающее, бесформенное, неправильное. Дженна убегала от него, неслась сломя голову. Но ни во тьме, ни в свете не было ей спасения. Безмолвный и безликий враг неизменно шёл по её стопам.

Он гнался за чародейкой и таился, приманивал к себе, используя мечты как наживку, а страхи — как гарпун. Он завлекал её голосами близких и любимых — и нагонял ужас, предрекая их гибель.

Миры сплетались друг с другом. Желаемое и невозможное смешивались в калейдоскоп. Живые и погибшие вставали перед странницей в одном ряду. Сотни голосов, друзья и враги звали, увещевали, пугали.

Реальность рассыпалась на осколки и складывалась в сны. Видения то бледнели и отступали, то вновь поглощали сознание. Дженна тонула в воспоминаниях и не могла отличить кошмары от яви.

–…Однажды в лесу встретил король прекрасную деву, — прорвался сквозь тьму отчётливый мальчишеский голос. — И решил он на ней жениться. Но не знал король, что дева та была ведьмой! Ведала она, как совладать с его проклятьем. Прежде чем идти к брачному ложу, надела дева на себя три сорочки и одну мужскую рубаху. И вот настало время ложиться спать. Король и говорит молодой жене: «Любовь моя, сбросим же вместе нашу кожу…»

Борясь со сном, Дженна приоткрыла глаза. Некоторое время она лежала, прислушиваясь к своим ощущениям. Не сошла ли она с ума? Не морок ли окружает её? Нет, у чародейки вновь было плотное тело: веки, которые можно распахнуть, нос, которым можно обонять, руки и ноги — оледеневшие, сведённые судорогой после воздействия мёртвой воды…

Вокруг расстилался полумрак. Пахло дымком, древесиной, овечьей шкурой и резковатым мальчишеским духом. Нечеловечьим духом. Девушка лежала в небольшой комнате, на узком ложе, накрытая ворохом вязаных покрывал. Чуть поодаль от неё горел очаг. На полу, облокотившись о тюфяк, устроился маленький рассказчик. Рядом с ним, покачиваясь в плетёном кресле, сидел ещё кто-то.

–…Стал тут сбрасывать король с себя кожу, одну за другой: все три, — с выражением продолжил мальчишка. — Ведь у змея три кожи! Когда бы он проявил свой лик, тут же и задушил бы жену. Но и ведьма сбрасывала с себя три сорочки, одну за другой. Король обратился змеем, а его жена осталась в мужской рубахе. Сняла она её да и набросила на змея. Тут же обратился король мужчиной, и конец пришёл проклятию.

Удостоверившись, что она в безопасности, Дженна с облегчением закрыла глаза, отдавшись снам. Она летела сквозь мрак, свободная и лёгкая… На некоторое время.

Тьма даровала забвение, однако передышка оказалась короткой. Боль ушла и вновь накатила жёсткой обжигающей волной. Воспоминания завладели умом. Огонь, пожравший плоть чародейки, вспыхнул с новой силой. Предательское лезвие пронзило спину её возлюбленного.

Вновь и вновь Дженна горела. Вновь и вновь она смотрела, как поднимается рука друга… его друга, её друга. Он предал. Он предал их обоих.

«За что, Сол? Ну за что?!»

–…Счастье возлюбленных длилось недолго, — рассказывал мальчик. — Началась война. Король уехал, и ведьма осталась одна. Супруг её не возвращался много лет. Королева горько плакала, думая, что он погиб. Однажды она бродила по лесу и набрела на замок, окружённый стеной. Пленённая любопытством странница перебралась через стену, но, как только она это сделала, та вознеслась до самых небес, отрезав дорогу назад…

Дженна бежала, не ведая куда и как, а враг следовал по её пятам. Кошмарам не было конца. Страдания физические стали неразделимы с мучениями души. Скорбь и отчаянье сделались частью её тела, как руки или ноги. Покой и забвение были её единственным желанием, мечтой, целью… И демон боли стал её лучшим другом.

Казалось, странницу бесконечно бросало от сферы к сфере. Дженна почти забыла, кто она, зачем, что значит — быть человеком: спать, есть, говорить, ходить… просто дышать. И вот наконец один из миров принял её, а преследователь вдруг отступил. Почему? Непонимание длилось недолго…

На этот раз Дженна не упала, а твёрдо встала на ноги. Почва под её босыми ступнями была неоднородная. Под толстым слоем пыли угадывался мусор и… кости. Первое, что увидела странница, — скелеты. Сотни и тысячи скелетов окружали её.

Судя по позам погибших, смерть не застала их врасплох. Они были готовы к ней. Они ждали её, взявшись за руки, обняв друг друга, прижимая к себе любимых и самое ценное, что у них осталось. Здесь были взрослые, дети и совсем крохотные скелеты новорождённых. Все взгляды, как один, были обращены на Дженну.

«Ты жива, а мы мертвы», — послышалось девушке.

Она поморщилась и опустила голову, словно ощущала свою вину. У самых ног Дженна приметила игрушку — небольшое плюшевое существо. Она наклонилась, стряхнула пыль и подняла его. Это был пёс с грустными стеклянными глазами.

Когда-то в детстве у неё была похожая игрушка. Василиса мечтала о живой собаке, но родители могли купить только синтетическую. Девочка радовалась и этому. Она дружила со своим псом, как с настоящим. Она рассказывала ему о своих радостях и несчастьях, гладила искусственный мех, воображая, как животное фыркает от удовольствия.

Держа в руках собаку, Дженна обернулась туда, куда взирали тысячи погибших. Вокруг них распростёрлись серые холмы. И холмы эти были свалкой. Некогда пёстрые упаковки, банки, пакеты и прочий мусор потеряли свой цвет, но не истлели. Развороченные скелеты машин, останки приборов, выпотрошенная мебель и разрушенные постройки, будто молчаливая армия, застыли у стены, что вознеслась до самых небес.

Дженна стояла во главе этой армии, взирая на стену. Странница смотрела на гигантский купол — на яйцо, из которого она сбежала когда-то. Только теперь она была не внутри, а вовне. Вот что ждало Василису, если бы той удалось выбраться из купола…

Дженна была дома. Здесь началась её сказка. И здесь её ждал конец.

Свинцовые облака прятали небо и солнце. Сон подкрадывался к чародейке, словно добрый друг, держащий в руках нож. Дженна не хотела жить и не могла умереть. Но она могла уснуть… Как «уснули» у этой стены сотни, тысячи, а быть может, и миллиарды её соплеменников.

Что произошло с ними? Почему эти люди не попали под спасительный купол?

Чародейка бросила взгляд на свои босые, перепачканные пылью ступни. Как странно было видеть их и ощущать своё тело. Почему она вернулась? Зачем она воплотилась? Она должна быть здесь? Она нужна? Кому? Ведь все мертвы…

Девушка прижала к груди игрушку, а затем украдкой, будто кто-то мог осудить её за это, спрятала пса в свою теневую сумку.

«…Твои ноги, — пронёсся в голове голос лигнитлеи Ауки. — Ты уже решила, зачем они тебе?»

«Да что же тут непонятного? — рассердилась тогда Дженна. — Ноги нужны для того, чтобы ходить по земле!»

«М-м, — хихикнула Аука. — А зачем?»

«Глупый вопрос!»

«Так чего же ты хочешь, Дженна?»

Дженна обвела округу взглядом.

— Я хочу… — вслух повторила она сказанное когда-то. — Я хочу защищать мир от всего страшного и неправильного…

Ярость маленькой Василисы вспыхнула с новой силой. Ярость Леи и Джиа разогнала кровь и прояснила разум, на время отогнав сон. Дженна отчётливо вспомнила, кто она и к чему стремилась. Ярость вытеснила отчаянье и возродила желание.

Оглядевшись, Дженна увидела в нескольких шагах от себя останки некого строения. Из каменных глыб торчали металлические прутья.

–…Войдя в замок, королева обнаружила накрытый стол с дивными яствами и прекрасные покои с мягчайшей периной, — прорвался сквозь сон живой детский голосок. — Почувствовав голод, королева взяла понемногу из каждого блюда и выпила немного вина из бокала. Наевшись, она забралась на кровать и крепко уснула…

Между сном и жизнью Дженна выбрала смерть. И возрождение. Превозмогая бессилие, золотая соколица вновь встала на крыло, чтобы продолжить свой путь. Чародейка не знала, куда приведёт эта дорога, однако надежда вновь затеплилась в её душе. Дженна не могла умереть, но что если это свойство было общим для всех хранителей? Что если и Сайрон жив?..

Девушка не парила в облаках и не плыла, но кувыркалась, несомая жестокими водами междумирий. Стихия немилостиво то бросала её в ослепительный свет, то топила во мраке. И всё, что могла сделать чародейка, — это надеяться. И звать на помощь.

Она стонала, выла и рычала. Она собрала все оставшиеся силы, чтобы раз за разом кричать в пустоту одно-единственное слово, самое важное имя: Сайрон!

И однажды она услышала ответ…

— Пока королева отдыхала, на двор замка опустился белый журавль и обратился в юношу. Это был принц. Войдя в замок, он сильно удивился, ведь ни один гость не мог проникнуть сквозь зачарованную стену! «Кто ел из моей тарелки? Кто пил моё вино? И кто спит на моей кровати? — спросил хозяин. Войдя в спальню, он удивлённо воскликнул: — Кто же ты, странница?»

…Она вспомнила! Она звала Сайрона и услышала ответ. Кто-то помог ей пройти врата сферы и выжить. Но что это был за мир? Где она? Где тот, кто откликнулся на призыв? Странник ли хранитель, её возлюбленный или… враг?

Глубоко вздохнув, Дженна распахнула глаза. Она лежала на боку, подогнув затёкшие ноги, на кроватке, явно не подходящей ей по размеру. Сайрона не было, — впрочем, как и врага. У очага, облокотившись о тюфяк, сидел мальчик. Рядом с ним в кресле-качалке устроился его слушатель. За оконцами небольшой с низким потолком комнатушки было темно.

— Королева приглянулась принцу. Юноша сказал, что она может остаться гостить, и поведал о своём проклятье. Вот уже многие годы он не мог покинуть своего замка, кроме как в виде птицы. И волшебная стена отделяла его от остального мира. Королева-ведьма догадалась, как помочь юноше. Чтобы он вновь стал человеком, она должна была сшить ему двенадцать мужских рубах, не проронив при этом ни слезинки. Но сшить их нужно было из жгучей крапивы…

Мальчик умолк, будто почувствовав, что на него смотрят, и обернулся.

–…Чем же закончилась твоя сказка? — с трудом произнесла Дженна, пытаясь рассмотреть в полумраке своего доброго хозяина.

Боль на время отступила, но перед глазами всё расплывалось. Новые слова давались Дженне непросто. Или же она попросту забыла, как издавать любые звуки кроме крика?

— Все сказки заканчиваются хорошо, — уверенно ответил рассказчик, склонив голову чуть набок и с любопытством рассматривая гостью.

Отдалённо язык, на котором они разговаривали, напоминал отийский. Этот язык северных эльфов онемел, однако учёный тролль Гвирдр Драйгр порой бранился на нём. Некоторые слова явно уходили корнями в элибирскую семью. Сердце Дженны ёкнуло: неужели она всё-таки вернулась в Сию?

— Я Дженна, — представилась она, с трудом приподнявшись и сев. — А как тебя зовут?

В вертикальной позиции чародейке наконец удалось сфокусировать взгляд. Собеседник не был человеком. Его кругленькая курносая мордашка и нагой торс в свете пламени отливали тёмной зеленью. Остроконечные уши под шапкой каштановых кудрей были гораздо крупнее эльфьих и заканчивались кисточками, словно у бельчонка. Навскидку мальчику можно было дать лет семь.

— Я Йон из семьи Йонов — Йон-Йон. Это мой дедушка, — он кивнул на сидящего в кресле, — Лювер-Йон.

— Приятно познакомиться, — ответила чародейка, остановив взгляд на дедушке.

Тот повернул к ней голову, дружелюбно скалясь. Дублёная складчатая кожа обтягивала его череп. На дне впалых глаз светилось фиолетовое пламя.

— Не беспокойся, дедушка — хороший драугр, — заверил мальчик, уловив перемену в лице гостьи.

В это время его тюфяк внезапно ожил, пошевелил рогатой головой и вставил в разговор своё веское «беэ-э».

— Тихо, Оун, — обратился к нему Йон-Йон. — Ты же знаешь, мамка не разрешает пускать тебя в дом, и Дубабушка будет браниться…

Дженна всхлипнула, сгорбилась и зажмурилась в новом приступе. Боль пронзила грудь, словно бы не Сайрон, а она получила удар в спину. «За что же это, Сол? Ну за что?»

— Потерпи-потерпи, — раздался заботливый голос мальчика. — Как когда-то говорил мой дедушка: на живом всё заживёт…

Подойдя к гостье, Йон-Йон подал девушке кружку с водой и заботливо укутал её в покрывала.

–…Твой дедушка — драугр? — прошептала чародейка, сделав несколько глотков. — Мертвец?

— Это не мертвец, а неумерший или аптганг — «ходящий», — важно пояснил хозяин, уперев руки в широкий пояс, который поддерживал на его худеньком теле несоразмерно широкие шаровары.

— Почему ты рассказываешь сказки неумершему?

На этот раз вопрос Дженны привёл мальчика в полнейшее замешательство. Его круглое личико сморщилось в разочарованную мину.

— Что тут непонятного? Когда дедушка был жив, он рассказывал сказки мне. А теперь — я ему. Понимаешь, не все драугры плохие…

— Не понимаю. Что за глупую игру ты затеял на верещатнике?

Дженна нахмурилась, придав лицу строгое выражение, но это только развеселило Йон-Йона. Его брови взметнулись вверх, а в больших тёмных глазах блеснул озорной огонёк.

— Сердишься, — усмехнулся мальчик. — А уж видела бы ты, как мамка моя сердилась! Но вы обе правы, конечно. Я благодарен тебе за помощь. Те неумершие и впрямь опасны. Дедушка иногда уходит к ним, там же его друзья остались. А я скучаю, ну и… — он не договорил, закончив речь многозначительным горестным вздохом.

— В конце концов, я не сильно-то помогла, — тяжело проговорила Дженна, сощурив глаза и ловя расплывающийся силуэт мальчика. — Я должна поблагодарить тебя за то, что вытащил меня с того поля…

Йон-Йон улыбнулся:

— Спасибо моему старшему братцу Тал-Йону! Он пригнал нашу отару. Уж овцы-то знают, как управляться с неумершими.

— Впервые встречаю таких овец, — призналась девушка.

— Правда, что ли? — с интересом взглянул на неё мальчик. — А откуда ты?

–…Издалека, — уклончиво ответила Дженна.

Её собеседник фыркнул:

— Видно, очень уж ты издалека… Наши боевые овцы известны во всём мире! Это не какие-то верховые кабаны лаутла, лоси или волки тёмных эльфов. Наши овцы — самостоятельные боевые единицы. Никто и никогда не сможет сломить их гордый нрав и приучить к седлу. Только гоблины мири научились управлять ими. Мы — повелители овец!

— Охотно верю, — чародейка скривила губы в подобии улыбки, припомнив удары рогов, которые она ощутила на собственной шкуре, когда была связана с неумершими.

— Может быть, ты путешествовала по Дальним островам, где обитают гномы? — Йон-Йон уселся рядом с гостьей, пристально изучая её косу. — Я потрогаю волосы?

— Пожалуйста… — пожала плечами девушка.

Невольно прикоснувшиеся к её плечу тёплые ладони волшебным образом отогнали боль. Дженна готова была расплакаться от счастья, но отодвинулась подальше. Кто знает, не повредит ли ребёнку мёртвая вода, заполнившая её тело?

— Похоже, твои локоны выковали лучшие мастера гномов… — со знанием дела заявил Йон-Йон.

Дженна вздохнула, не зная, как ответить. Она попыталась вообразить, что рассказывал о себе Сайрон, оказавшись в новом, неизвестном ему мире. Скорее всего, он сразу следовал в библиотеку, чтобы больше узнать о стране.

–…О нет, мои волосы выросли сами, — решила быть честной Дженна. — А странствовала я по Свободным королевствам и Энсолорадо.

— В наших Пределах вроде бы таких нет, — задумчиво наморщив лоб, заявил Йон-Йон. — Хотя «Свободные» звучит неплохо…

— Возможно, они находятся за вашими Пределами? — осторожно предположила девушка.

Глаза Йон-Йона округлились.

— Забодай меня Мѝри! Как я сразу не догадался: ты пришла из-за Пределов… Из страны великанов, демонов и злобных духов!

–Что?.. — охнула Дженна. — Но я…

–…Вот почему ты не знаешь про овец, про драугров и одета так странно, — в полголоса воскликнул мальчик. — А твои волосы, словно драгоценный металл! Ты послана к нам на помощь самими владыками Миркира…

— Ну да, помогать я горазда, — горько усмехнулась чародейка.

— Ты просто устала после дальнего странствия, — мальчик ободряюще коснулся её кисти. — Ты отдохнёшь, наберёшься сил и тогда…

–…Йон-Йон, — прервала его Дженна, отнимая руку. — Не хочу тебя разочаровывать, но я не демон, не злобный дух и, хотя я гораздо выше тебя, я уж точно не великан…

— И ты не с островов Льос?

— Впервые слышу…

— И ты не хранитель из легенды? — не сдавался Бельчонок.

Дженна на миг оторопела, но затем помотала головой в знак веского отрицания.

— Ну ладно, по крайней мере, ты и не из столицы… — мальчик состроил злую гримаску.

— Не из столицы?

— Угу, там ведь не жалуют некромантов.

— Некромантов, — грустно повторила Дженна, глянув на дедушку, а затем на свои потемневшие от магии ладони. — А у вас их… то есть нас, видимо, жалуют?

— Ну… некроманты нечасто к нам захаживают, разве что уже дохляками, однако гоблины мири ко всему привычны, — важно сообщил Йон-Йон. — Ни дохляки, ни некроманты, ни демоны нам не страшны. Вот только людей из столицы мы недолюбливаем… — помедлив, добавил он. — Но откуда же ты? И кто? Как называется твой род?

— Частично я человек… — ответила Дженна. — Я пришла… приплыла с большого материка. Он находится далеко за пределами ваших Пределов, — она задумалась, вспоминая свой родной мир и то, что увидела за стенами города. — Он находится даже дальше, чем мир демонов…

«И, боюсь, он страшнее, чем мир демонов», — добавила чародейка мысленно.

–…А-а, ты подменыш, — кивнул мальчик с видом знатока. — А что такое «мотарик»?

— Материк, — поправила Дженна, — это такой большой-большой остров. Понимаешь, я попала в бурю и теперь не знаю, где нахожусь… Расскажи мне, как называется ваша страна?

