Король Севера. Любовь

Евгения Минаева, 2023

Любовь…Самое сильное чувство из всех, что способен испытывать человек.Все в мире подчинено любви.Во имя любви разрушаются города и уничтожаются армии, любовь слепит глаза и заставляет королей терять осторожность.Во имя любви даются и нарушаются обещания, во имя любви совершаются грехи. Любовь многообразна и неповторима.Настало время выбирать.Рейне предстоит решить, какие стороны в многоугольнике ее любви лишние. Фадрику нужно понять, что лучше: утихомирить грозу души и простить предательство… или исполнить долг. Серьезные испытания придется пройти Илиен, чтобы узнать, стоит ли того ее любовь.Линель и Вардис снова и снова зададутся вопросами: что же они за люди и что заслуживает их любви. Множество ошибок совершит Моэраль, отпустивший поводья чувств. На этот раз любовь и война не соперники.

Моэраль

Любить свою родину — великое благо, но в то же время и великая обязанность. Любовь эта таинственна, загадочна, порой ничем не обусловлена. Можно всю жизнь прожить, не признаваясь себе в этой любви. Можно даже стремиться уехать подальше, в другой край, другую страну, надеясь, что доля там будет слаще доли тут… Она все равно находит тебя, эта любовь, долгими одинокими вечерами разрывает твое сердце тоской, манит, зовет, отрывает от ежедневных дел и забот и вот, ты, беглец, изгнанник, собираешь котомку и идешь на этот едва слышимый зов…

Моэраль никогда не понимал людей, стремящихся покинуть землю, на которой родились. Нежная страсть к занесенному снегом северу, мрачным склонам гор, каменистым пустошам, темным лесам, полным вековых елей и сосен, тиши укрытых в дебрях озер родилась в нем прежде, чем он научился ходить, говорить, и не затухала даже когда ему приходилось по году проводить вдалеке от Вантарры. Он слышал зов родного края, как бы далеко ни находился от него и, казалось, ничто не способно заглушить этот тихий голос, ночами шепчущий в ухо.

Он все еще продолжал чувствовать себя как дома в Приречье — влажные, заросшие зеленым мхом леса южного берега Муора по сути не сильно отличались от лесов на берегу северном. В Тавесте стало уже не вполне уютно. Да, тут даже воздух был другой, более сухой, с какими-то странными запахами. Да что воздух, казалось, даже снег тут был не такой как на севере. Теперь Моэраль ехал в Гофос и, видя, как меняется природа вокруг, гадал, чем встретит его равнинный полузаброшенный город.

Моэраль весь извелся, дожидаясь вестей от Вардиса, спешно кинувшегося с частью армии вдогонку убегавшему Линелю. То он представлял, как его войско нагоняет врага, пленяет Сильвберна, одним махом решая исход войны. То ему виделось страшное: Вардис с войском попадает в ловушку, гибнет сам, губит людей, Линель торжествует. То — что ему казалось более вероятным — одна армия укрывается в городе, вторая начинает осаду. На самом деле вероятен был любой исход, и король в нетерпении ожидал первого гонца.

Скрасить ожидание немного помогала Арнелла. Моэраль долгие часы проводил с ней в беседах о Вантарре. Вдумчивая хорошая хозяйка, Арна рассказывала ему о каждой мелочи, произошедшей за время отъезда, не касаясь лишь одного вопроса — Илиен.

О жене Моэраль думал мало и готов был не думать вообще… Но очередное послание из столицы, в котором старый друг пространно описывал всевластие любимца Сильвберна — Байярда Зольтуста, мельком упоминая о беременности королевы, на миг вывело его из себя, и Холдстейн, на секунду утратив равнодушие, написал Илиен длинное письмо с упреками. Он рассказал ей, как непросто ему вести войну, зная, что она не может обеспечить прочных тылов, упрекая, что она часто рубит с плеча, напоминая о своем недовольстве казнью не угодившего ей Ульрька. Напомнил об обязанностях не просто жены, но королевы. И в самом конце, терзаемый… да что уж притворяться, завистью, самой настоящей завистью к поганому Линелю, у которого в семейной жизни был полный порядок, он упрекнул Илиен в отсутствии наследника.

