Мгла

Евгения Лазарева

Вы никогда не задумывались, что вторжение может быть совсем незаметным и совершенно непохожим на то, что описывают в книгах и показывают в фильмах? И вместе с тем намного более страшным и опустошающим. Как остаться человеком в нечеловеческих обстоятельствах, на арене схватки, где вид хомо сапиенс является просто разменной монетой. Взгляд четырех людей, четырех непосредственных участников событий. Четыре жизни, четыре выбора. Какой из них ближе именно вам?

Он

Вчера все не ладилось. Шло наперекосяк, валилось из рук. Согласно «Харрашу», а я всецело доверяю ему, это означает утечку энергии. Наверное, кто-то спровоцировал меня на ее выброс, что удивительно само по себе. Но люди ведь не могут жить спокойно, не трогая других. Разве нет? На самом деле, больше удручает то, что я не сумел идентифицировать провокатора. А это странно. На самом деле, я мало с кем общаюсь. Несколько приятелей да одна женщина. И даже такое взаимодействие некоторое время назад было сведено к минимуму. Только по работе. Вот так.

Признаться, я всегда чувствовал, что отличаюсь от окружающих. Мы действительно разные. Ведь они предпочитают напиваться до скотского состояния при всяком удобном случае. А также обожают шумные вечеринки, беспорядочные отношения и деньги, берущиеся буквально из воздуха. И ничего иного для них не существует. Какая узость мышления, разве нет? Я же очень рано научился читать. И именно книги стали моими единственными и до конца верными друзьями. Они всегда расцвечивают серый обыденный мир, расширяют границы мировосприятия. И побуждают становиться лучше, как ни смешно это звучит. А когда два года назад на книжном развале в областном центре я обнаружил «Харраш», в моем существовании вообще произошел перелом.

Телевизор в комнате матери вопит на полную катушку. Как всегда, политическая программа. Смотрит их все подряд. Честно говоря, с таким уровнем подкованности пора в революционеры. И это не ирония, а вполне себе осмысленный вывод, следующий из многолетних наблюдений.

Да, раньше мою энергию забирала как раз мать. Если не в процессе нагнетания ссоры, то исподволь, постепенно. Например, стоя с преувеличенно скорбным видом у косяка двери. Или готовя себе отдельно нарочито нищенский ужин при ломящемся от продуктов холодильнике. Жалуясь поджатыми гузкой губами на бесконечные болезни. Или же пытаясь самостоятельно начать делать уборку. Будьте спокойны, ни одно из вышеупомянутых действий, предоставленных самим себе, никогда не будет завершено. Это просто способы продемонстрировать, какая сволочь у нее сын. А в сердцевине своей — получить энергию. И таких приемов у матери множество, всех и не перечислить. Да, было время, когда пребывание дома изматывало меня не хуже многочасовой физической работы. Но, конечно, кошмарнее всего оказывались скандалы, которые закатывались все чаще и чаще. Видимо, с каждым разом требовалась более серьезная доза. Спасался я тем, что старался реже бывать в стенах нашего жилища. В моей сумке всегда лежала книга, с которой можно было пристроиться где угодно, и хотя бы на время отодвинуть проблемы.

С появлением «Харраша» изменилось многое. Я получил подтверждение, что подавляющее количество людей не умеют или не могут извлекать энергию непосредственно из пространства. Кстати сказать, насыщенного ею. Ведь воровать намного проще. Разве нет? Признаться, мало кто из соплеменников, осознанно или неосознанно, черпает ее из вселенной. Хотя наш мир буквально переполнен ею в том или ином виде. Бери, не хочу. Но лишь те немногие ни у кого ничего не крадут. А остальные, в большей или меньшей степени, становятся энергетическими упырями. Встречаются такие монстры, что способны высосать досуха. Происходит так потому, что канал, ведущий от вампира к донору шире, чем тот, который связывает донора с космосом. Последствия таких манипуляций ужасающи. Высосанный внезапно, без всяких видимых оснований, теряет все жизненные силы и умирает. Причем врачи не в состоянии диагностировать заболевание. Но это крайний случай. Как правило, люди и берут, и отдают одновременно. Если выкачивается больше, чем закачивается, то нарастает ощущение гнетущей опустошенности, слабости. Появляются неотступные мысли о смерти. И действовать тогда нужно безотлагательно. Необходимо во что бы то ни стало выявить источник утечки и оборвать связь.