— Сейчас ты в городе Нора, на острове Граг — на одном из островов западного Предела, — послушно отчитался маленький хозяин. — Пределов — всего четыре, в них входит множество земель. Всё это разные королевства, но люди считают их одной страной и называют общим именем — Сет…

Йон-Йон рассказывал, а Дженна слушала, то и дело сжимая в пальцах края вязаного покрывала. Когда же усталость сморила мальчика и тот уснул, обняв своего барашка, чародейка свернулась калачиком и долго лежала без движения.

Ни одно из перечисленных названий не было ей знакомо. Этого мира она не знала…

Дженна не помнила, как провалилась в забытьё. Сны больше не мучили её, и новый день в новом мире наступил внезапно. Он прокрался в комнату слабым лучом света, щебетом птиц, ароматом хлеба и стуком посуды. Дедушка драугр дремал в кресле, склонив голову на грудь, Йон-Йона с Оуном нигде не было.

После отдыха Дженне стало немного легче: холод и боль в руках поутихли. Похлопав себя по щекам, чтобы отогнать слабость, девушка села на кровати. Она бросила хмурый взгляд на маленькое окошко, мельком оглядела себя и, бессильно склонив голову, уставилась на колени.

Как сильно она исхудала за время странствий! Кожа сделалась бледной, почти белой, и такой сухой, словно бы Дженна постарела на многие годы. Страшно вспомнить, сколько раз это тело было изорвано, смято и разбито при соприкосновении с другими мирами. Однако же ни шрамов, ни прочих следов от переломов и рассечений не осталось.

Наготу прикрывала короткая туника из паучьего шёлка. Когда-то лунно-белая, теперь она почернела. Почему? Этого чародейка не ведала.

Незадолго до того, как они с Сайроном покинули Ферихаль, маг рассказал ученице, как привязать к своим тонким телам материальные вещи. Меч Дженны уже был связан с ней, и Сайрон решил, что чародейка должна потренироваться на подарке Бацуна Эмона. Это знание — единственное, что он успел передать ей как страннице.

«Я должна идти, — сказала себе Дженна. — Должна… Ведь я здесь, потому что нужна… Но кому?»

Она погрузила руку в свою тень, ощупав волшебную сумку. Смешно: всё, что чародейка хранила в тени, так при ней и осталось — без всяких мудрёных заклятий. Девушка извлекла на свет гребешок с незабудками и зеркальце в черепашьей оправе, подаренные Леилэ таинственным торговцем, которым оказался Донас’ен. Она нащупала гитару из кайлеси, ворох бумаг с конспектами и даже несколько книг из библиотеки Амира, которые забыла сдать.

С пренебрежением Дженна откинула в сторону золотой наряд, расшитый чешуёй самоцветов, — подарок Сола. С нежностью она сжала в пальцах щёлк алого платья, в котором встретила Сайрона на Озере девы.

«Праздничные платья, как у принцессы… Неужели трудно было припасти обыкновенную одежду?» — обругала она себя.

Затем чародейка осторожно вынула из тени свой меч. Обнажив его, она положила клинок на кровать рядом с собой. Волнообразное лезвие и гарда в виде дракона отливали золотом, в глазах ящера тускло светились изумруды. Дженна так и не дала ему имя…

Она спрятала лицо в ладонях. Она так хотела выплакаться, но слёзы не шли. Сердце словно бы гнило заживо. Будто Дженна стала драугром…

Как ей теперь жить? Как отринуть ненависть? Как возродить надежду? У неё не осталось сил даже на то, чтобы встать с кровати.

В этот миг дверь в комнату распахнулась, и командирский голос прогремел:

–…День настал! Пора в бой!

Подняв голову, чародейка обнаружила над собой невысокую коренастую женщину с копной недлинных каштановых кудрей.

— Я Мамаша Йон — мамка Йон-Йона и хозяйка этого заведения, — широко улыбнулась она, продемонстрировав белые клыки, и вручила гостье стопку одежды. — Я пришла сказать, что твой завтрак стынет!

Дженна не успела ответить… Она не успела даже удивиться, как сильные руки подхватили её под мышки и поставили на ноги.

— Отставить мне тут недужить, — заявила Мамаша. — Свежий воздух и каша — вот что нужно любому некроманту! Одевайся, умывайся и марш завтракать!

Развернувшись, женщина скрылась за дверью — так же стремительно, как и появилась.

— Спасибо, — едва успела ответить Дженна, глядя ей вслед.

–…Не удивительно, что гоблинам мири не страшны демоны, — раздался в голове чародейки тихий голос.

— Дхар Нэваал, — приветственно кивнула Дженна. — Не припомню, чтобы я звала тебя…

— Прости, хозяюшка, — вкрадчиво прошелестел демон. — В этом мире творятся странные дела. Царства людей и духов устроены не так, как я привык, не так, как было в Сия… Я предпочёл держаться ближе к тебе и поселился в платье, как Синий Див обитает в твоей коже…

При этих словах туника на теле Дженны ощутимо дрогнула. На чёрной ткани на миг вспыхнули и пропали жёлтые глаза.

— Тебе доступны и такие фокусы? — безразлично вымолвила чародейка.

— Природа демонов пластична, и ткань, которая стала мне домом, отчасти перенимает наши свойства… — при этих словах платье всколыхнулось. — Теперь я готов защищать свою хозяюшку гораздо успешнее. Я могу переместиться куда угодно и обратиться в любую форму, какую только пожелаешь…

–…Что ж, это пригодится в бою, — мысленно ответила ему девушка.

— Я бы не стал торопиться с боем. Как чародейка ты стала гораздо слабее… Я видел, как та женщина с пустотой в глазах пожрала твоё пламя…

— От него же она и погибла, — напомнила Дженна.

— Ты вроде бы тоже погибла, — таинственно проговорил демон.

— Жива та мразь или истлела, но, по меньшей мере, нас обеих больше нет в Сии, а значит, мои друзья в безопасности. Я… — чародейка сжала кулаки. — Я сделала всё, что должна была… всё, что могла.

— И теперь у тебя новый дружок, — усмехнулся Хвататель.

— Не хочу я больше дружить, — отмахнулась чародейка, садясь обратно на кровать и распуская свою косу. — Кстати, а что с Дивом? Я почти не ощущаю его вибраций…

— Синенький жив, — ответил Дхар Нэваал Тринадцатый. — Но не знаю, надолго ли. Тебе стоит накормить его как можно быстрее. Наше путешествие было продолжительным. Ты завела нас в страшный мир… В Сии я ощутил его ядовитый привкус в твоей витали, но не думал, что ты…

— Забудь о том мире, — оборвала его чародейка. — Забудь, что видел, и не вспоминай…

— Как прикажешь, хозяйка…

Сложив покрывала друг на друга, Дженна установила на них зеркальце так, чтобы видеть отражение. Глядя на себя, она принялась расчёсывать и переплетать волосы. Лицо её осунулось, щёки и губы потеряли цвет. Среди золотых локонов поблёскивала седина.

–…Тринадцатый, — мысленно произнесла Дженна.

— Да-а? — откликнулся демон.

— Спасибо тебе за помощь. Пусть моя боль отравлена, но ты забрал её часть…

— Это мой долг, хозяйка. Не благодари, — прислужник издал звук, напоминающий скрипучий смех, — а лучше прислушайся к совету доброй женщины и ступай завтракать.

Приведя себя в порядок и одевшись, Дженна покинула комнату. Она спустилась по узкой лестнице на два этажа и вышла в столовую, до отказа заполненную посетителями. По большей части это была шумная ребятня, но кое-где можно было заметить ссутуленные спины стариков и снующих с подносами женщин. Судя по всему, владения Мамаши Йон были популярным постоялым двором, куда приходили завтракать со всей округи.

«Гоблины мири, — напомнила себе чародейка. — Повелители овец».

Повелители овец отличались невысоким ростом, сухим, но крепким сложением и улыбчивыми лицами. У одних волосы отливали рыжиной, у других были чёрными.

Завидев гостью, малышня затихла, как по команде, и только из задних рядов донеслось несколько приглушённых смешков. Десятки глаз рассматривали чародейку с недоверием и страхом, но по большей части с любопытством.

Должно быть, Дженна выглядела необычно. Она не могла остаться в одной тунике и надела поверх неё лиловые шаровары, которые принесла ей Мамаша. Широкие, с низкой проймой, собранные на щиколотках штаны, как оказалось, носили все местные гоблины, невзирая на пол и возраст. Помимо них мальчишки надевали коротенькие безрукавки. Девочки и женщины прикрывали грудь полосками ткани.

Дженна приветственно склонила голову, но вместо ответа вновь раздался детский смех, а на середину зала вдруг вылетел петух. Рыжая птица закудахтала и принялась испуганно шарахаться между столами. Сидящие за ними гоблины начали топать ногами, хлопать в ладоши и кричать: «Лови его! Лови! Лови!»

Чародейка подняла брови, вопросительно оглядываясь.

— Эту птицу зовут Супчик, — пояснила стоящая ближе всех к ней женщина с двумя чёрными косами, покоящимися на округлых плечах. — В честь каждого нового гостя принято готовить суп из петуха, — она подбоченилась и ухмыльнулась. — Но для этого гость должен сам его поймать. Таким образом незнакомец демонстрирует нам свою силу и характер, становясь добрым знакомцем.

— Или помирает с голоду… — неслышно простонала Дженна.

Помнится, у сумеречных лис было упражнение на скорость и ловкость, состоящее в том, чтобы научиться ловить курицу. Задача была не из простых. А Дженна, сказать по чести, сегодня с трудом сошла по лестнице и не была готова бегать за петухом, да ещё в чужих сандалиях…

Всё происходящее вызвало у девушки тихое раздражение. Но петуху было всё равно. Подгоняемый криками, он испуганно верещал и носился по залу. Мири веселились от души, смеялись и хлопали в ладоши. Дженна же застыла как вкопанная.

Необычайная, несвойственная ей лень напала на чародейку. Она глядела перед собой, наблюдая за происходящим со стороны. Звуки и образы сливались, смешивались в единую картину. Воздух, а может быть, и само время будто сгустилось, замедлилось…

В следующий миг, когда яркое кудахчущее пятно проносилось мимо Дженны, она лишь слегка наклонилась к нему, протянула руку. Её пальцы разжались и сомкнулись уже на петушиной шее.

«Мерзкое рыжее создание», — с удивлением подумала Дженна, хорошенько встряхнув птичью тушку.

Шея петуха хрустнула, Супчик обмяк, наступила тишина. Девушка подняла глаза и молча протянула черноволосой мири свою добычу. Гоблины вскочили со своих мест, восторженно рукоплеща и поздравляя гостью.

— Что ж, добро пожаловать в нашу общину, Дженна, — ухмыльнулась, подходя к ней, Мамаша Йон.

–…Каша моя, видать, совсем остыла? — поинтересовалась у неё девушка.

2 Столетие победы

Первые дни Дженна редко выбиралась из отведённой ей комнатушки, всё больше проводя время в постели, с головой закутавшись в одеяла. На острове Граг хотя и было довольно тепло, но влажный воздух, казалось, проникал под самую кожу, наполняя кости холодом и сводя ознобом мышцы.

Что случилось с её магией — чародейка не знала, но пламя было ей более неподвластно. Силы хватало разве что высечь искру. Зато мёртвая вода клокотала и пела в жилах. Впрочем, вскоре питательные супы и каши сделали своё дело. Чародейка стала появляться в общем зале и выходить на улицу.

Не привыкшая нахлебничать, постепенно она влилась в общий ритм. Девушка помогала Мамаше Йон и другим мири где только могла, не чураясь самой грязной работы. Она убиралась в трактире, мыла посуду, рыхлила грядки, ухаживала за посевами и домашней скотиной.

Размеренно и однообразно протекала жизнь гордых повелителей овец. С утра до вечера мири работали за ремесленными станками, обрабатывали болотные поля, рыбачили и охотились в чащобах Аватни, собирали в лесных садах фрукты, грибы, ягоды и травы. Когда силы стали возвращаться к чародейке, её тоже начали брать на охоту.

Рано утром Дженна вместе с другими охотницами и собирательницами уплывала на лодке в менее затопленную и более опасную часть острова, называемую Сухолесьем. Там обитали существа, похожие на огромных крыс, чья шерсть была зелёной, словно поросла водорослями, но мясо считалось на редкость вкусным и питательным. А вот своих овец мири не ели вовсе, используя только их молоко, шерсть, боевой нрав и дружеское отношение к хозяевам.

Гружёные мешками диких яблок и лечебных трав, корзинами грибов и тушами зверей, добытчики возвращались в город под вечер. В хорошие дни им удавалось поймать саблезубую оленуху. Дело это было непростое: животные славились своей невероятной прыткостью и острым чутьём.

К тому же они были любимым лакомством не только гоблинов, но и опасных хищников, в обилии населяющих чащобы: болотных свиней фарахов и плотоядных водяных лошадей агисков, гигантских ящериц аванков, огромных змей, пауков и других зубастых, ядовитых, хитрых и ловких тварей.

От зари и до зари гоблины трудились не покладая рук, а с наступлением сумерек собирались в тавернах, где трапезничали, делились новостями и устраивали шумные гуляния. Они рассказывали поэтические сказки, пели и плясали под бой барабанов и гудение дудок.

С заходом солнца веселье разворачивалось где только можно. Женщины и дети голосили, прыгали, топали и крутили бёдрами на террасах перед домами, на лестницах, обвивающих деревья, и на мостках, протянутых над болотами.

Дженна не припоминала, чтобы она ещё где-то встречала таких же весёлых созданий, как мири. Порой ей казалось, что даже сами лица гоблинов — круглые, с курносыми носами, по-детски сияющими глазами и широкими ртами — были созданы Единым для улыбок. А улыбки эти растягивались от одного уха и до другого буквально по любому поводу.

Шутливые истории, песенки и поэмки умел сочинять почти каждый житель Нора. Были они не особо изысканные — незатейливые и простые, какие обычно складывают дети, однако же предназначались не только для развлечения, но и в дар богам. Во славу высших сил гоблины играли, плясали и пели, невзирая на усталость после трудового дня.

Своей главной богиней гоблины считали Дану — Великую Родительницу. Дану произвела на свет овцерогую Мири, клыкастую Лаутла и других Матерей, которые породили племена альвов во всём их разнообразии: от крохотных клуриконов до исполинских огров, от уродливых и тупых нокеров до мудрых дивноликих эльфов.

Кроме божественных Матерей альвы особенно чтили трёх сестёр Провидиц: Йорлог, Хальду и Инлаш, которые наряду с Великой Родительницей представляли своего рода верховную власть для всех племён. Вещая свою волю Совету старейшин через шаманов, богини во многом определяли уклад жизни альвов.

Однако в последние сто лет шаманы обращались к ним крайне редко, так как общение с духами было делом сложным и небезопасным, а из многочисленных заклинателей остались лишь единицы. Чаще сами старейшины разрешали споры, освящали новые начинания, благословляли браки, встречали новорождённых и провожали к Реке забвения умерших.

К шаманам обращались как к целителям, знахарям, знатокам снадобий и ядов. Особенно в них нуждались охотницы. Даже малая царапина, нанесённая живущими в гнилостных болотах аванками и фарахами, могла стоить жизни. Что уж говорить про скорпионов и улиток.

Начав охотиться вместе с другими женщинами, Дженна не раз использовала магию мёртвой воды для обеззараживания ран. С отравлениями справиться было сложнее. Здесь важную роль играла вода живая, которой у чародейки наблюдался большой недобор. Не менее ценным было и время…

Как-то раз в сумерках в погоне за крупной зелёной крысой добытчицы заплутали, да и пересекли границы Сухолесья. Сами того не заметив, они оказались на территории одной из опаснейших тварей. Скорпионы не отличались любовью к воде и прятались от дождя на сухих островках, устраивая себе из веток нечто вроде гнёзд.

Завидев одно из укрытий, охотницы спешно повернули в обратную сторону. Гоблинш было пятеро, не считая Дженны, а прыгнувшая им навстречу тварь не превышала в размерах человека. И всё же удача в тот день оказалась не на их стороне. Удар чёрного хвоста настиг одну из женщин внезапно и угодил в плечо со спины!

Остальные спаслись. Но Дженне пришлось полночи нести маленькую мири на руках. Чародейка почти бежала сквозь болота и, как могла, поддерживала в ней силы. Однако к тому времени, когда охотницы добрались до домика шаманки Аммы, гоблинша почти не дышала, а сама Дженна еле волочила ноги.

Не теряя драгоценного времени, мудрая Амма велела, не жалея, лить на лицо мири целебный настой из восьмидесяти трав. Помощник шаманки вспорол брюхо одной из свежепойманных крыс и, вынув ещё тёплую печень, приложил её к плечу охотницы.

Амма тем временем запалила очаг в центре хижины. Зеленовато-синий огонь заплясал по стенам. Шаманка запела, обращаясь к свету. И от звучной песни дрогнул воздух.

Смотреть на ритуал считалось дурным знаком. Присутствующие мири низко склонили головы. Только Дженна осторожно наблюдала за рисунками энергий, которые ткал низкий голос Аммы. Дженне показалось, что сами царства людей и духов сходятся, соединяются, перемешиваются. Шкурки и кости мелких животных, висящие на поясе Аммы, будто оживали.

Шаманка пела, но из плотного мира голос её не мог пробиться до высших сфер. Мёртвые ящерицы, змеи и птицы служили словно скаковые животные! На них дух Аммы возносился выше обычного. Только оказавшись на грани между жизнью и смертью, он поднимался до слуха богини.

Когда песнь была окончена, старая женщина упала на пол без сил. Огонь в очаге потух, разошлись и сферы царств. Отравленная охотница в последний раз вздохнула и замерла на руках у подруг.

— Мать призывает к себе эту мири, — только и услышала Дженна. — Её смерть — наша плата за жизнь…

Мири тихо взвыли, заплакали над телом подруги. Оглушённая горем, Дженна не помня как вышла от шаманки. Добравшись до таверны Йонов, она рухнула на свою лежанку и проспала больше суток.

Помимо Матерей гоблины мири поклонялись ещё бесчисленному множеству богов. Буквально за каждый вид ремесла и искусства, за садоводство, охоту и так далее отвечал какой-нибудь скромный, но важный божок. Алтари семейных покровителей, напоминающие усыпанные цветами птичьи кормушки, стояли у каждого дома. На перекрёстках и площадях возвышались деревянные идолы.

Сам Нора, который Йон-Йон важно именовал городом, походил скорее на кучки деревень, разбросанных по лесам и водным полям. Тем не менее это было единственное большое селение гоблинов мири на всём острове. А трактир Мамаши Йон оказался одним из самых больших строений в городе.

Другие дома были невелики, как и их жители, и легко размещались на ветвях кряжистых деревьев. Мири строили жилища как можно выше — ближе к солнцу и подальше от вездесущей сырости. Улицы и площади Нора представляли из себя деревянные конструкции, установленные на сваях или подвешенные на крепких канатах.