Уже отправив письмо, Моэраль горько пожалел о содеянном. Он понимал свою неправоту, особенно в том, что касалось ребенка, ведь он провел с женой совсем немного времени, которого явно было недостаточно для зачатия. Неправ он был, если честно, и в других упреках. Илиен в конце концов, не воспитывалась как будущая королева, отсюда были и все ее ошибки, связанные с политикой.

Моэраль понимал, что гнев на жену вызван по большей части его чувством вины перед ней. Илиен красивая женщина и ласковая жена, и не ее вина, что его сердце навсегда отдано другой. К этой другой Моэраль стремился всем своим существом. Долгими бессонными ночами лежа на просторной постели в покоях лорда Тавесты, он размышлял, что может поделывать Рейна. Может быть, она так же смотрела в потолок, думая о нем. Может быть спала, свернувшись калачиком, сладко посапывая в подушку. А может быть именно в этот момент к ней пришел муж, ненавистный Молдлейт, жалкий урод…

При этих мыслях Холдстейн со стоном стискивал кулаки. Он вспоминал, как клялся ее дяде, что Рейна никогда не будет принадлежать никому, кроме него, и вот, не сдержал обещание! Его женщину, его единственную любовь ласкают чужие руки, чужие губы прижимаются к ее губам, и никто кроме него самого в этом не виноват…

Где она? Живет ли в Сильвхолле в окружении придворных лизоблюдов, или Молдлейт увез ее в свои земли? Сочиняя очередное письмо в столицу, Моэраль с трудом сдерживался, чтобы не спросить о судьбе возлюбленной… Боялся. Боялся любых вестей о ней, при одном лишь звуке ее имени содрогаясь от желания и тоски.

В этом томлении он проводил долгие дни, пока наконец…

Ох, да что там, любое известие было бы лучше, чем полученное! Сейчас, трясясь в седле в направлении Гофоса, окидывая взглядом поля, да какое там поля — степь, по праву названную Равнинным простором, сравнивая ее с дремучими лесами прекрасной Вантарры, он то и дело вспоминал, как к нему в кабинет ввели рыцаря с усталым лицом.

Едва войдя, рыцарь припал на одно колено. Моэраль несколько секунд недоуменно взирал на склоненную перед ним пропыленную рыжую макушку.

— Поднимись.

Тот встал, и Моэраль с интересом взглянул в честное открытое лицо. Этого человека он не знал, но, увидев герб Кантора, нашитый на рыцарскую котту, все понял.

— Ты от лорда Вардиса? Говори.

Рыцарь кивнул и заговорил:

— Меня зовут Хинген Ренс, государь, я безземельный рыцарь, присягнувший на службу отцу лорда Вардиса, а после смерти милорда Элисьера — его сыну. Я шел с армией моего господина из самого Зубца, бился у стен Тавесты и последовал за ним в Гофос. Я был рядом с лордом, когда мы шли в атаку…

— Сильвберн успел укрыться в городе? — перебил Моэраль посланца.

Ренс кивнул:

— Да. Они улепетывали, словно им перца под хвост насыпали, мы не смогли догнать. В Гофос наше войско пришло спустя день после них. Милорд дал армии пару часов на отдых, а затем повел в атаку. Лорд Кантор шел вместе со всеми, руководил взятием ворот. Сначала все было хорошо, мы быстро выбили створки, но когда ворвались внутрь, попали в окружение.

— И? — Моэраль слушал, затаив дыхание. Ну конечно, что может быть закономерней этого, сейчас рыцарь скажет, что Вардис убит.

Но Ренс не подтвердил опасения короля.

— Милорда отрезали от других. Я был рядом с ним до конца, видел, как его оглушили ударом по голове, как он упал… Видел, как его втащили в башню, а потом на башне затрубили в рог и появился лорд Молдлейт. Именем Сильвберна он велел нам отступить, сказав, иначе казнит лорда Кантора. Наша армия отошла, ваше величество, как мы могли рисковать жизнью своего командира?!

Моэраль понимающе кивал. Конечно, он не намеревался осуждать солдат, будь он на их месте, он бы тоже отступил ради Вардиса.

— И что теперь?