«Харраш» научил ставить защитные блоки. Помог развить способность накапливать энергию самостоятельно. Я стал совсем нелюдимым, но мое самочувствие резко улучшилось. Организм окреп, а разуму открылись такие тайны, о которых и не подозревал.

Интересное дело, когда мои пальцы впервые коснулись этой удивительной книги, вдруг пришло ощущение, что именно в ней сокрыто предназначение, то, ради чего я пришел на планету Земля. Идея, конечно же, выглядела нелепой. Но отвязаться от нее оказалось невозможным. И книга, конечно же, была приобретена. Кстати сказать, за смехотворные деньги. Еще в поезде я начал читать, с первых же строк погружаясь в неведомый и необыкновенный мир. Толчки и мат соплеменников, грубо вырывавшие меня на поверхность, воспринимались особенно болезненно. Но оторваться я уже не мог.

Дома внимательно осмотрел толстенький том, достаточно потрепанный, хотя и с целыми страницами. Ни издательства, ни года выпуска, вообще никаких выходных данных. Будто «Харраш» упал с неба. Но какое это имеет значение? Каждый раз, когда я беру его в руки, он становится теплым. Как настоящее живое существо. И оно благоволит ко мне, стремится дать знания, в которых я так нуждаюсь.

При мысли, что мать, имеющая привычку рыться в моих вещах, может найти его, сердце давало сбой. Словно в книге действительно заключался смысл моего существования. Поэтому мне пришлось поставить у себя звуконепроницаемую дверь, врезать хитрый замок. Которым я пользуюсь даже тогда, когда выхожу по малой нужде. А также приладить звукоизоляцию во всей комнате. Признаться, в тот момент не обошлось без наигранных обмороков и бесконечных завываний со стороны матери. Но овчинка стоила выделки. Пьяные вопли соседей, грохот телевизора и спектакли родительницы отрезаются сразу, как только я закрываю дверь. И остаюсь с самим собой и с «Харрашем».

После опытов с защитными блоками раскадровка домашних представлений заметно модифицировалась. Скандалы устраивались в любое время, когда я появлялся в пределах досягаемости. Мать споро вышмыгивала из своей комнаты или кухни, и запускалась хорошо смазанная карусель. Перечислялись сотни болезней, которые неустанно грызут ее, а мой образ выписывался густыми мазками и определялся где-то в районе мерзавца и дряни с отклонением в сторону маньяка, стремящегося сжить со свету самое близкое существо. Это выглядело настолько нелепо, что я смеялся матери в лицо. Тогда тактика претерпевала превращения. И меня принимались хватать за руки, сползая в картинных рыданиях на пол.

Да, занимательное было время, признаться. Я не уставал изумляться изобретательности и находчивости человека, давшего мне жизнь. Но разрушить воздвигнутые барьеры эти выступления уже не могли. Соответственно, прекратились и выплески энергии с моей стороны. А если нет подпитки, то нет и нормальной жизнедеятельности. И мать начала съеживаться и стареть буквально на глазах. И, как правило, редко выходить из своей комнаты, куда перетащила телефон. Теперь оттуда почти постоянно слышится нескончаемый разговор с очередной приятельницей, в котором без труда угадываются знакомые визгливые нотки.

В общем, мамаша моя оказалась еще тем вампиром. Хотя, простите, много ума не надо, чтобы тянуть энергию из собственного сына. Истины ради стоит отметить, мною просто восполнялось то, что без лишних усилий забиралось у нее окружающими людьми. И ее можно и даже, наверное, нужно пожалеть. Но поступать так с ребенком, согласитесь, бесчеловечно. Не зря мое детство сопровождали бесконечные болезни, больницы и отчаянное ощущение ненужности.