Сырости в лесах острова Граг было предостаточно. Толстые, скрученные подобно канатам, корни леса Аватни утопали в воде. Всюду, куда ни глянь, простиралась зеленоватая гладь.

И хотя водоёмы именовали болотами, были они по большей части неглубокие, нетопкие, чистые, а кое-где доходили до щиколоток. В них гоблины мири выращивали болотную пшеницу и цветы, строили плавучие грядки для овощей и фруктов.

Здесь же они разводили рыбу и пасли скотину. А в солнечную погоду, которая выдавалась в Западном пределе нечасто, в водоёмах днями напролёт плескались ребятишки.

Детей в городке Нора было больше, чем взрослых, а женщин — больше, чем мужчин. Порой одного мужа делили женщины целого квартала. Часто на мостах и тропинках города Дженне встречались калеки и совсем немощные старики годов пятисот от роду.

За спокойной неприхотливой жизнью, наполненной простыми радостями и широкими улыбками, стояла трагедия, которая не обошла ни одной семьи мири.

–…Ровно сто лет назад на вересковом поле сошлись две армии, — рассказывала Бабушка Йон, которую за тяжёлый нрав, любовь раздавать оплеухи и боевое прошлое втайне именовали Дубабушкой. — Жители островов восточного Предела — гоблины мири и лаутла, тролли и гномы, огры и другие — встали плечом к плечу против пришельцев из западного и южного Пределов — людей и зверолюдей, которые вознамерились завладеть островами и поработить их жителей.

— Что же им было нужно? — поинтересовался кто-то из младших.

— Они собирались увести в рабство самых сильных! — гневно выкрикнула одна из охотниц.

–…И обложить налогами оставшихся, — авторитетно добавила другая.

— Они хотели забрать всю нашу воду, забодай их Мири! — стали выкрикивать гости.

— Осушить болота!

— Украсть секрет «живой воды»!

–…И верескового мёда, — добавил кто-то робко.

— А разве ж мы варим вересковый мёд? — удивился другой.

— Нет?

— Да нет… Нет… — пронеслось по толпе.

— Но могли бы!

— Могли бы! Да! Верно!

Этим вечером праздновали Столетие великой победы, и народу в трактир набилось видимо-невидимо. Гоблины надели пёстрые шаровары и рубашки, чьи цвет и орнамент обозначали принадлежность к той или иной семье, отчего зал начал походить на цветочную клумбу.

Лучшие друзья Йон-Йона — карапуз Палл-Эльс и лопоухая худышка Фритрика-Сторт, которых Дженна прозвала Пончиком и Мышкой, — вместе с Бельчонком устроились на узкой лестнице. К слову, раздавать клички придумала не Дженна — это было любимым занятием гоблинят. Они нарекали друг друга и взрослых в честь зверей, кухонной утвари и даже еды.

Не обошло их внимание и чародейку. Вначале дети относились к мрачной незнакомке с настороженностью, но увидев, как просто с ней общается их друг, и сами переняли его манеру.

Среди собравшихся Дженна приметила фиалково-цветочные накидки тёток Йон-Йона. Недавно родившая крепышка Бирна-Кан Репка покачивала на руках своего крохотного Комочка. Иули-Кан Щучка, устроившись бок о бок с ними, веселила младенца, корча ему смешные рожицы.

Были тут знакомые чародейки — сёстры-охотницы: старшая Асвид-Грен Одноухая Лисичка, побывавшая в легендарном бою на верещатнике, и младшая Дрива-Грен Шишка. Обе носили узкие полосатые песчано-зелёные одежды, как полагалось охотницам. А их глаза и губы были иссиня-чёрными от сока чернильных ягод.

Ягодами пользовались все, кто ходил в Сухой лес, включая саму Дженну. Чёрный сок отпугивал насекомых, паразитов, а также непрошенных попутчиков, делая лица женщин страшными и свирепыми.

Поодаль от охотниц сидела супружеская чета, чьих имён чародейка не запомнила: вечно усталый взъерошенный Веник и ворчливая Погремушка. Явился на праздник разодетый в зелень и бирюзовый горох Ужик — маленький, неказистый, похожий на рыжего хорька юноша, которого все в округе считали завидным женихом.

Ослепшего после войны старика Крота привёл глухонемой Налим. С ними приковылял на костылях одноногий кузнец Куй-Рин, чьи бурые в клетку цвета носили семь семейств. И это если считать только официальные браки. Всех троих усадили на почётное место старейшин.

Прибежали и другие друзья Йон-Йона: прыщавенький Бублик с сестрой Лепёшкой, долговязый Сковорода, стриженый под горшок Горшок, маленький, но уже весь в шрамах задира Енот и прочие.

— А зверолюди — это кто такие? — отважно выпятив грудь и сжав кулаки, обратился к Дубабушке Енот.

Дженна с любопытством перевела взгляд на рассказчицу. Ей тоже не терпелось узнать ответ.

— Зверолюди, дружок, — это обитатели островов Фалассии и Элибрэ, — пояснила старая гоблинша. — Страшные создания, породить которых могли лишь обезумевшие отпрыски богини Домны…

— Как так? — поинтересовалась сидящая рядом с Енотом круглощёкая и любознательная Лепёшка. — Оборотни, что ли?

–…Это огромные птицы с женскими грудями, — устрашающе вытаращила на неё глаза Дрива Шишка. — Жуткие гарпии!

— Быки и лошади с головами людей! — подхватила её сестрица Асвид Лисичка. — И люди с головами собак и кошек!

— О-ой-ёй! — воскликнула Лепёшка, ненароком прижавшись к Еноту.

Мальчик не проронил ни слова, только задрал нос и важно надул щёки.

— Мерзкие летучие обезьяны Оверскита, — скрипуче вздохнул старый Крот.

–…Жуткие дракониды и сфинксы, — добавил кто-то из гостей.

Дженна нахмурилась. Какая грозная армия! Как же альвам удалось победить?

Помимо мири на праздник прибыли некоторые равнинные лаутла и даже тролли Стайнира с соседних островов. Впервые Дженна увидела троллей женщин. Все они обладали роскошными огненно-рыжими шевелюрами, были высокие и полногрудые, словно демоны страсти, только более плечистые и очень уж носатые.

Лаутла от мири отличали светлые волосы, карие глаза и остренькие, как куриные клювы, носики. До Нора добрались, как поняла Дженна, только охотницы и торговцы лаутла. Одеты они были скромно, по-походному, в чёрные, бурые и серые цвета.

Праздник был в разгаре. Столы ломились от угощений: овечьего сыра, выпечки, солений и жареной на огне дичи. Рядом с блюдами с вполне обыкновенными пирогами стояли миски с копчёными тараканами и змеями, с синими пиявками и полосатыми слизнями.

Последних было принято употреблять в пищу ещё живыми. Но некоторые особо свободолюбивые слизни использовали любую возможность, чтобы покинуть празднество, оставив за собой лишь влажную полоску.

Дженна попробовала все лакомства без особого восторга, но и без отвращения. Болотная пшеница, из которой гоблины делали пироги, показалась ей безвкусной. Змеи были явно пересушены, а зажаренные до черноты тараканы горчили. Больше всего чародейке понравились праздничные напитки.

Осанистая пышная гоблинша с двумя чёрными косами и пронзительно-синими глазами, помощница Мамаши по имени Лауг Красотка, расхаживала между столами, наполняя опустевшие кубки травяным чаем, цветочным соком и сидром из диких груш, пивом и удивительным напитком, который гоблины употребляли исключительно по большим праздникам или же как лекарство.

Терпкая тёмно-золотистая жидкость, именуемая «живой водицей», представляла собой крепкое одурманивающее питьё, обжигающее нутро, подобно настоящему огню.

Конечно же, это была не волшебная живая вода, а продукт, создаваемый из зерна путём брожения, перегонки и выдерживания в бочках из ароматных сортов древесины. За несколько месяцев пребывания в Нора Дженна успела оценить напиток и познакомилась с производящим его алхимическим аппаратом — дистиллятором.

— Захватчиков было больше, чем нас, все они были воинами, хорошо вооружёнными и наученными рубильному делу, — вещала тем временем Бабушка Йон, глядя сквозь толпу на Дженну своими узкими выцветшими глазами. — Альвы же были крестьянами и ремесленниками. В наших рядах шли старики, женщины, плоскогрудые девчонки и безбородые парни. Однако мы защищали свои дома, свои семьи, наших детишек, наших предков… В этом заключалась великая сила! — она хватанула единственным кулаком по столу. — Страшной ценой, но мы победили!

Дженна ухаживала за Бабушкой Йон и хорошо знала женщину. При свете дня она была почти неприметна в своём кресле на колёсах — если, конечно, не кричала и не бранилась — и выглядела ну точно маленькое сморщенное яблочко. Однако, начав свою историю, в полутьме, среди огоньков свечей и ламп старая рассказчица будто разрасталась до великанши, а её серебристые глаза сияли ярче луны.

Спина Дубабушки под гнётом лет и труда согнулась крутым горбом. Зелёное лицо напоминало древесную кору, а волосы — сухой поседевший под солнцем мох. Осталась она после войны безногая и однорукая, а когда-то слыла настоящей сердцеедкой.

Замужеств у гоблинши было много. В них она нарожала несчитанное количество гоблинят. И теперь считалась бабушкой во многих семьях.

Дженна слушала рассказчицу, сидя в самом тёмном углу таверны, подальше от народа и света. Девушка рассматривала гостей, с удовольствием вдыхая прохладный сырой, наполненный нотками воды и леса воздух, щедро струившийся в распахнутые двери. Рядом с чародейкой устроился дедушка драугр.

— Битва длилась много дней и ночей, — тем временем рассказывала Бабушка Йон. — Обе армии сражались без отдыха и сна. Многие падали замертво не от ран, но от голода и усталости. И погибшим не было числа. Земля скрылась под грудами мертвецов. Мы шли в бой, попирая стопами тела врагов и друзей. И всё же мы отбросили вторженцев обратно на их острова. — Она остановилась, протянула дрожащую руку к своему кубку, залпом осушила его, вздрогнула, крякнула и продолжила глухим голосом: — Домой вернулись немногие… А в городах и деревнях остались лишь те, кто вовсе не мог держать оружие: дряхлые старики, женщины на сносях, молодые матери, маленькие дети…

При этих словах Дедуля Йон — дедушка Йон-Йона и один из последних мужей Бабули Йон — издал спазматический звук, напоминающий попытку вздохнуть. Дженна была уверена, что ему вторил довольный смешок Дхара Нэваала.

— Чу-удная история, — шепнул ей на ухо демон боли. — Чу-удная водица…

— Не лезь к ним, — глухо предупредила Дженна.

Она подняла свой кубок с «живой водицей», сделала глоток и прикрыла глаза. Обжигающий напиток коснулся губ чародейки, будто поцелуй любимого, и горячие волны разлились по телу, точно давно забытая магия пламени вновь наполнила его. Дженна поморщилась и стиснула зубы. Демон боли получил свою долю праздничного ужина.

— Твои аппетиты уж больно возросли… — недовольно заметила девушка.

— Что делать? Твои новые друзья угнетают меня своей жизнерадостностью, — пожаловался Тринадцатый.

— …О, и не тебя одного, — ухмыльнулась чародейка.

Рассказчица закончила историю заунывной песней о героизме альвов. В ней повествовалось о светлой надежде и о страшных потерях. Бабушка пела о том, как гоблины ждали, да так и не дождались подмоги от тёмных эльфов, как после битвы ушли под землю и больше уже не появлялись на поверхности гномы Гулна.

Дженне казалось, что от усталого, надломленного голоса Дубабушки может треснуть не только её череп, но сама основа мироздания. Гоблины были хорошими, но душа её маялась в Нора. Будто бы Дженна была в этом городе не на своём месте. Она была не там, где должна… не там, где нужна.

Незаметно поднявшись, девушка плотнее закуталась в шерстяной плащ и выскользнула на улицу. Она долго шла по подвесным улочкам Нора и, пройдя загоны со сторожевыми овцами, растворилась во тьме леса. Путь Дженны лежал по витиеватым тропкам, проложенным между болотами, и вёл сквозь лесные ворота к верещатнику.

Чародейка частенько гуляла там ночами, сама не зная точно, ищет ли она испытаний на свою головушку или же хочет отдохнуть от излишне шумных и весёлых мири. Иногда навстречу ей, освещённые призрачным сиянием болотных огоньков, двигались драугры.

Некоторые из них при ближайшем рассмотрении оказывались прилично одеты и даже причёсаны. Эти были дружелюбными. Их семьи продолжали заботиться о своих погибших родных: заплетали им косы, латали дыры в одежде и чинили обувь.

Если Дженну от тёплого крова гнала жажда одиночества, то мертвецы, ведомые тоской и полузабытыми чувствами, возвращались домой. Там они грелись у очага, слушали голоса близких и снова уходили туда, где когда-то расстались с жизнью.

Нередко встречались у верещатника опасные мертвецы. У таких не осталось ни друзей, ни родных, и на земле их держала лишь злоба. Одинокие, дрожащие и скулящие, они готовы были разодрать любое живое существо. Без лишних раздумий чародейка прерывала их мучения быстрым взмахом своего клинка или лёгким движением пальцев.

Дженна больше не чуралась силы мёртвой воды, всё чаще прибегая к ней. Она пленяла и прощупывала драугров, надеясь объяснить это жуткое явление. Чародейка хотела понять, что нарушает естественное течение витали и как это исправить. Однако каждый раз ответ ускользал от неё. И каждый новый эксперимент заканчивался лишь болью в суставах…

От вересковых пустошей до болотных лесов вели особые врата. Пожалуй, сумеречные лисы назвали бы их лисьими или теневыми. Альвы мира Сет дали им названия в честь мест, куда те открывали проходы: лесные и луговые. С одной стороны, врата являли собой два древа, образовывающих большую арку между своими свитыми стволами. С другой — это были высокие вертикально стоящие камни.

Выйдя из лесных ворот к луговым, Дженна погрузилась в заросли вереска. Девушка шла сквозь него, и шаги её были тяжелы, будто продиралась она сквозь высокие сугробы, а вокруг стояло не лето, но зимняя стужа. Не более легки были и думы чародейки.

Прошло уже столько времени, а неизвестный маг, который помог ей пройти в мир Сет, так и не проявил себя. И уж тем более Дженна не рассчитывала, что вдруг в небесах появится силуэт чёрной птицы.

Если бы Сайрон был жив, он нашёл её. Если бы Сайрон обладал той же природой, что и она — погибал и возрождался в новых мирах, — он отыскал её…

Но нет, никто не нашёл Дженну. И чародейка запретила себе надеяться. Она запретила себе думать о прошлом. Она старалась жить дальше и радоваться тому, что цела: осталась при руках, при ногах, видит и слышит…

Гоблины мири смогли пережить свою трагедию. Они даже свыклись с мертвецами. Сможет и Дженна. Так она решила.

Замерев посреди верещатника, чародейка подняла взор к небу. Стояло чернолуние, и безоблачная синяя даль сияла, мигала и переливалась россыпями звёзд. Некоторые из созвездий Дженне были хорошо знакомы, другие выглядели совершенно чужими.

Непобедимый Охотник, как и прежде, смотрел на неё свысока своими тремя самыми яркими звёздами. В этом мире их считали тремя глазами сестёр Провидиц — богинь Судьбы и называли их именами: Йорлог, Хальду и Инлаш.

Небесный Охотник девушку ничуть не удивлял, ведь и луна в Сет была такой же, как и в Сии, разве что её серп лежал более вертикально… Однако, глядя на небо, бездонное, завораживающее, прекрасное — чародейка больше не испытывала прежнего трепета.

Лишь неизмеримая тоска и затаённый полузабытый ужас погони возрождались в сердце девушки. Слишком хорошо она помнила, как безжалостны оказались к ней течения междумирья — конечно же, не сама звёздная сфера, но некая тонкая её часть, связывающая миры, планеты и звёзды воедино.

Она же и разделяла… Разделяла странников и хранителей, любимых, супругов, родителей и детей.

Стиснув зубы, Дженна закрыла глаза и тихонечко взвыла. Она плакала, но глаза её оставались сухими, словно бы свет междумирья иссушил слёзы, навсегда лишив возможности выплакаться. Одновременно с разных сторон девушке вторил вой драугров.

Сейчас Дженна была там, где должна. И Дженна была не одна.

Они выли, и вместе с тем оживал верещатник. Гудела земля, раскачивались растения, и вздрагивал воздух. Место силы пело, подобно невидимому древнему существу.

Его тихий зычный голос на некоторое время изгонял злобу из сердца и наполнял смятённый ум спокойствием. Чародейка внимала ему, точно пила мёд: горький, льдистый и стократ более пьянящий, чем «живая водица».

Через некоторое время вой Дженны сменился песней… Девушка тихо вторила музыке мёртвой воды и удивлялась самой себе. После глотка витали смерти боль хотя и затихла, но продолжала сжимать горло, и когда-то насыщенный, гибкий голос чародейки стал походить на сухой шелест.

Сияющие планктосы, как и прежде, порхали в волосах Дженны. И в их свете из-за спины девушки неслышно появился колдовской помощник. Дракон осторожно положил голову на плечо хозяйке, а та нежно коснулась его щеки прохладной ладонью, чтобы напитать силой.

Если бы нашёлся тот, кто видел Дива в мире Сия, сейчас он не узнал его. Феечий дракон подрос до размеров крупного жеребца, его изумрудные глаза и синяя чешуя потемнели, сделавшись почти чёрными, а золотистая грива стала седой, как свет луны.

Что же до прекрасных крыльев, их Дженна не наблюдала с тех самых пор, как впервые выпустила Дива в новый мир.

Забравшись на спину волшебного скакуна, чародейка погнала его вдоль холмов. Ветер бил в лицо и трепал волосы, но Дженна не ощущала злых холодных касаний. Девушка подгоняла Синего всё настойчивее, правя конём без узды и поводьев, ведя его всё дальше сквозь пустошь.

Втайне чародейка надеялась увидеть море. Однако остров Граг, похоже, не имел ни конца ни края.

Второй день после Столетия победы гоблины мири считали траурным. Повелители овец больше не танцевали, не пели и даже разговоры вели лишь вполголоса. Живые поминали и оплакивали умерших. И будто сама природа горевала вместе с ними. Ливень трудился без устали, не стихая даже на мгновение.

Невзирая на траур, работали и некоторые мири. После завтрака Дженна застала Йон-Йона и его брата Тал-Йона на пороге трактира. Те, кряхтя и фыркая, тащили на улицу большой медный таз для купания.

— Вот, Бабуля мыться будет, — объяснил Бельчонок. — И обязательно в небесной воде. Кожа, говорит, от неё молодеет.