— Войско стоит у города, ваше величество. Мы сотню человек потеряли убитыми и около пяти десятков ранено, лорд Кантор в плену, а нам передали, что милорд Молдлейт будет говорить только с королем. Армия Сильвберна сильно ослаблена, мы порядком потрепали их у Тавесты, да и бегство до равнин не прошло для них гладко. Не захвати они лорда, мы бы взяли город. А теперь они заперлись внутри и боятся уходить.

— Выдвигали какие-нибудь требования?

— Нет, просто пригрозили, что в случае нового штурма сбросят лорда Кантора с самой высокой башни.

Моэраль поморщился: в Гофосе высоких башен было предостаточно. А Вардису хватило бы и одной.

— И чего они добиваются, как по-твоему?

Ренс покачал головой:

— Я боюсь строить предположения, мой король. После пленения милорда командование на себя взял племянник Ренлифа, но Молдлейт не стал с ним разговаривать. Он сказал, что вести переговоры будет только с вами.

— Молдлейт? А сам Сильвберн?

— Я не видел его, ваше величество. Я провел у Гофоса едва ли день, сразу помчался сюда…

Моэраль кивнул, отпуская рыцаря. И в самом деле, что мог знать этот вояка? Что же, по крайней мере, тягостное ожидание окончилось, Моэраль даже с ликованием в душе покидал поднадоевшую Тавесту, забирая оттуда армию и оставляя лишь сестру с горсткой воинов для охраны.

Теперь, с каждым днем все ближе и ближе подходя к окруженному городу, он полной грудью вдыхал пьянящий запах весенней степи, пахнущий жизнью… и войной.

На равнинах еще лежал снег. Уже ноздреватый, подтаявший, он упрямо отказывался сходить на нет, и Моэраль со злобным удовольствием представлял, как тяжело было Сильвберну продираться через еще плотные ледяные сугробы, спасаясь от преследования. Иногда по дороге попадались мертвецы. То из одной, то из другой груды снега вдруг показывались руки, ноги, головы, страшные, окоченевшие, покрытые жуткими красно-синими пятнами. Трупы плавали в неглубоких ложбинках, наполненных водой. Порой попадались объеденные костяки, на которых степные падальщики не оставляли ни капли мяса. Северяне по мере сил старались предавать останки земле — сейчас, когда сражение, состоявшееся недели назад, уже начало забываться, в них не было злобы на врагов, а значит, можно было поступать по-человечески.

Моэраль обратил внимание на скудные одеяния трупов. Ночной переполох, положивший начало разгрома Линеля, не позволил армии подготовиться к организованному отступлению. От Тавесты убегали едва ли не полуголые люди. Неудивительно, что рыцарю Ренсу войско Сильвберна казалось потрепанным — таким оно и было. Примерно представлявший себе Гофос Моэраль понимал: лишь отчаяние заставило Линеля идти западню.

Копыта коня вязли в грязи. Неровная разбитая дорога пьяной змеей вихляла по всей степи, поэтому Холдстейн, посовещавшись с тестем, хорошо знавшим эти места, принял решение идти к Гофосу по прямой. Это лес считается непроходимым для армии, а степь — наоборот, вовсе не то место, где обязательно держаться дорог. Влажная, исходящая талой водой, она гостеприимно приняла в свои объятия войско северян. Катили, переваливаясь на холмиках и камнях, телеги из обоза, неторопливо, выбирая местечко посуше, переставляли ноги пехотинцы. Гарцевали на заводных конях, ведя в поводу боевых, рыцари, выглядевшие так, словно выбрались на прогулку, а не шли на войну. Моэраль невольно сравнивал свой первый выход с армией из Вантарры в день, когда кружился в воздухе пушистый снег, а природа, затаив дыхание, ожидала морозов, с этой неделей в пути, дававшейся так легко.

Все-таки воевать надо летом.

У Гофоса их ждали. Навстречу Моэралю выехала небольшая группа рыцарей. Возглавлял их долговязый мужчина в богатых доспехах с золотой насечкой, представившийся как Мардок Ренлиф. Король коротко кивнул — о Ренлифах он знал только то, что они были вассалами Кантора, вставшими на строну Иши. Кого-то из них даже отправили заложником в Вантарру.