По мере изучения «Харраша» я стал замечать, что животные проявляют симпатию ко мне. Даже самые злобные псы, за секунду до того готовые разорвать кого угодно, виляют хвостами и смиренно тыкаются носами в мои колени. Сначала это казалось просто забавным. Потом пришло понимание, что все живые создания действительно братья, к которым нужно относиться не менее бережно и уважительно, чем к самому себе. Дальше — больше. Меня начали избегать хулиганы. И теперь уже ничто не препятствует мне совершать прогулки в городе или лесу в самый поздний час, ничего не опасаясь. Всякое дело спорится в моих руках, а все существо переполняет радость. Хотя, признаться, только наедине с собой. Внутренняя нечистоплотность рода человеческого отталкивает, вызывает настоящее отвращение. И от этого никуда не деться. Вонючие скоты, гадящие вокруг себя. Стремящиеся выжать как можно больше — из жизни, природы, других людей. И не прикладывать никаких усилий. Их неумение или нежелание смотреть в перспективу, совсем близкую или отдаленную, по-настоящему обескураживает. Неужели так можно? Да, наверное, со стороны мое отношение к ним выглядит чем-то вроде ненависти. Смешно, честное слово. Ведь «Харраш» показал мне, что ненависть, как и каждое сильное чувство, провоцирует стремительный и значительный выброс энергии, потеря которой может вызвать разрушение защитных барьеров и даже нездоровье. А это уже совершенно не к чему. Разве нет? Поэтому я был вынужден выработать автоматическую доброжелательность при любых контактах.

Мне известно, что ничего и никогда не происходит просто так. Вот и встреча с «Харрашем» для чего-то нужна. Но для чего, по-прежнему остается загадкой. Признаться, вопрос этот мучает и изводит, не давая отдых рассудку. Мысли одна занимательнее другой буквально раздирают мозг. Они не оставляют меня и на работе, где требуется сосредоточенность и внимание. Понятно, что моя деятельность притормаживает, буксует, а это вызывает раздражение начальников и коллег. Мнение последних можно элементарно игнорировать, а вот с руководством выходит сложнее. Но пока все происходит по одинаковому сценарию. Меня вызывают, устраивают жуткую выволочку. Я же в ответ улыбаюсь и предлагаю урегулировать ситуацию миром. Почему-то такая реакция раз за разом ставит руководителей в тупик. Они теряются, замолкают, а потом крутят пальцем у виска. Смешно? Видимо, подобное поведение совершенно не укладывается в накатанную схему взаимоотношений внутри организационной структуры.

Чтобы отдохнуть, я всегда ухожу в лес. В выходные дни — надолго. Иду, бережно отодвигая ветви, в самую глухую чащу, где не угадывается даже намек на присутствие человека. Нахожу сухую поляну, покрытую резными травами и цветами, ложусь, раскрывая руки, и закрываю глаза. Солнце ласкает теплым прикосновением, птицы распевают веселые куплеты, шумит листва под ветром, а душа наполняется радостью. И в такие моменты мне кажется, что я сливаюсь с природой, со всем мирозданием. Нет отдельного меня и отдельного макрокосма. А образуется некоторое общее, гармоничное целое.

Таким образом я могу проводить время до позднего вечера, вслушиваясь в симфонию, которую дарит природа. Встаю, травы распрямляются, ложусь — превращаются в мягкий покров. Если хочется есть, присаживаюсь на поваленное дерево, вытаскиваю из сумки термос и бутерброды. Утолив голод, поднимаюсь и иду дальше. Когда начинает садиться солнце, поворачиваю обратно. И не сумею объяснить, почему. Нет сомнений, что мир, частью которого я являюсь, обязательно позаботится обо мне, не даст замерзнуть, промокнуть или заболеть. Удивительно, но с наступление темноты ноги сами, без участия разума, несут меня к городу. И чащоба неизменно редеет, сквозь разрывы веток загораются огни, а я выхожу на знакомую тропинку.