— Видать, замуж снова собралась, — проворчал Тал-Йон.

— А толку-то? — поддержал его младший брат. — Столько детей и внучат у неё, а отдуваемся за всех мы с тобой.

–…Любит нас больше других!

— Я помогу, — предложила Дженна, хватаясь за свободный край таза.

— Там холодно и мокро, — предупредил Йон-Йон.

— И не такое переживала… — усмехнулась девушка.

Втроём они кое-как вытащили посудину на заднюю террасу и оставили под дождём набираться небесной водой. Братья ушли подготовить Бабулю, а Дженна, спрятавшись под навес, осталась следить за ванной. Крупные капли мерно барабанили по тазу, листьям и разбухшим болотным полям, наигрывая тоскливую мелодию.

–…Эдак ваши поля превратятся в моря, — пошутила чародейка, когда братья вернулись.

Йон-Йон нёс с собой чайник с ароматно пахнущим горячим отваром, а Тал-Йон помогал бабушке с её креслом, колёса которого так и норовили провалиться в щели между досками пола.

— В моря? — удивился Бельчонок. — Это те, что из сказок, что ли?

Он вылил кипяток в таз, рукой помешал воду. В это время Дженна развернула навес так, чтобы закрыть всю террасу от дождя.

— Из сказок? — охнула она, застыв на месте с поднятыми руками. — Но как же так? Мы ведь на острове…

— В сказках говорится, что когда-то предки мири жили на берегу бескрайней воды, которую называли морем, — мечтательно вздохнул Тал-Йон. — Вода эта была солёной, и обитали в ней такие создания, которых нет в наших болотах! И даже Большеводье Грага не могло сравниться по размеру с морями… Вот бы их увидеть, да?

— Да, — рассеянно кивнула Дженна.

–…Хорош, малышня, ступайте уже, — сердито вставила Дубабушка, щёлкнув по лбу открывшего было рот Тал-Йона. — Дальше мне девчонка поможет…

Братья спорить не стали. Не успела Дженна глазом моргнуть, как их и след простыл.

— Некромантка, — обратилась к ней старая гоблинша, — мы приняли тебя в нашу семью, дали хлеб и кров, так будь любезна, чти традиции и не морочь детей своими морями и"матариками"…

— Материками, — тихо поправила девушка.

— Не морочь, говорю, — разозлилась старушка. — Не их это дело…

Дженна смиренно склонила голову. Дубабушка была не только сказительницей и главой многих семейств, но входила в Совет старейшин Нора. Если другим мири Дженна не давала спуску, то к Бабушке Йон относилась с глубоким почтением.

Ей, безногой и однорукой, перечить было куда опаснее, чем спорить с Сайроном. Маг, может быть, и знал многие ругательства, но держал знание в тайне. В отличие от Бабули.

— Я так понимаю, — произнесла Дженна, выслушав в свой адрес пёструю тираду, — некромантов не любят не только в восточном Пределе?

Дубабушка пренебрежительно глянула на потемневшие до локтей руки девушки. Обычно Дженна носила высокие перчатки, скрывающие тёмно-серую кожу и синие вены под ней, но ради купания старой гоблинши их пришлось снять. Точнее говоря, отозвать…

Портные мири не сумели сшить для Дженны подходящего фасона. Их изделия не слишком хорошо держались на предплечьях. Тогда Дхар Нэваал предложил чародейке свою помощь.

Живущий в тунике, а не в мире демонов, он теперь полноправно распоряжался зачарованной материей. По одному только желанию Дженны он мог изменять форму её одеяния, в том числе распределяя ткань по рукам, как перчатки.

— Некромантия иссушает душу и разъедает нутро, — ответила гоблинша. — Я видела таких, как ты. Раньше, до войны, когда эльфы ещё не попрятались в своих чащобах, магов было больше. После того, как на вересковом поле стали появляться драугары, некоторые колдуны и шаманы делали попытки успокоить их. Кого-то интересовала власть… Но все они рано или поздно присоединялись к неумершими воинству.

— Я бы хотела помочь этим душам найти покой, — вздохнула Дженна.

— Знаешь сказку о мудром пастушке? — рассмеялась Дубабушка. Девушка пожала плечами, и женщина продолжила: — Говорят, это был самый мудрый гоблин, что когда-то рождался на Граге. Был он сыном одной шаманки и много добрых дел совершил для своего племени. Но вот слухи о необычайных способностях юноши достигли правителя Лалинги. Император решил испытать гоблина, пообещав тому, что даже сделает его своим сыном и передаст власть, если юноша правильно ответит на его вопросы.

— Он ответил? — затаила дыхание Дженна.

— Ответил на все, кроме одного. — Дубабушка скинула лиловую накидку, в которую была замотана, и с помощью чародейки перевалилась из своего кресла в таз. — Последний вопрос касался драугаров…

— Император тоже хотел знать, как их упокоить?

— Все мы хотели бы знать, и мудрый пастушок стремился к этому, — кивнула Дубабушка.

–…Он не сумел? — догадалась Дженна.

— Он часто ходил на пустошь, но вместо того, чтоб продолжать пасти своих овец, возненавидел живых, — закончила женщина. — А однажды остался там навсегда.

— Это не сказка, — грустно сказала чародейка. — У сказок должен быть хороший конец.

— В сказках сокрыто зерно истины, — пояснила Дубабушка. — Посмотри на себя, Дедушка Лювер-Йон и тот живее будет.

–…Мои руки потемнели от мёртвой воды, — согласилась Дженна. — Но не она разъедает моё сердце… Вам, как женщине, потерявшей многих мужей, это должно быть знакомо.

— Во-от как, — протянула Дубабушка, прищурившись. — Ты потеряла кого-то?

— Мой любимый погиб, — кивнула Дженна.

— Что ж, тогда послушай старую женщину, — усмехнулась гоблинша. — Лучшее средство от сердечных ран — найти нового мужа.

Долгое время девушка молчала. Тёплая вода парила, в воздухе стоял аромат заваренных трав. Натирая мочалкой спину женщины, Дженна невольно рассматривала её.

Груди у Дубабушки отвисли до бёдер, кожа покрылась пятнами и сморщилась так, что ей не помогли бы и чародейские заклятья, не то что дождевая вода.

–…Вы правы, — наконец, произнесла чародейка. — Я так и сделаю. Я обещала. Обещала ему… Но, — она коротко улыбнулась, — не сейчас. Может быть, позже… Ведь в вашем городке и так мало мужчин.

— Ха! — одобрительно крякнула Дубабушка. — Шутишь. Это хорошо. Значит, не всё для тебя потеряно…

— Уважаемая Бабуля Йон, — обратилась Дженна к гоблинше, осторожно намыливая её длинные и тонкие, как паутинка, волосы. — Объясните, почему жители островов считают, что море — это сказка?

Дубабушка выпучила на девушку свои выцветшие глаза, поморщилась и зашипела, точно гадюка. Дженна в ответ не проронила ни звука. Видя, что девушку не взять на испуг, гоблинша одобрительно улыбнулась.

–…Когда-то в Нора была библиотека, — как бы нехотя начала она. — Потом ураган сорвал её с дерева и разметал по всему острову. С тех самых пор вся мудрость наших предков — стихи, сказания и легенды — передаётся из уст в уста. В дни моей молодости — не то что теперь — считалось: чем больше сказок ты знаешь, тем богаче, — Бабуля Йон широко улыбнулась, продемонстрировав сильно поредевшие зубы и один-единственный жёлтый клык. — Как могла, я старалась донести свои знания до внуков, но им лишь бы по лесам да лугам носиться со своими овцами…

— Йон-Йон знает много сказок… — заметила Дженна.

–…Забодай тебя Мири, не перебивай, когда старшие говорят, — гоблинша хлопнула кулаком по воде.

— Простите, — вздохнула чародейка, отирая капли с лица.

— Вот послушай, расскажу я одну легенду, — продолжила Дубабушка. — А правда то или нет, решать тебе. Наши предки писали, что острова Сет покоятся в бескрайних водах — в морях то бишь, — гоблинша вновь театрально вытаращила глаза, а в её голосе появились таинственные нотки. — И нет ничего прекраснее этих вод на всём белом свете или за его пределами… Однако в морских глубинах, во тьме и холоде обитает гигантский фомор змей! Говорили, что в былые времена раз в год змей поднимался на поверхность и исполнял любое желание всякого, кто к нему обратится…

— Самое-пресамое любое желание? — настороженно переспросила Дженна.

— Всё верно, — подтвердила гоблинша, глядя ей прямо в глаза. — Он даровал богатство и любовь, излечивал недуги, оттяпанные конечности выращивал, — она понизила голос, — и даже возвращал к жизни погибших. Однако же всякий раз дар змея оборачивался проклятием. Поэтому боги закрыли доступ к морю. А постепенно стала стираться и память о нём… Незачем помнить о том, чего больше нет.

Повисла тишина, только капли барабанили по листве, да где-то вдали блеяли овцы.

— Разрешите вопрос? — осторожно произнесла Дженна.

— Давай, — снисходительно кивнула женщина.

— Йон-Йон рассказывал сказку о короле Змее…

–…Не иначе, первый король Змей заполучил престол с помощью змеинской магии, — сказала Дубабушка, презрительно выругавшись. — Как ещё он мог завоевать восточный и южный Пределы? Должна я тебе сказать, это тот ещё род негодяев… Один убивал своих жён. Другой же сто лет назад пошёл на нас войной. Третий погубил семью нашего друга… Да тьфу на них! Ты мне своими вопросами всё купание отравила…

— Значит, это не просто сказка, а Змеи — настоящий королевский род, — задумчиво произнесла Дженна.

— И чтоб ему пусто было, — подытожила гоблинша.

3 Король Журавль

Королева-ведьма расколдовала Журавля и осталась в его замке, ибо вышло так, что принц полюбился ей. И жили бы они счастливо, но через несколько лет вернулся домой с войны король Змей. Не обнаружив во дворце супруги, он отправился на её поиски.

Долго король Змей блуждал по лесам и долам, пока не оказался в Журавлином королевстве. Нашёл он дворец принца, а в нём — свою супругу. Увидев его, королева очень обрадовалась, но и опечалилась, ведь сердце её было несвободно.

Выслушав её историю, король Змей решил, что королева должна сделать выбор между ним и Журавлём.

«Король Змей и король Журавль», сказки земель Сет

Тёмные тучи поглотили свет дня. Нескончаемый ливень распугал светоносных насекомых. Лишь редкие вспышки молний освещали мрачные чащобы.

Напоённые влагой водоёмы затопили тропинки, превратив леса в одно сплошное болото. Кое-где ближе к Сухолесью они были видны, но по большей части охотницам приходилось идти почти вслепую, по колено в воде. Отягощённые нехитрой добычей, они сильно рисковали. Это время принадлежало самым опасным хищникам Грага.

Неумолкающий шелест дождя заглушал все прочие звуки. Только острый слух чародейки мог выхватить опасную перемену в мелодиях. Вот где-то громче обычного хлопнули друг о друга широкие листья. Заскрипела ветка, прогнувшись под грузным телом. Серо-бурая, почти незаметная среди потоков небесной воды тень скользнула в кроне.

Дженна упреждающе крикнула и оттолкнула охотниц. Асвид-Грен выругалась, поскользнувшись и упав на колено. Дрива-Грен молча выхватила нож, загородив собой старшую и уже не столь ловкую сестру, давая той время подняться.

Тяжёлое чешуйчатое тело аванка навалилось на Дженну, камнем рухнув сверху. Мощный крокодилий хвост хлестанул по коленям. Земля ушла из-под ног. У самого уха клацнули зубы.

Пахнуло мерзостным гнилым дыханием. Из-за непрекращающихся проливных дождей и темноты травоядные обитатели Аватни и Сухолесья стали слабее. Обленившиеся хищники частенько жрали утонувших зверей и размножившихся в мокроте ещё более вонючих илистых нокеров…

Дженна зашипела, плотнее сжала губы. Хвост аванка прошёл по касательной, не поломав костей. Тварь промахнулась, захватив зубами только светлую косу. И всё же девушка упала на спину. Лицо её, глаза, рот, уши залила вода. Будь она простым человеком, могла бы захлебнуться. На это и рассчитывал ящер.

Но чародейка была не из простых. Она не так сильно нуждалась в воздухе, как обычные жертвы аванка. Вместо того чтобы высвободиться, Дженна, напротив, обхватила морду ящера руками и обняла того, словно желанного друга.

Всем охотникам известно, что сила челюстей аванка хороша на сжатие, а наоборот — слабее. Ящер не оценил ни нежности, ни волос во рту. Он зацарапал когтями, снова ударил хвостом. Но Дрива и Асвид уже были рядом. Под лапы чудищу, прямо под мышки вошли два острых лезвия.

Движения ящера ослабли и потухли.

— Каков хитрец! — рассмеялась Дрива. — Как он вообще забрался на дерево?

— Эволюционирует, — сплюнула Дженна.

— Жива? — спросила её Асвид.

Сёстры стащили с чародейки тушу аванка.

— И не с такими танцевали, — вытерев лицо и прочистив нос, заявила Дженна.

— Славная добыча, — заметила охотница. — Молодой самец! Зубы ещё на месте и когти целые. А уж кожа хороша…

— Точно самец, не самка? — уточнила Дженна, озираясь.

В это время сезона дождей самки аванков откладывали яйца. Чтобы уберечь кладки и детёнышей, ящеры объединялись в стаи. Встретишь одну самку — гляди в оба, рядом обязательно будет ещё парочка мамаш.

Рассказывали, что плодились ящеры не очень хорошо. Мири, дабы не нарушить природного круговорота, не охотились на чудищ, а убивали их только ради самозащиты. Впрочем, встреча считалась удачной, поскольку кожа и кости ящеров дорого ценились.

— Конечно, самец. Не заметила, какой тяжёлый твой милёнок? — хрипло рассмеялась сквозь дождь Асвид Одноухая Лисичка. — Хочешь залезть ему под хвост, некромантка, пожалуйста. Я не собираюсь.

— Мне повезло, что твои ножи наточены лучше остроумия, — огрызнулась в ответ чародейка.

— Ты сама-то цела? — крикнула Дженне Дрива Шишка.

— Мою косу не просто отгрызть, — пошутила та, но на всякий случай осмотрела волосы.

Когти аванка оставили на её боках пару кровоточащих подарочков, но волновало чародейку другое. В последнее время тело Дженны вело себя странно. Слабость отразилась не только на тонких сферах, но на коже и прочем.

До того девушка, вычёсывая локоны, снимала с гребня десяток волосков и сжигала их в огне. Теперь же золота с серебром с её головы лезло куда больше. Приходилось долго кормить пламя… Но аванку такой чести не выпало.

— Всё равно поспешим, — Дженна сделала шаг и охнула от боли, пронзившей бок. — Скоро совсем стемнеет, арахниды выползут на охоту…

— Аванка и остальные туши потащим мы, — строго наказала ей Лисичка. Вместе с сестрой они погрузили добычу на небольшой плот, на котором уже лежала пара плешивых зелёных крыс. — Займись своими ранами.

— На живом всё заживёт, — повторила Дженна мудрость Дедули Йона и, подумав, буркнула в сторону. — На некроманте тем более…

От всепроникающей влаги было не укрыться. Бесконечные потоки дождя низвергались на путников в течение всего дня. Одежда их мгновенно промокла и отяжелела. Вода струилась по лицу, заливала глаза, нос и рот. Следуя по земле, они буквально утопали и захлёбывались.

Небеса сотрясали громовые раскаты. Болота клокотали и шипели под ударами ливня. В шуме было сложно различить приближающуюся угрозу. Водяные скорпионы, казалось, поджидали путников на каждом повороте. Гигантские зелёные крысы взирали на них с раскидистых ветвей, а в тени затопленных корней прятались змеи.

Лишь благодаря защитным аурам и удаче путникам удалось избежать неприятных стычек и достичь города Нора. Старая Всеведущая Амма давно поджидала гостей, наблюдая за ними с помощью гадательной чаши.

В её просторной хижине витали ароматы трав и грибов, связки которых сушились вдоль стен. Вытертый ковёр из крысиных шкур застилал пол. Посреди комнаты алела жаровня. Тонкая струйка дыма поднималась к скрытому в крыше отверстию, а по хижине расползалось приятное тепло.

— Ох, в нелёгкое время ты вернулся к нам… — вымолвила шаманка вместо приветствия, когда путники переступили порог.

— Знаю, матушка, — один из них преклонил колено и опустил голову в знак своего глубочайшего почтения. — Столетие победы, дни траура… и вид человека не прибавит гоблинам радости.

— Знает он, — проворчала Амма, небрежным жестом приглашая гостей. — Ну проходите, раз уж явились… Хнет! Где ты там? Помоги, что ли, а то им недолго весь дом затопить — всю воду небес притащили на своих плащах…

Юноша и его спутники скинули мокрую одежду в углу комнаты, сняли обувь и босые, в одном исподнем, приблизились к огню. Помощник шаманки забрал их вещи, чтобы почистить и просушить.

— Я человек, но все мы дети Сет, — дрожа от холода, ответил юноша.

— Слова, слова… — протянула Амма, разглядывая молодого человека своими разноцветными глазами, жёлтым и голубым.

Она помнила его ещё маленьким птенчиком, который вечно пищал, призывая свою несчастную мамку. Та, да будет к ней милостива Родительница, была так измучена, что померла сразу после родов — ни шаманка, ни её боги не смогли помочь женщине. Молоко альвов совсем не годилось для человеческого дитя, а от овечьего — у новорождённого раздувало живот.

Однако птенчик пережил и живот, и зубы, и первые шишки. Он пережил даже укусы ядовитых улиток, которые обитали в затопленных лесах Аватни. Он подрос, оперился да и утёк в свои человечьи земли на поиски приключений.

Амма уж думала — пропал мальчишка с концами. Но нет, спустя семь лет явился, набравшись ума-разума в своих университетах. Борода ещё не отросла, а завёл серьёзные разговоры. О своих родителях выспрашивал. Умолял разбудить богов, чтобы узнать, не врут ли слухи, которые донеслись до него в восточном Пределе.

Слухи не врали, это Амма и без богов знала. Это она поняла, лишь увидев на своём пороге обессиленную погоней человечью дочь, вот-вот готовую разродиться. Это она увидела, взглянув в её лицо. Но что толку от того знания?

— О Всеведущая Амма, вы же помните легенду о… — прошептал юноша.

–…О ребёнке, что родится среди болот Аватни, — скрипучим голосом продолжила Амма. — О герое, который свергнет Короля Змея и о хранителе, который объединит наши земли.

— Я родился в Нора среди болот, — заявил юноша. — Вы же сами пуповину мою перевязывали! Вы лечили меня от болотной лихорадки. Вы знаете меня, как никто другой… Я всегда держу своё слово либо не даю его вовсе! Я обещаю вам, что свергну проклятого Змея и исполню пророчество.