— О лорде Канторе у нас, ваше величество, вестей нет, — докладывал рыцарь, весьма волнуясь. — В крепости руководит младший Молдлейт — Даггард, Линеля Сильвберна никто не видел. Едва лишь пленили милорда, я подъезжал к Гофосу, требуя выдвинуть условия его освобождения, но мне было сказано, что переговоры о выкупе будут вестись лишь с королем. С тех пор все тихо. Мы окружили крепость, но боимся идти на штурм — нам было сказано, что в таком случае милорда убьют.

— Правильно боитесь, — достигнув места назначения Моэраль помрачнел, от предчувствия трудных переговоров у него испортилось настроение. — Я бы голову снес дурню, отдавшему приказ об атаке. Что ж, не будем тянуть время. Пошлите гонца в крепость, сообщите: с ними желает говорить король.

Два небольших отряда встретились в трехстах шагах от сияющих новизной ворот Гофоса. Несколько месяцев назад Моэраль точно так же стоял у ворот замка Фисму, и воспоминание о том, что в тот раз дело окончилось хорошо, невольно заставляло его расслабляться. Он боялся, что его выведет из себя вид ненавистного Линеля, но, к его удивлению, навстречу выехал молодой Молдлейт.

Холдстейн с интересом смотрел на Даггарда. Они неоднократно встречались в Сильвхолле и, положа руку на сердце, это был единственный из Молдлейтов, с кем Моэраль был готов иметь дела. Старший, Линнфред, походил на животное своими повадками и тупостью, даже его высокое воинское искусство не располагало к нему Холдстейна. К среднему, Фадрику, Моэраль относился равнодушно до тех пор, пока тот не женился на Рейне, а теперь и вовсе ненавидел, дав клятву убить при встрече. А вот Даггард, веселый, пользующийся вниманием у женщин, умный и решительный, Моэралю нравился. Разумеется, лишь настолько, насколько ему вообще мог нравиться Молдлейт.

— Милорд.

— Для вас — король, но, кажется, наши мнения на сей счет расходятся?

— Верно, — Даггард улыбнулся. — Вы не будете возражать против обращения «лорд Холдстейн»?

— Буду, — Моэраль вернул улыбку. За его спиной Теллин Ирвинделл, навязавшийся в сопровождение короля и страстно ненавидевший всех, кто хоть сколько-нибудь был связан с королевским советом, скрипнул зубами. — Но для вас это, по всей видимости, не имеет большого значения. Впрочем, вы хотели говорить с королем, и я, по правде, тоже хочу говорить с королем. Так что с вами, Даггард, я дел вести не намерен. Зовите Линеля.

Но Молдлейт с сожалением пожал плечами:

— Не могу, милорд. Его величества нет в замке.

Глухая злоба наполнила сердце Моэраля. Он почувствовал, как кровь прилила к лицу и с трудом удержал на языке готовое вырваться бранное слово. Его провели! Он отправил войско вдогонку за Линелем, а тот улизнул. Бросил свою армию, мерзавец, и сбежал.

Кривя губы в гримасе отвращения, Холдстейн не проговорил — прошипел:

— Я восхищаюсь вашим правителем. Как это достойно короля: бросить своих людей на произвол судьбы!

— Политические решения даются нелегко, сами знаете, — Даггард построжел лицом. — Его величество думает не о своем благе, а о судьбе королевства. Он поручил командование мне, поэтому если вы, милорд, готовы вести со мной переговоры, ведите. Если нет… что же, лорд Вардис вас простит… наверное.

Холдстейн лишь усмехнулся:

— Даггард, я отсюда слышу, как неровно бьются сердца ваших людей. Ваша верность Линелю мила и трогательна, но угрозы по меньшей мере наивны. Вы ведь понимаете, что своими силами я снесу этот замок, который и замком-то назвать нельзя, сравняю его до земли вместе с вашим войском. Так к чему эти пафосные речи? Просто скажите, чего вы хотите, и начнем серьезный разговор.

Молдлейт улыбнулся. Моэраль невольно восхитился им: ведь Даггард не знал, насколько далеко готов зайти Холдстейн в своем стремлении уберечь друга. Ему выдался такой шанс — уничтожить армию соперника, и между ним и этим шансом стоял всего лишь человек… Кто мог гарантировать, что Моэраль им не пожертвует?