Ход времени не остановить. Лето заканчивается, наступает осень, раскрашивая кроны деревьев яркими красками. В лесу становится тихо и как-то стеклянно прозрачно. Задувают холодные ветра. И я наконец получаю ответ на так мучающий меня вопрос. Гуляя и вороша ботинком опавшие и уже преющие листья, поднимаю голову, услышав, как ветер ураганом несется по верхушкам берез и елей. Он кружит около меня и неожиданно бросает в лицо охапку неизвестно откуда взявшихся цветов. Пытаясь удержать нечаянный подарок, я внезапно осознаю, для чего появился здесь. Будто это понимание присутствовало во мне всегда. Как странно. Разве нет? Оказывается, нужно просто предоставить наш доверчивый и чистый мир самому себе, изъяв паразитов, разрушающих его со все возрастающей яростью. И способ пока неизвестен, верно. Однако я должен это сделать, если то, что окружает меня, действительно дорого мне. И если мы — единое целое.

Наверное, такое решение всегда лежало на поверхности, но почему-то никогда не приходило в голову. И вот теперь все ясно и четко, но продолжать прогулку я больше не в состоянии. Неясное беспокойство тревожит и гонит домой. Интересно, зачем? Видимо, за разъяснениями придется обращаться к «Харрашу», не иначе.

Задумавшись, неспешным шагом выхожу к реке. И ненароком набредаю на компанию, культурно — в своем понимании — проводящую досуг. Все как всегда. Пьяные мужчины в тренировочных штанах и кожаных куртках. Изрядно нетрезвые их подруги. Дети, бегающие с пронзительными воплями. Костер, шашлыки, бутылки, мусор. И автомобиль, почти уткнувшийся в ствол дерева, машина, оставившая за собой две глубокие колеи, будто раны. Я застываю, пораженный в очередной раз варварством соплеменников, не в силах сдвинуться с места. И, видимо, этим привлекаю внимание одного из отдыхающих. Он нагло разглядывает меня, сплевывает и начинает подниматься, растягивая мерзкой ухмылкой рот. В глазах злоба, презрение и предвкушение потехи. Неудивительно, ведь я не его круга и один. Жалкий, чисто одетый «ботаник», на свою беду наткнувшийся на расслабуху реальных мужиков. Разве нет? И, слава богу, ему никогда не узнать, что мышцы мои не менее крепки, чем у него, а тело сложено во много раз лучше.

Ругательства уже готовы сорваться со слюнявых губ мужчины. Но тут он наталкивается на мой взгляд, и мат застревает в его в глотке. Славно. Вот теперь можно и покинуть место обильных возлияний. Но вокруг порожняя посуда, отходы. Какая-то дрянь раскидана буквально повсюду. А ведь банкет еще и не думает подходить к завершению. И я не выдерживаю, уйти просто так нельзя. Поворачиваюсь к людям и отчетливо произношу:

— Немедленно убрать за собой все!

— Чего, блин? — нетвердо привстают мужские особи.

Женщины тут же поддерживают спутников отборным матом, на все лады склоняя мою родню. Даже их отпрыски останавливаются и вытаращивают глаза в ожидании развлечения. Действительно. Почему бы нет? Их так много, а я один. И я смеюсь. Хохочу во весь голос. Эхо перекатывает звук смеха вверх-вниз, вверх-вниз, будто пробуя его на вкус.

А эти обезьяны сначала замирают в недоумении, уж больно неадекватна моя реакция. Но приказ ведь ясен и недвусмыслен. И они, шатаясь и падая, все-таки принимаются собирать мусор в пакеты и сумки. Ни единого слова, только шорох, хруст и шелест. За этим занятием я и оставляю их, зная наверняка, что соплеменники приберут все, потушат костер и отправятся восвояси, так и не вспомнив, не поняв, что заставило их прервать так удачно начавшуюся вечеринку. Самое печальное заключается в том, что их можно остановить сейчас, но заставить вести себя по-человечески в следующий раз — нельзя.

От окраины леса до моего жилья всего десять минут ходьбы. Но я успеваю встретить еще несколько подвыпивших в тренировочных штанах и торчащих на макушках вязаных шапках. Один из них держит за руку не менее пьяную подругу с плоским пустым лицом. И все вместе они выводят нестройными голосами что-то вроде «Ничего на свете лучше нету…». Слава богу, хотя бы детские песни помнят, те, в которых до сих пор есть светлый посыл.