Ещё вчера мальчишка, он возмужал. Голос его стал заметно ниже, плечи сделались шире, руки — сильнее. Да, это был уже не долговязый нескладный подросток, но мужчина. Однако из-под слипшихся от влаги кудрей цвета червонного золота на шаманку смотрели голубые глаза, светящиеся всё той же детской наивностью.

— Мало ли кто родился в Нора, — с сомнением покачала головой шаманка. — Слова нужно подтвердить делом.

— Для того я и пришёл! — разгорячился юноша. — Вы празднуете Столетие победы и думаете, что Восточники оставили в покое западный Предел? Так вот, вы ошибаетесь! В народе ходят слухи, что Его Великолепие набирает армию! Вербовщики рыщут по сёлам и деревням на островах Элибрэ, Оверскит, в Фалассии, даже независимые химхонцы и омаомцы встревожены…

Смуглая кожа юноши, характерная для жителей Востока, покрылась мурашками. Но, невзирая на холод и сырость, молодец стойко унимал дрожь и говорил почти без запинки, не клацая зубами. Озноб не согнул и его горделивую осанку, унаследованную от матери.

Несомненно красивый для сына человечьего профиль был достоин того, чтобы чеканить его на монетах. Но для того, чтобы стать королём и хранителем, этого было мало…

— Не шуми ты, успокойся, милый мой Аликс, — шаманка улыбнулась, любуясь гостем, как любовалась бы собственным сыном. — Я не думаю, но знаю — грядут тяжёлые времена. Впрочем, что знаю я — не так уж и важно. Ты, верно, пришёл сюда не моего мнения испросить?..

Тем временем маленький круглобокий гоблин Хнет принёс гостям чаши с дымящимся травяным отваром.

— Я помню, что богов нельзя беспокоить попусту, — произнёс Аликс, с благодарностью принимая горячее питьё. — В прошлый раз Сёстры сказали, что ещё рано. Но моя душа мается, ум мечется… Я чувствую, что-то изменилось! Я верю, это — моё предназначение! И время пришло!

Старая Амма бросила взгляд на спутников Аликса. Одного из них она уже видела. Хотя крепко сложённый и угрюмый бородач принадлежал к народу, который не показывался на поверхности вот уже как сотню лет.

Вторая же была птичкой ещё более редкой. Белокожая красавица не поднимала головы, пряча удивительные сиреневые глаза за густыми ресницами. Её длинные чёрные волосы были перевязаны широкой лентой, чья алая ткань скрывала кончики ушей.

— Желаешь вновь испросить совета у Провидиц? — поинтересовалась шаманка Амма, испытующе взглянув на Аликса. — А не боишься будить по пустякам Великих сестёр? Не лучше ли оставить это дело, уйти в земледельцы, жениться, завести детишек?..

— Я хочу, чтобы моим полям равно светило солнце и проливались дожди, а моя семья жила в едином процветающем мире! — глаза юноши возбуждённо вспыхнули. — Вы ведаете, чего жаждет моё сердце! Зачем же все эти вопросы?

— Ведаю, ведаю, — фыркнула гоблинша. — Власти жаждешь. Но для власти зелен ты ещё, — она подняла указательный палец. — И не слишком умён.

— Годы мои идут, знания умножаются, — парировал её гость. — Я знаю, что негоже взывать к богиням из гордыни или корысти ради. Клянусь, моё сердце чисто! Поговорите с богинями, матушка, разбудите их, сделайте милость.

— Ну что ж, — нарочито строго проговорила Амма, — раз ты так настаиваешь, изволь…

Не без труда, с помощью Хнета, уже давно не молодая женщина встала на ноги. Держа в руках широкую чашу для гадания, она подняла её над головой и щедро плеснула содержимое на круглую жаровню. Угли зашипели и в тот же миг переменили цвет, окрасив хижину и лица сидящих вокруг очага в мертвенно-синий.

Продолжая стоять, шаманка начала мерно раскачиваться. Затем гортанным низким голосом она затянула колдовскую песнь. Повинуясь мелодии, по комнате поползли клубы голубоватого дыма.

Женщина топнула ногой, отгоняя их, тряхнула длинными косами, вскинула руки. В воздухе вокруг её пальцев закружились таинственные узоры. На стенах заплясали жуткие тени.

Гости и Хнет низко опустили головы, стараясь не смотреть, что творится вокруг. Ибо то плясали отражения духов из царства, что находилось за пределами обычного мира. Прежде чем дозваться до богов Льоса, шаманка должна была пройти сквозь Миркир, населённый демонами.

Ведунья пела, и голос её становился всё глубже и пронзительнее. Она танцевала, и движения её делались всё тяжелее и болезненнее. При каждом взмахе её рук вздрагивали шкурки змей на поясе, взмывали разноцветные перья в волосах. Болота и небеса расступались пред силой её духа, чтобы слова молитвы достигли богинь…

Песня Всеведущей становилась всё громче. Всё сложнее свивался узор, сплетаемый голосом шаманки. Всё темнее делалось вокруг. Вместе с тем, казалось, содрогались в конвульсиях тени, раскачивались сами стены дома. Внезапно шум дождя и раскаты грома затихли.

–…Внемли, король Журавль, — прорезал тишину чужой голос, — поднимись с колен и взгляни в глаза своей судьбе!

Шаманка остановилась и замерла в странной позе, будто повисшая в руках кукловода марионетка.

— О Великие, я слушаю вас, — горячо прошептал Аликс, глядя в широко раскрытые разноцветные глаза женщины, сквозь которые на него взирали сами богини Судьбы: Йорлог, Хальду и Инлаш. — Подскажите, как мне исполнить предназначение?

— Не думай о предназначении, — в унисон ответили богини. — Время перемен настало, и путь открыт. Колёса судьбы уже начали своё вращения. Но дабы верно править колесницей, ты должен ясно видеть дорогу.

— Обещаю, я сделаю всё, что вы скажите! — поклялся Аликс. — Но дорог так много! Как выбрать верную?

— Очисть своё сердце, забудь о возмездии, — изрекли богини.

— Я слышу вас, но не понимаю, — Аликс согнулся в уважительном поклоне, однако лоб его пересекли морщины.

— Только любовь дарует тебе власть, — пояснили голоса.

— Клянусь, я жажду лишь блага для всех… — прошептал юноша. — Я хочу, чтобы счастье обрели обе стороны!

— Не спеши судить, что есть благо или счастье, — гулким смехом пронеслись слова.

–…Я повинуюсь, — повторил Аликс, прижавшись лбом к полу. — Но как мне не обмануться? Как достичь равновесия?

— В том поможет тебе дитя Домну… — раздался ответ.

— Великая Дану, — выдохнул юноша, вскинув голову. — Домну — родительница демонов! Как можно связываться с её отпрысками?

— Ты говорил о равновесии, — напомнил голос. — Ответь же за свои слова… Колесница судьбы не предназначена для тебя одного. Ты уже собрал вокруг себя верных друзей. Помоги же и демону занять своё место. Ибо каждый должен быть там, где он нужен.

— Я не понимаю! Что это значит?! — воскликнул Аликс, но ответа не последовало.

Мрак объял пространство, и вдруг словно молния озарила хижину. Ослеплённые ею гости зажмурились, а Хнет бросился к шаманке. Та ахнула и упала без чувств на руки помощника.

Небеса затянула тёмная пелена, и на город Нора опустились долгие сумерки.

Горожане будто впали в оцепенение. Полусонные, понурив головы и повесив уши, они бродили под дождём, ничем не лучше драугров. Старики-ветераны Крот, Налим и другие вот уже вторые сутки не покидали трактира Йонов, тщетно пытаясь согреться табачным дымом и живой водицей.

Однако жизнь продолжала идти своим чередом. Нужно было пасти овец, следить за тем, чтобы не утонули посевы, охотиться.

После неудачной встречи с аванком, Дженна осталась в Нора залечивать свои раны. Гоблины привыкли к тому, что даже царапины живущих в гниющих болотах ящеров могут убить гоблина. Бесполезно было объяснять им тонкости мёртвой воды — силы anti bios — которая помогала чародейке избежать инфекции.

Впрочем, дел полно было и в Нора. Даже в трауре гоблины должны были питаться и справлять естественные надобности. А многие из них при этом нуждались в помощи…

Дженна как раз выносила ночной горшок Дубабушки, когда в трактир ступил незнакомец, закутанный в синий плащ. Проходя мимо него, она не заметила ничего особенного, кроме, пожалуй, роста. Бывшей сумеречной лисе не показался странным и его запах, слишком уж пахучей была её собственная ноша.

Когда же, исполнив важную задачу, чародейка вернулась в трактир, там уже царило необыкновенное оживление. Помимо завсегдатаев и оставшихся погостить лаутла и троллей, пришла целая толпа мири. Собрание ожидалось нешуточное, и народ продолжал прибывать.

Заведение, самое крупное в городе, явно не могло вместить в себя весь город, но, кажется, гоблинам это было невдомёк. Немало удивлённая Дженна с треклятым горшком в руках едва сумела протиснуться в двери да так и застряла в толпе на полпути к лестнице.

У одного из центральных столов стоял тот самый незнакомец в тёмно-синем плаще. Теперь он скинул капюшон так, что вьющиеся золотые локоны рассыпались по плечам. О диво, это был человек: смуглый юноша с благородными чертами лица и открытым взглядом.

–…Многим из вас я друг, вы знаете меня с рождения, — говорил он, обращаясь к толпе сильным певучим голосом. — У нас разный цвет кожи, но мы — одно племя, единая семья! И я говорю вам, братья и сёстры, я обещаю, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы предотвратить беду…

–…О чём это он? — тихо поинтересовалась Дженна у оказавшихся рядом с ней Фритрики и Бельчонка.

Дети, промокшие и озябшие, только что вернулись после долгой прогулки. Им приходилось пасти овец, несмотря на непогоду и траурные дни. Йон-Йон пожал плечами и, почесав за ухом, ответил:

— Это наш друг и брат Аликс, он родился здесь, но по происхождению восточник…

— Мы все тебя знаем, Аликс, — бросила оратору Красотка. — Ты хороший парень, тут не поспоришь! Но как же ты собрался предотвратить войну, коли она и вправду грядёт?

— Вспомните пророчество о хранителе, — отвечал юноша, сжав кулаки. — Время пришло! Я свергну Змея и дарую мир всем королевствам!

–…Что за пророчество? — спросила у друзей Дженна.

— Есть легенда, — тихо ответил Йон-Йон — знаток сказок и легенд, — будто бы дитя, рождённое на болотах Нора, объединит племена людей и альвов… И настанет Золотой век.

— Все мы родились на болотах! — хохотнул кто-то. — Чем ты отличаешься от нас?

— Хранитель уж нам с Начала времён обещан! — загудели гоблины. — И где же он?

— Пустое!

— Небылицы!

— И я согласился бы с вами… — загадочно произнёс Аликс. — Я не тревожил бы ваше спокойствие слухами о войне, которой вам не выиграть в одиночку… Я бы вовсе не появился в Нора и не отнимал вашего времени, если бы не имел при себе добрых вестей.

— Что за вести? — воскликнули мири. — Рассказывай же! Не томи!

Аликс обвёл взглядом повелителей овец и несколько преувеличенным театральным жестом указал на дверной проём, у которого застыла Дженна с друзьями. Обернувшись к порогу, девушка увидела нового гостя. Он был немногим ниже Аликса, но гораздо мощнее его по сложению. Из-под капюшона торчала тёмная борода и кончик носа.

Гость проследовал к Аликсу, расталкивая толпу своими широкими плечами, и, остановившись, сбросил капюшон. Несмотря на длинную бороду и объёмный нос, он оказался молод. Белую пористую кожу покрывали рябины. Во взгляде Дженна приметила сильное смущение, прикрытое важной строгостью.

— Я Брайдур… житель Подгорного царства Гулна, — медленно подбирая слова, представился гость. — Да приумножится и возвеличится ваше племя, гоблины…

— Да приумножится и возвеличится племя гномов, Брайдур, — ответили на приветствие присутствующие в трактире члены Совета с Дубабушкой во главе. — Да будут к тебе добры свет дня и тьма ночная.

— Гном? — расслышала Дженна шепотки. — Не может быть… Гном…

— Я Брайдур, — чуть громче и уверенней повторил гном, расправив плечи так, что затрещала на его груди кожаная рубаха, и добавил: — Сын Хара Свирепого…

–…Сын Свирепого, — уважительно заголосили мири.

— Вы не ослышались, я наследник Подгорного царства Гулна, — низко прорычал Брайдур. — Я заявляю вам, что мой народ возвращается к свету солнца!

Толпа загудела, заволновалась.

— И я говорю вам, о гордые повелители овец, — подобно грому пролетел над головами гоблинов хрипловатый голос принца Гулна, — что поддерживаю Аликса в его претензиях на трон Востока! — Гном поднял сжатую в кулак руку, и его жесту и возгласу вторили другие альвы. — Да здравствует король Аликс!

— На трон Востока? — переспросила Дженна.

— Забодай меня Мири, — охнул Йон-Йон.

— Наш Аликс — король! — обрадовалась Фритрика.

— Да здравствует король Аликс! — прогремел зычный голос из-за порога трактира. — Да здравствует и процветает племя гоблинов…

Головы альвов повернулись в его сторону.

— Здравствуй, Скогу-Рин, — кивнул Аликс. — Ты опоздал, мы уже начали тревожиться.

— Привет, дружище, — осклабился в улыбке стоящий на улице огр.

Он склонился вдвое, чтобы заглянуть в дверной проём. В само заведение хода ему не было ввиду необычайного роста.

— Нас задержали на отмелях, — ответил пронзительно высоким голосом другой гость. — Утопленницы, видишь ли, истосковались по мужскому вниманию!

Шутник с неприятным голосом ловко спрыгнул с плеча огра на ближайший стол. Не расплескав ни одной кружки, он продолжил свой необычный путь. Гость беззастенчиво скакал в сторону Аликса то по плечам гоблинов, то по столам, вызывая тем самым бурю негодования и смешки.

Нахал, впрочем, никаких разрушений не произвёл. Ростом он был по колено взрослому человеку. Больше всего смахивал на зелёную крысу Аватни, только побритую и наряженную в яркие оранжево-алые штанишки да клетчатый камзол.

— Слушайте все! — воскликнуло, словно тоненько пролаяло, существо. — Я Ельс-Кан — посол племени клуриконов! Я подтверждаю, что мы, клуриконы и огры, поддерживаем претензии Аликса на трон Востока!

— Да здравствует король Аликс! — подхватили все.

Когда волна возгласов опала, Аликс вновь указал на дверь. На этот раз появившаяся в проёме фигура в зелёном плаще была высокая и изящная.

Пройдя тот же путь, что и другие гости, взрезая толпу, точно нож — масло, она остановилась подле юноши. Поднеся руку к завязкам капюшона, она одним лёгким движением скинула его. За капюшоном упала и алая лента, перевязывавшая прямые иссиня-чёрные волосы и скрывавшая кончики ушей.

Повисла тишина. На этот раз мири даже не охнули. Дженна отметила, что некоторые так удивились, что затаили дыхание. Кто-то из детей испуганно пискнул. Кто-то из взрослых разразился негромкой руганью и проклятьями.

— Я Тунглиф Ночеокая из клана Звёзд Стйорна, — тихо, но так, что услышали все до единого, произнесла эльфийка. — Приветствую всех собравшихся, да приумножится ваше племя…

Ответом ей была лишь тишина.

— Я не посол, не королевна и не принцесса, — ехидная улыбка тронула тонкие розоватые губы гостьи, — и всё же я поддерживаю претензии Аликса на трон Востока.

— Да здравствуйте король Ал-ик-с… — одиноко икнул кто-то из старых пьяниц.

–…И, хотя мои сородичи не участвовали в войне, — в тишине продолжила эльфийка, — мы не желаем, чтобы трагедия повторилась… — Тунглиф сделала паузу, ответив на напряжённое молчание гоблинов пронзительным взглядом льдисто-сиреневых глаз. — Можете презирать и ненавидеть эльфов. Можете не верить моим словам. Я не стану лукавить — не все, однако многие из нас верят в пророчество и готовы оказать содействие, — она сделала акцент, — королю Аликсу.

— Ну и дела, — за всех ответила Красотка, уперев руки в бока и напряжённо выпрямив спину.

— Ал, это где ж ты её отыскал? — проскрипел кто-то из стариков.

— Тьфу, — сплюнул другой. — Предатели стйорнцы…

— Тунглиф не может отвечать за деяния или бездействие своего народа, — спокойно ответил Аликс. — Но я прекрасно понимаю ваши чувства… Вспомните, что восточники сотворили с моей семьёй. Отец был лишь потомком королевского рода, он жил тихо и мирно, не имея претензий на трон. Однако это не остановило подлого Змея. Его приспешники убили моего отца и всю семью. Они преследовали мою беременную мать… И никто из моих сородичей по цвету кожи не помог бедной женщине. Только вы приютили её. Вы воспитали меня. Я обязан вам самой жизнью! — его голос помрачнел. — Чтобы сохранить мир, я пойду на всё и даже более…

–…Да что же может быть хуже связи с эльфами? — хохотнула одна из тролльш.

— Осталось только с демонами задружиться, — низким голосом добавила другая.

— Да пусть бы и так, — невозмутимо ответил им Аликс.

–…С демонами! — оживились гоблинята, передразнивая друг друга и строя страшненькие рожицы.

Дженна отметила, как при их словах изменилось лицо Аликса. Сама она зло стиснула зубы.

— С демонкой! — тем временем продолжали веселиться дети. — С демонкой!

— С демонкой! — подхватила Мышка, обернувшись к побледневшей от гнева Дженне.

— У нас есть Демонка! — крикнул Йон-Йон, страшно довольный собой.

Это он придумал, что демона женского пола следует называть «демонкой».

— Цыц, мелочь, — прошипела чародейка, сжимая в пальцах горшок Дубабушки. — Сколько раз вам повторять, не смейте называть меня так…

Она подняла голову, столкнувшись взглядом с Аликсом. Глаза юноши были широко раскрыты.

— Слушайте же все! — произнёс он. — Прежде чем прийти к вам, я навещал Всевидящую!

В зал моментально вернулась тишина.

— По моей просьбе, — продолжил юноша, — уважаемая Амма воззвала к Провидицам. И Великие Сёстры сказали своё слово. Я — тот, кто свергнет Змея! Пусть даже мне придётся обратиться за помощью и к отпрыску самой Домны…

— Домны… — эхом прокатилось по залу. — О, Мири! О, Дану!

— И боги, и демоны на нашей стороне! — громко заявил Йон-Йон. — Ибо на нашей стороне правда!

— Что же, раз богини сказали своё слово, — проскрипела Дубабушка, — то и Совет старейшин склоняет головы.