Облизнув пересохшие губы, Молдлейт проговорил:

— У нас несколько требований к вам. Мы отпускаем лорда Кантора в целости и сохранности, невзирая на то, что это, без сомнения, принесет нам в будущем массу проблем. Взамен мы требуем, чтобы вы позволили нашей армии беспрепятственно покинуть Гофос и не преследовали ее.

Моэраль задумался. Даггард действительно умен — понимая, что крепость грозит ему гибелью, он желал лишь уберечь доверенное ему войско, пусть даже такой уход — без боя, не делал ему чести. Такой поступок нельзя не уважать.

Холдстейн кивнул. Он понимал, что эти люди не уйдут в никуда. Они присоединятся к новому войску, которое Линель соберет в Сильвхолле, они будут биться против него и нести его людям смерть… Но сейчас с ними не было Сильвберна, и Моэраль готов был им это просить. Тем более, он понимал — уход разбитых, разобщенных и измученных людей послужит достойной платой за жизнь верного друга.

— Это не все.

Теперь Моэраль нахмурился. Он и так шел на достаточные уступки, и ему не нравилось, что Молдлейт хочет большего. Но Даггард, игнорируя недовольство Холдстейна, продолжил как ни в чем не бывало:

— Мы требуем перемирия. Пообещайте нам, что летом не будете вести военные действия, и мы…

— Нет.

Всего лишь одно слово, но оно прозвучало так, что Молдлейт оборвал свою речь.

— Нет, — снова повторил Моэраль. — Я разбил вашего короля наголову и закреплю успех. Уверяю вас, Вардис поймет, если что. Я не буду терять лето ради ваших угроз. Я просто отправлю вас всех к духам предков и сожалеть не буду.

Молдлейт пристально смотрел на Холдстейна. Он видел, что тот не шутит… и боялся. Не зная, как подступиться к непроницаемому словно камень Моэралю, он нерешительно проговорил:

— Но подумайте сами, кто может гарантировать, что иначе ваше войско не кинется за нами в погоню…

— Я. Я обещаю, что дам вам неделю. Этого вполне достаточно, чтобы убраться отсюда подальше. Я гарантирую, что неделю не буду вести никаких действий против вас. Неделю — не больше.

— Тогда месяц.

— Нет.

— Месяц, милорд! Если я просто отдам вам пленника и уберусь отсюда, с меня снимут голову, а мне все равно, убьете меня вы или Сильвберн. Так что месяц, иначе за жизнь Кантора я не ручаюсь.

— Я подумаю, — сказал Моэраль.

Развернул коня и поехал прочь.

Он думал два дня. Прикидывал сроки — как быстро Линель оправится от поражения, размышлял, куда следует нанести следующий удар и сколько на это потребуется времени. Советовался с лордами, впрочем, их советы ему слабо помогли.

Ирвинделл, недолюбливавший Вардиса, вообще считал, что нельзя идти на уступки врагу, и следует немедленно атаковать Гофос, чего бы это ни стоило. Риалан Смони, напротив, полагал, что ради спасения верного союзника можно пожертвовать чем угодно. Этот когда-то насмерть перепуганный грядущей смертью мальчишка все еще питал склонность к рыцарским замашкам. Орпу советовал пойти на компромисс и ограничиться двумя неделями перемирия. Приречным лордам было все равно.

В итоге все решила погода. Наметивший своей следующей целью Золотую Падь, Моэраль долго и дотошно допрашивал двух приведенных к нему разведчиками крестьян и в результате решил уступить Молдлейту. Плодородная почва Пади питалась несколькими притоками Муора, и у северного короля не было сомнений, что мосты через эти притоки давно сожжены — лорд Пади был не дурак и мог догадаться, куда обратятся глаза Холдстейна после Тавесты. Значит, на нормальную переправу можно не рассчитывать. Крестьяне сообщили, что в период таянья снегов на реках половодье, которое окончится едва ли не в конце весны. Значит, Моэраль ничем не рисковал, отдавая Молдлейту целый месяц.

Для подписания договора о перемирии Моэраль вошел в крепость и был приятно удивлен.

