Помоги любить тебя, сын

Евгения Моисеева, 2023

Может ли девочка, не получившая любви в детстве, стать любящей матерью? Трагедия маленькой Сашки началась майским днём 1973 года, когда в пьяном дыму погиб отец. Мама, слишком молодая и слишком растерявшаяся, бросается в поисках опоры, оставляет Сашку с родными и уезжает на заработки. Так они становятся далёкими друг другу. Сашка вырастает, но боль отчуждённости растет вместе с ней. Она пытается создать своё счастье: выходит замуж и рожает сына, но получается это не так как она мечтала. Предательство, развод, сложные жизненные обстоятельства приводят к тому, что она оставляет сына родителям мужа, как однажды оставили её. Одиночество, ощущение ненужности приводят к запоям и героиня утопает в алкоголе. К 36-ти годам она оказывается на самом дне. Смирится ли Саша или станет бороться за себя? Сможет ли оттолкнуться от дна и начать новую жизнь?

Предисловие

Сил не было. Несколько минут назад у Саши отобрали трёхмесячного сына. Крошечного и беззащитного, уложили на мерзкий металлический стол, похожий на те, что в морге, и привязали за ручки к поручням. Одна медсестра держала крохотные ножки Лёнечки, вторая возилась с капельницей.

— Та-ак, мамаша, не мешаем докторам, выходим, — тётка размером с танк, напирая и прижимаясь упругим животом, выталкивала Сашу из процедурки.

Саша пыталась прорваться сквозь танковую оборону:

— Да подождите вы!

Где там! Мгновение, и оказалась за дверью. «Клац» — щёлкнул замок с внутренней стороны, а через секунду раздался детский крик.

Саша понимала, что малыш в надёжных руках докторов. Понимала, что в эту минуту идет борьба за его жизнь, а капельница — единственное средство спасения. И да, её предупредили, что вводить иглу будут в голову, у трёхмесячных нет вен на руках. Понимала, но материнское сердце рвалось на части. Спасти! Освободить от металлического стола, который ассоциировался с покойниками. Прижать к груди и бежать!

Саша испуганно уставилась на запертую перед ней дверь. Казалось, видит сквозь неё. Вот тупая игла ме-едленно вонзается в тонкую кожицу лысой головки сына. Прокалывает трепещущую вену и вот уже выступила капелька крови.

— Да когда же это прекратится!

Саша неистово дергала ручку, кричала, кажется, даже матом, стучала кулаками и пинала. Хотелось взорвать дверь, тётку-танк и больницу. Так кошка кидается на всякого, кто смеет протянуть руку к новорожденному котёнку. Так собака злобно оголяет клыки и рычит, когда пытаются гладить щенят.

Дверь открылась. Тётка с броней танка равнодушным тоном произнесла:

— Слушай, не долби, а, всё равно не пустим. Успокойся, скоро капельница закончится.

Ну как, как тут успокоиться? Лёнечка кричит и просит о помощи, а она, мать, ничего не может сделать. Предательница. Саша ощущала себя так, словно бросила сына на растерзание диким животным.

Крик не прекращался. Саша опёрлась на холодную, окрашенную грязно-голубой краской стену, местами вздыбившуюся как обозлённый дворовый кот, медленно сползла на кукурки и замерла. Озноб от стены мгновенно проник внутрь через позвоночник и растворился по худенькому телу. Она передернула плечами, уронила голову на колени и зажала уши ладонями. Слышать крик беспомощного сына было невыносимо. «Я не оставила тебя. Так надо. Скоро всё кончится», — как мантру повторяла Саша.

А рядом сидел Ангел. Так близко, что крыло слегка касалось рукава Сашиного больничного халата. Он сопровождал её с самого рождения. Знал каждую родинку на теле, каждую чёрточку характера и каждую привычку. Вот-вот всхлипнет по-детски, утрёт нос и начнёт успокаиваться. Крыло коснулось растрепанных волос, Саша подняла голову. Ну вот, уже легче. Ангел опустил крыло.

Он знал, что через десять минут обессиленного от крика Лёнечку вынесут из процедурки, Саша бережно примет его из рук медсестры и понесёт в палату. Прижмёт к груди и будет долго гладить по месту на головке, где недавно торчала игла. Лёнечка дёрнет во сне ножкой и громко всхлипнет. Всё позади.

Знал Ангел и то, что спустя годы всё вернется. Боль. Беспомощность. Безмолвный крик сердца уже взрослого сына. И это будет гораздо мучительнее, чем у холодной больничной стены с грязно-голубой потрескавшейся краской.

Ангел взмахнул лёгкими крыльями и покинул палату. Больше он здесь не нужен. Пока не нужен.