— Готова предположить, что мой народ поддержит ваше решение, — добавила тролльша.

Коротко кивнув им, Аликс вновь взглянул на Дженну.

— Ты… и правда демон? — неуверенно проронил он.

— Меня зовут Дженна, — Дженна хмуро оглядела собеседника, остановив взгляд на вышитом на его камзоле гербе в виде танцующего журавля. — А ты и правда птица?

— Я Аликс — последний потомок королевского рода Журавлей, — вымолвил Аликс, — смиренно прошу тебя, Дженна, помоги мне свергнуть узурпатора и вернуть трон моих предков. Взамен же, согласно велению богов, я приведу тебя туда, где ты должна быть… туда, где ты нужна.

От сказанных слов Дженна на миг оторопела. Откуда этот парень знал поговорку сумеречных лис?

–…А разве ж я здесь не нужна? — она скривилась в ухмылке, повертев в руке ночной горшок.

— Демонка поможет королю Журавлю! — согласились за Дженну дети. — Вперёд, Демонка! Да здравствует король Аликс!

— Ну, вперёд, — повторила эльфийка, пристально разглядывая Дженну.

— Нет, погодите, — слабо запротестовала та, но голос её потонул в хоре. — Тут нужно разобраться… Что именно говорили богини?

— Да здравствует король Журавль! — гаркнул гном.

— Король Журавль! — пронзительно завопил клурикон.

— Да здравствует! — вторил ему подглядывающий с улицы огр.

— Да здравствует! — подхватили гоблины и тролли.

–…Король Журавль, — тихо буркнула в сторону чародейка. — А я-то думала, что в той сказке главная — королева-ведьма.

— Конечно, — уверенно шепнул ей Йон-Йон. — Дженна, ты главная. И это — твоя сказка.

В ответ Дженна сжала губы и отвернулась.

4 Жёлтая дорога

На сборы в дорогу самопровозглашённому королю потребовалось ровно два дня. Это время Аликс потратил вовсе не для того, чтобы набрать армию, как поначалу решила Дженна. Нет, для завоевания престола юноша одолжил у гоблинов лишь две небольшие вездеходные повозки, которые сам же когда-то и оставил в пользование зеленокожим торговцам.

Мири сгрузили в них водяные орехи, болотную пшеницу и кое-что ещё. Оказалось, что, невзирая на старую вражду, купцы западного Предела нередко наведывались на другие острова и даже в главную столицу змеиной империи Лалинга.

То, что в изобилии произрастало на земле Грага, ценилось на Элибрэ. В то же время из столицы гоблины привозили редкие ткани, разнообразное зерно и самое главную ценность всех Пределов, которым были богаты лишь восточники, — соль.

Дженна, которой на собственные сборы и прощание с семейством Йонов хватило пары слов, пришла к причалу первой. Теперь она, в окружении любопытствующей детворы, ожидала остальную команду, сидя на мостке и рассматривая плавучие повозки.

Две гружёные товарами лодки были оборудованы парусом и удивительными гребными колёсами, присоединёнными к ножным педалям. Как поняла чародейка, на мели колёсные пары опускались ниже, таким образом лодки превращались в обыкновенные повозки. Парус же торговцы использовали, чтобы управлять ветром, который на суше заменял им лошадей.

Вокруг девушки толпились и шумели дети. Часть их изучала причудливые лодки, другие приставали к Дженне. Были тут Пончик с Мышкой и Лепёшкой. Перебивая друг друга, они рассказывали всё, что знали о столице, давали советы и осыпали пожеланиями.

–…Говорят, в Умбелико делают лучшие в мире зеркала, — вздохнула Фритрика. — Пожалуйста, Дженночка, привези мне зеркальце… пусть самое маленькое и невзрачное…

— Знаешь, что такое шоколад? — пристал к чародейке Бублик. — Говорят, нет ничего вкуснее во всех мирах!

— И солёные карамельки… — мечтательно добавила его сестра Лепёшка.

–…Да что вы со своими глупостями? — перебил всех Енот. — На Элибре куют лучшую сталь в мире! Если у нас будут их мечи, мы уж точно не проиграем в новой войне! Дженна, привези нам мечи… Ну или хотя бы мне, — он вдруг смутился, — хотя бы ножик.

— Я запомню, — коротко улыбнулась детям Дженна. — Обещаю, что вернусь к вам с подарками…

— Мы будем скучать, — всхлипнула Мышка, обхватив руками чародейку и быстро обняв её.

— Очень-очень! — подтвердила Лепёшка, прижавшись сзади.

–…Несчастные, — усмехнулась Дженна, обняв девочек, — над кем же вы будете издеваться, когда я уеду?

Молчавший всё это время Пончик вдруг сморщил лицо и захныкал. Остальные дети повисли на Дженне, решив напоследок, видимо, задушить её.

Их друг и заводила Йон-Йон попрощался с девушкой ещё в трактире, на удивление по-деловому и коротко. Впрочем, удивлялась Дженна ровно до того момента, как пришла на причал. Бельчонка видно не было, однако чародейка явственно ощущала возбуждённую вибрацию его витали. Наблюдая за происходящим, она лениво размышляла, сообщить ли об этом Мамаше Йон или ну его…

Привлечённая гулким топотом, Дженна обернулась. Мосток, на котором она сидела, задрожал от поступи приближающегося огра. Скогу-Рин походил на оживший обломок скалы. Был он серый, гладкий и безволосый, как камень. Только из ушей огра торчали пучки травы, а огромные спину и плечи покрывали цветы лишайников.

Оседлавший гиганта крысомордый и желтоволосый клурикон Ельс-Кан, одетый, как и прежде, в яркие штанишки и клетчатый камзол, важно взирал на Дженну сверху вниз. Мягко, по-кошачьи ступающая рядом с ними эльфийка кинула на девушку лишь короткий взгляд.

Чародейка кивнула им и, спрятав лицо под капюшон, уставилась на озёрную гладь. Дождь немного поутих, но тяжёлые капли, срывающиеся с листьев, рисовали на воде замысловатые узоры.

Через некоторое время подоспели Брайдур и Аликс. Оба будущих правителя были одеты скромно и невзрачно, как и полагалось небогатым торговцам.

Гном подровнял и укоротил свою бороду, зачесал волосы в хвост и теперь, пожалуй, мало чем отличался от племени людей. Аликс сменил камзол с родовым гербом Журавля на жилет из некрашеной кожи, короткие, чуть ниже колен, штаны и куртку.

Сердечно попрощавшись с гоблинами мири, юноша пригласил всех занять места. Огру, как и следовало ожидать, пришлось идти самостоятельно. Ельс-Кан по личным соображениям предпочёл остаться с приятелем.

Эльфийка и гном заняли одну из лодок, а Аликс с Дженной — другую. С помощью педалей Аликс и Брайдур привели в движение гребные колёса, и лодки, вспарывая носами мутноватую голубую гладь болот, уверенно двинулись вперёд.

Поглядывая на отстающих Скогу-Рина и Ельс-Кана, Дженна пыталась представить, как они собираются преодолевать расстояние между островами. Огр был так велик, что большая часть водоёмов доходила ему до пояса. Благодаря же своему весу сопротивления воды он почти не ощущал. Но море — совсем другое дело, там Скогу-Рин камнем пойдёт ко дну…

–…А мы все вместе заявимся в Умбелико? — поинтересовалась девушка, кивнув Аликсу на его друга великана. — Я могу ошибаться, но, подозреваю, в столице не часто встречаются огры…

— Если точнее, никогда, — ответил юноша. — Ског и Ельс понесут весть о войне дальше: по другим Дальним островам западного Предела. Тунглиф отправится на Север.

— Вести или же слухи? — уточнила Дженна.

Ответом ей был суровый взгляд.

— Ясно, — чародейка кивнула. — А долго ли плыть до восточного Предела?

— Недолго, — отвернувшись в сторону, произнёс Аликс. — К вечеру мы достигнем пустынного портала. Там переночуем. И останется ещё день пути по суше.

Днём лодки вышли из-под лесного полога в воды, которые альвы Грага называли Большими. На их западных берегах лежали равнины, где жили племена лаутла. Озёрная гладь была затянута туманом. Стоял штиль, и паруса поднимать не имело смысла.

Огр не последовал за лодками, предпочтя держаться ближе к берегу. Илистые нокеры не были страшны великану — так же, как, впрочем, и утопленницы, болотные ящеры и другие хищники диких мест. Вскоре они с крысомордым Ельсом отстали и вовсе затерялись в туманах.

Внимательно вглядываясь в белёсую дымку, чародейка вскоре заскучала. Змеи и болотные ящеры не спешили нападать. Было переставший дождь вновь зарядил.

Частый и мелкий, словно пудра, он скорее ласкал и убаюкивал, чем доставлял беспокойство. Дженна подняла лицо и прикрыла глаза, наслаждаясь прохладной влагой, как некогда она радовалась солнечным лучам.

Её собеседник не отличался многословием, что резко отличало его от мири. И в безразличии, овладевшем девушкой, затеплился крохотный огонёк любопытства.

— Аликс, — вновь обратилась она к спутнику. — Ты просил меня помочь, так расскажи, как ты задумал свергнуть узурпатора. Чем я могу быть полезна?

— Прости, Дженна, — произнёс юноша, не обернувшись. — Боюсь, мне нечего сказать. Взять тебя с собой мне велели богини. Но я не знаю… не знаю, о чём разговаривают с демонами…

— Вот оно что! — сердито воскликнула Дженна. — Ну, спасибо тебе, Йон-Йон, за прозвище… В таком случае помолчим, — она тяжело вздохнула, — потому что я тоже не знаю, о чём разговаривают с журавлями!

Короткое время царила тишина, затем Аликс прыснул смехом. Ему вторил смешок из-за тюков с орехами. Чтобы не выдать приятеля, чародейка сделала вид, что и сама усмехается.

Подумав и вспомнив маленькую Василису, она решила не портить мальчишке его приключение. В конце концов, не всё же ему ночные горшки выносить.

–…Так ты не демон? — осторожно спросил Аликс.

— Что поделать, — развела руками Дженна. — Я человек. И это всё, что я знаю о своём происхождении.

— Прости, — вновь, но уже искренне, извинился юноша. — Правда в том, что я не ведаю твоей роли в моей игре. По крайней мере пока…

— Ты сказал, что сами богини сообщили тебе обо мне. Что конкретно они сказали?

— Богини выразились весьма расплывчато, и смысл их слов ускользает от моего понимания. «Каждый должен быть там, где он нужен», — вот что запомнилось мне особенно хорошо.

— Ты прав, — поморщилась Дженна, — это дурацкое выражение и впрямь слишком расплывчатое, только Домна да Кхор поймут его… Тогда расскажи мне о себе, — предложила она. — Какова твоя роль, Журавль? Я уже слышала о твоей семье и знаю легенду о хранителе. Но вот чего я не понимаю — зачем тебе всё это? Жажда власти? Восстановление справедливости? Месть?

— Благо, — коротко ответил Аликс. — Благо для всей империи…

— Благо для всей империи, — передразнила Дженна —

пожалуй, чуть злее, чем собиралась. — За такое гигантское благо герою порой приходится платить непомерную цену!

Юноша удостоил её своим взглядом и улыбкой.

— Так вот кем ты была, Демонка…

— Никем я не была, — на этот раз отвернулась Дженна.

— Так и я не герой…

— Неужели?

— Я правитель по крови и велению моего сердца, — объяснил Аликс. — Меня вырастили альвы, но жизнь дала человеческая дочь. Оба народа мне равно близки и дороги.

— Так уж равно? — усомнилась Дженна.

— По-разному, но равно, — твёрдо ответил Аликс. — Гоблины мне — братья и сёстры. Я люблю их. Они простые и бесхитростные, словно дети. Восточники — другие: изобретательные, ловкие, хитроумные…

–…Эгоистичные, — хмыкнула Дженна, — как и все люди.

— Может быть, но вездеходные лодки, на которых мы плывём, изобрёл мой знакомый восточник, — пояснил Аликс. — Посмотри, эти огромные колёса легко приходят в движение с помощью педалей и усиливающего механизма. Ты не представляешь, какие ещё машины придумывают люди!

— О, мне и не нужно представлять… — буркнула девушка.

–…Какие шедевры создают архитекторы, поэты, художники и музыканты! — продолжал Журавль. — Даже обыкновенный крестьянин Элибрэ стремится не просто вспахать поле, засеять и собрать урожай, но совершенствует орудие труда, продумывает систему орошения и удобрения почвы. Он занимается селекцией животных и растений, выводит виды, которые легче переносят засушливый климат Востока…

–…А на досуге придумывает схему завоевания престола, — перебила Дженна.

— Да! — согласился Аликс. — Я не альв. Я восточник по крови, по душе, по уму и горжусь этим, Домна побери! Альвы живут слишком долго, живут проще и… скучнее. Им некуда торопиться. Им немногое нужно. В школах Нора — всего три класса… Большинство жителей западного Предела не умеет читать и писать. А люди… — глаза юноши сверкнули. — В столице Лалинга высятся университеты, театры, музеи! Учёные Умбелико совершают открытия, как когда-то это делали гномы. Поэты складывают стихи, а композиторы — музыку, как когда-то эльфы! Мы стремимся взять как можно больше от каждого дня! Я не знаю… Не знаю… Возможно, короткий человеческий век заставляет нас жаждать большего…

–…От каждого дня, от природы, от соседей, — ядовито прошептала Дженна. — Взять безвозвратно, ничего не отдав взамен. Проще говоря, украсть.

— Ну, ты преувеличиваешь, Демонка, — дружелюбно улыбнулся Аликс. — Да, среди элибрийцев встречаются злые, развращённые, жадные до власти души, но, Дженна, как много среди них совершенно гениальных, голодных до знания умов!

— Я слишком хорошо это знаю. И я не уверена, что этот неутолимый голод можно считать достоинством…

— Настоящий вождь сумеет любое качество поставить на службу обществу, — подчеркнул юноша. — Змею плевать на народ, я же хочу мира и процветания для всех. И, что самое важное, я хорошо вижу, как этого достичь.

— Красивенько говоришь, — заметила Дженна. — А что насчёт войны? Объясни, что такого есть у гоблинов с их непроходимыми болотами, ядовитыми улитками, лесными гадами и, — она поморщилась, — мертвецами. Что из всего этого так уж необходимо восточникам, раз они готовы положить за это свои жизни?

— Ты правда не знаешь?

Юноша оставил педали, колёса прекратили вращение, и лодка встала.

— Иначе я бы не спрашивала, — несколько раздражённо ответила чародейка.

— Ресурсы, — Аликс отпустил рулевое весло и обвёл рукой озеро.

— Не понимаю…

–…Пресная вода, — ответил Журавль. — На островах восточного и южного Пределов пресная вода — первостепеннейшая ценность. Ты спрашивала, как я собираюсь свергнуть узурпатора. Моя задумка не так уж сложна. Положение Змея пошатнулось за последнее десятилетие, и это его не особенно заботит. Его Великолепие больше увлечён пирушками, а империей Лалинга правит Совет министров.

–…Одна моя знакомая королева упрочила свою власть, заменив членов Совета, — припомнила Дженна. — Новый Совет она создала в том числе из представителей простого народа.

— Твоя знакомая королева очень умна, — похвалил юноша. — В наших Пределах я не знаю столь же выдающихся королев, по крайней мере среди людей, — он нахмурился. — В княжестве Богена исконно правят женщины, но они добровольно отдались во власть империи Лалинга, так что…

— Гриерэ Охотница была не совсем человеком… — ухмыльнулась Дженна. — И её Единое королевство Энсолорадо лежит далеко за пределами ваших Пределов.

–…Ты пришла из-за пределов наших Пределов? — заинтересовался Аликс.

— Я пришла из-за тех пределов, что за пределами Льоса и Миркира, — уточнила чародейка.

— Что ж, я не удивлён, — торжественно провозгласил Аликс, окинув взглядом водную даль. — Этот мир слишком велик и прекрасен, чтобы уместиться на картах… А можешь рассказать мне об этом Едином королевстве?

— Почему бы и нет, — согласилась Дженна. — Путь долгий…

Путь и впрямь был не из близких, а пейзажи до того однообразны, что, если бы не разговоры, можно было и уснуть от скуки. Чародейка не знала всей истории Сия. О событиях, которые произошли до объединения земель, она слышала лишь от Мата, а тот был далеко не в восторге от случившегося.

–…Я слабо разбираюсь в политике, но говорят, что не все жители Энсолорадо одобрили возникновение Единого королевства, — подытожила Дженна. — Да это и не мудрено. Сложно представить, как один человек или альв может править такими обширными землями… Что же касается последних событий и свержения Совета — негодяи погубили множество невинных жизней. Народ Самториса был готов к переменам, и Гриерэ использовала это. Но ты уверен, что сыны и дочери человечьи, предавшие твоих родителей, примут тебя?

Аликс гордо поднял голову:

— Спасибо тебе за рассказ, Дженна, но ты должна знать: я никогда не делаю того, в чём не уверен.

— Завидное качество… — язвительно отозвалась девушка. — Гоблины мири, может, тебе и братья, но я-то вам не сестрица. Ты вытащил меня из уютной таверны леший знает куда и считаешь, что я должна безоговорочно довериться тебе… С чего бы это? — она поморщилась. — Потому что у тебя голубые глаза и золотые кудри, как положено сказочным принцам? Своим обаянием или же парой мешков с болотными орехами ты собираешься покорить народ Лалинги?

— Что ж, я объясню, — согласился Аликс с невозмутимым достоинством. — Представь себе, в королевских садах бьют фонтаны и цветут деревья, а простому народу Умбелико и Гратеса едва хватает влаги для орошения полей. В то же время у альвов вода в избытке; им, напротив, не хватает суши. Но подумай, Дженна, разве для того, чтобы восстановить равновесие, так уж необходима война? Война обогатит власть имущих, но для простого народа — это пустые потери. Война нужна лишь Совету и железной армии…

— Железо умирает, если им не пользоваться, — хмуро пошутила чародейка.

— Именно, — кивнул Аликс. — А болот, правда песчаных, жутких призраков и мертвецов на Востоке хватает и своих… С этим я тоже намерен разобраться, но уже после…

— Благодарю, теперь я вижу картину чуть яснее, — кивнула Дженна. — А твои друзья… Что движет ими? Признаться, довольно необычная команда: принц гномов, предательница эльфийка, великан и карлик…

–…Прежде всего, не называй Ельс-Кана карликом, — предупредил Аликс, вновь поставив ноги на педали. — И боги тебя сохрани — никогда не сравнивай его с крысой.

— Понимаю, — усмехнулась Дженна, припомнив своё прозвище.

— Скогу-Рин же — отнюдь не великан для своих сородичей, — добавил юноша. — Подобное сравнение может его расстроить.