Армия Сильвхолла готовилась к обороне по всем правилам. Обветшавшие стены были подправлены, все дыры заделаны — новый камень сильно отличался по цвету от старого. На прочных, выстроенных из свежего дерева площадках, примыкавших к каменным сводам, располагались котлы со смолой, под которыми едва теплился огонь. Повсюду стояли бочки с водой и песком на случай, если враг пожелает поджечь крепость.

И все же, осада и плохая оснащенность армии сказывались: одежда набившихся во двор воинов выглядела поизносившейся, сами люди были бледны от недоедания.

Не было чести добивать такую армию, и Моэраль даже ощутил облегчение, что ему предстоит всех их отпустить.

Войско Сильвхолла настороженно следило за королем севера. Моэраль ехал через ряды солдат Линеля, стараясь не сводить глаз с ворот донжона, возле которых ожидал Молдлейт. Он находился в стане врага, что не могло не волновать, ведь в любой момент Даггард мог решить, что голова Холдстейна для него дороже чести, и захватить его в плен. Впервые Моэраль подумал, как глупо так высоко ставить слово благородного.

Холдстейн смотрел перед собой, но взгляды сопровождавших его Ирвинделла и старшего Сольера то и дело устремлялись в толпу. Если бы Моэраль глядел так же пристально, как его союзники, он увидел бы, что многие буквально пожирают его глазами: мало кто из них видел до этого короля севера так близко. Некоторые так и вовсе кланялись, и совсем не так, как кланяются простолюдины обычному благородному лорду. Линель взбесился бы, если б узнал.

Молдлейт ввел короля на второй этаж донжона по витой проходящей вдоль стены лестнице. Комната, где разместился Даггард, была обставлена как кабинет: несколько набитых книгами и картами шкафов у стен, ряд скамеек, пара разрозненных стульев, большой стол у окна, на котором уже лежала подготовленная бумага и стояли перья с чернильницей. Угол комнаты отделяла серая занавеска, там по всей видимости находилась кровать лорда.

Даггард волновался. Он тщательно готовился к визиту Холдстейна: одежда вычищена, надраенные сапоги чуть слышно поскрипывали при ходьбе, на груди висела массивная золотая цепь с гербом рода. Моэраль бросил взгляд на весьма подробно изображенную мастером золотых дел рысь — красиво, и усмехнулся, когда Даггард, проводя его к столу, повернулся спиной. Готовясь к приезду врага, Молдлейт принял ванну, и теперь короткие локоны у него на затылке забавно кучерявились, делая лорда похожим на озорного мальчишку.

Стоявший возле двери воин дождался, когда войдут сопровождавшие короля лорды, и собрался было закрыть дверь, но в этот момент в комнату вошел мужчина с рыжими волосами и бородой, и гербом Райсенов на одежде. Даггард встретил его испепеляющим взглядом, но ничего не сказал, а Моэраль сделал в памяти зарубку: в лагере его врага не все гладко, и может быть когда-нибудь это можно будет использовать.

— Хорти Райсен, милорд, рад приветствовать вас в Гофосе.

Лорды обменялись приветствиями. Политесы закончились. Пришло время для серьезных дел.

Даггард не собирался так быстро уступать. Как базарная торговка он бился за каждый день перемирия, но Моэраль был неумолим — месяц, не больше. Стоявший тут же Райсен несколько раз вежливо влезал в спор, указывая, что армия Сильвхолла оставляет позади хорошо укрепленную крепость, которую северяне тут же займут, и это тоже нужно учитывать, но Холдстейн лишь улыбался. Ему ни к чему Гофос, гораздо выгоднее продолжать наступление. Да, он очень хочет выручить союзника из плена, но ведь всему есть предел. Нет, он не знает, как Молдлейт будет оправдываться перед Сильвберном, ему все равно. И вообще, если милорды намереваются так вести переговоры, он лучше вернется в лагерь, а они пусть еще подумают.

Очень помог Моэралю Ирвинделл. Теллин, чье умение поставить соперника в безвыходную ситуацию Моэраль однажды испытал на себе, долго молча слушал, а потом веско, обрубая все до этого сказанное, описал перспективы предстоящей осады. Рассказав подробно о всех недостатках крепости, которую малыми силами оборонить вовсе невозможно, он в двух-трех словах описал бесполезную гибель всего осажденного войска, а также застенки Иэраля, место в которых он с удовольствием предоставит тем лордам, которым посчастливится выжить в битве. А напоследок со смаком рассказал, какое удовольствие испытает, лишив Уолдера Молдлейта младшего сына.