На скамейке возле дома сидят две молоденькие мамаши, их совсем маленькие дети возятся в песочнице. Девицы оживленно что-то обсуждают, перемежая каждое слово ругательством, прикладываются к бутылкам пива и посасывают сигареты. Их высоко заколотые хвосты одинаково трясутся от возбуждения, вызванного, видимо, интересной для дам темой.

Прохожу мимо, морщась от дыма. Они умолкают, провожая меня внимательными взглядами. За спиной продолжают, совершенно не заботясь о том, что я могу услышать:

— Прикинь, это наш сосед сверху, твою мать. Не курит, не квасит и баб не водит, сука.

— Да ты гонишь, блин!

— Неа, прикинь.

— Ну, по ходу, видать — пидор! Ясное дело.

— Ага, по ходу. В натуре клево было бы позырить, как мой Сашка взлохматит его, твою мать.

Мамаши довольно хихикают. Славно. Захожу в подъезд, мысленно желая этому Сашке держаться подальше.

Открываю дверь квартиры. Меня встречают включенное на полную громкость радио и вышедшая из своей комнаты мать. Она, как обычно, опирается плечом о косяк, и не успеваю раздеться, заводит привычную песнь о подлой моей сущности. Сопровождаемый такими сказаниями я умываюсь и скрываюсь у себя. Переодеваюсь в домашнее, ложусь на кровать, закинув руки за голову. Знание согревает меня теплым светом. Теперь нет сомнений, что через некоторое время наш мир снова станет цельным, таким, каким он был до прихода человека. Ведь хомо сапиенс не всегда существовал здесь. На самом деле, он инородное тело, привнесенное сюда неизвестно кем и непонятно зачем. Человечество — болезнь, разъедающая эту часть пространства. И не исключено, что такое инфицирование когда-то было произведено намеренно.

Проходит, наверное, еще месяц. И, в конце концов, я понимаю, что именно требуется сделать, чтобы помочь нашему миру. Хотя для меня, скорее всего, это означает смерть. Все так, а медлить нельзя, наступает нужное время. Начало ноября, землю сковывает морозец, и воздух насквозь пронизывают белые мухи. И я оказываюсь в заброшенном двухэтажном деревянном доме, ничем не отличающемся от окружающих строений, за исключением того, что он признан аварийным, и всю пьянь, населявшую его, растолкали по другим местам. В сумерках замирающего дня поднимаюсь по скрипящим ступеням на второй этаж, толкаю дверь одной из квартир. Под ботинками хрустят разбитые стекла, повсюду валяется мусор, но по комнатам гуляет свежий ноябрьский ветер, холодный, пронзительный и уничтожающий любой дурной запах. Слава богу, никто не встречается на моем пути.

Медлю несколько минут, окончательно взвешивая принятое решение, так как отчетливо осознаю, что обратного пути не будет. То, что произойдет сейчас, станет безвозвратным. И для меня тоже. Разумеется, выбор сделан, но в последнее мгновение я останавливаюсь, откладывая финальный шаг. Ведь он важен неизмеримо. Жду, позволяя мыслям свободно блуждать. И постепенно предельная ясность затопляет сознание. Глубоко вздыхаю, немного нервничая. И рывком открываю дверь в нужное измерение.

Порыв ветра едва не сшибает меня с ног. Вместе с вихрем выныривает нечто темное, юркое, неопределенной формы. Оно кружит возле, но почему-то не трогает. Затем вытягивается в ленту, вплотную приближается, будто обнюхивая, и стремительно уносится прочь. Славно. На висках выступает холодный пот. Я знал, что существо придет одно, однако не подозревал, что после встречи останусь в живых.

Все. Возврата нет. Положено начало цепной реакции. Процесс продлится, возможно, несколько десятков лет, но постепенно население планеты целиком превратится в открытых энергетических вампиров, умеющих поглощать энергию только от человека. Когда будет высосан последний, чудовища останутся без пищи. Какое-то время им придется голодать. Но придет день, и их жизненная сила иссякнет без остатка, а сами они рассыплются в прах. Тогда выпущенное сегодня существо покинет временную оболочку и уйдет к себе, закрыв распахнутую мною дверь. А наш мир продолжит жить. Но уже без человечества.