— Скогу-Рин не великан? — удивилась Дженна.

— Ты не встречала огров, — улыбнулся Аликс. — Они размером с холмы и небольшие горы… Большинство гор — и есть огры. Они растут всю жизнь, а к старости становятся так тяжелы, что перестают двигаться и засыпают каменным сном. Ског молод по их меркам, и он жаждет приключений.

— Как и многие здесь…

— Свойство юности, — кивнул Аликс. — Принц Брайдур — старший, но один из семи сыновей Хара Свирепого, и далеко не самый любимый.

— Почему?

— Подгорный народ давно истосковался по свету дня, но Свирепый считает, что время покинуть пещеры ещё не настало… Его послушать, так лучше бы подгорцам стать частью земли вслед за ограми. Тьма пещер дурно сказывается на их племени, ведь даже кроты порой выходят на воздух… Братья Брайдура понимают это, но не желают идти наперекор отцу. Лишь Брайд и его последователи воспротивились.

— Почему они вообще ушли под горы? — нахмурилась Дженна. — Как можно жить лишь под землёй?

— Гномы, как и гоблины, сильно пострадали в войне… — печально вымолвил Аликс. — Каждое раненое создание уходит лечиться в нору. Земля исцеляет своих детей, однако слишком долго оставаться в материнских объятьях нельзя.

— Понимаю, — повторила Дженна со вздохом. — А что случилось с эльфами Стйорна? Почему они не явились на поле боя?

— А вот этого никто точно не знает, — покачал головой юноша. — Я пробовал выспрашивать об этом нашу Ночеокую и…

— И?

— Тунглиф только злится… Похоже, она и сама точно не ведает, что тогда произошло. Мне иногда кажется, что она присоединилась ко мне как раз из желания найти ответы. Когда-то эльфы славились силой и мудростью. Но тысячу лет назад их народ перессорился за право быть самыми «высокими» детьми Дану и распался на кланы. Эльфы потеряли былое величие и, говорят, даже свою магию… Тунглиф — одна из очень немногих, кого Дану одарила своей силой.

Его словам вторил плеск воды. Лоснящаяся вороная спина водяной лошадки на миг показалась на поверхности и вновь скрылась в тумане. Агиски никогда не поднимались из глубин в это время суток. Видно, из-за сумрачной дождливой погоды одна из лошадей перепутала день с ночью.

–…Раз уж мы заговорили о магии, — проводив лошадку взглядом, Дженна распахнула плащ и приспустила одну из перчаток. — Ты должен знать, что я не демон, но и не самый приятный из людей… Когда-то моей силой было пламя, но в последнее время всё слегка изменилось.

— Ты маг! — выдохнул Аликс.

— Этого тебе богини не сообщили? — удивилась Дженна.

— Нет…

— Раньше я была магом огня, сейчас же мои силы едва теплятся… Не знаю, быть может, в лесах Аватни слишком мало солнца…

— Что ж, заверяю тебя, в восточном Пределе солнца больше чем предостаточно, — улыбнулся Аликс.

— И я некромант… — уточнила чародейка. — С этим ведь не будет затруднений?

–…Некромант, — задумчиво повторил Аликс. — Знаешь, мои друзья в Умбелико научили меня, что цена товара сильно меняется в зависимости от того, под какой историей его продают, — юноша спокойно посмотрел ей в глаза. — Ты человек и маг — вот что главное. И, возможно, я начинаю понимать твою роль в моей игре.

В сумерках колёсные лодки пристали к окутанному туманами причалу.

Небольшой порт Моле с одиноким строением, в котором был оборудован склад и проживала семья сторожей, располагался на краю пустынной серой равнины. Чуть поодаль от воды, ближе к портальным камням, пестрел огнями лагерь торговцев. Кроме них только беспорядочно разбросанные валуны, вой ветра да редкие низкие деревца оживляли скудный пейзаж.

И вновь Дженна ошиблась, полагая, что, путешествуя между островами, она увидит вожделенное море или хотя бы ощутит аромат солёной воды. Напротив, когда путники сошли на берег и приблизились к лагерю и восьми вертикально стоящим валунам портала, даже сквозь морось в лицо чародейке пахнул пыльный запах песчаника.

Острова, как и островные области, друг от друга отделяли не морские воды, но теневые врата…

К ночи Аликс и Брайдур установили походный шатёр, а Дженна с Тунглиф собрали хворост для костра. Когда пламя совладало с отсыревшей древесиной и осветило суровое лицо гнома, который возился с костром, подоспели Скогу-Рин и Ельс-Кан.

Огр небрежно бросил к огню громадную, с гоблина шириной змею, добытую им в болотах. Соскочивший на землю клурикон выхватил из-за пояса кинжал и без лишних слов принялся разделывать гадину.

Дженна считала змей терпимыми на вкус, однако от мускусного запаха жарящегося мяса её подташнивало. Прихватив немного хлеба, чародейка направилась к покачивающимся на воде лодкам. Дождь прекратился, и всё же девушка ещё раз проверила, надёжно ли защищён от влаги их товар, а заодно как бы нечаянно оставила на одном из тюков свой хлеб.

–…Не ешь много орехов, — прошептала она в ночь. — Живот разболится, а до Умбелико ещё день пути.

— Уж наелся, забодай меня Мири, — пробурчала тьма. — Дженна?

— М-м?

–…А это плохо, что в наших школах всего три класса?

— Сложно сказать, дружок, — вздохнула чародейка. — Мои школьные годы были не самыми весёлыми… А вот библиотека в Нора уж точно не помешала бы.

— Вот и я так думаю…

Вернувшись к Аликсу и его друзьям, Дженна получила свою порцию жареной змеи и кружку травяного чая.

–…Что за адская отрава на мясе? — ворчал клурикон.

— Я натёрла вашу гадину чесночным порошком и огненным перцем, — огрызнулась Тунглиф. — Иначе её есть невозможно…

— Ах ты ж, поглядите, какая нежная! — обиделся Ельс-Кан.

— Что ты сказал? — подначила Тунглиф. — Не могу разобрать ни слова в твоём писке…

Дженна покрутила в руках кружку с отваром и улыбнулась, припомнив перебранки своих старых друзей: тролля и брауни. Альвам, с которыми она сегодня делила трапезу, явно недоставало бутылочки хорошего вина, которую частенько извлекал из тайных закромов Гвирдр Драйгр.

— А ты прочисть свои лопухи, — посоветовал клурикон Тунглиф, — может, и разберёшь…

— Прости, я не понимаю крысиного наречия… — надменно изрекла эльфийка.

— Кто крыса?! — взвизгнул клурикон, аж подпрыгнув. — Сама ты крыса!

Ссорились альвы ну просто как дети. Дженна поглядела на остальных, но Аликс и Брайдур хранили невозмутимость, предпочитая в спор не вмешиваться. Голова огра терялась в ночных сумерках, а по серому пузу его мнение угадать было сложновато. В целом вечер протекал невесело.

Управившись с ужином, чародейка закуталась в плащ и из-под капюшона стала наблюдать за торговцами, чьи цветные палатки были устроены по соседству. Вначале ей показалось, что это эльфы. Невысокие, тонкие, с изящными чертами лиц, они очень уж походили на ферихальцев. И всё же это были люди.

Торговцы тихо общались под аккомпанемент музыканта, играющего на инструменте, напоминающем лютню с удлинённым грифом. Мелодия убаюкивала. Она лилась неспешно и плавно, словно пели не струны, а шелестели сами волны озера.

Дженна прикрыла глаза, несколько раз сжала и разжала пальцы. Её почерневшие от мёртвой воды руки были холодными, непослушными. Оставив даже думать о своей мелодии, она с интересом прислушивалась к певучему, похожему на птичьи переливы Элибира, языку торговцев и вскоре стала понимать его. Судя по разговорам, это были химхонцы, как называл их Аликс, — уроженцы с островов Хима и Хон, которые лежали в северном Пределе.

От наблюдений её отвлёк голос Аликса. Услышав в тоне юноши громовые ноты, Дженна распахнула глаза.

–…Нет, дело не в том, что я не доверяю тебе, Тунглиф, — говорил Журавль. — Я только хочу напомнить, что наша миссия — заключение Единого торгового союза, а не встряхивание осиного гнезда.

— Одно другому не помешает… — мяукнула эльфийка, по-кошачьи сощурив глаза. — Торговый союз требует не доброй воли или открытого сердца, но взаимовыгодных условий. В нём заинтересованы обе стороны! Поверь, я ищу не ссоры, но мира.

Дженна неслышно ухмыльнулась — до сих пор от Тунглиф веяло исключительно враждебностью. Ночеокая, заметив перемену в её лице, одарила чародейку презрительным блеском красивых фиолетовых глаз.

— Наши взаимовыгодные условия — пока лишь миражи фонтанов и дворцов в пустыне, — прошептал Брайдур. — Фикция и уловка…

— Не миражи, а чёткий и продуманный план строительства, — строго поправил Аликс. — Самое сложное — основу — мы уже заложили: с нами торговцы Элибре и Грага. Кирпичик по кирпичику мы возведём прочное здание, будь уверен. Меня волнует другое, — он обратился к Тунглиф. — Клан Цветов рассорился со Звёздным и ушёл на Север тысячу лет назад. С тех пор, уже десять веков, никто не видел их. Какова же вероятность, что ты найдёшь? А если найдёшь, то цветочные будут тебя слушать?

–…А какова была вероятность, что богини оставят свои сновидения и снизойдут до тебя? — язвительно переспросила Тунглиф. — «Время перемен настало, и путь открыт», — сказали они.

–…Настало время моему народу покинуть подземелья, — поддержал её гном.

— Настало время и эльфам вновь обрести единство, — гордо вымолвила эльфийка.

–…Для этого придётся забыть взаимные обиды, а они ох, как тяжелы, — вздохнул Аликс. — Ты рискуешь, Ночеокая.

–…А это уже моё дело, — зло усмехнулась эльфийка.

— Ты ошибаешься, — покачал головой Журавль. — Мы хотим объединить все Пределы, и любая жизнь — наше дело. Твоя жизнь — моё дело. Ты важна для меня, — он обвёл взглядом друзей. — Крепко запомните, каждый из вас важен…

— Каждый? — вмешалась Дженна. — А что если придётся пожертвовать одним из нас для всеобщего блага? Для благоденствия, скажем, империи… или всего мира?

Аликс долго молчал, глядя в глаза чародейке, и наконец произнёс:

— Я против войн… Я считаю, что ни одна смерть не может стать основой для благоденствия, Демонка. Тем более… всего мира.

— Что ж, — кивнула девушка, — может, в тебе и правда что-то есть, Журавль, — она задумалась. — Единый торговый союз — звучит неплохо.

— Власть подчиняется не только силе оружия, — улыбнулся Аликс.

Ещё не рассвело, когда начались сборы в дорогу. Наскоро позавтракав и умывшись, путники свернули лагерь. Пока Тунглиф и Ельс-Кан занимались своими причёсками, а Дженна разминала одеревеневшие за время сна суставы, Аликс, Брайдур и Скогу-Рин вытащили лодки на сушу и подготовили их к путешествию по земле.

Первая на колёсной лодке в круг портала въехала эльфийка. Махнув товарищам рукой, она исчезла между двумя северными камнями. Огр и клурикон направились на юг. Аликс и Брайдур не торопились «отчаливать». Их путешествие требовало дополнительной подготовки.

Прежде всего каждый из юношей намазал лицо жиром и обмотал голову длинным полотнищем так, чтобы были закрыты рот и нос. На глаза они надели массивные очки с тёмными пластинами из дымчатого кварца, защищённые по бокам плотно прилегающими к лицу кожаными вставками. То же самое пришлось сделать и немало удивлённой Дженне.

Когда повозка въехала в портал, мир, как и обычно, окутал мрак. Только слышно было, как поскрипывают педали, шелестят колёса, да тихо ворчит молодой гном. Затем проявился свист ветра. Он всё нарастал и вскоре сделался громким, даже пугающим, и заглушил все прочие звуки.

Ветер выл, как стая оголодавших демонов. Он неистово врезался в тело, норовил сбить с ног и сорвать одежду. Вскоре мрак растаял, точно изорванный в клочья туман, а в глаза путникам хлынул ослепительный свет и поднятый ветром песок… горячий, точно исторгнутый из самого пекла.

От неожиданности Дженна ахнула и заслонилась рукой. Напрасно, ткань и очки надёжно защищали лицо, а вокруг и без того не было видно ничего кроме пыли. Путники оказались посреди жуткой бури. Чародейка могла только гадать, как Аликс разбирает дорогу и какой силой обладает Брайдур, что продолжает крутить колёса в этом хаосе.

Через некоторое время ветер немного утих, пыль осела, и Дженна смогла оглядеться. Вездеходная повозка катилась среди бескрайних барханов. Повсюду, куда ни посмотри, распростёрлось пустынное море. Лишь волны песка — и ни единого деревца, куста или хотя бы камня, не говоря уже о животных.

Даже небо здесь имело желтоватый оттенок, словно окутанное пылевой завесой. Мельчайшие крупицы реяли в самом воздухе. Проникая сквозь одежду, они попадали в рот и в нос. Подняв глаза, чародейка ахнула: сквозь дымку на неё смотрел не один, но сразу два солнечных диска.

Когда порывы ветра стали спокойнее, Дженна, облачённая в тёмно-лиловые одежды, в полной мере прочувствовала всю иронию слов Аликса.

«…в восточном Пределе солнца больше чем предостаточно», — предупреждал её самопровозглашённый король Журавль.

— Никогда не видела двух солнц? — заметил он удивление спутницы.

— На Граге только одно солнце, — произнесла Дженна, оттянув ткань и сплюнув в сторону попавший в рот песок.

— Так то на Граге, — кивнул Аликс. — Вот на островах Хима и Хон ночью поочерёдно восходят две луны. Оттого химхонцы называют своё царство Подлунным.

— И никого это не удивляет?

— Да нет. А что тут удивительного?

Все Аликс решил, что пора поднять парус. Его друг получил время на передышку.

— Пески крайне опасны, — как бы нехотя заговорил он с Дженной. — Имей в виду, буря может вернуться.

— Не забывайте пить воду, — напомнил всем Аликс. — Сейчас утро, но вскоре светила поднимутся выше, и станет ещё жарче…

Прогнозы Журавля сбылись. Через некоторое время путники словно въехали в гигантскую печь. Дженне чудилось, что солнечные лучи плавят сами её кости.

Несмотря на недомогание, она, улучая момент, то и дело носила свою флягу их тайному спутнику. Жару, солнце и сухой воздух девушка переносила тяжело, однако на жителя болот они действовали и вовсе пагубно.

Йон-Йон, прятавшийся между мешков с орехами, выглядел измученным. Песок прилип к его ставшей липкой от пота зелёной коже. Мальчишка страдал от непроходящей жажды и тошноты.

К полудню Дженна, сетуя на недомогание, уговорила спутников сделать привал. Аликс уже опускал парус, а Брайдур готовил их скромный обед, когда Йон-Йон, не в силах больше сдерживать рвотные позывы, выскочил из-за мешков и бросился к краю борта.

После облегчения Аликс заставил его съесть щепотку соли, дал вдоволь напиться воды и густо обмазал жиром.

— Великая Матерь! — негодовал Журавль. — Йон-Йон, нужно было рассказать обо всём ещё в начале пути! Клянусь, я ведь был таким, как ты, и я бы взял тебя с собой! — он обернулся к девушке. — Дженна, ты-то почему молчала? Рождённые на болотах тяжело переносят жару, им требуется особая подготовка… Йон-Йон мог погибнуть от перегрева…

— Да за кого ты меня принимаешь? — рассердилась чародейка. — Разумеется, я давала ему свою воду и следила за его жизненной силой…

–…А за своей жизненной силой ты следила? — вмешался Брайдур. — Ты отдавала мальчишке свою порцию воды, а сама вот-вот рассыплешься, как песчаный демон… Я предупреждал, Ал, случайные попутчики осложнят странствие, — обратился он к другу. — Все могут войти в портал и выйти, а вот преодолеть Жёлтую дорогу дано не каждому.

–…Это какие ещё порталы я не могу пройти? — оскорбилась Дженна. — И что за дорога?

— К городу Умбелико ведёт долгий и непростой путь, который называют Жёлтой дорогой, — объяснил Аликс, кивнув на пески.

— Так мы ещё не вышли из портала? — ахнула чародейка.

— И мы должны выйти из него до наступления темноты, — резко добавил гном. — Иначе останемся тут навечно…

–…Дану милостивая, — простонал Йон-Йон, вскакивая на ноги. — Тогда чего мы ждём? Мне уже лучше!

— Не бойся, мы можем немного и подождать, — улыбнулся ему Аликс, протягивая накидку и очки. — Вот, надень это. Мы отдохнём, перекусим и отправимся дальше. Обещаю, всё будет хорошо.

В обед путники угостились тонко нарезанными ломтями засоленного мяса, хлебом и выпили немало травяного настоя, который загодя приготовил гном. Ели без аппетита, но пища была нужна не столько для утоления голода, сколько для поддержания сил.

После трапезы и Дженне стало немного лучше. Похоже, что злой порывистый ветер и зной уже не так сильно беспокоили и Йон-Йона. Былой приключенческий настрой вновь вспыхнул в его глазах.

— Забодай меня Мири, подумать только, как много сухой земли! — восхищался зеленокожий мальчишка. — Должно быть, на всём Граге не сыскать столько суши!

Чародейка с Бельчонком, завернувшись в накидки и надвинув на глаза солнечные очки, сошли с лодки, чтобы размять ноги и оглядеться.

— Это очень уж пересушенная суша, — хмуро пошутила Дженна. — Тут ничего не растёт… Мёртвая земля…

Она сняла одну из перчаток и, опустившись на колени, провела рукой по песку. Он был чрезвычайно мелким, рассыпчатым и на ощупь шелковистым. Дженна погружала в него пальцы, будто запускала руку в собственные локоны.

— И всё же это суша! — не отступал Йон-Йон, восторженно вздыхая. — Может быть, это Золотая земля отдохновения, обещанная самой Дану всем своим детям и внукам…

— Не думаю, что это Дроймур, — вмешался в разговор Аликс.

Он спрыгнул с борта на землю, подняв облачко пыли.

— Что за Золотая земля? — поинтересовалась Дженна, взглянув на юношу.

— Альвы Грага верят, что после смерти их ждёт Дроймур, — ответил он. — Обласканная солнцем бескрайняя суша, дарованная тем, кто всю свою жизнь провёл в тени лесов и по колено в воде.

— Вот оно как… — девушка встала на ноги, оглядев изрезанные ветрами волны песков.

— Интересно, что жители Элибре, напротив, считают благословенными землями Тростниковые поля, напоённые великими водами, — продолжил Аликс.

— Пустыня или болота, — резюмировала Дженна, натягивая перчатку. — К чему такие крайности?