Даггарду рассказ не понравился. Еще меньше он пришелся по душе Райсену, вовремя сообразившему, что если за Молдлейта-младшего отец предложит выкуп, выкупать самого Райсена вряд ли кто-то будет. Ну а погибать просто так не хочется никому.

Пригласили писца. Статный молодой человек с мягкими как у девушки локонами быстро состряпал соглашение в двух экземплярах и удалился. Молдлейт первым поставил на обоих бумагах размашистую подпись и протянул перо Моэралю. Но Холдстейн покачал головой:

— Сначала Вардис.

— Вы не доверяете мне? — Даггард сделал оскорбленное выражение лица, но чувствовалось: он обижен далеко не так сильно, как хочет показать.

— У простолюдинов есть поговорка: «Доверяй, но проверяй». Мне кажется, в этом есть смысл. Так что сначала вы отдаете мне лорда Кантора, а затем только я подписываю бумаги. Или с моим другом что-то не так, если вы изволите спорить, милорд?

Модледлейт ничего не сказал, лишь подал знак стражнику. Тот высунул голову за дверь, отдал отрывистый приказ.

— Лорд Кантор в соседних покоях, долго ждать не придется, — вежливо улыбнулся Райсен, и действительно — ожидание не затянулось. Уже спустя несколько минут Моэраль услышал звуки шагов, а через мгновение дверь распахнулась, впуская Вардиса.

Он ничуть не изменился. Все тот же насмешливый прищур глаз — так Кантор щурился, когда был доволен, все та же улыбка. Бритое лицо, чистые, жесткими изломами падающие на плечи волосы.

Только кожу на шее портит узкая фиолетовая полоска, да бинт белеет на левой руке.

— Та-а-а-ак… — Моэраль, чувствуя как лицо кривится от бешенства, обернулся к Молдлейту. — Сейчас вам, милорд, придется кое-что объяснить…

— Не стоит пытать милейшего Даггарда, — раздавшийся голос Вардиса был немного хрипловат, но благодушен. — Тебе все великолепно объяснит лорд Райсен, благо он находится тут вместе с нами.

И Вардис улыбнулся. Его белые зубы напоминали обнаженные клинки, а мрак стылой зимней ночи на миг выглянул из глаз.

Моэраль, до хруста сжав пальцы в кулаки, обернулся к Хорти. Тот прямым взглядом встретил разъяренный взор Холдстейна.

— Так вы изволили пытать моего союзника, милорд?

У самой змеи не вышло бы прошипеть лучше, чем это сделал Моэраль.

Райсен кивнул.

— Я поступил как должно.

Он бы добавил что-то еще, но Моэраль не имел намерения слушать. Повернувшись к Молдлейту, он холодно сказал:

— У нашего договора появился еще один пункт. Вы выдаете мне лорда Хорти Райсена.

И тут Молдлейт кивнул. Моэраль, ожидавший отказа, открыл было рот для возражений… но события понеслись вскачь.

Райсен, с момента входа Вардиса в кабинет по-видимому опасавшийся чего-то подобного, бросился к окну. Сунувшийся было к двери Сольер, ожидавший, что Хорти бросится к единственному выходу, грязно выругался. Ирвинделл устремился было бегущему лорду наперерез, но времена его молодости прошли — беглец оказался намного более резвым. Швырнув под ноги метнувшемуся от двери стражнику стул, он одним махом взлетел на подоконник, примеряясь прыгнуть на крышу ближайшего сарая… и был буквально сбит на пол врезавшимся в него Вардисом.

Райсен попытался бороться. Его рука скользнула к перевязи с мечом, но лорд Кантор оказался проворнее. Левой рукой он перехватил запястье соперника, взвыв от боли, а правой нанес ему удар в лицо. Брызнула кровь, Хорти нечленораздельно вякнул, а Вардис уже занес кулак для второго удара.

— Я забыл вас предупредить милорд, — с деланным сожалением произнес он. — Я не умею прощать обид.