— Ну, они же не грядки возводить там собираются и не руду добывать, — небрежно бросил с лодки Брайдур.

Пользуясь передышкой, он раскурил трубку. Ароматный дымок быстро уносился вместе с ветром в пустынную даль.

— Главная задача души после смерти — отдохнуть и набраться сил для нового воплощения… — кивнул Аликс. — Нельзя отдыхать там, где надрываешь спину. Вот и мечтают — каждый о своём. Подгорные жители грезят о небесах Скиянары, болотники — о суше, пустынники — о воде…

— А во что верят твои соплеменники, Дженна? — обратился к девушке Йон-Йон.

— Жители моего королевства не верят в то, чего не видели, — сухо ответила Дженна. — Они надеются только на себя.

— Но, если ваши души после смерти лишены покоя и отдыха, разве смогут они вновь возродиться в прежней силе?

— Похоже, что нет, — скривила губы чародейка. — Как и я… — еле слышно добавила она, обращаясь скорее к самой себе. — Я не смогла возродиться в прежней силе…

— Пусть твои соплеменники знают лишь себя, — обернулся к девушке Аликс. — Но ты же пришла из-за Пределов и наверняка видела больше них… да и больше всех нас! В кого же после этого верит твоя душа, Демонка?

— Боюсь, я видела слишком многое, — покачала головой Дженна, — больше, чем доступно моему человеческому уму. Я знала мир, где нет волшебства, и могущественных духов, которые отступали перед человеческой волей… Я знала великих богов, которые не смогли уберечь свои миры от разрушения. И знала демонов, которые готовы служить из жажды приключений, — чародейка усмехнулась. — Я верю во всех, но надеюсь только на себя.

— Дженночка, ты должна верить и надеяться на кого-то! — с беспощадным детским упрямством воскликнул Йон-Йон. — Не можешь же ты встретить на Том берегу… саму себя!

— Не могу, — сдалась Дженна. — Может, потому я и не попала на Тот берег… Погоди, — усмехнулась она, — а почему это именно «берег»?

— Да как можно столько знать и быть такой глупой? — рассердился Бельчонок. — Чтобы попасть в Золотые земли, нужно переплыть Реку забвения. И на том берегу тебя встретит Мири, Дану или…

— Или Домну, — вставил Брайдур, многозначительно глянув на Дженну.

–…Одна из Великих матерей встретит тебя, — продолжил Йон-Йон. — Как мать помогает родиться своему дитя, так и Великая мать помогает душе скинуть оковы тела и выйти на Тот берег для новой жизни.

— Извини, дружок, я впервые слышу об этом, — призналась Дженна.

— Заканчивайте разглагольствовать, — обратился ко всем гном. — Ветер поднимается, пора в путь…

— Я не очень понимаю; если всё так просто, — продолжала Дженна, забираясь в вездеходную повозку по верёвочной лестнице, — откуда на Граге появились драугры?

— Да ну тебя! — разочарованно крикнул Йон-Йон и, надувшись, отошёл к противоположному борту шхуны.

— Это болезненная тема для альвов, — тихо объяснил Дженне Аликс, осматривая вспученный ветром парус. — Считается, что драуграми становятся те, по кому не провели заупокойный обряд. По верованию всех народов нашего мира, мёртвое тело необходимо отдать Реке забвения. Но на вересковом поле было слишком много погибших… Альвы не могли исполнить обряд для всех. С тех пор несчастные души навеки заключены в свои тела, и никто не знает, что происходит с ними… Спят они или одержимы ужасными мучениями.

Дженна вздохнула, отгоняя дурные мысли. Ей, связанной с драуграми, пусть и на короткий срок, как никому было ведомо, что чувствуют мертвецы. И она предпочла сменить тему разговора.

— Погоди, погоди, Журавль, ты хочешь сказать, что Река забвения — не метафора? Не символический обряд, а настоящая река с водой и берегами?

— Разумеется. На вид это — обычная река… Только воды её холодны, как лёд Зимних островов, и имеют белёсый оттенок, отчего некоторые народы именуют их Белыми или Молочными… Через Граг Река забвения протекает по самой южной стороне острова.

— Я не знала…

— И не зря! — сердито вставил Йон-Йон.

— Неужели, живя с альвами, ты ни разу не присутствовала на погребальных обрядах? — удивился Аликс.

— Не довелось как-то… — пожала плечами Дженна, вопросительно покосившись на умолкнувшего Бельчонка. — А чего ты на меня злишься?

— Потому что незачем тебе слушать про реку, — буркнул гоблин.

— И всё же нехорошо не ведать простых вещей, — заметил Аликс. — Каждый ребёнок знает: Молочная река проистекает из пекла Миркира, проходит через все острова, струится по небесам и затем впадает в океан пресветлого Льос.

— Настоящая река течёт по небу? — не удержалась от ехидства Дженна.

— Разумеется, — невозмутимо кивнул Аликс. — Ты наверняка видела её на ночном небе. Даже во мраке она не теряет своего молочного цвета… А искры, собранные в ней, — то отражение душ, плывущих по реке, чтобы достичь Того берега.

— Ах, ну да, — буркнула чародейка, решив всё же не спорить. — Выходит, река соединяет все острова и в неё жители Пределов складывают… своих покойников?

— У каждого народа свои ритуалы, — пояснил Аликс. — В северных Пределах принято сжигать умерших, а воде отдавать лишь пепел. На Оверските их укладывают на ладью, украшенную цветами, и отправляют в дальнее плавание. Но в целом да, любой покойник должен уплыть по Реке забвения.

— С душами — понятно, но что происходит в этой реке с телами? — нахмурилась чародейка.

— И тела, и цветы, и ладьи исчезают.

— Исчезают? Не гниют на дне, не подъедаются падальщиками?

— В Реке забвения никто не живёт. В ней нет даже водорослей и моллюсков.

— А что будет, если в эту реку войдёт живой? — поинтересовалась Дженна.

— Он мгновенно погибнет, — ответил Йон-Йон, встав рядом с чародейкой.

— Мальчуган, видно, переживает за тебя, Демонка, — заметил Брайдур, поправляя парус.

— Увы, но живые тоже попадают в реку, — продолжил Аликс, — несчастные самоубийцы, которым опротивел Этот свет…

— С чего же ты решил, будто мне Свет опротивел? — с удивлением обратилась Дженна к Йон-Йону.

— А с чего ты решила, что этого никто не видит? — мальчик сжал кулачки. — Ты, пришедшая из-за Пределов! Ты столько времени просидела в нашем болоте, вынося ночные горшки, удобряя грядки и перемывая тарелки! А если куда и выбиралась, то в Сухие леса, где водятся самые опасные хищники. Либо, напившись живой водицы, бродила одна по вересковой пустоши…

–…Что? — выдохнула Дженна.

— Так Дубабушка сказала… — поставил точку Йон-Йон. — Она сказала, что все некроманты заканчивают в Реке мёртвых…

Чародейка мотнула головой, высказав своё негодование лишь приглушённым рыком.

— Даже у демонов в Миркире есть свои гнёзда, — Брайдур дружелюбно подтолкнул девушку плечом. — Я тоже было начал пить, когда меня выгнали из подземелий Гулна. Те, у кого нет дома, кому не за что держаться и не в кого верить — считай что самоубийцы…

— Меня не выгоняли, я сама ушла, — прошипела в ответ чародейка.

От слов мальчишки ей вдруг стало тошно от самой себя. «Ты сама себя ликвидируешь», — вспомнились слова Беловой. Неужели это происходит снова? Или же это никогда не заканчивалось, и некая червоточина гложет её душу?

Сайрон как-то обвинил ученицу в том, что она вечно лезет на рожон. И Дхар Нэваал говорил, что даже для демона боли её боль имеет неприятный привкус. Не об этом ли шла речь?..

Подгоняемая ветром повозка резво неслась по песчаным волнам. Постепенно ветер унёс воцарившееся после разговора напряжение. Солнечные диски начали крениться к горизонту, стало прохладнее. Небо сделалось серым, а тени от холмов приобрели синий оттенок.

–…Какое удивительное место, — вслух размышляла Дженна. — Выходит, это изнанка мира, теневой Сет, однако в нём два солнца, и день сменяет ночь. Даже в Яблоневом саду лигнитлеи был лишь день.

— Изнанка мира? — заинтересовался Аликс.

— Так называл эту часть мира один мой знакомый маг, — пояснила Дженна, глядя вдаль сквозь очки. — Я была уверена, что ваши теневые пути ничем не отличаются от известных мне. По крайней мере врата Грага такими и были. А эта пустыня… — девушка вздохнула. — Она пугает и притягивает.

— Насколько мне известно, прочие порталы ничем не отличаются от грагских, — ответил её собеседник. — Только Элибре окружён не мраком, а песками…

— А как же ты находишь среди них дорогу, определяешь, куда держать курс? — спросила чародейка. — Я не вижу никаких признаков тракта…

— Нет ни карт, ни дороги… — пожал плечами Аликс. — Не важно, куда ехать. Необходимо двигаться и как можно реже делать остановки. Говорят, что Жёлтая дорога одна, куда бы ты ни правил… Главное — расстояние. И его нужно преодолеть, пока ещё на небе солнца…

— А что будет, когда солнца уйдут с неба? — прищурилась Дженна.

— Ничего хорошего, — загадочно ответил юноша. — Сам я не проверял и очевидцев не встречал. Ходят слухи, что ночью пустыня «оживает»…

— Как это?

— Боюсь, как и вересковое поле на Граге… вряд ли здесь протекает река Забвения, как и прочие реки…

–…Только драугры не так опасны, как аху, — вставил гном.

— Аху? — присоединился к беседе любопытный Йон-Йон.

— Говорят, это люди, но не совсем люди, — буркнул Брайдур. — Умершие — и в то же время живые. От одного их вида в жилах кровь стынет, а от голосов останавливается сердце…

— Они не люди, не альвы, не зверолюди и даже не демоны, — мрачно добавил Аликс. — Говорят, они совсем другие…

— Другие, — задумчиво повторила Дженна, глядя в подёрнутую дымкой даль.

В душе её постепенно нарастало странное волнение. Она вдруг в ином свете увидела лишённые жизни бескрайние просторы. Некие воспоминания, похороненные в глубинах сознания, давно уснувшие призраки вновь распахнули глаза. Словно события её снов ожили и обрели плоть.

Дженна обратила свой взор в глубь пустыни, тщетно пытаясь разглядеть в пейзаже останки древнего святилища. Будто наяву она вновь увидела его и движущуюся к колоннам армию мертвецов. Она увидела силуэт мальчика, упавшего на малахитовые плиты храма, тень крыльев, объятый огнём сад и льющееся с небес пламя, пожравшее всё вокруг…

Почему она вспомнила тот сон? Именно здесь и сейчас. Как будто вдруг услышала что-то в вое ветра. Словно бы увидела нечто в вихрях песка. И эти два солнца…

Нет! Ни призраки, ни мертвецы не пугали Дженну так, как те полузабытые видения. Были бы у чародейки прежние силы, она, несомненно, осталась бы здесь на ночь. Она встретилась бы с призраками, взглянула в их глаза, послушала бы рассказы, но…

Гном был прав, Дженна уже повела себя не слишком умно, отказываясь от воды, чтобы поить Йон-Йона. Был прав и мальчишка, она уж слишком часто рисковала своей шкурой. В первую очередь нужно было пережить этот день и добраться до Умбелико.

— Внимание, мы у выхода их портала! — скомандовал Аликс. — Брайдур — за педали! Дженна, помоги мне опустить парус! Йон-Йон — под лавку, и без споров! Переход близко!

Посмотрев вперёд, чародейка тихо охнула. Над горизонтом всё выше и выше поднималась гигантская стена песка. Угрожающе завывал ветер.

Вездеходная шхуна катилась прямиком навстречу новой буре.

5 Ловушка

Мы там, где должна быть. Мы там, где нужны.

Изречение сумеречных лис

Золотом двух близнецов-светил горел полдень. Неспешно и мерно несла свои воды широкая река. Разбитый на её берегу сад наполнял жаркий воздух дурманящим многообразием ароматов. Все виды прекрасных и причудливых растений, которые только знали Благословенные земли, произрастали здесь.

Густые заросли зелени, как море — остров, окружали стены храма. Его четырёхугольная башня, вознёсшаяся над массивной колоннадой, купалась в синеве небес. Её бесчисленные этажи хранили тайные знания мира, легенды предков и научные труды, сказки и величайшие открытия.

Под сводами гипостильного зала, предшествующего башне, царили тишина, полумрак и прохлада. Колонны храма, точно деревья, одетые в змеиную чешую, своими кронами подпирали звёздное небо потолка. Малахитовые полы напоминали о тихих водах. Силу и величие древних владык охраняли гигантские статуи звероподобных созданий, застывшие вдоль стен.

Покой и умиротворение властвовали здесь. Гармонии, мудрости и познанию служили жрецы храма.

Ему казалось, что так было всегда, и так останется вовеки. О Создатель, как он ошибался…

Он и сейчас ощущал это хрупкое, истощённое болезнью тело, лежащее у него на коленях почти невесомой ношей. Он слышал беззвучные рыдания его матери. Он видел слёзы в её полных неописуемой муки глазах… Не он ли своим решением толкнул эту женщину, которая когда-то была для него всем, в круговерть страданий? Что если бы этот ребёнок был не племянником, но его сыном?..

Он считал себя величайшим целителем, магом, мудрецом, почти богом! Но мальчик рассыпался у него на руках, а он ничего не мог сделать. Блиставшие подобно звёздам на синих небесах очи племянника помутнели. Сухая кожа превращалась в песок.

В последний миг целителю почудилось, что он нащупал ответ в пении мёртвой воды. Он нашёл нить, ведущую к разрешению от болезни. И тем мучительнее было вновь и вновь переживать свою беспомощность… миг, когда была пройдена точка невозврата и стало слишком поздно.

Благословенные земли задрожали. Небеса и твердь слились воедино. Жизнь и смерть поменялись местами. Руинами обратились прекрасные города, зачахли сады и поля. Иссохла река, нёсшая свои воды с самого зарождения мира.

Месть властелина страны обрушилась на их головы. И пламенем вспыхнул сад. Тишина, полумрак и прохлада Дворца сменились огненным хаосом.

Он не сумел помочь наследнику, не сумел сохранить свою страну… свой мир. Но он не мог смотреть, как пылают драгоценнейшие рукописи, трактаты по магии, архитектуре, медицине, географии, биологии, физике, геометрии, астрономии, учения об искусствах и ремёслах…

Последние свои силы он направил на борьбу с неудержимым, на грани безумия гневом родного брата. Он потерял семью, но встал на защиту библиотеки. Не думая о цене своей жизни, он принял на себя испепеляющее пламя.

Мужчина проснулся от собственного стона. Глаза распахнулись сами собой, как будто больше не могли выносить сновидения. Он резко сел на кровати, прислонив ладони к векам. Шрамы от ожогов на груди и на руках снова пламенели.

Отринув мимолётную слабость, мужчина встал и, переступая босыми ногами через стопки книг и разбросанные по полу свитки, подошёл к окну. На низком широком подоконнике, заменяющем ему стол, стояли графин с водой и бокал. Поодаль от них лежала веточка вереска, за ней — игральная доска, выполненная из синего фаянса, и наборы фигурок.

Не обременяя себя правилами приличия, мужчина поднял графин и мгновенно осушил его почти до дна. Оставшуюся воду он расплескал на своё лицо, плечи и грудь. Отерев капли с потемневших от магии рук, он потряс головой и вздохнул.

Вода, хранящая прохладу ночи, омыла с его тела память об укусах пламени. Вместе с тем истаяли последние отзвуки сна. Заботы нового дня завладели думами мага.

Утреннее солнце, льющееся сквозь зеленоватые стёкла, из которых был собран витраж окна, переливалось изумрудными бликами. Судя по безоблачному небу, новый день обещал быть жарким. Впрочем, таким же был и прошлый день, и позапрошлый — так было уже много веков подряд.

Пред взором мага во всём своём величии распростёрлась столица империи Лалинга. Это был не тот благословенный град, в котором он появился на свет, но, возможно, величайший и прекраснейший из тех, которые он видел после.

Умбелико блистал позолоченными шпилями и куполами храмов. Его широкие проспекты и площади были украшены статуями выдающихся мастеров. Каждую даже самую малую улицу покрывали мозаики орнаментов, созданные лучшими художниками.

Центр города украшали музейоны, обсерватории и библиотеки, в которых трудились величайшие умы. На огромных сценах столичных амфитеатров по вечерам одинаково рьяно сражались и соперничали в мастерстве воины, поэты и актёры.

Городские дворцы высшей знати радовали глаз великолепием архитектуры. Колоннады и башни похвалялись резным мрамором, лепниной и росписью. В цветущих садах, окружённых аркадами сводчатых проходов, переливались на солнце фонтаны и пруды.

Жилища обычных людей, сложенные из жёлтого кирпича, венчали тяжёлые карнизы и орнаментальная отделка. Опрятные и строгие, они сочетали в себе правильность симметрии и гармонии пропорций, дополняя единую досконально выверенную и продуманную геометрию города.

Столица империи Лалинга — любимое детище и истинный шедевр гениального архитектора.

Утро только занималось, но улицы уже полнились народом. Одни шли домой, другие торопились по делам. Торговцы раскладывали ряды всевозможных товаров. На ступенях школ и университетов толпились учащиеся. Продавцы открывали двери магазинов, а пекари доставали из печей первые хлеба.

Ни с чем не сравнимый запах свежеиспечённого хлеба можно было ощутить даже здесь, в одной из самых высоких башен императорского дворца. Глубоко вдохнув аромат утра, маг перевёл взгляд к занавешенной белыми полотнами стене. Повинуясь приказу его воли, драпировка соскользнула на пол, открывая высокое узкое зеркало.

Блестящая поверхность потеряла отражающие свойства и подёрнулась зеленоватым туманом. Спустя миг в нём обозначился силуэт вездеходной шхуны. Оборудованная парусом и четырьмя мощными колёсами, она вмещала немало тюков и мешков с товарами. И подгоняемая попутным ветром, стремительно приближалась к вратам Умбелико.

На борту шхуны можно было разглядеть четыре силуэта. Двое юношей стояли на корме. Зеленокожий мальчишка и светловолосая девушка с густо подведёнными чёрным глазами сидели позади. Улыбнувшись им доброй отцовской улыбкой, маг обратился к игральной доске.

Синий фаянс был расчерчен на множество цветных секций квадратной формы. На их поверхности и рядом застыли фигурки, мастерски сработанные из разнообразных материалов. Четыре из них только что сами собой переместились с зелёной клетки за песчаную.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«Божественная комедия». Поэма Данте Алигьери. «Ад. Песнь первая», 4-7 строки. Перевод М. Лозинского