И нос Райсена звучно хрустнул, встретившись с костяшками лорда Кантора.

Спустя десяток минут северяне оставили за собой ворота Гофоса. Моэраль и Вардис шли рядом, в шаге позади топали Ирвинделл и Сольер, не пожелавшие ехать верхом, как и их король оставившие коней на попечение следовавшей за ними охраны. Хорти Райсена со связанными руками везли позади, накинув плащ ему на голову: Молдлейт обоснованно опасался волнений в своем войске — люди Райсенов составляли в нем едва ли не одну пятую часть и вряд ли бы дали увезти своего командира в плен.

Как Даггард будет объясняться с ними потом, Моэраля не волновало.

Вардис широким шагом спешил навстречу свободе, баюкая левую руку. От короткой схватки с Райсеном на бинте проступили пятна крови, что ничуть не мешало лорду Кантора выглядеть счастливым. Вполголоса, чтоб было слышно только Моэралю, он объяснял:

— Я очень рад, что ты приехал. Признаться, мне жутко надоело сидеть взаперти. Сначала меня держали в тюрьме, уже потом, когда Молдлейт отобрал меня у Райсена, поместили в комнате, но, знаешь, мне кажется, я весь настолько пропитался запахом подземелий, что не выветрить и за год. Пытал меня Райсен. По-хорошему, я понимаю его — я ж просто кладезь информации. Сволочь, вырвал мне два ногтя…

— Ты много ему сказал? — Холдстейн не скрывал волнения. В эти минуты он впервые в жизни жалел о своей предельной откровенности с другом и весь сжимался в ожидании ответа.

— О-о-о, — Вардис был доволен. — Такого обилия сведений он от меня не ожидал. Я прямо фонтанировал. Все рассказал: и о том, что Кэшора ты знать не знаешь, и о том, что шпионы в столице у тебя есть, и даже не один, а кое-кто в королевском совете и вовсе только твои приказы исполняет, — и, увидев, как побледнел Холдстейн, тоном знатно пошалившего мальчишки добавил. — Эринн, например.

— Что? — Моэраль удивленно вскинул брови. — Эринн?

— Именно, — Кантор лучился довольством. — Уж не думал ли ты, что я выдам им тебя с потрохами? Брось, во-первых, я не знаю всех твоих дел. И имя шпиона твоего, кстати, тоже не знаю. Я, конечно, сказал и немного правды, ну, ты понимаешь, чтобы проверили и поверили. Сказал про Арну — что это она привела тебе армию, рассказал про предательство Смони — что это был твой план. Они и так бы узнали, да и информация не так ценна… А вот про остальное я наврал. И, судя по гонцу, которого Райсен вечерком после нашего разговора отправил прочь из замка, очень скоро Линель будет осведомлен о всех твоих делах.

Холдстейн слушал, качая головой. Как он мог хоть на миг усомниться в друге?! Вардис был кем угодно, но не предателем, и теперь Моэралю было стыдно за свои мысли.

— А ногти? — спросил он наконец. — Он понял, что ты в чем-то соврал?

— Нет, — Кантор поморщился от неприятных воспоминаний. — Но я же, как ты понимаешь, не мог заговорить сразу! Это казалось бы подозрительным. Он — Райсен — привык пытать людей, знает, как это делается. Он не верит сломавшимся сразу. Он должен был удостовериться, что я его боюсь, а иного способа заставить его сделать это я не видел.

— Но ногти, — Моэраль содрогнулся от отвращения.

— Брось, это всего лишь два ногтя, к тому же левая рука. Вот если б он выжег мне глаз, я бы расстроился, а так… Ты сам подумай, ведь это стоило того! Если нам получится бросить тень на Эринна, какое преимущество мы получим!

— Огромное… Ты молодец. Но — слушай меня, — голос Холдстейна внезапно стал суров. — Второго такого случая я не допущу. Ты у меня один, и ты мне нужен. Если ты еще хоть раз сунешься в битву как простой рядовой, клянусь, я отправлю тебя в Зубец. Будешь там ждать окончания войны. Ты понял?!

И, когда друг послушно кивнул, король севера прибавил шаг.

А за его спиной, в Гофосе, армия Сильвхолла готовилась к отбытию.